Статья базаров краткое содержание по главам.

Д. И. Писарев

(«Отцы и дети», роман И. С. Тургенева)

Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша; характеры и положения, сцены и картины нарисованы так наглядно и в то же время так мягко, что самый отчаянный отрицатель искусства почувствует при чтении романа какое-то непонятное наслаждение, которого не объяснишь ни занимательностью рассказываемых событий, ни поразительною верностью основной идеи. Дело в том, что события вовсе не занимательны, а идея вовсе не поразительно верна. В романе нет ни завязки, ни развязки, ни строго обдуманного плана; есть типы и характеры, есть сцены и картины, и, главное, сквозь ткань рассказа сквозит личное, глубоко-прочувствованное отношение автора к выведенным явлениям жизни. А явления эти очень близки к нам, так близки, что все наше молодое поколение с своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа. Я этим не хочу сказать, чтобы в романе Тургенева идеи и стремления молодого поколения отразились так, как понимает их само молодое поколение; к этим идеям и стремлениям Тургенев относится с своей личной точки зрения, а старик и юноша почти никогда не сходятся между собою в убеждениях и симпатиях. Но если вы подойдете к зеркалу, которое, отражая предметы, изменяет немного их цвета, то вы узнаете свою физиономию, несмотря на погрешности зеркала. Читая роман Тургенева, мы видим в нем типы настоящей минуты и в то же время отдаем себе отчет в тех изменениях, которые испытали явления действительности, проходя через сознание художника. Любопытно проследить, как действуют на человека, подобного Тургеневу, идеи и стремления, шевелящиеся в нашем молодом поколении и проявляющиеся, как все живое, в самых разнообразных формах, редко привлекательных, часто оригинальных, иногда уродливых.

Такого рода исследование может иметь очень глубокое значение. Тургенев – один из лучших людей прошлого поколения; определить, как он смотрит на нас и почему он смотрит на нас так, а не иначе, значит найти причину того разлада, который замечается повсеместно в нашей частной семейной жизни; того разлада, от которого часто гибнут молодые жизни и от которого постоянно кряхтят и охают старички и старушки, не успевающие обработать на свою колодку понятия и поступки своих сыновей и дочерей. Задача, как видите, жизненная, крупная и сложная; сладить я с нею, вероятно, не слажу, а подумать – подумаю.

Роман Тургенева, кроме своей художественной красоты, замечателен еще тем, что он шевелит ум, наводит на размышления, хотя сам по себе не разрешает никакого вопроса и даже освещает ярким светом не столько выводимые явления, сколько отношения автора к этим самым явлениям. Наводит он на размышления именно потому, что весь насквозь проникнут самою полною, самою трогательною искренностью. Все, что написано в последнем романе Тургенева, прочувствовано до последней строки; чувство это прорывается помимо воли и сознания самого автора и согревает объективный рассказ, вместо того чтобы выражаться в лирических отступлениях. Автор сам не отдает себе ясного отчета в своих чувствах, не подвергает их анализу, не становится к ним в критические отношения. Это обстоятельство дает нам возможность видеть эти чувства во всей их нетронутой непосредственности. Мы видим то, что просвечивает, а не то, что автор хочет показать или доказать. Мнения и суждения Тургенева не изменят ни на волосок нашего взгляда на молодое поколение и на идеи нашего времени; мы их даже не примем в соображение, мы с ними даже не будем спорить; эти мнения, суждения и чувства, выраженные в неподражаемо живых образах, дадут только материалы для характеристики прошлого поколения, в лице одного из лучших его представителей. Постараюсь сгруппировать эти материалы и, если это мне удастся, объясню, почему наши старики не сходятся с нами, качают головами и, смотря по различным характерам и по различным настроениям, то сердятся, то недоумевают, то тихо грустят по поводу наших поступков и рассуждений.

Действие романа происходит летом 1859 года. Молодой кандидат, Аркадий Николаевич Кирсанов, приезжает в деревню к своему отцу вместе с своим приятелем, Евгением Васильевичем Базаровым, который, очевидно, имеет сильное влияние на образ мыслей своего товарища. Этот Базаров, человек сильный по уму и по характеру, составляет центр всего романа. Он – представитель нашего молодого поколения; в его личности сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах; и образ этого человека ярко и отчетливо вырисовывается перед воображением читателя.

Базаров – сын бедного уездного лекаря; Тургенев ничего не говорит об его студенческой жизни, но надо полагать, что то была жизнь бедная, трудовая, тяжелая; отец Базарова говорит о своем сыне, что он у них отроду лишней копейки не взял; по правде сказать, много и нельзя было бы взять даже при величайшем желании, следовательно, если старик Базаров говорит это в похвалу своему сыну, то это значит, что Евгений Васильевич содержал себя в университете собственными трудами, перебивался копеечными уроками и в то же время находил возможность дельно готовить себя к будущей деятельности. Из этой школы труда и лишений Базаров вышел человеком сильным и суровым; прослушанный им курс естественных и медицинских наук развил его природный ум и отучил его принимать на веру какие бы то ни было понятия и убеждения; он сделался чистым эмпириком; опыт сделался для него единственным источником познания, личное ощущение – единственным и последним убедительным доказательством. «Я придерживаюсь отрицательного направления, – говорит он, – в силу ощущений. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен – и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоки? Тоже в силу ощущения – это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут. Не всякий тебе это скажет, да и я в другой раз тебе этого не скажу». Как эмпирик, Базаров признает только то, что можно ощупать руками, увидать глазами, положить на язык, словом, только то, что можно освидетельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит на деятельность нервной системы; вследствие этого наслаждения красотами природы, музыкою, живописью, поэзиею, любовью женщины вовсе не кажутся ему выше и чище наслаждения сытным обедом или бутылкою хорошего вина. То, что восторженные юноши называют идеалом, для Базарова не существует; он все это называет «романтизмом», а иногда вместо слова «романтизм» употребляет слово «вздор». Несмотря на все это, Базаров не ворует чужих платков, не вытягивает из родителей денег, работает усидчиво и даже не прочь от того, чтобы сделать в жизни что-нибудь путное. Я предчувствую, что многие из моих читателей зададут себе вопрос: а что же удерживает Базарова от подлых поступков и что побуждает его делать что-нибудь путное? Этот вопрос поведет за собою следующее сомнение: уж не притворяется ли Базаров перед самим собою и перед другими? Не рисуется ли он? Может быть, он в глубине души признает многое из того, что отрицает на словах, и, может быть, именно это признаваемое, это затаившееся спасает его от нравственного падения и от нравственного ничтожества. Хоть мне Базаров ни сват, ни брат, хоть я, может быть, и не сочувствую ему, однако, ради отвлеченной справедливости, я постараюсь ответить на вопрос и опровергнуть лукавое сомнение.

