Евгений михайлович богат ничто человеческое…. Сборник идеальных эссе по обществознанию Однажды я получил письмо от елены константиновой

И. П. Васильевых, Ю. Н. Гостева. ТИПОВЫЕ ТЕСТОВЫЕ ЗАДАНИЯ. 14 вариантов заданий

ВАРИАНТ 11

Часть 1

Ответами к заданиям 1-25 являются цифра (число) или слово (несколько слов), последовательность цифр (чисел). Запишите ответ в поле ответа в тексте работы, а затем перенесите в БЛАНК ОТВЕТОВ № 1 справа от номера задания, начиная с первой клеточки, без пробелов, запятых и других дополнительных символов. Каждую букву или цифру пишите в отдельной клеточке в соответствии с приведёнными в бланке образцами.

Прочитайте текст и выполните задания 1-3.

(1)До наших дней дошла не одна славянская азбука, а две: глаголица и кириллица, каждая из которых существовала в IX - X веках, однако буквы в глаголице и кириллице имели совершенно разную форму. (2)Буквы кириллицы геометрически просты и удобны для письма: двадцать четыре буквы этой азбуки заимствованы из византийского уставного письма, к ним добавили буквы, передающие звуковые особенности славянской речи, и добавленные буквы были построены так, чтобы сохранялся общий стиль азбуки. (3) кириллица, многократно преображённая и теперь устоявшаяся в соответствии с требованиями нашего времени, была использована для русского языка.

Укажите два предложения, в которых верно передана ГЛАВНАЯ информация, содержащаяся в тексте. Запишите номера этих предложений.

1) Глаголица и кириллица - две славянские азбуки, которые существовали в IX-X веках и дошли до нашего времени изменёнными многократно в соответствии с требованиями времени.

2) Из двух славянских азбук - глаголицы и кириллицы, существовавших в IX-X веках, для русской письменности была выбрана впоследствии многократно изменённая кириллица, более простая в начертании букв и способная передавать особенности славянской речи.

3) Буквы кириллицы геометрически просты и удобны для письма: двадцать четыре буквы этой азбуки заимствованы из византийского уставного письма, к ним были добавлены буквы, передающие звуковые особенности славянской речи.

4) В кириллице использовались двадцать четыре буквы, которые были заимствованы из византийского уставного письма, причём добавленные буквы сохраняли общий стиль азбуки.

5) Кириллица - славянская азбука, существовавшая в IX-X веках одновременно с глаголицей и впоследствии многократно изменённая, была использована для русской письменности, что объяснялось простым начертанием букв и способностью передавать особенности славянской речи.

Ответ:

2. Какое из приведённых ниже слов (сочетаний слов) должно стоять на месте пропуска в третьем (3) предложении текста? Выпишите это слово (сочетание слов).

Наоборот, / Именно / Несмотря на это, / Даже / Вопреки этому

Ответ: __________________________________.

3. Прочитайте фрагмент словарной статьи, в которой приводятся значения слова ВРЕМЯ. Определите значение, в котором это слово употреблено в третьем (3) предложении текста. Выпишите цифру, соответствующую этому значению в приведённом фрагменте словарной статьи.

ВРЕМЯ, -мени, мн. -мена, -мён, -менам; ср.

1) Одна из форм (наряду с пространством) существования бесконечно развивающейся материи - последовательная смена её явлений и состояний. Вне времени и пространства нет движения материи.

2) Пора дня, года. Вечернее в. Дождливое в. Времена года (зима, весна, лето, осень).

3) Последовательная смена часов, дней, лет. В. идёт, в. летит, в. тянется.

4) Определённый момент, в который происходит что-либо. Назначить в. заседания. В. обеда. В любое в. дня.

5) Период, эпоха (в жизни человечества, какого-либо народа, государства, общества и т.п.). Военное в. Новое, старое в. Во время (времена) Петра I.

6) Период или момент, не занятый чем-либо, свободный от чего-либо. Свободное в. Есть в. поговорить. Нет времени для прогулок.

Ответ: __________________________________.

4. В одном из приведённых ниже слов допущена ошибка в постановке ударения: НЕВЕРНО выделена буква, обозначающая ударный гласный звук. Выпишите это слово.

красИвее / квартАл / заселенА / прИданое / началА

Ответ: __________________________________.

5. В одном из приведённых ниже предложений НЕВЕРНО употреблено выделенное слово. Исправьте лексическую ошибку, подобрав к выделенному слову пароним. Запишите подобранное слово.

ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОЕ здание крупной тепловой электростанции, построенное по проекту архитектора В.Н. Башкирова, - один из лучших образцов промышленной архитектуры в Москве.

Филологи подчёркивали ВЫСОКОЕ патриотическое звучание найденных писем, использование в них разнообразных литературных источников, среди которых значительное место занимали античные.

В русских сказках заяц обычно ПУГЛИВЫЙ, словно от латинского наименования вида Lepus timidus - «робкий заяц».

Осенью мы иногда жалуемся на РАЗДРАЖИТЕЛЬНОСТЬ, упадок сил, нарушенный сон и списываем всё на унылый пейзаж и отсутствие солнечных лучей.

Семейных конфликтов здесь не бывает, СОСЕДСКИЕ распри крайне редки, люди по отношению друг к другу неизменно доброжелательны и отзывчивы.

Ответ: __________________________________.

6. В одном из приведённых ниже выделенных слов допущена ошибка в образовании формы слова. Исправьте ошибку и запишите слово правильно.

ДИРЕКТОРА школ / наперекор ИМ / отряд ПАРТИЗАНОВ / МУРЛЫЧЕТ котёнок

на ДВУХСТАХ листах

Ответ: __________________________________.

7. Установите соответствие между грамматическими ошибками и предложениями, в которых они допущены: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.

Запишите в таблицу выбранные цифры под соответствующими буквами.

8. Определите слово, в котором пропущена безударная проверяемая гласная корня. Выпишите это слово, вставив пропущенную букву.

эквив..лент / вет..ринар / верн..саж /зап..реть / обог..щать

Ответ: __________________________________.

9. Определите ряд, в котором в обоих словах пропущена одна и та же буква. Выпишите эти слова, вставив пропущенную букву.

ра..писал, бе..личный / под..скал, супер..гра / пр..подал, приемлемо / ин..екция, порт..ера

ис..тари, и..целение

Ответ: __________________________________.

10. И .

дотраг..ваться / реч..вой / однофамил..ц / просе..ть / притягат..льный

Ответ: __________________________________.

11. Выпишите слово, в котором на месте пропуска пишется буква Я.

бор..щийся (с опасностью) / (они) посе..т (рожь) / стел..щийся (тростник) (мужчины) бре..тся

кле..щий (карандаш)

Ответ: __________________________________.

12. Определите предложение, в котором НЕ со словом пишется СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите это слово.

Вопрос о технологии возведения египетских пирамид порождает самые разные, в том числе (НЕ)ВЕРОЯТНЫЕ, гипотезы, вплоть до существования в древние времена принципиально иной цивилизации.

По-уральски пион называется «марьиным корнем», я особенно полюбил этот цветок, (НЕ)ДОПУСКАЮЩИЙСЯ обычно раньше конца мая.

Украшающие избу занавески, коврики и полотенца вовсе (НЕ)РУЧНОЙ работы, они созданы местной промышленностью.

(НЕ)ТАК давно осьминогов считали «живыми ископаемыми», близкими к исчезновению, но оказалось, что эти представления далеки от действительности.

Конечно, я выполнил предписание командира корабля, (НЕ)СКРЫВ при этом, что оно шло навстречу моему желанию.

Ответ: __________________________________.

13. Определите предложение, в котором оба выделенных слова пишутся СЛИТНО. Раскройте скобки и выпишите эти два слова.

Этот бульвар и всегда КАК(БУДТО) пустынный, а в знойный полдень тем более ВРЯД (ЛИ) здесь кого увидишь.

Обрывистые (СЕРО)БУРЫЕ скалы громоздятся, КАК(БЫ) поднимаясь к облакам, глубокие долины покрыты вечными снегами, деревья здесь не растут.

По бездорожью лошадь идти не хотела, (ТЕМ)БОЛЕЕ через заросли, и путники остановились (В)ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ.

(В)ПОСЛЕДСТВИИ В.А. Обручев продемонстрировал коллекцию из нескольких тысяч геологических и палеонтологических образцов, а ТАК(ЖЕ) предоставил ценные сведения по географии и этнографии исследованных территорий.

Брат знал, ТАК(ЖЕ) как знала и сестра, что рано или поздно наступит день, когда они (ПО)НЕВОЛЕ заговорят и простят друг другу долгое молчание.

Ответ: __________________________________.

14. Укажите все цифры, на месте которых пишется одно Н .

Территория парка была запуще(1)а: в нём не существовало ни аллей, ни дорожек, верхушки берёз были усея(2)ы вороньими гнёздами, и эти птицы по утрам поднимали такой неслыха(3)ый гвалт, что соверше(4)о заглушали человеческие голоса.

Ответ: __________________________________.

15. Расставьте знаки препинания. Укажите два предложения, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Запишите номера этих предложений.

1) Специфическими чертами ландшафта Тулы можно считать чёткое построение силуэта города и нарастание архитектурной значимости застройки от периферии к центру.

2) Возле дома и в саду не слышно ни шороха ни шелеста.

3) Московский Кремль и по сей день является градообразующим и историческим и культурным и политическим центром города.

4) Яблони груши вишни непередаваемо хороши в пору цветения.

