19 марта 2012 года, для Алжира и Франции памятная дата - 50 лет со дня завершения долгой и кровопролитной войны. 18 марта 1962 году во французском городе Эвиан-ле-Бен берегу Женевского озера был подписан договор о прекращении огня (с 19 марта) между Францией и Фронтом освобождения Алжира. Кроме того, соглашение предусматривало проведение в Алжире референдума по вопросу о независимости и признание её Францией в случае одобрения алжирцами.

Война длилась с 1954 по 1962 годы и стала одной из самых жестоких антиколониальных войн. Алжирская война была одним из важнейших событий в истории Франции второй половины 20 столетия, став основной причиной падения Четвёртой республики, двух путчей в армии и появления тайной ультранационалистической организации Секретная армейская организация (OAS - фр. Organisation de l"armйe secrиte). Эта организация провозгласила, что «Алжир принадлежит Франции - так будет и впредь» и пыталась путём террора заставить Париж отказаться от признания независимости Алжира. Апогеем деятельности этой организации покушение на президента Шарля де Голля 22 августа 1962 года. Дополнительную остроту конфликту придавал тот факт, что алжирская территория по действовавшему законодательству был неотъемлемой частью Франции, и поэтому значительная часть французского общества первоначально воспринимала события в Алжире как мятеж и угрозу территориальной целостности страны (усугубляло положение наличие значительного процента франкоалжирцев, пье-нуар – «черноногих», которые были частью европейской цивилизации). До настоящего дня события 1954-1962 годов воспринимаются во Франции крайне неоднозначно, так только в 1999 году Национальное собрание официально признало боевые действия в Алжире «войной» (до этого времени использовался термин «восстановление общественного порядка»). Сейчас часть правого движения Франции считает, что люди боровшиеся за «восстановление порядка» в Алжире были правы.

Эта война характеризовалась партизанскими действиями и проведением антипартизанских операций, городским терроризмом, борьбой различных алжирских группировок не только с французами, но и между собой. Обе стороны совершали массовые убийства. К тому же произошёл и значительный раскол во французском обществе.

Предыстория конфликта

Алжир с начала 16 столетия был частью Османской империи, в 1711 году стал независимой военной (пиратской) республикой. Внутренняя история выделялась постоянными кровавыми переворотами, а внешняя политика – пиратскими набегами и работорговлей. После поражения Наполеона (в ходе войн с французским гением, в Средиземном море постоянно находились значительные военно-морские силы передовых европейских держав), алжирцы опять возобновили свои рейды. Их деятельность была настолько активной, что даже США и Британия проводили военные действия для нейтрализации пиратов. В 1827 году французы пробовали блокировать побережье Алжира, но затея провалилась. Тогда французское правительство решило решить проблему радикально – завоевать Алжир. Париж снарядил настоящую армаду - из 100 военных и 357 транспортных судов, которая перевезла экспедиционный корпус в 35 тыс. человек. Французы захватили город Алжир, а затем и другие прибрежные города. Но внутренние области захватить было сложнее, чтобы решить эту задачу, французское командование применило принцип «разделяй и властвуй». Сначала договорились с националистическим движением в Кабилии и сосредоточились на уничтожении проосманских сил. К 1837 году после захвата Константины проосманские силы были разгромлены и французы обратили внимание на националистов. Окончательно Алжир был захвачен к 1847 году. С 1848 года Алжир был объявлен частью Франции, разделён на департаменты во главе с префектами и французским генерал-губернатором. Территорию Алжира поделили на три заморских департамента - Алжир, Оран и Константину. Позднее произошла серия восстаний, но французы их успешно давили.

Начинается активная колонизация Алжира. Причём, французы среди колонистов не были большинством – среди них были испанцы, итальянцы, португальцы и мальтийцы. После поражения Франции в франко-прусской войне 1870-1871 годов, в Алжир приехало много французов из провинций Эльзас и Лотарингия, которые передали Германии. Переезжали в Алжир и русские белоэмигранты, бежавшие в ходе Гражданской войны в России. Влилась в группу франкоалжирцев и еврейская община Алжира. Французская администрация поощряла процесс «европеизации» Алжира, для этого была создана сеть образовательных и культурных заведений, которая обслуживала все сферы жизнедеятельности новых мигрантов и позволяла им довольно быстро сплотиться в единую франкоязычную христианскую этнокультурную общность. Благодаря более высокому культурному, образовательному уровню, государственной поддержке и деловой активности, франкоалжирцы быстро достигли более высокого уровня благосостояния, чем коренное население. И несмотря на незначительную долю (примерно 15% населения в 1930-х годах, более 1 млн. человек), они доминировали в основных аспектах жизни алжирского общества, став культурной, экономической, управленческой элитой страны. В этот период народное хозяйство страны заметно выросло, поднялся и уровень благосостояния местного мусульманского населения.