Многие люди, читая статью какого-либо критика о том или ином произведение, ожидают услышать негативные высказывания в адрес сюжета произведения, его героев и автора. Но ведь сама критика подразумевает в себе не только отрицательные суждения и указания недостатков, но и анализ самого произведения, его обсуждения с целью дать оценку. Так литературной критике подверглось произведение И. С. Тургенева. Роман «Отцы и дети» явился в «Русском вестнике» в марте 1862 года, после чего начались бурные обсуждения этого произведения в печати. Мнения были разные

Одну из самых критичных точек зрений выдвинул М. А. Антонович, опубликовав свою статью "Асмодей нашего времени" в мартовской книжке «Современника». В ней критик отказывал "Отцам и детям" в каких бы то ни было художественных достоинствах. Он был весьма недоволен романом Тургенева. Критик обвинял автора в клевете на молодое поколение, говорил, что роман написан в укор и поучение молодому поколению, а также радовался, что писатель, наконец, открыл свое истинное лицо - лицо противника прогресса. Как написал Н. Н. Страхов, «вся статья обнаруживает только одно - что критик сильно недоволен Тургеневым и считает священным долгом своим и всякого гражданина не находить как в новом его произведении, так и во всех прежних ничего хорошего».

Сам же Н. Н. Страхов относится к роману «Отцы и дети» с положительной стороны. Он говорит о том, что «роман читается с жадностью и возбуждает такой интерес, какого, смело можно сказать, не возбуждало еще ни одно произведение Тургенева». Также критик отмечает, что «роман так хорош, что на первый план победоносно выступает чистая поэзия, а не посторонние мысли и именно потому, что она остается поэзиею, может деятельно служить обществу». В оценку самого автора Страхов замечает: «И. С. Тургенев представляет образец писателя, одаренного совершенной подвижностью и вместе глубокою чуткостью, глубокою любовью к современной ему жизни Тургенев остался верен своему художническому дару: он не выдумывает, а создает, не искажает, а только освещает свои фигуры он дал плоть и кровь тому, что явно уже существовало в виде мысли и убеждения. Он придал наружное проявление тому, что уже существовало как внутреннее основание». Наружной же сменой романа критик видит смену поколений. Он говорит, «если Тургенев изобразил не всех отцов и детей или не тех отцов и детей, каких хотелось бы другим, то вообще отцов и вообще детей и отношение между этими двумя поколениями он изобразил превосходно».

Еще одним из критиков, давших свою оценку роману Тургенева, был Н. М. Катков. Свое мнение он опубликовал в майском номере журнала «Русский вестник» в статье под названием «Роман Тургенева и его критики». Отметив "созревшую силу первоклассного таланта" Ивана Сергеевича, он видит особенное достоинство романа в том, что автору удалось "уловить текущий момент", современную фазу русского образованного общества.

Самую же положительную оценку роману дал Д. И. Писарев. Его статья была одним из первых критических отзывов на роман «Отцы и дети» и появилась вслед за его публикацией в журнале «Русский вестник». Критик писал: «Читая роман Тургенева, мы видим в нем типы настоящей минуты и в то же время отдаем себе отчет в тех изменениях, которые испытали явления действительности, проходя чрез сознание художника». Писарев отмечает: «Кроме своей художественной красоты, роман замечателен еще тем, что он шевелит ум, наводит на размышления, хотя сам по себе не разрешает никакого вопроса и даже освещает ярким светом не столько выводимые явления, сколько отношения автора к этим самым явлениям»Также он говорит, что все произведение насквозь проникнуто самою полною, самою трогательною искренностью.

В свою очередь, сам автор романа «Отцы и дети», Иван Сергеевич Тургенев, в статье «По поводу отцов и детей» отмечает: «По милости этой повести прекратилось - и, кажется, навсегда - благосклонное расположение ко мне русского молодого поколения». Прочитав в критических статьях о том, что он в своих произведениях "отправляется от идеи" или "проводит идею", со своей стороны, Тургенев сознается, «что никогда не покушался "создавать образ", если не имел исходною точкою не идею, а живое лицо, к которому постепенно примешивались и прикладывались подходящие элементы». На протяжении всей статьи Иван Сергеевич общается только лишь со своим читателем - своим слушателем. И в конце повествования он дает им очень дельный совет: «Друзья мои, не оправдывайтесь никогда, какую бы ни взводили на вас клевету; не старайтесь разъяснить недоразумения, не желайте - ни сами сказать, ни услышать "последнее слово". Делайте свое дело - а то все перемелется».

Но дискуссия не закончилась только лишь обсуждением романа в целом. Каждый из критиков в своей статье рассмотрел одну очень значимую часть произведения, без которой бы не было никакого смысла в написании социально-психологического романа «Отцы и дети». И этой частью был и до сих пор остается главный герой произведения Евгений Васильевич Базаров.

Д. И. Писарев характеризовал его, как человека сильного по уму и по характеру, который составляет центр всего романа. «Базаров - представитель нашего молодого поколения; в его личности сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах; и образ этого человека ярко и отчетливо вырисовывается перед воображением читателя», - писал критик. Писарев считает, что Базаров, как эмпирик, признает только то, что можно ощупать руками, увидать глазами, положить на язык, словом, только то, что можно освидетельствовать одним из пяти чувств. Критик утверждает, что «Базаров ни в ком не нуждается, никого не боится, никого не любит и, вследствие этого, никого не щадит». Дмитрий Иванович Писарев говорит о Евгении Базарове, как о человеке, беспощадно и с полным убеждением отрицающем все, что другие признают высоким и прекрасным.

Николай Николаевич Страхов называет главного героя «яблоком раздора». «Он не есть ходячий тип, всем знакомый и только схваченный художником и выставленный им "на всенародные очи», - замечает критик. «Базаров есть тип, идеал, явление, "возведенное в перл создания", он стоит выше действительных явлений базаровщины». А базаровщина в свою очередь есть, как сказал Писарев, болезнь, болезнь нашего времени, и ее приходится выстрадать, несмотря ни на какие паллиативы и ампутации. «Относитесь к базаровщине как угодно - это ваше дело; а остановить - не остановите; это та же холера».Продолжая мысль Страхова, можно сказать, что «Базаров реалист, не созерцатель, а деятель, признающий одни действительные явления и отрицающий идеалы».Он вовсе не желает мириться с жизнью. Как написал Николай Николаевич Страхов, «Базаров представляет живое воплощение одной из сторон русского духа, он «более русский, чем все остальные лица романа». «Его речь отличается простотою, меткостью; насмешливостью и совершенно русским складом», - говорил критик.Также Страхов заметил, что «Базаров есть первое сильное лицо, первый цельный характер, явившийся в русской литературе из среды так называемого образованного общества».В конце романа «Базаров умирает совершенным героем, и его смерть производит потрясающее впечатление. До самого конца, до последней вспышки сознания, он не изменяет себе ни единым словом, ни единым признаком малодушия. Он сломлен, но не побежден», - утверждает критик.