5) В Талашкине удалось возродить всё великолепие былой действительности и никогда ещё городское творчество не соприкасалось так тесно с развивавшимся в течение многих столетий искусством народа.

Ответ: __________________________________.

16.

И.И. Левитан (1) вглядываясь в небесную синеву (2) сквозящую в жаркий день в верхушках деревьев (3) словно купающихся в этой синеве (4) вдохновенно работал.

Ответ: __________________________________.

17. Расставьте все недостающие знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Архитектура садовых домов в России была самой разнообразной и (1) пожалуй (2) более свободной, чем в городе, так как дачное строительство не так строго регламентировалось, как городское; среди построек (3) как известно (4) преобладал стиль, навеянный Средневековьем; много было сооружений в неорусском стиле.

Ответ: __________________________________.

18. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

В усадьбе «Ясная Поляна» восстановлен уникальный сад (1) из стародавних российских сортов яблонь (2) многие (3) из которых (4) считались утраченными.

Ответ: __________________________________.

19. Расставьте все знаки препинания: укажите цифру(-ы), на месте которой(-ых) в предложении должна(-ы) стоять запятая(-ые).

Исследователи письменности индейцев племени майя вскоре поняли (1) что индейские иероглифы не могли быть буквами (2) поскольку их слишком много (3) и (4) хотя индейцев майя к XX веку уцелело немало (5) среди них не осталось никого (6) кто знал бы древнюю письменность и мог бы помочь учёным.

Ответ: __________________________________.

20. Отредактируйте предложение: исправьте лексическую ошибку, исключив лишнее слово. Выпишите это слово.

Исследователи в области физики ядра и элементарных частиц добились успешной победы не только в познании микромира, но и в развитии методов научного анализа.

Ответ: __________________________________.

Прочитайте текст и выполните задания 21 -26.

(1)Однажды я получил письмо от Елены Константиновой. (2)Вот оно.

«(3)Когда сносили наш старый дом в Сокольниках, предлагали нам три отдельные квартиры, но ни дочери, ни зятья не согласились отделиться от бабушки. (4)Так мы и въехали в одну большую квартиру все вместе, зато душа семьи, её глава и хранительница - бабушка Серафима Ивановна - осталась с нами. (5)Да и как мы могли без неё? (6)Она так легко и весело решала все наши проблемы и жизненные неурядицы... (7)Когда её младшая дочь провалилась на экзаменах в институт, дед гневался, а бабушка сказала, что она даже рада, так как учёность ума не прибавляет. «(8)Бери, Маша, иголку в руки и покажи своё искусство», - прибавила она. (9)И действительно, моя тётя всю жизнь замечательно шьёт и хорошо зарабатывает, и все вокруг неё ходят нарядные. (10)А ещё до моего рождения в доме, где жила бабушка, был пожар, и все вещи сгорели, семья плакала, а бабушка смеялась: «Вот и прекрасно, начнём сначала, а то заросли вещами». (Н)Разбивалась чашка в доме, бабушка всегда говорила: «Слава богу! (12)Давно она мне надоела».

(13)Жизнь у неё была нелёгкая, но радости почему-то не отняла. (14)В войну она проводила на фронт сына, дочь и зятя (дед был инвалидом). (15)На сына получила бумагу: «Пропал без вести». (16)Нас, всех остальных, бабушка увезла в эвакуацию. (17)И среди первых моих детских впечатлений есть такое: самолёты бомбят поезд. (18)Мы лежим в яме, на земле. (19)И я из своего укрытия пристально слежу за бабушкой, которая выносит из горящего вагона маленьких детей - в соседнем вагоне везли детский дом - и одного за другим, а то и по двое, по трое на руках бегом относит в заросли кустарника. (20)Самолёты летают низко и поливают беженцев из пулемётов. (21)А она как будто не видит этого.

(22)Разместили нас потом в деревне под Кировом. (23)И помню, как бабушка приходила с полевых работ уставшая и приносила овощи, но никогда не давала нам одним всё съесть. «(24)Сначала спросим, чем сегодня сирот кормили», - говорила она, и мы шли в соседнюю избу, где поселили детский дом, и бабушка разворачивала из телогрейки чугунок с картошкой. (25)А дети кричали: «Добавка пришла!» (26)И там, в эвакуации, и позже, в Москве, бабушка на каждый Новый год наряжалась Дедом Морозом и придумывала разные игры для взрослых и детей. (27)Вообще всеми праздниками распоряжалась она, и чей-нибудь день рождения обсуждался заранее сообща: подарки, шутки, розыгрыши. (28)Но когда в дом приходило горе, бабушка плакала и горевала открыто и очень сильно. (29)Помню, как неистово она просила прощения, стоя у гроба своего мужа. (30)Хотя она любила и берегла деда и всегда делала вид, что его слово решающее в семье. (31)Она добавила ему несколько лет жизни своей заботой о нём, когда он уже не мог вставать.

(32)Сейчас моей бабушки уже нет в живых. (33)Но она всегда у меня перед глазами как живая. (34)Как бы бабушка поступила? (35)Что бы сказала? (36)Так я часто думаю, оказываясь в безвыходной ситуации. (37)Такая правда от неё исходила. (38)Правда чувств и поступков, ума и сердца, правда души.

(39)Однажды я спросила бабушку, какие годы ей запомнились больше всего, в какой возраст она хотела бы вернуться. (40)Я надеялась, что бабушка скажет: «В твой». (41)А она задумалась, глаза её затуманились. (42)И она ответила: «Хотела бы, чтобы лет тридцать шесть - тридцать восемь мне опять стало...» (43)Я ужаснулась: «Бабушка, разве тебе молодой не хочется стать?» (44)Она смеётся: «Это ты про шестнадцать лет, что ли, думаешь? (45)Это пустой возраст. (46)Ещё ничего человек не понимает. (47)А вот сорок - это да!» (48)Кажется, мимолётный разговор, а как скрасил он мне жизнь!

(49)Жизнь у меня, как у всех, течёт. (50)Бывают минуты, когда кажется, что сил не хватает. (51)И, как спасение, вспоминаю бабушку и думаю: нет, ещё не всё потеряно. (52)Она умела радоваться жизни до своего последнего дня». (По Е.М. Богату *)

*Евгений Михайлович Богат (1923-1985 гг.) - советский журналист, писатель.

21. Какие из высказываний соответствуют содержанию текста? Укажите номера ответов.

1) Рассказчица вспоминает, как горевала Серафима Ивановна, когда её дочь не поступила в институт.

2) Сын Серафимы Ивановны - бабушки рассказчицы - без вести пропал на фронте.

3) Во время эвакуации в деревне под Кировом Серафима Ивановна работала на поле, заработанную еду делила между своей семьёй и детьми из детского дома.

4) Серафима Ивановна бережно относилась к вещам и жалела, когда какая-либо домашняя утварь ломалась, билась.

5) Бабушка рассказчицы считала, что в шестнадцать лет человек ещё ничего не понимает в жизни.

Ответ: __________________________________.

22. Какие из перечисленных утверждений являются верными? Укажите номера ответов.

1) Предложение 4 содержит следствие того, о чём говорится в предложении 3.

2) Предложения 30-31 включают рассуждение.

3) Предложения 32 и 33 противопоставлены по содержанию.

4) В предложениях 34-36 представлено повествование.

5) В предложениях 45-48 представлено описание.

Ответ: __________________________________.

23. Из предложений 27-31 выпишите один фразеологизм.

Ответ: __________________________________.

24. Среди предложений 32-38 найдите такое(-ие), которое(-ые) связано(-ы) с предыдущим с помощью лексического повтора. Напишите номер(-а) этого(-их) предложения(-ий).

Ответ: __________________________________.

Прочитайте фрагмент рецензии, составленной на основе текста, который Вы анализировали, выполняя задания 21-24.

В этом фрагменте рассматриваются языковые особенности текста. Некоторые термины, использованные в рецензии, пропущены. Вставьте на места пропусков (А, Б, В, Г) цифры, соответствующие номерам терминов из списка. Запишите в таблицу под каждой буквой соответствующую цифру.

Последовательность цифр запишите в БЛАНК ОТВЕТОВ № 1 справа от номера задания 25, начиная с первой клеточки, без пробелов, запятых и других дополнительных символов.

Каждую цифру пишите в соответствии с приведёнными в бланке образцами.

25. «Елена Константинова сумела создать живой и запоминающийся образ бабушки - человека, который помог ей сформировать своё мировоззрение и мировосприятие. Речь автора письма эмоциональна, образна, наполнена разнообразными средствами выразительности, позволяющими точнее и ярче выразить мысли и чувства. Среди использованных рассказчицей средств выразительности синтаксическое средство - (А)___ (предложение 5), приём - (Б)___ (в предложении 13, предложения 20-21); тропы: (В)___ («душа семьи» в предложении 4) и (Г)___ («как спасение» в предложении 51)».

Список терминов:

1) сравнение

4) риторический вопрос

5) противопоставление

6) вводные слова

7) гипербола

8) метафора

9) цитирование

Не забудьте перенести все ответы в БЛАНК ОТВЕТОВ № 1 в соответствии с инструкцией по выполнению работы.

Часть 2

Для ответа на это задание используйте БЛАНК ОТВЕТОВ № 2.

26. Напишите сочинение по прочитанному тексту.

Сформулируйте одну из проблем, поставленных автором текста.