По Кодексу поведения от 1865 года алжирцы оставались субъектами мусульманского законодательства, но могли быть набраны в вооружённые силы Франции и они также получали право получить французское гражданство. Но процедура получения мусульманским населением Алжира французского гражданства была сильно осложнена, поэтому к середине 20 столетия его имели лишь примерно 13% коренного населения Алжира, а остальные имели гражданство Французского Союза и не имели права занимать высокие государственные посты, служить в ряде государственных учреждений. Французские власти сохранили традиционный институт старейшин, которые сохраняли свою власть на местном уровне и поэтому были довольно лояльны. Во французских вооруженных силах существовали алжирские подразделения - тиральеры, гумы, таборы, спаги. Они сражались в составе французской армии в Первой и Второй мировых войнах, а затем и в Индокитае.

После Первой мировой войны Алжире некоторые интеллектуалы стали говорить об автономии и самоуправлении. В 1926 году было учреждено национально-революционное движение «Североафриканская звезда», которое ставило вопросы социально-экономического характера (улучшение условий труда, роста зарплат и пр.). В 1938 году создан Алжирский народный союз, позднее переименованный в Манифест алжирского народа (требование независимости), а в 1946 году названный Демократическим союзом Алжирского манифеста. Требования автономии или независимости получили более широкое распространение. В мае 1945 года демонстрация националистов переросла в беспорядки, во время которых было убито до сотни европейцев и евреев. Власти ответили жесточайшим террором, с применением авиации, бронетехники и артиллерии – по разным оценкам за несколько месяцев было убито от 10 до 45 тыс. алжирцев.

Националисты берут курс на вооруженную революцию. В 1946 года была учреждена «Специальная организация» (СО) - разветвленная подпольная сеть вооруженных групп, которая действовала в городах. В 1949 году «Специальную организацию» возглавил Ахмед бен Белла, который в годы Второй мировой войны был сержантом французской армии. За СО стали появляться и другие подобные организации, которые вели сбор средств, закупку оружия, боеприпасов, вербовку и обучение будущих бойцов. С марта 1947 года в горных районах Алжира были сформированы первые партизанские отряды. В 1953 году Специальная организация объединилась с вооружёнными отрядами Демократического союза Алжирского манифеста. Вооружённые группировки подчинялись центру управления, который находился в Египте и Тунисе 1 ноября 1954 года был организован Фронт национального освобождения (ФНО), главной задачей которого было достижение независимости Алжира вооружённым путём. В него вошли не только националисты, но и представители социалистического движения, патриархально-феодальных группировок. Уже в ходе войны социалистические элементы взяли вверх и после получения Алжиром независимости, ФНО была преобразована в партию (ПФНО), которая сохраняет власть до настоящего времени.

Основными предпосылками войны в Алжире стали:

Рост национально-освободительного движения по всей планете после Первой мировой войны и волны революций после неё. Вторая мировая война нанесла новый удар по старой колониальной системе. Шло глобальное переустройство всей мировой политической системы, и Алжир стал частью этой модернизации.

Антифранцузская политика Британии, США и Испании в Северной Африке.

Демографический взрыв. Проблемы социально-экономического неравенства. Период между 1885-1930 годами считают золотым веком французского Алжира (как и французского Магриба). Благодаря общему росту благосостояния, экономики, достижениям в области образования и здравоохранения, сохранению внутренней управленческой и культурной автономии мусульман, прекращению внутренних междоусобиц, исламское население вступило в фазу демографического взрыва. Численность мусульманского населения увеличилась с 3 млн. человек в середине XIX века до 9 млн. в середине ХХ века. Кроме того, из-за роста населения остро проявилась нехватка земли сельскохозяйственного назначения, большинство которой контролировали крупные европейские плантационные хозяйства, это привело к росту конкуренции и за другие ограниченные ресурсы территории.

Наличие пассионарной массы молодых мужчин, которые получили боевой опыт в ходе Второй мировой войны. Десятки тысяч жителей французских африканских колоний воевали в Северной Африке, Италии и самой Франции. В результате ореол «белых господ» сильно потерял в весе, последствии эти солдаты и сержанты образовали костяк антиколониальных армий, партизанских отрядов, легальных и нелегальных патриотических, националистических организаций.