Но конечно не обошлось и без обвинений в адрес Базарова. Многие критики осуждали Тургенева за то, что он изобразил главного героя в укор молодому поколению. Так Максим Алексеевич Антонович уверяет нас, что поэт выставил своего героя обжорой, пьянчужкой и картежником.

Сам автор же утверждает, что, рисуя фигуру Базарова, он исключил из круга его симпатий все художественное, придал ему резкость и бесцеремонность тона - не из нелепого желания оскорбить молодое поколение, а всего лишь потому, что он должен был нарисовать его фигуру именно такой. Тургенев сам осознавал: "беда" состояла в том, что воспроизведенный им базаровский тип не успел пройти чрез постепенные фазисы, через которые обыкновенно проходят литературные типы.

Еще одним из главных вопросов в обсуждении критиков романа И. С. Тургенева было отношение самого автора к своему герою.

Николай Николаевич Страхов сначала утверждал, что «Тургенев понимает Базаровых по крайней мере настолько, насколько они сами себя понимают», но потом он доказал, что Иван Сергеевич «понимает их гораздо лучше, чем они сами себя понимают».

Редактор одного из журнала написал: "К тому, что вышло из его рук, он находится точно в таких же отношениях, как и все другие; он может иметь симпатическое или антипатическое чувство к живому лицу, которое возникло в его фантазии, но ему придется совершить точно такой же труд анализа, как и всякому другому, для того, чтобы передать в суждении сущность своего чувства".

Катков же обвинял Тургенева в том, что тот пытался показать Базарова в максимально выгодном свете. Михаил Никифорович не упускает случая упрекнуть писателя в его пронигилистических симпатиях: «В "Отцах и детях" заметно желание автора дать главному типу возможно благоприятнейшие условия. Автор, видимо, как будто опасался показаться лицеприятным. Он как будто усиливался быть беспристрастным <.>. Нам кажется, что если б этих усилий не было, то его произведение еще более выиграло бы в своей объективности».

Д. И. Писарев, в свою очередь говорит, что Тургенев, очевидно, не благоволит своему герою. Критик замечает: «Создавая Базарова, Тургенев хотел разбить его в прах и вместо того отдал ему полную дань справедливого уважения. Он хотел сказать: наше молодое поколение идет по ложной дороге, и сказал: в нашем молодом поколении вся наша надежда».

Тургенев же выражает свое отношение к главному герою такими словами: «Я разделяю почти все его убеждения. А меня уверяют, что я на стороне "Отцов". я, который в фигуре Павла Кирсанова даже погрешил против художественной правды и пересолил, довел до карикатуры его недостатки, сделал его смешным!». «В самый момент появления нового человека – Базарова - автор отнесся к нему критически. объективно». «Автор сам не знает, любит ли он или нет выставленный характер (как это случилось со мною в отношении к Базарову)», - говорит о себе Тургенев в третьем лице.

Итак, теперь мы точно понимаем, что мнения всех критиков очень отличаются друг от друга. У каждого есть своя точка зрения. Но, несмотря на многие отрицательные высказывания в адрес И. С. Тургенева и его произведения, роман «Отцы и дети» и по сей день остается актуальным для нас, ведь проблема разных поколений была и будет. Как уже говорил Дмитрий Иванович Писарев, «это болезнь», и она неизлечима

Д. И. Писарев. «Базаров»

Писарев об общественном и художественном значении «От­цов и детей».

Главный герой романа – Базаров. Типичность образа. Проти­воречивость натуры героя.

Отличительные черты Базарова.

«Лишние люди» и Базаров.

Кирсановы. Отношение к ним главного героя. Реализм романа Тургенева.

Одиночество Базарова. Его отношение к родителям.

Ситников и Кукшина.

Базаров и Одинцова.

Взаимоотношения Базарова с крестьянами.

Писарев о смерти Базарова и об отношении автора к своему герою.

1. В статье Писарев дает высокую оценку произве­дению Тургенева. Критик указывает на общественное и художественное значение «Отцов и детей»: «...всё наше молодое поколение со своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа». При этом отмечается, что идеи и стрем­ления молодых современников писателя отразились в произведении очень своеобразно, претерпев измене­ния, пройдя «через сознание художника».

2. Базаров, по мнению Писарева, «человек сильный по уму и по характеру, составляет центр всего рома­на». Критик подчёркивает типичность, собирательность образа главного героя: «Он – представитель нашего молодого поколения; в его личности сгруппированы те свойства, которые мелкими дозами рассыпаны в мас­сах...»

По социальному положению Базаров – разночинец («сын бедного уездного лекаря»). Евгений прошёл «школу труда и лишений» и стал «человеком сильным и суровым»; «прослушанный им курс естественных и медицинских наук развил его природный ум и отучил его принимать на веру какие бы то ни было понятия и убеждения... опыт сделался для него единственным источником познания, личное ощущение – единствен­ным... доказательством... Базаров признаёт только то, что можно ощупать руками, увидеть глазами, поло­жить на язык, словом, только то, что можно освиде­тельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит на деятельность нервной системы». Отсюда его отрицание красоты природы, искусства, любви, идеала. Это, по мнению Базарова, «романтизм», «вздор».

Писарев отмечает противоречивость натуры глав­ного героя: «На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их ис­кренность решительно необходимо. Эти люди могут быть честными и бесчестными, гражданскими деятелями и отъявленными мошенниками, смотря по обстоятельствам и по личным вкусам…» «Кроме непосредст­венного влечения, у Базарова есть ещё другой руко­водитель в жизни – расчёт». Этому нигилисту присуща «сатанинская гордость». Героем «управляют толь­ко личная прихоть или личные расчёты. Ни над собой, ни вне себя он не признаёт никакого регулятора, ни­какого нравственного закона, никакого принципа. Впе­реди – никакой высокой цели; в уме – никакого высокого помысла, и при всём этом – силы огромные. – Да ведь это безнравственный человек! Злодей, урод! – воскликнут многие», – пишет критик. Но «если база­ровщина – болезнь, то она болезнь нашего времени, и её приходится выстрадать», – делает вывод автор статьи.

3. «Болезнь века раньше всего пристаёт к людям, стоящим по своим умственным силам выше общего уровня». Именно поэтому Базаров одержим такой болезнью. «Как человек замечательно умный, он не встречал себе равного... Он смотрит на людей сверху вниз, даже редко даёт себе труд скрывать свои полу­презрительные, полупокровительственные отношения к тем людям, которые его ненавидят, и к тем, которые его слушаются. Базаров ни в ком не нуждается, нико­го не боится, никого не любит и, вследствие этого, никого не щадит».