Прокомментируйте сформулированную проблему. Включите в комментарий два примера- иллюстрации из прочитанного текста, которые, по Вашему мнению, важны для понимания проблемы исходного текста (избегайте чрезмерного цитирования).

Сформулируйте позицию автора (рассказчика). Напишите, согласны или не согласны Вы с точкой зрения автора прочитанного текста. Объясните почему. Своё мнение аргументируйте, опираясь в первую очередь на читательский опыт, а также на знания и жизненные наблюдения (учитываются первые два аргумента).

Объём сочинения - не менее 150 слов.

Работа, написанная без опоры на прочитанный текст (не по данному тексту), не оценивается. Если сочинение представляет собой пересказанный или полностью переписанный исходный текст без каких бы то ни было комментариев, такая работа оценивается нулём баллов. Сочинение пишите аккуратно, разборчивым почерком.

Должны ли быть у человека нравственные ориентиры? Какими они могут быть? Именно эти вопросы возникают при чтении текста Е. М. Богата.

Раскрывая проблему выбора нравственных ориентиров, автор знакомит нас с одним письмом от некой Елены Константиновой, которая рассказывает о своей бабушке, которую называет "душой семьи, её главой и хранительницей" и которая "легко и весело решала все... проблемы и жизненные неурядицы".

Несмотря на нелёгкую жизнь: сын пропал без вести на войне, тяжёлые полевые работы - бабушка не утратила жизнелюбия.Рассказчица вспоминает, как бабушка под бомбёжкой выносила из горящего вагона маленьких детей, как носила "добавку" в детский дом, имея на руках своих малолетних детей. Бабушки уже нет в живых, но для рассказчицы она является нравственным ориентиром, так как, оказываясь в сложной, а иногда и в безвыходной ситуации, она всегда думает, как бы в этом случае поступила бабушка, от которой при жизни исходила "правда чувств и поступков, ума и сердца, правда души".

Авторская позиция заключается в следующем: в жизни должны быть нравственные ориентиры, например, доброе, сострадательное отношение к людям, любовь к ближним, забота о них, стойкость, честность, умение ценить жизнь. Иногда эти нравственные ориентиры мы находим в близких людях и берём с них пример.

Я разделяю позицию автора и тоже считаю, что у каждого человека должны быть нравственные принципы, как путеводная звезда, которым они должны следовать, оказавшись в ситуации выбора. Главный нравственный принцип давно сформулирован в Евангелии: чего себе не желаешь, того другим не делай. Любовь к людям, сострадание, милосердие, доброта должны быть нравственными ориентирами в жизни.

Приведу литературный аргумент. В повести А. С. Пушкина "Капитанская дочка" нравственным ориентиром для Петра Гринёва стал наказ отца: "Береги честь смолоду".Чувство долга, верность слову, преданность - это те нравственные ценности, которые он хранит и не отступает от нравственных принципов ни при каких обстоятельствах. Не боясь казни, Гринёв отказывается признавать в самозванце Пугачёве Петра Третьего, так как для него лучше смерть на плахе, чем позор на всю жизнь.

Ещё один литературный пример верности своим нравственным ценностям найдём в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание". В Соне Мармеладовой автор показывает "ненасытимое сострадание", готовность жертвовать собой ради ближнего. Оказавшись на краю пропасти, став девушкой с "жёлтым билетом", Соня верит, что Бог больше не допустит худшего, например, того, что сестрёнка Полечка повторит судьбу Сони, как мрачно предсказывает Раскольников, желая испытать девушку и сделать её своей единомышленницей, восстановить против Бога и его миропорядка. Но вера в Бога, любовь к ближнему спасли не только Соню, но и Раскольникова, долго сопротивлявшегося Божьей правде.

Мы пришли к выводу, что нравственные ориентиры необходимы в жизни, без них мир просто разрушится.

Обновлено: 2018-01-19

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

«Когда сносили наш старый дом в Сокольниках, предлагали нам три отдельные квартиры, но ни дочери, ни зятья не согласились отделиться от бабушки. Так мы и въехали в одну большую квартиру все вместе, зато душа семьи, ее глава и хранительница – бабушка Серафима Ивановна – осталась с нами.

Да и как мы могли без нее? Она так легко и весело решала все наши проблемы и жизненные неурядицы. Когда ее младшая дочь провалилась на экзаменах в институт, дед гневался, а бабушка сказала, что она даже рада, так как ученость ума не прибавляет. „Бери, Маша, иголку в руки и покажи свое искусство“, – прибавила она. И действительно моя тетка всю жизнь замечательно шьет и хорошо зарабатывает, и все вокруг нее ходят нарядные. А еще до моего рождения в доме, где жила бабушка, был пожар, и все вещи сгорели, семья плакала, а бабушка смеялась: „Вот и прекрасно, начнем сначала, а то заросли вещами“. Разбивалась чашка в доме, бабушка всегда говорила: „Слава богу! Давно она мне надоела“.

Жизнь у нее была нелегкая, но радости почему-то не отняла. В войну она проводила на фронт сына, дочь и зятя (дед был инвалидом). На сына получила бумагу: „Пропал без вести“. Нас, всех остальных, бабушка увезла в эвакуацию. И среди первых моих детских впечатлений есть такое: самолеты бомбят поезд. Мы лежим в яме, на земле. И я из своего укрытия пристально слежу за бабушкой, которая выносит из горящего вагона маленьких детей – в соседнем вагоне везли детский дом – и одного за другим, а то и по двое, но трое на руках бегом относит в заросли кустарника. Самолеты летают низко и поливают беженцев из пулеметов. А она как будто не видит этого.

Разместили нас потом в деревне под Кировом. И помню, как бабушка приходила с полевых работ, уставшая, и приносила овощи, но никогда не давала нам одним все съесть. „Сначала спросим, чем сегодня сирот кормили“, – говорила она, и мы шли в соседнюю избу, где поселили детский дом, и бабушка разворачивала из телогрейки чугунок с картошкой, а дети кричали: „Добавка пришла!“

И там, в эвакуации, и позже, в Москве, бабушка на каждый Новый год наряжалась Дедом Морозом и придумывала разные игры для взрослых и детей. Вообще всеми праздниками распоряжалась она, и чей-нибудь день рождения обсуждался заранее сообща: подарки, шутки, розыгрыш.

Но когда в дом приходило горе, бабушка плакала навзрыд и горевала открыто и очень сильно. Помню, как неистово она просила прощения, стоя у гроба своего мужа: „Прости меня, Христа ради, что не любила тебя, не берегла, что перечила тебе при всяком случае, что не кормила тебя, как надо, и вообще сгубила я тебя, Миша…“ Хотя она любила, и берегла деда, и всегда делала вид, что его слово решающее в семье. Она добавила ему несколько лет жизни своим уходом за ним, когда он уже не мог вставать.

Сейчас моей бабушки уже нет в живых. Но она всегда у меня перед глазами, как живая. Как бы она поступила? Что бы сказала? Так я часто думаю, оказываясь в безвыходной ситуации. Такая правда от нее исходила. Правда чувств и поступков, ума и сердца, правда души.

Когда ее внук, а мой брат Саша решил разводиться, бабушка сказала: „Иди проветрись, поживи где-нибудь, подумай, а тогда решай. Наташку я из дому не отпущу, я ее дочерью на твоей свадьбе назвала“. Саша около года снимал комнату, а потом вернулся к своей Наталье и сказал: „Я без бабушки жить не могу“.

Однажды я спросила бабушку, какие годы ей запомнились больше всего, в какой возраст она хотела бы вернуться. Мне самой было двадцать четыре, и я надеялась, что бабушка скажет: „В твой“. А она задумалась, глаза ее затуманились, и ответила: „Хотела бы, чтобы лет тридцать шесть – тридцать восемь мне опять стало…“ Я ужаснулась: „Бабушка, разве тебе молодой не хочется стать?“ Она смеется: „Это ты про двадцать лет, что ли, думаешь? Это пустой возраст. Еще ничего человек не понимает. А вот сорок – это да!“ Кажется, мимолетный разговор, а как скрасил он мне жизнь! Свое тридцатилетие я встретила с радостью. Вот, думаю, приближаюсь к любимому бабушкиному возрасту…

Жизнь у меня, как у всех, течет. Бывают минуты, когда кажется, что с ума сойдешь от отчаяния. И, как спасение, вспоминаю бабушку, и думаю: нет, еще не все потеряно. Она умела радоваться жизни до своего последнего дня.

Е. Константинова, медсестра. Московская область».

А. А. Стрельцова поехала к человеку незнакомому совершенно, открыла в нем красоту души, которая будет согревать ее всю жизнь, и сама доставила ему часы большой радости. Медсестра Е. Константинова увидела эту красоту в родной семье. А семья Пыхтеевых из Омска, подобно Кузьме Авдеевичу Веселову, захотела помочь человеку нелегкой судьбы…

В одном из номеров «Литературной газеты» были опубликованы письма заключенного Ивана Бакшеева – человека изломанной, тяжкой судьбы. И вот что семья Пыхтеевых решила:

«Здравствуйте, уважаемая редакция!

Нас очень заинтересовала судьба Ивана Бакшеева. Решили послать ему письмо с вашей помощью. Надо же ему опереться на кого-то на первых порах, а вы пишете, что у него только старенькая мать».

«Здравствуйте, Иван!

В „Литературной газете“ прочли ваши письма. Решили написать вам. Вы скоро выйдете на свободу, надо будет с чего-нибудь начинать. Вот мы и предлагаем вам: приезжайте в наш город.