Основные вехи войны

В ночь на 1 ноября 1954 года отряды повстанцев атаковали ряд французских объектов в Алжире. Так началась война, которая по разным оценкам унесла жизни от 18-35 тыс. французских солдат, 15-150 тыс. харки (алжирские мусульмане – арабы и берберы, которые в ходе войны выступили на стороне французов), тысяч франкоалжирцев, 300 тыс. – 1,5 млн. алжирцев. К тому же сотни тысяч людей стали беженцами.

Надо сказать, что руководители сопротивления выбрали удобный момент для удара – за прошедшие полтора десятилетия Франция испытала горечь унизительного разгрома и оккупации 1940 года, непопулярную колониальную войну в Индокитае и поражение во Вьетнаме. Наиболее боеспособные войска ещё не были эвакуированы из Юго-Восточной Азии. Но в то же время военные силы Фронта национального освобождения были крайне незначительны - первоначально всего несколько сот бойцов, поэтому война приняла не открытый характер, а партизанский. Первоначально боевые действия не носили широкомасштабного характера. Французы перебрасывали дополнительные силы, а повстанцев было мало, чтобы организовать значительные боевые операции и очистить территорию Алжира от «оккупантов». Первая крупная бойня произошла только в августе 1955 года – мятежники в городе Филиппвиль вырезали несколько десятков человек, в том числе европейцев, в ответ армия и отряды франкоалжирских ополченцев уничтожили сотни (или тысячи) мусульман.

Ситуация переменилась в пользу повстанцев в 1956 году, когда независимость получили Марокко и Тунис, там были созданы лагеря подготовки и тыловые базы. Алжирские повстанцы придерживались тактики «малой войны» - нападали на конвои, небольшие подразделения противника, его укрепления, посты, уничтожали линии связи, мосты, терроризировали население за сотрудничество с французами (к примеру, запрещали отправлять детей во французские школы, вводили нормы шариата).

Французы применили тактику квадрильяжа – Алжир разбили на квадраты, за каждый отвечало определённое подразделение (часто местные ополченцы), а элитные части – Иностранный легион, десантники вели контрпартизанские действия по всей территории. Для переброски соединений широко использовали вертолёты, что резко повысило их мобильность. Одновременно французы развернули довольно успешную информационную кампанию. Специальные административные секции занимались завоеванием «сердец и умов» алжирцев, они вступали в контакты с жителями отдалённых районов, убеждали их сохранить лояльность Франции. Вербовали мусульман в отряды харки, которые обороняли селения от повстанцев. Большую работу вели французские спецслужбы, они смогли спровоцировать внутренний конфликт в ФНО, подбросив информацию о «предательстве» ряда командиров и лидеров движения.

В 1956 году повстанцы развернули кампанию городского терроризма. Чуть ли не каждый день взрывались бомбы, гибли франкоалжирцы, колонисты и французы отвечали актами возмездия, причём часто страдали невиновные. Повстанцы решили две задачи – привлекли внимание мировой общественности и вызывали ненависть мусульман к французам.

В 1956-1957 годы французы, чтобы остановить проход мятежников через границы, поток оружия и боеприпасов, создали на границах с Тунисом и Марокко укреплённые линии (минные поля, колючая проволока, электронные сенсоры и пр.). В результате в первую половину 1958 года мятежники понесли на них большие потери, потеряв возможность перебрасывать значительные силы из Туниса и Марокко, где были созданы лагеря подготовки боевиков.

В 1957 году в город Алжир ввели 10-ю парашютную дивизию, её командир генерал Жак Массю получил чрезвычайные полномочия. Началась «зачистка» города. Военные нередко применяли пытки, в результате вскоре все каналы повстанцев были выявлены, связь города с сельской местностью была прервана. По аналогичной схеме «зачистили» и другие города. Операция французских военных была эффективной - основные силы повстанцев в городах разгромили, но французская и мировая общественность была сильно возмущена.

Более успешным для мятежников стал политико-дипломатический фронт. В начале 1958 года французские ВВС нанесли удар по территории независимого Туниса. По развединформации в одной из деревень был большой склад оружия, кроме того в этом районе у селения Сакиет-Сиди-Юсеф были сбиты два и повреждён один самолёт ВВС Франции. В результате удара погибли десятки мирных жителей, разразился международный скандал – вопрос предлагали вынести на обсуждение Совбеза ООН. Лондон и Вашингтон предложили свои посреднические услуги. Понятно, что за это они хотели получить доступ во Французскую Африку. Французскому главе правительства Феликсу Гайяру д"Эме предложили создать в Северной Африке оборонительный союз Франции, Британии, США. Когда премьер вынес этот вопрос в парламент, начался внутриполитический кризис, правые довольно здраво решили, что это вмешательство во внутренние дела Франции. Согласие же правительства с внешним вмешательством будет предательством национальных интересов Франции. В апреле правительство ушло в отставку.