В цинизме героя Писарев различает две стороны: «внутреннюю и внешнюю, цинизм мыслей и чувств и цинизм манер и выражений... Базаров... неотёсан­ный бурш, не знающий другой жизни, кроме бездом­ной, трудовой, подчас дико разгульной жизни бедного студента». Основные черты базаровского типа – «трез­вость мысли», «беспощадность критики», «твёрдость характера» – всего чаще вырабатываются «при серой обстановке трудовой жизни». «Человек дела» самим процессом своей жизни, независимо от процесса раз­мышления, доходит до практического реализма. Писа­тель, отмечает Писарев, «не благоволит к своему ге­рою», но всё же ему удается «держать в узде свою личную антипатию»; он не навязывает читателю сво­его мнения.

4. «Во всякое время, – пишет критик, – жили на свете люди, недовольные жизнью... Это всегда – ум­ные люди, и они не уживаются с теми явлениями, к ко­торым... привыкает масса». Писарев разделил «умных людей на три категории, отметив особенности каждого поколения: «...у Печориных есть воля без знанья; у Рудиных – знанье без воли; у Базаровых есть и зна­нье и воля. Мысль и дело сливаются в одно твёрдое целое».

5. Приступая к «фактическому разбору романа», Писарев характеризует Кирсановых, показывает отно­шение к ним Базарова. К Аркадию, «лишённому ум­ственной оригинальности», Евгений относится как к «ребёнку»; к Николаю Петровичу – как к «старень­кому романтику»; Павла Петровича, с его «принципа­ми», Базаров не любит: «Ему не хочется сознаться перед собой, что он может сердиться на «уездного аристократа», а между тем он спорит». «Видя этих двух людей лицом к лицу, – пишет критик, – можно себе представить борьбу, происходящую между двумя поколениями». Писарев считает, что «Тургенев не со­чувствует вполне ни одному из своих действующих лиц... Его не удовлетворяют ни отцы, ни дети». Писа­тель остаётся верен правде жизни. Тургенев «сам ни­когда не будет Базаровым, по он вдумался в этот тип и понял его так верно, как не поймёт ни один из наших молодых реалистов», – пишет критик. «Отцы» изобра­жены с беспощадной верностью, они люди хорошие, но об этих хороших людях не пожалеет Россия... а меж­ду тем есть и такие минуты, когда этим отцам можно полнее сочувствовать, чем самому Базарову». «Турге­нев не полюбил Базарова, но признал его силу, при­знал его перевес над окружающими людьми и сам принёс ему полную дань уважения», – делает вывод Писарев.

6. Анализируя далее образ Базарова, критик кон­статирует, что у героя Тургенева нет друзей. Он «один, сам по себе, стоит на холодной высоте трезвой мысли, и ему не тяжело это одиночество, он весь поглощён собой и работой. Личность Базарова замыкается на самой себе». Это потому, считает Писарев, что «вне её и вокруг неё почти вовсе нет родственных ей элементов».

Нет ни одной точки соприкосновения между Ба­заровым и его родителями. Они добрые люди, пишет критик, но сыну «с ними скучно, пусто, тяжело».

7. Характеризуя второстепенные персонажи рома­на, Писарев отмечает, что «юноша Ситников и молодая дама Кукшина представляют великолепно исполненную карикатуру безмозглого прогрессиста и по-русски эмансипированной женщины». Критик с удов­летворением подчёркивает, что Тургенев по заслугам оценил Ситникова: «...художник, рисующий перед нашими глазами поразительно живую карикатуру, осме­ивающий искажения великих и прекрасных идей, за­служивает нашей полной признательности».

8. Своеобразно складываются, указывает Писарев, отношения между Базаровым и Одинцовой: они прини­мают «какой-то странный характер борьбы». Евгению понравилась внешность Анны Сергеевны, но под «изящ­ной формой он отгадывает самородную силу и безотчётно начинает уважать эту силу». В конце концов Базаров «привязывается» к этой женщине «какою-то злобной, мучительной страстью». Одинцова умна, кра­сива, холодна. Это и привлекло к ней Базарова. Но любовь нигилиста не могла окончиться свадьбой, как это произошло у Аркадия. Писарев замечает, что Ба­зарова «пристроить очень мудрено и что он не может, не изменившись в основных чертах своей личности, сделаться добродетельным семьянином».

9. В отношении Базарова к простым людям критик отмечает природный демократизм героя, за что его любит народ. С другой стороны, крестьяне «смотрят на него как на шута горохового». Но такое явление – не противоречие, считает автор статьи. «У мужика лежит сердце к Базарову, потому что они видят в нём простого и умного человека, но в то же время этот человек для них чужой, потому что он не знает их бы­та, их потребностей, их надежд...»

10. «В конце романа Базаров умирает; его смерть – случайность...» Писарев поясняет, что Тургенев не по­казывает, «как живёт и действует» его герой, и потому трудно отгадать будущее Базарова. Зато рельефно даётся «описание смерти Базарова», которое критик считает лучшим (в художественном отношении) местом в романе. «Нигилист остаётся верен себе до последней минуты... умер твёрдо и спокойно». Писарев отмечает, что «весь интерес, весь смысл романа заклю­чался в смерти Базарова. Если бы он струсил, если бы изменил себе, – весь характер его осветился иначе: явился бы пустой хвастун, от которого нельзя ожидать в случае нужды ни стойкости, ни решимости; весь роман оказался бы клеветою на молодое поколение... Но
у Тургенева, как у честного и искреннего художника, язык не повернулся произнести такую печальную ложь». Критик пишет, что, «создавая Базарова, Тургенев хотел разбить его в прах и вместо того отдал ему полную дань справедливого уважения. Он хотел сказать, что наше молодое поколение идёт по ложной дороге, и сказал: в нашем молодом поколении вся на­ша надежда». Дело в том, считает Писарев, что «чест­ная, чистая натура художника берёт своё, ломает тео­ретические загородки, торжествует над заблуждения­ми ума и своими инстинктами выкупает всё – и неверность основной идеи, и односторонность развития, и ус­тарелость понятий. Вглядываясь в своего Базарова, Тургенев как человек и как художник растёт на на­ших глазах и дорастает до правильного понимания, до справедливой оценки созданного им типа».

Литература

Озеров Ю. А. Раздумья перед сочинением. (Практические советы поступающим в вузы): Учебное пособие. – М.: Высшая школа, 1990. – С. 133–138.

Д. И. Писарев

"Отцы и дети", роман И. С. Тургенева

Д. И. Писарев. Литературная критика в трех томах. Том первый

Статьи 1859-1864 гг.

Л., "Художественная литература ", 1981

Составление, вступительная статья, подготовка текста и примечания Ю. С. Сорокина

OCR Бычков М.Н.