Вы пишете, что хотели поработать в большом молодежном коллективе на заводе или на стройке. Наш огромный, с почти миллионным населением, город – сплошная стройка. И еще. Вы любите машины. У нас в городе автохозяйства, есть автодорожный техникум с вечерним отделением. Если вы приедете к нам в Омск, мы вас встретим и поможем устроиться на работу. У нас большущая рабочая семья: есть и студенты, и рабочие, и врачи, и летчик, и преподаватель института и т. д. Так что вы сразу обзаведетесь массой друзей. Вы любите машины – у нас в семье два шофера. В них вы найдете единомышленников. Вы любите книги – у нас в семье тоже любят читать, есть уже приличная библиотека. Может быть, это письмо несколько суховато, но мы надеемся, что вы поверите в нашу искренность.

Передайте привет от нас начальнику вашего отряда Матвееву, который так вам помогает обрести веру в себя, в жизнь. Чувствуем, что это умный, сильный человек. Когда думаешь о ценностях жизни, то именно такие люди, как Матвеев, утверждают в мысли, что жить стоит, такими людьми сильна и прекрасна жизнь.

Когда получите это письмо, напишите нам обязательно. Надеемся, что наша семья сможет стать вам полезной. Привет вашей маме».

В последнее время порой возникают – на читательских конференциях и в печати – споры о том: кто он – интеллигентный человек? В чем суть социологических и нравственных критериев, более или менее точно определяющих данное понятие? Мне кажется, если отвлечься от сухих «теорий» и обратиться к «вечно зеленому древу жизни», то вот вам и ответ: большая советская семья Пыхтеевых, где и рабочие, и врачи, и шоферы, и студенты, – семья подлинных интеллигентов.

Можно взять бывшего заключенного, человека, которому особенно нужны и тепло, и участие, и твердая рука.

Можно взять к себе в дом еще одного льва… Можно никого не брать к себе в дом…

Это вопрос нравственного выбора. Каждый должен решать его сам в соответствии с собственным пониманием смысла жизни и иерархии ценностей.

И разумеется, в соответствии с собственными склонностями, складом души, симпатиями.

Вот последнее: о симпатиях и склонностях души тоже весьма важно помнить, потому что подлинный гуманизм разнообразен, широк, как сам человек, в толковании его любой ригоризм неуместен, и было бы несправедливо полагать, что тот, кто берется воспитывать льва, менее гуманен, чем тот, кто зовет к себе в дом бывшего вора или убийцу для окончательного его жизнеустройства и возвращения в наше общество.

Может быть, потому, что я часто бывал в судах и колониях и видел то, что ранит сердце надолго.

А теперь вернемся к мысли о широте гуманизма, о его неохватном разнообразии и увидим мысль эту – живую – в образе генерала, который в первые, самые тяжкие недели войны вернул «солдатика» Ивана Щербаня к слону Вове, чтобы тот не зачах без ухода и от тоски. Конечно, «солдатик» был одноглазый и хворый, но кашу-то в походной кухне он варить мог! А генерал подумал, рассудил и удовлетворил ходатайство ереванских властей, вернул его к Вове. Возможно, и тут не обошлось без склонности души, и генерал любил особой любовью слонов. Мне хочется, чтобы сегодня он был жив и читал эти строки…

А Ивана Щербаня лечили, лечили и вылечили. Он получил двух молодых слонов, они-то и исцелили его окончательно. Он получил их в Бресте, ехал с ними по тем самым местам где некогда они с Вовой голодали, укрывались от бомб, он ехал сейчас по мирной, обильной земле, дети тянулись к хоботам, совали булки и яблоки.

Мимолетное возвращение к чудакам

Я упоминал уже о книге «Бескорыстие», когда говорил о неожиданной для меня, большой и интересной читательской почте, вызванной рассказами о хороших людях. Думаю, что настала очередь познакомить с некоторыми из этих писем.

Для тех, кто не читал «Бескорыстие», я, чтобы не пересказывать, выпишу лишь строки некоторых эпиграфов к ее главам, надеюсь, что в них содержится вся необходимая для понимания сути книги информация. «Не могу я жить без боя и без бури, в полусне» (из стихов юного К. Маркса); «Жить с пользой для своего отечества и умереть, оплакиваемым друзьями, – вот что достойно истинного гражданина» (декабрист М. Ф. Орлов); «Поспешай делать добро» (русская народная пословица); «Человек, не имеющий понятия об истине, никоим образом не может быть назван счастливым» (Сенека)…

Я рассказал о людях, которые поспешают делать добро, живут с пользой для Отечества и имеют понятие об истине. Этих людей я не выдумал; они были названы подлинными именами. Письма, которые я получал после выхода книги «Бескорыстие», можно разделить на «бескорыстные» и «небескорыстные».

Вот как образец письма «бескорыстного» строки, написанные ленинградской читательницей Т. Иноземцевой:

«Описание ваших встреч с людьми необычайного душевного богатства заставляет о многом задуматься, о многом вспомнить, многое в своей (уже почти полностью прожитой) жизни переоценить. Те люди, о которых вы говорите, что они „рождаются рыцарями“, обладают душевными качествами, подобными врожденному таланту художника, писателя, музыканта. Они обладают талантом самоотдачи. Но не всегда этот талант находит пути и способы выражения… Вы говорите, нужно уметь сопереживать чужую радость как собственную. Я думаю, это не все: ведь сопереживание не только чужой радости, но и чужой беды, горя как своего столь же обогащает человека и часто является стимулом к бескорыстным поступкам.

Я переживаю встречи с вашими героями не одна, а с моими друзьями-единомышленниками. И я постараюсь, чтобы этих друзей было у нас с вами еще больше. Отнеситесь к моему мнению как к мнению рядового читателя, „умеющего сопереживать“».

Подобное совершенно «бескорыстное» письмо соблазнительно отнести к жанру так называемых эмоциональных писем, которые больше богаты чувством, настроением, чем мыслями, новыми фактами… Эмоциональные письма больше радуют, чем обогащают. Это письмо можно было бы отнести к жанру чисто эмоциональных писем (отнюдь не уменьшаю их ценности, ведь чувство – великая реальность), если бы не строки о том, что автор его постарается переживать радость от встреч с хорошими людьми со все большим числом единомышленников. Это уже чувство, воплощенное в действие – действие, делающее жизнь лучше.

Если чисто эмоциональное письмо – это «чувство в себе», то тут начинается та самая самоотдача, которая содержит высшее оправдание человеческой жизни, человеческих отношений. Это – письмо эмоциональное, и действенное, и совершенно «бескорыстное».

А вот образец письма «небескорыстного».

«…Извините, я даже не представилась. Саша Шмындина, учащаяся культпросвет-училища города Елабуги. Вы должны нам помочь. Конечно, если не найдется времени на это письмо, то будем считать, что я вам его не писала.

Теперь по порядку. Городу 405 лет, самобытный, небольшой, со следами глубокой старины. Тут писать можно очень много, но лучше видеть все своими глазами. Достаточно сказать, что город известен уроженцами Шишкиным, Н. А. Дуровой и поэтессой Цветаевой; древним Апанивским могильником.

Но это все прелюдия…

В общем, я думаю, вы мало чего поняли из моего путаного письма. Ну, хорошо, давайте представим так.

КамАЗ от нас в 20 километрах; и вот однажды, когда вы захотите отдохнуть, то обязательно приедете к нам. На пристани встретит вас, сверкая, белоснежная башня Чертова городища. И тут вы увидите удивительный город, как в Венеции (правда, я там не была). Сквозь дымку сизого тумана – купола. И особенно один стройный, летящий в небо шпиль. Кажется, что эта легкость призрачна и колокольня или упадет, коснувшись главой реки, или уплывет.

А потом вас встретят экскурсоводы и тепло поведают о доме-музее Шишкина (который сейчас реставрируется, но со скрипом), о Дуровой, о Цветаевой, о многих знаменитых людях, о многом интересном.

А что, если Елабугу сделать городом-музеем, а?

Лучше всего, если бы вы приехали и посмотрели, уговаривать бы не пришлось.

А приехать вам очень легко, возьмите командировку в Н.Челны, а потом к нам.

Я, наверное, очень нехорошая, не зная человека, навязываю чего-то. Все-таки вы должны же что-то смочь. Да?

…Крупицам вечности нужны старания…

До свидания. Саша.»

Письмо возвышенно-«небескорыстное»… Неизвестно, станет ли когда-нибудь Елабуга городом-музеем (хорошо, если будет сохранена бережно та живописная старина, которая отпечатывается навсегда в сознании и сердце человека, даже мимолетно увидевшего этот удивительный город), но не подлежит сомнению, совершенно бесспорно, что Саша, написавшая письмо с высокими мыслями о любимом городе, похожем на Венецию, в которой она не была, что она сама по себе не менее удивительна, чем ее город.

Полчаса перед сном

Известно, что явления искусства волновать могут и людей с холодным сердцем – для этого нужна лишь большая эмоциональная восприимчивость. Поэтому, когда Анна Георгиевна Жеравина из города Томска написала мне, что герои одной из последних моих книг («Узнавание») – люди минувших веков, сочетавшие в себе художественный талант с большой совестью, заставили ее по-новому посмотреть на жизнь и собственную судьбу, она, по сути, ничего существенного о себе не рассказала.

Через месяц я получил второе письмо от Анны Георгиевны, из которого понял, что «Узнавание» было лишь искрой, которую ветром занесло в пороховую бочку. И вот бочка воспламенилась и на куски расколола тишину. Но оглушен и ослеплен при этом был лишь один человек – сама Жеравина. Потому что пороховой бочкой была ее душа.