Новый роман Тургенева дает нам все то, чем мы привыкли наслаждаться в его произведениях. Художественная отделка безукоризненно хороша; характеры и положения, сцены и картины нарисованы так наглядно и в то же время так мягко, что самый отчаянный отрицатель искусства почувствует при чтении романа какое-то непонятное наслаждение, которого не объяснишь ни занимательностью рассказываемых событий, ни поразительною верностью основной идеи. Дело в том, что события вовсе не занимательны, а идея вовсе не поразительно верна. В романе нет ни завязки, ни развязки, ни строго обдуманного плана; есть типы и характеры, есть сцены и картины, и, главное, сквозь ткань рассказа сквозит личное, глубоко прочувствованное отношение автора к выведенным явлениям жизни. А явления эти очень близки к нам, так близки, что все наше молодое поколение с своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа. Я этим не хочу сказать, чтобы в романе Тургенева идеи и стремления молодого поколения отразились так, как понимает их само молодое поколение; к этим идеям и стремлениям Тургенев относится с своей личной точки зрения, а старик и юноша почти никогда не сходятся между собою в убеждениях и симпатиях. Но если вы подойдете к зеркалу, которое, отражая предметы, изменяет немного их цвета , то вы узнаете свою физиономию, несмотря на погрешностизеркала . Читая роман Тургенева, мы видим в нем типы настоящей минуты и в то же время отдаем себе отчет в тех изменениях, которые испытали явления действительности, проходя чрез сознание художника. Любопытно проследить, как действуют на человека, подобного Тургеневу, идеи и стремления, шевелящиеся в нашем молодом поколении и проявляющиеся, как все живое, в самых разнообразных формах, редко привлекательных, часто оригинальных, иногда уродливых.

Такого рода исследование может иметь очень глубокое значение. Тургенев -- один из лучших людей прошлого поколения; определить, как он смотрит на нас и почему он смотрит на нас так, а не иначе, значит найти причину того разлада, который замечается повсеместно в нашей частной семейной жизни; того разлада, от которого часто гибнут молодые жизни и от которого постоянно кряхтят и охают старички и старушки, не успевающие обработать на свою колодку понятия и поступки своих сыновей и дочерей. Задача, как видите, жизненная, крупная и сложная; сладить я с нею, вероятно, не слажу, а подумать -- подумаю.

Роман Тургенева, кроме своей художественной красоты, замечателен еще тем, что он шевелит ум, наводит на размышления, хотя сам по себе не разрешает никакого вопроса и даже освещает ярким светом не столько выводимые явления, сколько отношения автора к этим самым явлениям. Наводит он на размышления именно потому, что весь насквозь проникнут самою полною, самою трогательною искренностью. Все, что написано в последнем романе Тургенева, прочувствовано до последней строки; чувство это прорывается помимо воли и сознания самого автора и согревает объективный рассказ вместо того, чтобы выражаться в лирических отступлениях. Автор сам не отдает себе ясного отчета в своих чувствах, не подвергает их анализу, не становится к ним в критические отношения. Это обстоятельство дает нам возможность видеть эти чувства во всей их нетронутой непосредственности. Мы видим то, что просвечивает, а не то, что автор хочет показать или доказать. Мнения и суждения Тургенева не изменят ни на волос нашего взгляда на молодое поколение и на идеи нашего времени; мы их даже не примем в соображение, мы с ними даже не будем спорить; эти мнения, суждения и чувства, выраженные в неподражаемо живых образах, дадут только материалы для характеристики прошлого поколения, в лице одного из лучших его представителей. Постараюсь сгруппировать эти материалы и, если это мне удастся, объясню, почему наши старики не сходятся с нами, качают головами и, смотря по различным характерам и по различным настроениям, то сердятся, то недоумевают, то тихо грустят по поводу наших поступков и рассуждений.

Действие романа происходит летом 1859 года. Молодой кандидат, Аркадий Николаевич Кирсанов, приезжает в деревню к своему отцу вместе с своим приятелем, Евгением Васильевичем Базаровым, который, очевидно, имеет сильное влияние на образ мыслей своего товарища. Этот Базаров, человек сильный по уму и по характеру, составляет центр всего романа. Он -- представитель нашего молодого поколения; в его личности сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах; и образ этого человека ярко и отчетливо вырисовывается перед воображением читателя.

Базаров -- сын бедного уездного лекаря; Тургенев ничего не говорит об его студенческой жизни, но надо полагать, что то была жизнь бедная, трудовая, тяжелая, отец Базарова говорит о своем сыне, что он у них отроду лишней копейки не взял; по правде сказать, многого и нельзя было бы взять даже при величайшем желании, следовательно, если старик Базаров говорит это в похвалу своему сыну, то это значит, что Евгений Васильевич содержал себя в университете собственными трудами, перебивался копеечными уроками и в то же время находил возможность дельно готовить себя к будущей деятельности. Из этой школы труда и лишений Базаров вышел человеком сильным и суровым; прослушанный им курс естественных и медицинских наук развил его природный ум и отучил его принимать на веру какие бы то ни было понятия и убеждения; он сделался чистым эмпириком; опыт сделался для него единственным источником познания, личное ощущение -- единственным и последним убедительным доказательством. "Я придерживаюсь отрицательного направления, -- говорит он, -- в силу ощущений. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен -- и баста! Отчего мне нравится химия ? Отчего ты любишь яблоки? Тоже в силу ощущения -- это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут. Не всякий тебе это скажет, да и я в другой раз тебе этого не скажу" 1 . Как эмпирик, Базаров признает только то, что можно ощупать руками, увидать глазами, положить на язык, словом, только то, что можно освидетельствовать одним из пяти чувств. Все остальные человеческие чувства он сводит на деятельность нервной системы; вследствие этого наслаждения красотами природы, музыкою, живописью, поэзиею, любовью женщины вовсе не кажутся ему выше и чище наслаждения сытным обедом или бутылкою хорошего вина. То, что восторженные юноши называют идеалом, для Базарова не существует; он все это называет "романтизмом", а иногда вместо слова "романтизм" употребляет слово "вздор". Несмотря на все это, Базаров не ворует чужих платков, не вытягивает из родителей денег, работает усидчиво и даже не прочь от того, чтобы сделать в жизни что-нибудь путное. Я предчувствую, что многие из моих читателей зададут себе вопрос: а что же удерживает Базарова от подлых поступков и что побуждает его делать что-нибудь путное? Этот вопрос поведет за собою следующее сомнение: уж не притворяется ли Базаров перед самим собою и перед другими? Не рисуется ли он? Может быть, он в глубине души признает многое из того, что отрицает на словах, и, может быть, именно это признаваемое, это затаившееся спасает его от нравственного падения и от нравственного ничтожества. Хоть мне Базаров ни сват, ни брат, хоть я, может быть, и не сочувствую ему, однако, ради отвлеченной справедливости, я постараюсь ответить на вопрос и опровергнуть лукавое сомнение.