Принято думать, что нравственные потрясения переживают лишь великие люди и знаменитые литературные герои. Второе письмо Анны Георгиевны Жеравиной взволновало меня тем, что подтвердило давнишнее мое убеждение, – нравственное потрясение, открывающее новое содержание в жизни, может быть уделом любого человека. Для этого нужно совсем «немного»: подспудная, так сказать, подземная работа души, которая и делает ее подобной пороховой бочке, ожидающей неминуемой искры…

Что же открылось Жеравиной? Ее вина перед людьми. Дабы читатель понял меня точно, тороплюсь добавить, что по нормам самых строгих законов – и юридических и, пожалуй, нравственных – Жеравина ни в чем перед людьми не виновата. А тороплюсь я добавить это потому, что сегодня само понятие вины мы склонны толковать чересчур поверхностно, упрощенно и формально. В нашем – порой излишне «юридическом» – понимании виноват лишь человек, совершивший явно или тайно зло. Но мы не склонны усматривать виновность в поведении человека, не совершившего добра, когда он мог его совершить, или не сумевшего ответить добром на добро. Однако еще полбеды, когда не строги мы к окружающим, хуже, когда мы не строги к себе самим.

Жеравина с исключительной (на мой взгляд, неоправданной) строгостью осудила себя за неблагодарность – за неблагодарность к людям, без которых она не состоялась бы не только духовно, но и физически. При этом неблагодарность она поняла не как забвение или гордыню, а тоньше, человечнее и в то же время энергичнее – она ее поняла как отсутствие деятельной памяти, которая может выражаться бесконечно разнообразно.

Ведь можно никогда не забывать о хорошем человеке и в то же время, будто бы не забывая, не думать о нем деятельно, с большой душевной самоотдачей. Чувство вины, охватившее Жеравину, заключалось в том, что она, Анна Георгиевна, жила как бы сама по себе и как бы сама по себе – тихо, безболезненно – жила память о людях, не будь которых, она, Анна Георгиевна, не жила бы давно на земле.

Сейчас, перед тем как подробнее рассказать о совершившемся озарении, я постараюсь показать логику той работы души, которая делает подобное озарение возможным. Для этого я поначалу говорить буду не о тех, кто любил Жеравину, – любил настолько самоотверженно, высоко и действенно, что сегодня, особенно сейчас, ей кажется: при воспоминании об этой любви сердце может остановиться от нежности, – я буду говорить о тех, кто ее не любил, даже ненавидел.

Первый раз она столкнулась с ненавистью, когда, окончив истфак Томского университета, пошла работать в школу учительницей. В ее классе был такой переросток – Ваня. На каждый урок она шла как на бой, потому что Ваня этот, которого одноклассники боялись и не любили за большую физическую силу и угрюмство, сосредоточил все неприятие мира, в котором чувствовал себя одиноким и непонятым, на ней – учительнице. И чем терпимее – до мягкотелости – она относилась к нему, тем непримиримее он ненавидел ее. Он рисовал на уроках ее портреты, изображая настолько нескладной, нелепой, что даже самые добрые мальчики и девочки не могли удержаться от нехороших улыбок. Уроки истории были для него, по существу, уроками рисования, и рисовал он одного человека – ее. Она не жалела ни педагогического мастерства, ни даже педагогических ухищрений, чтобы расположить его к себе, – он по-прежнему рисовал. Если бы собрать эти портреты воедино, получился бы, наверное, солидный том.

Он не окарикатуривал ее, рисуя, это были не шаржи, а именно рисунки – его безжалостное видение учительницы. Она чувствовала, что ее силы на исходе, что она не сегодня-завтра сорвется, изорвет очередной рисунок, может быть, даже ударит «художника». И понимала, что это было бы ужасно. А он, как ни в чем не бывало, рисовал, и весь класс наблюдал за необычным «поединком» между Ваней-переростком и молодой – вчерашней студенткой – учительницей. Она рассказывала на уроках истории о самоотверженности, духовном богатстве человека – он с непроницаемым лицом рисовал. И тогда она, чувствуя себя побежденной, решила уйти из школы. Но на самом деле побежден был он.

Я расскажу чуть позже, чем закончилась эта история, а сейчас, перескочив через ряд лет, перейду ко второму человеку, ненавидевшему Жеравину. Она тогда уже работала не в школе, а в университете…

Как говорится, волей судеб она была вовлечена в пренеприятную историю: судили одного из ее студентов – веселого, доброго, милого, обаятельного, душу общества, любимца факультета, судили за дело, в котором соединились цинизм и ребячество: он по чужим паспортам получал напрокат вещи и открыто торговал ими на рынке. Само собой разумеется, он был пойман и изобличен, истфак послал в суд общественного обвинителя. И вот этот общественный обвинитель, тоже студент, на первом же судебном заседании начал защищать подсудимого, стал де-факто общественным защитником. Сыграли тут роль, наверное, и искреннее раскаяние виновного, и его большие успехи в учении, его обаяние, давнишняя любовь к нему товарищей. Общественный «обвинитель-защитник» отстаивал интересы подсудимого с темпераментом Плева-ко, и судьи, казалось, склонны были отнестись к его аргументам с сочувствием.

Появилась надежда, что дело идет к условному наказанию. Жеравина эту надежду убила: она потребовала реального наказания. Она осудила беспринципно-сентиментальный гуманизм общественного «обвинителя-защитника», студент получил совершенно реальное наказание – ушел в колонию.

Через годы, отбыв это наказание, он вернулся в Томск, в университет. Более того, он вернулся к ней, потому что его по-прежнему увлекал тот раздел истории, которым она издавна занималась, – жизнь крестьян Сибири второй половины XVIII века.

Он ни разу не посмотрел ей в лицо. А она кожей лица ощущала его ненависть. На экзаменах она неслышно выходила из комнаты, оставляя его один на один со вторым экзаменующим, чтобы – казалось ей – эмоционально помочь студенту, но, наверное, и потому, что ненависть его ощущать было нестерпимо.

Она хотела объяснить, почему тогда на суде была жестока, но, человек трезвого ума, понимала, что теперь, когда он отсидел, отстрадал, объяснять это малоубедительно. Они жили в университете бок о бок: он – с ненавистью к ней, она – с внутренней беззащитностью перед этой ненавистью.

Заговорил он с ней первый раз не на историческую тему и посмотрел ей в лицо первый раз на торжественно-праздничном вечере в честь окончания университета: подсел к ней за стол, и она вдруг поняла, что он все понял, вернее, узнал…

А дело было в том, что тогда, в драматический момент суда, говорила не она, уверенная в себе, хорошо устроенная в жизни женщина (и муж, и дети, и любимое дело при ней), – говорила голодная, раздетая, несчастная до ужаса девочка, обреченная на умирание.

Была война, она недавно потеряла мать, погибшую нелепо и страшно под колесами поезда, отец, тяжело больной человек, ходил по деревням, столярничал, сторожил огороды. Она оставалась одна в старом, деревянном, нетопленном доме, с нехитрым, но жизненно необходимым добришком, которое сохранилось от мирной жизни. Ночью воры тихо выставили стекло и унесли все: ботинки, чулки, туфли, рубашки, посуду; особенно жалко было ей шубку, которую перед войной подарила ей мать (жалко до сегодняшнего дня). Дело было зимой. Выйти утром из дому ей было не в чем. Она села на пол и даже не зарыдала, а бесслезно затряслась от отчаяния. Потом стала собирать разные нелепые тряпки, чтобы, обернувшись в них, пойти в школу.

Эта девочка, возненавидевшая воровство люто, навсегда, через бездну лет и потребовала вору реального наказания.

…Они сидели рядом за веселым столом, и она чувствовала: ненависть убита пониманием, ибо он теперь тоже увидел в ней ту девочку – видимо, ему кто-то рассказал о ее жизни.

В тот вечер и углубилась, должно быть, в ней мысль, которая зародилась несколько лет назад после какого-то таинственного, неожиданного окончания безмолвного «поединка» с тем остервенело рисовавшим ее мальчишкой. Но чтобы стала ясна эта мысль, надо досказать историю, оборванную на полуслове.

Однажды я получил письмо от Фреда Беннетта. Он писал, что собирается рассказать мне одну очень любопытную историю, и напрашивался в гости денька на два‑три. Время устроило меня как нельзя лучше, и в назначенный день перед обедом мой приятель прибыл. Мы с ним были одни, но, когда я намекнул, что готов – более того, изнываю от нетерпения – выслушать обещанный рассказ, Фред ответил, что предпочитает чуть‑чуть повременить.

– Давай‑ка сперва проясним наши позиции, – предложил он. – Для начала всегда следует договориться о принципах.

– Привидения? – спросил я, поскольку знал, что все имеющее отношение к оккультизму для него куда более реально, чем обыденная действительность.

– Вот уж не знаю, как ты это истолкуешь, – задумчиво проговорил он, – возможно, объяснишь происшедшее совпадением. Но ты знаешь, я в совпадения не верю. По мне, такой вещи, как слепой случай, просто не существует. То, что мы называем случаем, на самом деле есть проявление неведомого нам закона.

– Ну‑ка поподробней.

– Что ж, возьмем восход солнца. Если бы мы ничего не знали о вращении Земли, то, наблюдая, как солнце восходит каждый день почти в то же время, что накануне, назвали бы это совпадением. Но нам известен, в большей или меньшей степени, закон, управляющий этим феноменом, вот почему в данном случае о совпадении мы не говорим. С этим ты согласен?