На людей, подобных Базарову, можно негодовать, сколько душе угодно, но признавать их искренность -- решительно необходимо. Эти люди могут быть честными и бесчестными, гражданскими деятелями и отъявленными мошенниками, смотря по обстоятельствам и по личным вкусам. Ничто, кроме личного вкуса, не мешает им убивать и грабить, и ничто, кроме личного вкуса, не побуждает людей подобного закала делать открытия в области наук и общественной жизни. Базаров не украдет платка по тому же самому, почему он не съест кусок тухлой говядины. Если бы Базаров умирал с голоду, то он, вероятно, сделал бы то и другое. Мучительное чувство неудовлетворенной физической потребности победило бы в нем отвращение к дурному запаху разлагающегося мяса и к тайному посягательству на чужую собственность. Кроме непосредственного влечения, у Базарова есть еще другой руководитель в жизни -- расчет. Когда он бывает болен, он принимаетлекарство , хотя не чувствует никакого непосредственного влечения к касторовому маслу или к ассафетиде. Он поступает таким образом по расчету; ценою маленькой неприятности он покупает в будущем большее удобство или избавление от большей неприятности. Словом, из двух зол он выбирает меньшее, хотя и к меньшему не чувствует никакого влечения. У людей посредственных такого рода расчет большею частью оказывается несостоятельным; они по расчету хитрят, подличают, воруют, запутываются и в конце концов остаются в дураках. Люди очень умные поступают иначе; они понимают, что быть честным очень выгодно и что всякое преступление, начиная от простой лжи и кончая смертоубийством, -- опасно и, следовательно, неудобно. Поэтому очень умные люди могут быть честны по расчету и действовать начистоту там, где люди ограниченные будут вилять и метать петли. Работая неутомимо, Базаров повиновался непосредственному влечению, вкусу и, кроме того, поступал по самому верному расчету. Если бы он искал протекции, кланялся, подличал, вместо того чтобы трудиться и держать себя гордо и независимо, то он поступал бы нерасчетливо. Карьеры, пробитые собственною головою, всегда прочнее и шире карьер, проложенных низкими поклонами или заступничеством важного дядюшки. Благодаря двум последним средствам можно попасть в губернские или в столичные тузы, но, по милости этих средств, никому, с тех пор как мир стоит, не удавалось сделаться ни Вашингтоном, ни Гарибальди, ни Коперником, ни Генрихом Гейне. Даже Герострат -- и тот пробил себе карьеру собственными силами и попал в историю не по протекции. -- Что же касается до Базарова, то он не метит в губернские тузы; если воображение иногда рисует ему будущность, то эта будущность как-то неопределенно широка; работает он без цели, для добывания насущного хлеба или из любви к процессу работы, а между тем он смутно чувствует по количеству собственных сил, что работа его не останется бесследною и к чему-нибудь приведет. Базаров чрезвычайно самолюбив, но самолюбие его незаметно именно вследствие своей громадности. Его не занимают те мелочи, из которых складываются обыденные людские отношения; его нельзя оскорбить явным пренебрежением, его нельзя обрадовать знаками уважения; он так полон собою и так непоколебимо-высоко стоит в своих собственных глазах, что делается почти совершенно равнодушным к мнению других людей. Дядя Кирсанова, близко подходящий к Базарову по складу ума и характера, называет его самолюбие "сатанинскою гордостью". Это выражение очень удачно выбрано и совершенно характеризует нашего героя. Действительно, удовлетворить Базарова могла бы только целая вечность постоянно расширяющейся деятельности и постоянно увеличивающегося наслаждения, но, к несчастию для себя, Базаров не признает вечного существования человеческой личности. "Да вот, например, -- говорит он своему товарищу, Кирсанову, -- ты сегодня сказал, проходя мимо избы нашего старосты Филиппа, -- она такая славная, белая, -- вот сказал ты: Россия тогда достигнет совершенства, когда у последнего мужика будет такое же помещение, и всякий из нас должен этому способствовать... А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет... Да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; -- ну, а дальше?" 2

Итак, Базаров везде и во всем поступает только так, как ему хочется или как ему кажется выгодным и удобным. Им управляют только личная прихоть или личные расчеты. Ни над собой, ни вне себя, ни внутри себя он не признает никакого регулятора, никакого нравственного закона, никакого принципа. Впереди -- никакой высокой цели; в уме -- никакого высокого помысла, и при всем этом -- силы огромные. -- Да ведь это безнравственный человек! Злодей, урод! -- слышу я со всех сторон восклицания негодующих читателей. Ну, хорошо, злодей, урод; браните больше, преследуйте его сатирой и эпиграммой, негодующим лиризмом и возмущенным общественным мнением, кострами инквизиции и топорами палачей, -- и вы не вытравите, не убьете этого урода, не посадите его в спирт на удивление почтенной публике. Если базаровщина -- болезнь, то она болезнь нашего времени, и ее приходится выстрадать, несмотря ни на какие паллиативы и ампутации. Относитесь к базаровщине как угодно -- это ваше дело; а остановить -- не остановите; это та же холера.

Болезнь века раньше всего пристает к людям, стоящим по своим умственным силам выше общего уровня. Базаров, одержимый этою болезнью, отличается замечательным умом и вследствие этого производит сильное впечатление на сталкивающихся с ним людей. "Настоящий человек, -- говорит он, -- тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть". Под определение настоящего человека подходит именно сам Базаров; он постоянно сразу овладевает вниманием окружающих людей; одних он запугивает и отталкивает; других подчиняет, не столько доводами, сколько непосредственною силою, простотою и цельностью своих понятий. Как человек замечательно умный, он не встречал себе "равного. "Когда я встречу человека, который не спасовал бы передо мною, -- проговорил он с расстановкой, -- тогда я изменю свое мнение о самом себе".

Он смотрит на людей сверху вниз и даже редко дает себе труд скрывать свои полупрезрительные, полупокровительственные отношения к тем людям, которые его ненавидят, и к тем, которые его слушаются. Юн никого не любит; не разрывая существующих связей и отношений, он в то же время не сделает ни шагу для того, чтобы снова завязать или поддержать эти отношения, не смягчит ни одной ноты в своем суровом голосе, не пожертвует ни одною резкою шуткою, ни одним красным словцом.

Поступает он таким образом не во имя принципа, не для того, чтобы в каждую данную минуту быть вполне откровенным, а потому, что считает совершенно излишним стеснять свою особу в чем бы то ни было! по тому же самому побуждению, по которому американцы задирают ноги на спинки кресел и заплевывают табачным соком паркетные полы пышных гостиниц. Базаров ни в ком не нуждается, никого не боится, никого не любит и, вследствие этого, никого не щадит. Как Диоген, он готов жить чуть не в бочке и за это предоставляет себе право говорить людям в глаза резкие истины по той же причине, что это ему нравится. В цинизме Базарова можно различить две стороны: внутреннюю и внешнюю, цинизм мыслей и чувств и цинизм манер и выражений. Ироническое отношение к чувству всякого рода, к мечтательности, к лирическим порывам, к излияниям составляет сущность внутреннего цинизма. Грубое выражение этой иронии, беспричинная и бесцельная резкость в обращении относятся к внешнему цинизму. Первый зависит от склада ума и от общего миросозерцания; второй обусловливается чисто внешними условиями развития, свойствами того общества, в котором жил рассматриваемый субъект. Насмешливые отношения Базарова к мягкосердечному Кирсанову вытекают из основных свойств общего базаровского типа. Грубые столкновения его с Кирсановым и с его дядею составляют его личную принадлежность. Базаров не только эмпирик -- он, кроме того, неотесанный бурш, не знающий другой жизни, кроме бездомной, трудовой, подчас дико-разгульной жизни бедного студента. В числе почитателей Базарова найдутся, наверное, такие люди, которые будут восхищаться его грубыми манерами, следами бурсацкой жизни, будут подражать этим манерам, составляющим, во всяком случае, недостаток, а не достоинство, будут даже, может быть, утрировать его угловатость, мешковатость и резкость. В числе ненавистников Базарова найдутся наверное такие люди, которые обратят особенное внимание на эти неказистые особенности его личности и поставят их в укор общему типу. Те и другие ошибутся и обнаружат только глубокое непонимание настоящего дела. И тем и другим можно будет напомнить стих Пушкина:

Быть можно дельным человеком,

И думать о красе ногтей 3

Можно быть крайним материалистом, полнейшим эмпириком, и в то же время заботиться о своем туалете, обращаться утонченно-вежливо с своими знакомыми, быть любезным собеседником и совершенным джентльменом. Это я говорю для тех читателей, которые, придавая важное значение утонченным манерам, с отвращением посмотрят на Базарова, как на человека mal eleve и mauvais ton {Плохо воспитанного и дурного тона (фр). -- Ред.} Он действительно mal eleve и mauvais ton, но это нисколько не относится к сущности типа и не говорит ни против него, ни в его пользу. Тургеневу пришло в голову выбрать представителем базаровского типа человека неотесанного; он так и сделал и, конечно, рисуя своего героя, не утаил и не закрасил его угловатостей; выбор Тургенева можно объяснить двумя различными причинами: во-первых, личность человека, беспощадно и с полным убеждением отрицающего все, что другие признают высоким и прекрасным, всего чаще вырабатывается при серой обстановке трудовой жизни; от сурового труда грубеют руки, грубеют манеры, грубеют чувства; человек крепнет и прогоняет юношескую мечтательность, избавляется от слезливой чувствительности; за работою мечтать нельзя, потому что внимание сосредоточено на занимающем деле; а после работы нужен отдых, необходимо действительное удовлетворение физическим потребностям, и мечта нейдет на ум. На мечту человек привыкает смотреть как на блажь, свойственную праздности и барской изнеженности; нравственные страдания он начинает считать мечтательными; нравственные стремления и подвиги -- придуманными и нелепыми. Для него, трудового человека, существует только одна, вечно повторяющаяся забота: сегодня надо думать о том, чтобы не голодать завтра. Эта простая, грозная в своей простоте забота заслоняет от него остальные, второстепенные тревоги, дрязги и заботы жизни; в сравнении с этою заботою ему кажутся мелкими, ничтожными, искусственно созданными разные неразрешенные вопросы, неразъясненные сомнения, неопределенные отношения, которые отравляют жизнь людей обеспеченных и досужих.

Таким образом пролетарий-труженик самым процессом своей жизни, независимо от процесса размышления, доходит до практического реализма; он за недосугом отучается мечтать, гоняться за идеалом, стремиться в идее к недостижимо-высокой цели. Развивая в труженике энергию, труд приучает его сближать дело с мыслью, акт воли с актом ума. Человек, привыкший надеяться на себя и на свои собственные силы, привыкший осуществлять сегодня то, что задумано было вчера, начинает смотреть с более или менее явным пренебрежением на тех людей, которые, мечтая о любви, о полезной деятельности, о счастии всего человеческого рода, не умеют шевельнуть пальцем, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить свое собственное, в высшей степени неудобное положение. Словом, человек дела, будь он медик, ремесленник, педагог, даже литератор (можно быть литератором и человеком дела в одно и то же время), чувствует естественное, непреодолимое отвращение к фразистости, к трате слов, к сладким мыслям, к сентиментальным стремлениям и вообще ко всяким претензиям, не основанным на действительной, осязательной силе. Такого рода отвращение ко всему отрешенному от жизни и улетучивающемуся в звуках составляет коренное свойство людей базаровского типа. Это коренное свойство вырабатывается именно в тех разнородных мастерских, в которых человек, изощряя свой ум и напрягая мускулы, борется с природою за право существовать на белом свете. На этом основании Тургенев имел право взять своего героя в одной из таких мастерских и привести его в рабочем фартуке, с неумытыми руками и угрюмо-озабоченным взглядом в общество фешенебельных кавалеров и дам. Но справедливость побуждает меня выразить предположение, что автор романа "Отцы и дети" поступил таким образом не без коварного умысла. Этот коварный умысел и составляет ту вторую причину, о которой я упомянул выше. Дело в том, что Тургенев, очевидно, не благоволит к своему герою. Его мягкую, любящую натуру, стремящуюся к вере и сочувствию, коробит от разъедающего реализма; его тонкое эстетическое чувство, не лишенное значительной дозы аристократизма, оскорбляется даже самыми легкими проблесками цинизма; он слишком слаб и впечатлителен, чтобы вынести безотрадное отрицание; ему необходимо помириться с существованием, если не в области жизни, то по крайней мере в области мысли или, вернее, мечты. Тургенев, как нервная женщина, как растение "не тронь меня", сжимается болезненно от самого легкого соприкосновения с букетом базаровщины.

Чувствуя, таким образом, невольную антипатию к этому направлению мысли, он вывел его перед читающею публикою в возможно неграциозном экземпляре. Он очень хорошо знает, что в публике нашей очень много фешенебельных читателей, и, рассчитывая на утонченность их аристократического вкуса, не щадит грубых красок, с очевидным желанием уронить и опошлить вместе с героем тот склад идей, который составляет общую принадлежность типа. Он очень хорошо знает, что большинство его читателей скажут только о Базарове, что он дурно воспитан и что его нельзя пустить в порядочную гостиную; дальше и глубже они не пойдут, но, говоря с такими людьми, даровитый художник и честный человек должен быть в высшей степени осторожен из уважения к самому себе и к той идее, которую он защищает или опровергает. Тут надо держать в узде свою личную антипатию, которая при известных условиях может превратиться в непроизвольную клевету на людей, не имеющих возможности защищаться тем же оружием.