– Пока что да. Возражений не имею.

– Хорошо. Мы знаем о вращении Земли и поэтому можем с уверенностью предсказать завтрашний восход. Знание прошлого дает нам возможность заглянуть в будущее, вот почему, услышав, что завтра взойдет солнце, мы не назовем это сообщение пророчеством. Подобным же образом если бы кому‑нибудь были заранее точно известны траектории движения «Титаника»и айсберга, с которым он столкнулся, то этот человек смог бы предсказать предстоящее крушение и время, когда оно произойдет. Короче говоря, знание будущего обусловлено знанием прошлого – имей мы абсолютно все сведения о первом, таким же всеобъемлющим было бы знание и второго.

– Это не совсем так, – отозвался я. – В дело может вмешаться какой‑нибудь посторонний фактор.

– Но и он определяется прошлым.

– Сам твой рассказ так же сложен для понимания, как и вступление?

Фред рассмеялся:

– Сложнее, причем намного. По крайней мере, при его толковании придется столкнуться с немалыми трудностями, если ты не предпочтешь к простым и бесхитростным фактам отнестись столь же просто и бесхитростно. Я не вижу иного способа объяснить происшедшее, кроме признания единства прошлого, настоящего и будущего.

Фред отодвинул тарелку, облокотился на стол и воззрился на меня в упор. Подобных глаз я ни у кого больше не видел. Взгляд Фреда обладает поразительным свойством: он то проникает сквозь тебя, фокусируясь где‑то вдали, за твоей спиной, то вновь возвращается к твоему лицу.

– Разумеется, время, если взять его все в совокупности, является не более чем бесконечно малой точкой на шкале вечности. После того как мы выйдем за пределы времени, то есть умрем, оно представится нам точкой, обозреваемой со всех сторон. Есть люди, которым даже при жизни случается воспринимать время в его единстве. Мы называем их ясновидящими: им являются ясные и достоверные картины будущего. А может быть, дело обстоит иначе: они пророчествуют благодаря тому, что им открыто прошлое, как в приведенном мной примере с «Титаником». Если бы нашелся человек, способный предсказать гибель «Титаника», и ему поверили бы окружающие, несчастье можно было бы предотвратить. Я привел два возможных объяснения – выбирай любое.

Для меня не было секретом, что мистические озарения, о которых говорил Фред, случались с ним самим, причем не однажды. Поэтому я догадывался, какого рода историю мне предстоит услышать.

– Стало быть, речь идет о видении, – сказал я, вставая. – Говори же, или я лопну от любопытства.

Вечер выдался на редкость душный, поэтому мы удалились не в другую комнату, а в сад, где благодаря ветерку и росе чувствовалась свежесть. Солнце ушло за горизонт, но зарево все еще стояло в небе, над головой пронзительно кричала стая стрижей, в теплом воздухе разливался тонкий аромат роз с клумбы. Слуга оборудовал для нас снаружи уютное пристанище: два плетеных стула и на всякий случай карточный столик. Там мы и обосновались.

– И главное, – попросил я, – излагай все полностью, во всех подробностях, иначе мне придется без конца перебивать тебя вопросами.

С разрешения Фреда я передаю эту историю в точности так, как услышал. Пока длился наш разговор, спустилась ночь, удалились от своих шумных хлопот стрижи, уступив место летучим мышам с их едва слышным, но все же более резким, чем крики стрижей, писком. Редкие вспышки спички, скрип плетеного стула – ничто иное не прерывало рассказ.

– Однажды вечером, недели три назад, – говорил Фред, – я обедал с Артуром Темплом. Присутствовали также его жена и свояченица, но около половины одиннадцатого дамы отправились на бал. Мы с Артуром оба ненавидим танцы, и Артур предложил мне партию в шахматы. Их я обожаю, играю из рук вон плохо, но во время игры ни о чем другом думать уже не могу. В тот вечер, однако, партия складывалась весьма благоприятно для меня, и, дрожа от возбуждения, я начал сознавать, что, как ни странно, в перспективе – ходов эдак через двадцать – маячит выигрыш. Упоминаю об этом, чтобы показать, насколько я был в те минуты сосредоточен на игре.

Пока я размышлял над ходом, грозившим моему сопернику скорым и неминуемым поражением, передо мной, как чертик из табакерки, внезапно возникло видение. Подобные уже являлись мне прежде раз или два. Я протянул руку, чтобы взять ферзя, но тут и шахматная доска, и все прочее, что меня окружало, бесследно исчезли, и я очутился на платформе железнодорожной станции. Вдоль платформы тянулся поезд, который – я знал это – только что привез меня сюда. Мне было также известно, что через час подойдет другой поезд и на нем мне предстоит отправиться к какому‑то неведомому месту назначения. Напротив находилась доска с названием станции; покуда я о нем умолчу, чтобы ты не догадался, о чем пойдет речь дальше. Я нисколько не сомневался, что именно здесь и должен находиться, но в то же время, если память мне не изменяет, ни разу не слышал этого названия раньше. Мой багаж был сложен рядом, на платформе. Я поручил его заботам носильщика, как две капли воды похожего на Артура Темпла, и сказал, что собираюсь прогуляться, а к прибытию поезда вернусь.

Дело происходило днем (я знал это, несмотря на сумрак); стояла предгрозовая духота. Я прошел через здание вокзала и оказался на площади. Справа, за несколькими небольшими садиками, местность круто возвышалась и переходила вдали в вересковую пустошь, налево громоздились бесчисленные строения, из высоких труб которых извергался вонючий дым, вперед же, меж беспорядочно сгрудившихся домов, тянулась длинная улица. Ни в окнах этих бедных и унылых жилищ, построенных из серого выцветшего камня и крытых шифером, ни на всем бесконечном протяжении улицы не виднелось ни единого живого существа. Возможно, предположил я, все местные жители трудятся сейчас в мастерских – тех, что я заметил по левую руку, – но куда попрятались дети? Поселок казался вымершим, и в этом чудилось что‑то печальное и тревожное.

На мгновение я задумался над тем, что предпочесть: прогулку по этим безрадостным местам или ожидание на вокзале с книгой. И тут я почему‑то ощутил, что мне нужно идти, ибо за этой длинной пустынной улицей меня ждет важное открытие. Я знал одно: идти необходимо, хотя и не ясно зачем и куда. Я пересек площадь и вышел на улицу.

Как только я двинулся вперед, ощущение, давшее мне толчок, полностью развеялось (вероятно, потому, что сделало свое дело); в памяти осталось одно: я жду поезда и прогуливаюсь, чтобы убить время. Конец улицы терялся вдали, на холме; по обе стороны стояли приземистые двухэтажные дома. Несмотря на удушающую жару, двери и окна были наглухо закрыты; всюду царило полное безлюдье. Ничьи шаги, кроме моих, не нарушали тишину. Не порхали по карнизам и канавам воробьи, не крались вдоль домов и не дремали на ступеньках коты; ни единая живая душа не показывалась на глаза и не выдавала своего присутствия какими‑либо звуками.

Я шел и шел, пока наконец не понял, что улица кончается. На одной стороне домов не стало и потянулись мрачные пустые пастбища. И тут в моем мозгу, подобно отдаленной молнии, вспыхнула мысль: моему взгляду не доступно ничто живое, так как у меня нет с живущими ничего общего. Вокруг, возможно, кишмя кишат дети, взрослые, коты и воробьи, но я не один из них, я попал сюда иным путем, и то, что привело меня в эту пустынную местность, к жизни не имеет никакого отношения. Я не могу высказать эту мысль яснее, настолько неопределенной и мимолетной она была. На другой стороне улицы дома тоже кончились, и я шел теперь унылой деревенской дорогой. Справа и слева тянулись чахлые живые изгороди. Быстро надвигались и густели сумерки, горячий воздух застыл в неподвижности. Дорога сделала крутой поворот. По одну сторону по‑прежнему простиралась открытая местность, по другую же мой взгляд уперся в высокую каменную стену. Я уже начал гадать, что прячется там, за стеной, когда набрел на большие железные ворота и через решетку разглядел кладбище. Ряд за рядом в полумраке тускло поблескивали надгробия; в дальнем конце едва виднелись скаты крыши и низкий шпиль часовни. Смутно ожидая чего‑то для себя важного, я вошел в раскрытые ворота и по заросшей сорняками гравиевой дорожке направился к часовне. Взглянув при этом на свои часы, я убедился, что полчаса уже на исходе и вскоре придется возвращаться. Я знал, однако, что пришел сюда не просто так.

Надгробий вокруг больше не было, и от часовни меня отделяло открытое пространство, поросшее травой. Мне попалось на глаза одиноко стоявшее надгробие, и, повинуясь особого рода любопытству, заставляющему нас иногда склоняться, чтобы прочесть надписи на могильных камнях, я свернул с тропы.

Надгробие, хотя и свежее (судя по тому, как оно белело в сумраке), уже успело порасти мхом и лишайником, и мне подумалось, что здесь, возможно, покоится странник, умерший на чужбине, где нет ни родных, ни друзей, чтобы присмотреть за могилой. При виде растительности, целиком скрывшей надпись, во мне шевельнулась жалость к несчастному, столь скоро забытому миром. Кончиком трости я принялся расчищать буквы. Мох отваливался кусок за куском, уже показалась надпись, но тьма успела так сгуститься, что букв я не различал. Я зажег спичку и поднес к надгробию. На камне было высечено мое собственное имя.