Я старался до сих пор обрисовать крупными чертами личность Базарова, или, вернее, тот общий, складывающийся тип, которого представителем является герой тургеневского романа. Надобно теперь проследить по возможности его историческое происхождение; надо показать, в каких отношениях находится Базаров к разным Онегиным, Печориным, Рудиным, Бельтовым и другим литературным типам, в которых, в прошлые десятилетия, молодое поколение узнавало черты своей умственной физиономии. Во всякое время жили на свете люди, недовольные ""жизнью вообще или некоторыми формами жизни в особенности; во всякое время люди эти составляли незначительное меньшинство. Масса во всякое время жила припеваючи и, по свойственной ей неприхотливости, удовлетворялась тем, что было налицо. Только какое-нибудь материальное бедствие, вроде "труса, глада, потопа, нашествия иноплеменных", приводило массу в беспокойное движение и нарушало обычный, сонливо-безмятежный процесс ее прозябания. Масса, составленная из тех сотен тысяч неделимых 4 , которые никогда в жизни не пользовались своим головным мозгом как орудием самостоятельного мышления, живет себе со дня на день, обделывает свои делишки, получает местечки,играет в картишки, кое-что почитывает, следит за модою в идеях и в платьях, идет черепашьим шагом вперед по силе инерции и, никогда не задавая себе крупных, многообъемлющих вопросов, никогда не мучась сомнениями, не испытывает ни раздражения, ни утомления, ни досады, ни скуки. Эта масса не делает ни открытий, ни преступлений, за нее думают и страдают, ищут и находят, борются и ошибаются другие люди, вечно для нее чужие, вечно смотрящие на нее с пренебрежением и в то же время вечно работающие для того, чтобы увеличить удобства ее жизни. Эта масса, желудок человечества, живет на всем на готовом, не спрашивая, откуда оноберется , и не внося с своей стороны ни одной полушки в общую сокровищницу человеческой мысли. Люди массы у нас в России учатся, служат, работают, веселятся, женятся, плодят детей, воспитывают их, словом, живут самою полною жизнью, совершенно довольны собою и средою, не желают никаких усовершенствований и, шествуя по торной дороге, не подозревают ни возможности, ни необходимости других путей и направлений. Они держатся заведенного порядка по силе инерции, а не вследствие привязанности к нему; попробуйте изменить этот порядок -- они сейчас сживутся с нововведением; закоренелые староверы являются самобытными личностями и стоят выше безответного стада. А масса сегодня ездит по скверным проселочным дорогам и мирится с ними; чрез несколько лет она сядет в вагоны и будет любоваться быстротою движения и удобствами путешествия. Эта инерция, эта способность на все соглашаться и со всем уживаться составляет, может быть, драгоценнейшее достояние человечества. Убогость мысли уравновешивается, таким образом, скромностью требований. Человек, у которого не хватает ума на то, чтобы придумать средства для улучшения своего невыносимого положения, может назваться счастливым только в том случае, если он не понимает и не чувствует неудобств своего положения. Жизнь человека ограниченного почти всегда течет ровнее и приятнее жизни гения или даже просто умного человека. Умные люди не уживаются с теми явлениями, к которым без малейшего труда привыкает масса. К этим явлениям умные люди, смотря по различным условиям темперамента и развития, становятся в самые разнородные отношения.

Вот, положим, живет в Петербурге молодой человек, единственный сын богатых родителей. Он умен. Учили его как следует, слегка всему тому, что по понятиям папеньки и гувернера необходимо знать молодому человеку хорошего семейства. Книги и уроки ему надоели; надоели и романы, которые он читал сначала потихоньку, а потом открыто; он жадно набрасывается на жизнь, танцует до упаду, волочится за женщинами, одерживает блестящие победы. Незаметно пролетает два-три года; сегодня то же самое, что вчера, завтра то же, что сегодня, -- шуму, толкотни, движения, блеску, пестроты много, а в сущности разнообразия впечатлений нет; то, что видел наш предполагаемый герой, то уже понято и изучено им; новой пищи для ума нет, и начинается томительное чувство умственного голода, скуки. Разочарованный или, проще и вернее, скучающий молодой человек начинает раздумывать, что бы ему сделать, за что бы ему приняться. Работать, что ли? Но работать, задавать себе работу для того, чтобы не скучать, -- все равно, что гулять для моциона без определенной цели. О таком фокусе умному человеку и подумать странно. Да и, наконец, не угодно ли вам найти у нас такую работу, которая заинтересовала и удовлетворяла бы умного человека, не втянувшегося в эту работу смолоду. Уж не поступить ли ему на службу в казенную палату? Или не готовиться ли для развлечения к магистерскому экзамену? Не вообразить ли себя художником и не приняться ли в двадцать пять лет за рисование глаз и ушей, за изучение перспективы или генерал-баса?

Разве влюбиться? -- Оно, конечно, не мешало бы, да беда в том, что умные люди очень требовательны и редко удовлетворяются теми экземплярами женского пола, которыми изобилуют блестящие петербургские гостиные. С этими женщинами они любезничают, с ними они сводят интриги, на них они женятся, иногда по увлечению, чаще по благоразумному расчету; но сделать из отношений с подобными женщинами занятие, наполняющее жизнь, спасающее от скуки, -- это для умного человека немыслимо. В отношения между мужчиною и женщиною проникла та же мертвящая казенщина, которая обуяла остальные проявления нашей частной и общественной жизни. Живая природа человека здесь, как и везде, скована и обесцвечена мундирностью и обрядностью. Ну вот, молодому человеку, изучившему мундир и обряд до последних подробностей, остается только или махнуть рукой на свою скуку, как на неизбежное зло, или с отчаянья броситься в разные эксцентричности, питая неопределенную надежду рассеяться. Первое сделал Онегин, второе -- Печорин; вся разница между тем и другим заключается в темпераменте. Условия, при которых они формировались и от которых они заскучали, -- одни и те же; среда, которая приелась тому и другому, -- та же самая. Но Онегин холоднее Печорина, и потому Печорин дурит гораздо больше Онегина, кидается за впечатлениями на Кавказ, ищет их в любви Бэлы, в дуэле с Грушницким, в схватках с черкесами, между тем как Онегин вяло и лениво носит с собою по свету свое красивое разочарование. Немножко Онегиным, немножко Печориным бывал и до сих пор бывает у нас всякий мало-мальски умный человек, владеющий обеспеченным состоянием, выросший в атмосфере барства и не получивший серьезного образования.