Я услышал испуганное восклицание и понял, что оно вырвалось из моих уст. Тут же послышался смех Артура Темпла, и я снова очутился у него в гостиной, перед шахматной доской, на которую взирал с огорчением. Ход, сделанный Артуром, оказался сюрпризом и развеял в прах все мои победные планы.

– А полминуты назад, – проговорил Темпл, – я думал, что дела мои швах.

Через несколько ходов игра пришла к печальному завершению, мы перекинулись еще несколькими словами, и я отправился восвояси. Мое видение уложилось в те пол минуты, которые Темпл затратил на свой ход, ведь до того, как перенестись за тридевять земель, я успел пойти ферзем.

Фред примолк, и я решил, что его история достигла финала.

– Странное дело, – заговорил я, – это одно из тех ничего не значащих, но любопытных впечатлений, которые время от времени вторгаются в нашу обыденную жизнь. Бог знает, откуда они исходят, но что они никуда не ведут, можно утверждать с уверенностью. Кстати, как называлась та станция? Ты не выяснял, не напоминает ли твое видение реально существующую местность? Не обнаружил ли ты совпадений?

Должен признаться, я был немного разочарован, хотя рассказывал Фред поистине мастерски. Не исключаю, что временами ясновидящим и медиумам бывает дано приоткрыть завесу, за которой, в тесном соседстве с нашим собственным, прячется иной мир, незримый и неведомый, и он становится доступен существам, пребывающим в физическом плане бытия, но в чем смысл таких видений? Смысла нет, и то же самое можно было сказать и об услышанной истории. Если даже в конечном счете Фреда Беннетта похоронят на кладбище вблизи привидевшегося ему сумеречного опустелого городка, что пользы знать об этом заранее? Если, воспользовавшись случаем заглянуть в иной, обычно заповедный мир, мы не узнаем ничего хоть сколько‑нибудь ценного и интересного, то к чему нам такая возможность?

Фред бросил на меня свой пронизывающий, устремленный в неведомую даль взгляд и рассмеялся.

– Нет, – ответил он, – вернее, не в совпадениях, как ты их называешь, суть моей истории. Что же до названия станции – потерпи, вскоре оно всплывет.

– О, так это еще не все?

– Ну да, разумеется, ты ведь просил рассказывать со всеми подробностями. То, что ты слышал, это пролог или же первый акт. Так мне продолжать?

– Конечно же. Извини.

– Итак, я вновь находился в комнате Артура, видение не продлилось и минуты, приятель не заметил ничего необычного: я всего‑навсего глазел на шахматную доску, а когда он сделал ход, нарушивший мои планы, от досады вскрикнул. Потом, как я уже говорил, мы немножко побеседовали и он упомянул, что им с женой, возможно, предстоит поездка в Йоркшир.Там, по дороге в Уитсантайд, находится усадьба Хелиат, которую оставил жене в наследство ее недавно скончавшийся дядя. Расположена она на возвышенности, среди вересковых пустошей. Осенью там можно охотиться, а сейчас как раз сезон ловли форели. Они, может быть, выберутся туда недельки на две. Артур предложил мне провести неделю с ними в Хелиате, если у меня нет других планов. Я охотно согласился, но поездка, как ты понимаешь, была под вопросом, все зависело от Темплов. Десять дней от них не поступало известий, но затем пришла телеграмма (Артур предпочитает телеграммы, потому что они, по его словам, внушительнее писем) с приглашением прибыть как можно скорее, если я не передумал. Темпл просил сообщить, когда придет мой поезд, тогда они меня встретят; остановка называется Хелиат. Скажу сразу: станция, явившаяся мне в видении, носила другое название.

У меня есть дома расписание; я отыскал там Хелиат, выбрал подходящий поезд и телеграфировал Артуру, что завтра выезжаю. Таким образом, все, что пока требовалось, я сделал.

В Лондоне стояла удушливая жара, и йоркширские вересковые пустоши рисовались мне райским уголком. Кроме того, после давешнего странного видения меня донимали дурные предчувствия. Понятное дело, я уговаривал себя, что всему виной спертая атмосфера города, хотя в глубине души знал истинную причину: происшествие за шахматной доской. Назойливое воспоминание давило свинцовой тяжестью, грозной тучей застило небосвод. Стоило мне отослать телеграмму, как подъем духа, вызванный мыслью о бодрящем горном воздухе, уступил место предчувствию неведомой опасности, и я, недолго думая, послал вслед первой вторую телеграмму с сообщением, что все же не смогу приехать. Но почему мне вздумалось связать свои дурные предчувствия именно с поездкой в Хелиат – об этом я не имел понятия и, как ни старался, никакой разумной причины не измыслил. Тогда я сказал себе, что на меня напал иррациональный страх (такое случается даже с самыми спокойными людьми) и поддаться ему – лучший способ расшатать свою нервную систему. В подобных случаях ни за что не следует себе потакать.

По этой причине я решил пойти наперекор себе – не столько ради приятной загородной поездки, сколько с целью доказать, что напрасно боялся. На следующее утро я явился на вокзал с запасом в четверть часа, нашел себе место в уголке, заранее заказал в вагоне‑ресторане ленч и обосновался со всеми удобствами. Перед самым отходом поезда появился кондуктор. Надрезая мой билет, он взглянул на название конечного пункта.

– Пересадка в Корстофайне, сэр, – сказал он. Теперь ты знаешь, что за станция мне привиделась.

Меня охватил панический ужас, но я все же задал кондуктору вопрос:

– И сколько придется там ждать?

Он вынул из кармана расписание:

– Ровно час, сэр. А потом подойдет поезд, который по боковой ветке направляется в Хелиат.

На сей раз я не удержался и прервал его:

– Корстофайн? Это название недавно попадалось мне в газете.

– Мне тоже. Об этом чуть позже. А тогда я попросту впал в панику, потерял над собой контроль. Я выпрыгнул из поезда как ошпаренный. Не без труда мне удалось забрать из багажного вагона свои вещи. А Темплу я отправил телеграмму, где говорилось, что меня задержали. Спустя минуту поезд тронулся, а я остался на платформе. Уши у меня горели от стыда, но в какой‑то потаенной клеточке мозга прочно засела уверенность, что я поступил правильно. Каким образом, сам не знаю, но я внял полученному десятью днями раньше предостережению.

Позже я пообедал у себя в клубе, а затем взял в руки газету и наткнулся на сообщение о трагической железнодорожной аварии, имевшей место в тот же день у станции Корстофайн. Скорый поезд из Лондона, на котором я собирался ехать, прибыл в 2.53, а поезд, следовавший по боковой ветке на Хелиат, должен был отправиться в 3.54. В заметке говорилось, что этот поезд отходит от платформы, куда прибывают лондонские поезда, несколько ярдов следует по ветке, ведущей к Лондону, а затем сворачивает вправо. Примерно в то же время мимо Корстофайна проходит без остановки лондонский экспресс. Обычно местный, хелиатский поезд его пропускает, однако в тот день экспресс запаздывал, и хелиатский поезд получил сигнал к отправлению. То ли стрелочник не дал лондонскому поезду сигнал остановки, то ли машинист зазевался, но, когда местный поезд находился на лондонской ветке, в него на полной скорости врезался наверстывавший опоздание экспресс. Пострадали локомотив и головной вагон экспресса; что до местного поезда, то его просто‑напросто разнесло в щепки: экспресс пролетел насквозь как пуля.

Фред снова сделал паузу; я на сей раз молчал.

– Ну вот, – произнес он, – такая мне пригрезилась картина, и такое я извлек из нее предостережение. Осталось добавить немногое, но, как мне представляется, для исследователя, изучающего подобного рода феномены, эта часть рассказа не менее интересна, чем все остальное.

Итак, я тут же решил на следующий день отправиться в Хелиат. После всего, что произошло, я изнывал от любопытства. Мне не терпелось узнать, совпадет ли с действительностью мое видение, или это была, скажем так, весть из нематериального мира, облаченная в формы времени и пространства, свойственные миру физическому. Должен сознаться, первое предположение нравилось мне больше. Обнаружив в Корстофайне ту же картину, что ранее пригрезилась мне, я убедился бы в тесной связи и взаимопроникновении здешнего и нездешнего миров, в том, что последний способен представать перед смертным в формах первого… Я вновь телеграфировал Артуру Темплу, сообщая, что приеду на следующий день в то же время.

Снова я отправился на вокзал, и снова кондуктор предупредил, что в Корстофайне мне нужно сделать пересадку. Утренние газеты пестрели сообщениями о вчерашней аварии, но кондуктор заверил, что путь уже очищен и задержек не будет. За час до прибытия за окнами потемнело: мимо потянулись угольные копи и фабрики, из труб извергался густой, заволакивавший солнце дым. Когда поезд остановился, местность уже начал окутывать знакомый мне плотный, неестественный сумрак. В точности так же как в прошлый раз, я поручил свои вещи носильщику, а сам отправился исследовать места, которых ни разу не видел, но знал до таких мельчайших подробностей, какие обычно не в состоянии удержать память. Справа к привокзальной площади примыкало несколько садовых участков, за которыми высилось поросшее вереском плоскогорье, – где‑то там, без сомнения, располагался Хелиат. Налево громоздились крыши хозяйственных строений, из высоких труб клубами шел дым. Впереди устремлялась в бесконечную даль крутая унылая улица. Но городок, прежде мертвый и необитаемый, на сей раз был заполнен сновавшими толпами. В водосточных канавах копошились дети, на ступеньках у входных дверей вылизывались кошки, воробьи поклевывали рассыпанный на дороге мусор. Так и должно было случиться. В прошлый раз, когда Корстофайн посетил мой дух, или астральное тело – называй как знаешь, – за мной уже затворялись врата мира теней и все живое оставалось вне моего круга восприятия. Теперь же, принадлежа к живым, я наблюдал, как вокруг меня кипела и бурлила жизнь.

Я поспешно зашагал вдоль улицы, по опыту зная, что мне едва хватит времени добраться до цели и не опоздать затем на поезд. Стояла изнуряющая жара, темень с каждым шагом сгущалась все больше. По левую руку дома кончились, и передо мной открылись печальные поля, потом дома перестали попадаться и справа, и наконец дорога сделала резкий поворот. Следуя вдоль каменной, выше моего роста, стены, я добрался до распахнутых железных ворот, показались ряды надгробий и на фоне темного неба скаты крыши и шпиль кладбищенской часовни. Вновь я вступил на заросшую гравиевую дорожку, достиг открытого пространства перед часовней и увидел могильную плиту в стороне от остальных.

По траве я приблизился к плите, сплошь покрытой мхом и лишайником. Поскреб тростью поверхность камня, где было выбито имя того (или той), кто под ним покоился, зажег спичку, потому что во тьме уже не различал букв, и обнаружил не чье‑нибудь, а свое собственное имя. Ни даты, ни текста – имя, и больше ничего.

Беннетт вновь умолк. Пока длился рассказ, слуга успел поставить перед нами поднос с сельтерской и виски и водрузить на стол лампу; пламя застыло в неподвижном воздухе. Ни прихода, ни ухода слуги я не заметил, подобно тому как Фред, когда поле его сознательного восприятия было целиком занято видением, ничего не знал о ходе, сделанном его соперником за шахматной доской. Фред налил себе немножко виски, я последовал его примеру, и он продолжал:

– Остается только гадать, не посетил ли я когда‑нибудь Корстофайн и не пережил ли как раз то, что явилось мне в видении. Не могу поручиться, что это не так: не в моих силах воссоздать в памяти каждый прожитый мною день, начиная с появления на свет. Могу утверждать только, что ни о чем подобном я не помнил, даже название «Корстофайн» представлялось мне совершенно незнакомым. Если я побывал в Корстофайне, то не исключено, что меня посетило не видение, а воспоминание, и беду оно предотвратило по чистой случайности, всплыв в памяти как раз накануне того рокового дня, когда мне грозила неминуемая гибель в железнодорожной аварии. Если бы несчастье произошло и мои останки опознали, то похоронили бы их, определенно, на том самом кладбище: в моем завещании душеприказчик нашел бы пункт, где говорится, что при отсутствии весомых причин поступить иначе мое тело следует похоронить рядом с тем местом, где меня настигнет смерть. Разумеется, мне нет дела до того, что произойдет с моей бренной оболочкой, когда душа с ней расстанется, и никакие сантименты не побуждают меня в данном случае причинять ближним хлопоты.

Фред вытянулся и издал смешок:

– Да, можно сказать, совпадение изощренное, а если им к тому же предусмотрено, что по соседству с моей предполагаемой могилой похоронен еще один Фред Беннетт, то оно поистине выходит за всякие разумные пределы. Да уж, мне скорее по душе более простое объяснение.

– Какое же?

– То самое, в которое ты в глубине души веришь, одновременно восставая против него разумом, неспособным подвести его под какой‑либо известный закон природы. Однако закон в данном случае существует, пусть он и не проявляет себя с таким постоянством, как тот, что управляет восходом солнца. Я бы сравнил его с законом, в соответствии с которым прилетают кометы, только сталкиваемся мы с ним, разумеется, гораздо чаще. Возможно, чтобы замечать его проявления, требуется особая психическая восприимчивость, которая дана не всем людям, а лишь некоторым. Аналогичный пример: кто‑то наделен способностью слышать (на сей раз речь идет о физическом восприятии) писк, который издают в полете летучие мыши, а кто‑то нет. Я вот не воспринимаю эти звуки, а ты как‑то упоминал, что слышишь их, и я верю тебе безоговорочно, хотя сам к ним абсолютно глух.

– И в чем же заключается закон, о котором ты говоришь?

– В том, что в единственно подлинном и реальном мире, скрытом за «земною грязной оболочкой праха»,прошлое, настоящее и будущее неотделимы друг от друга. Они представляют собой единую точку в вечности, воспринимаемую целиком и со всех сторон сразу. Это трудно выразить словами, но дело обстоит именно так. Есть люди, для которых эта оболочка праха время от времени на мгновение приоткрывается, и тогда они обретают способность видеть и познавать. В сущности, ничего нет проще, и, если разобраться, ты веришь в это и всегда верил.

– Согласен, – кивнул я, – но именно потому, что подобные явления столь редки и столь отличны от повседневного хода вещей, я и пытаюсь, столкнувшись с необычным случаем, прежде всего подыскать ему более знакомую мне причину – объяснить его повышенной чувствительностью органов восприятия. Мы знаем о том, что существует чтение мыслей, телепатия, внушение. Когда берешься толковать феномены столь загадочные, как предвидение будущего, нужно прежде всего исключить вмешательство этих, менее таинственных, свойств человеческой психики.

– А, ну тогда давай исключай. Но не думай, что ясновидение и пророчества принадлежат не к одному и тому же кругу явлений. Они представляют собой всего лишь продолжение естественного закона природы. Боковая ветка, ведущая в Хелиат, так сказать, в стороне от магистрали. Часть общей сети дорог.

Здесь было над чем задуматься, и мы замолчали. Да, я слышу писк летучих мышей, а Фред не слышит, но, если б он на том основании, что сам глух, отказался верить мне, я счел бы, что он чересчур далеко зашел в материализме. Я обдумал его историю шаг за шагом и в самом деле признал, что склонен согласиться с провозглашенным им принципом: из тех областей, которые мы, в невежестве своем, считаем вместилищем пустоты, поступали, поступают и будут поступать сигналы, и, если приемник настроен на соответствующую волну, он их улавливает. Да, Фред видел мертвый, опустевший город, ибо сам принадлежал смерти, а потом город ожил, потому что, вняв предостережению, Фред вернулся к жизни. И тут меня осенило.

– Ага, попался! В твоем видении отсутствовали люди, потому что сам ты был тогда мертв, не так ли?

Фред снова усмехнулся:

– Знаю, что ты собираешься сказать. Ты хочешь спросить, а как же носильщик, которого я видел на станции. Не могу подыскать удовлетворительного объяснения. А если вспомнить о том, как маячит перед человеком, получающим наркоз, лицо анестезиолога, – последнее, что он видит, прежде чем впасть в беспамятство, и последнее, что связывает его с материальным миром? Я ведь говорил тебе, что носильщик смахивал на Артура Темпла.

В мартовском и апрельском номерах журнала «Урал» за 2004 год… (по Н. Горлановой)

В своём повествовании Горланова выдвигает проблему отношения к учителю, к личности в нашем обществе.

На мой взгляд, данная проблема актуальна в наше время, потому что роль учителя в социальной сфере занижена, работать в школе учителем непрестижно для молодого поколения.

Автор текста утверждает, что «время – честный человек». Елена Николаевна любила своих учеников, хранила в сердце память о каждом из них, что отразилось в её глубоких, ярких письмах к ним. И ученики отплатили ей взаимностью. Когда она «страдала от ностальгии, одиночества и болезней», они «писали, приезжали, помогали…».

Я тоже думаю, что время – «честный человек» и справедливый судья. Оно отметает всё пустое, ничтожное, оставляя только истинное, ценное. Настоящий учитель всегда играет большую роль в жизни подрастающего поколения, оставляет глубокий след в сердцах своих учеников.

Вспомним рассказ В. Распутина «Уроки французского». Молодая учительница Лидия Михайловна не только учила ребят французскому языку. Её уроки – это уроки доброты, человечности. Она играла на деньги со своим учеником, специально проигрывая ему, чтобы мальчик имел возможность купить хотя бы кружку молока в день. Учился он старательно, но в то тяжёлое послевоенное время голодал, жил у чужих людей. И герой рассказа, и мы, читатели, запомнили учителя Лидию Михайловну, потому что в ней было главное – неравнодушие к чужой судьбе.

«Учителями славится Россия», — писал поэт А. Дементьев в своём стихотворении. Мне хочется добавить: «Учителями славится наша школа». Они отдают все свои силы, чтобы ученики получили хорошие знания, которые пригодятся им в жизни. Не жалеют своего времени для дополнительных занятий. Но не только это важно. Фестивали, праздники, походы, конкурсы – это тоже часть нашей школьной жизни. И везде – с нами рядом учитель – друг, помощник, воспитатель.

Со своим первым учителем Ириной Петровной я общаюсь до сих пор. Езжу навестить, звоню, поздравляю с праздниками и днём рождения. Она учила нас, школьников-малышей, не только читать и писать, но и видеть мир, уважать старших, помогать друг другу, развивать свои способности, быть личностями. И сейчас её волнует наше настоящее и будущее. Поэтому для меня она близкий и дорогой мне человек.

В заключение хотелось бы сказать, что такие учителя, как Елена Николаевна, Лидия Михайловна, Ирина Петровна и многие другие — это Учителя с большой буквы.