Франкоалжирцы внимательно следили за ситуацией во Франции и с негодованием восприняли известия из метрополии. В мае пришло сообщение, что новый премьер Пьер Пфлимлен может начать переговоры с повстанцами. В это же время пришло сообщение об убийстве пленных французских солдат. Французский Алжир и военные «взорвались» - демонстрации переросли в беспорядки, был создан Комитет общественной безопасности, во главе с генералом Раулем Саланой (он командовали французскими войсками в Индокитае в 1952-1953 годы). Комитет потребовал назначить главой правительства героя Второй мировой войны Шарля де Голля, иначе обещали высадить в Париже десант. Правые считали, что национальный герой Франции не сдаст Алжир. Четвёртая республика – так называют период французской истории с 1946 по 1958 год, пала.

Рауль Салан.

Де Голль 1 июня возглавил правительство и совершил поездку в Алжир. Он был настроен пессимистично, хотя и не сообщил об этом, чтобы не накалять обстановку. Свою позицию генерал четко выразил в беседе с Аланом Пейрефитом 4 мая 1962 года: «Наполеон говорил, что в любви единственная возможная победа - побег. Точно так же единственная возможная победа в процессе деколонизации - это уход».

Генерал де Голль в Тиарете (Оран).

В сентябре было провозглашено Временное правительство Алжирской республики, которое располагалось в Тунисе. В военном отношении повстанцы терпели поражение, укрепленные линии на границах были мощными - поток подкреплений и оружия иссяк. Внутри Алжира власти одерживали вверх, чтобы повстанцы не могли рекрутировать бойцов и получать продовольствие, в ряде областей создали «лагеря перегруппировки» (алжирцы их назвали концлагерями). Попытка развернуть террор в самой Франции была сорвана. Де Голль обнародовал план 5-летнего экономического развития Алжира, идею амнистии тем повстанцам, которые добровольно сложат оружие.

В феврале 1959 года началась операция по ликвидации повстанческого движения в сельской местности, она продолжалась до весны 1960 года. Руководил операцией генерал Морис Шалль. Повстанцам был нанесён ещё один мощнейший удар: местные силы блокировали выбранный район, а элитные части проводили «зачистку». В результате командование повстанцев было вынуждено распылить силы до уровня – отделение-взвод (раньше действовали ротами и батальонами). Французы уничтожили весь высший командный состав мятежников в Алжире и до половины командных кадров. В военном отношении повстанцы были обречены. Но французская общественность устала от войн.

В сентябре 1959 года глава французского правительства выступил с речью, в которой впервые признал право алжирцев на самоопределение. Это вызвало гнев франкоалжирцев и военных. Группа молодежи устроила путч в городе Алжир, который быстро подавили («неделя баррикад»). Они стали понимать, что ошиблись с кандидатурой генерала.

1960 год стал «годом Африки» - получили независимость 17 государств африканского континента. Летом прошли первые переговоры между французскими властями и Временным правительством Алжирской республики. Де Голль сообщил о возможности изменения статуса Алжира. В декабре в Испании была создана Секретная армейская организация (САО), её основателями стали студенческий лидер Пьер Лагайярд (он возглавлял ультраправых в ходе «недели баррикад» в 1960 году), бывшие офицеры Рауль Салано, Жан-Жак Сюзини, члены французской армии, Французского иностранного легиона, участники Индокитайской войны.

В январе 1961 года был проведён референдум и 75 % участников опроса высказались за предоставление Алжиру независимости. 21-26 апреля произошёл «Путч генералов» - генералы Андре Зеллер, Морис Шалль, Рауль Салан, Эдомонд Жуо попытались сместить Де Голля с поста главы правительства и сохранить Алжир для Франции. Но их не поддержала значительная часть армии и французский народ, к тому же мятежники не смогли правильно скоординировать свои действия, в результате восстание было подавлено.

Слева направо: французские генералы Андре Зеллер, Эдмонд Жуо, Рауль Салан и Морис Шалль у дома правительства Алжира (Алжир, 23 апреля 1961).

В 1961 году САО начала террор – французы стали убивать французов. Были убиты сотни людей, совершены тысячи покушений, так только на Де Голля покушались более десятка раз.

Переговоры между Парижем и ФНО продолжились весной 1961 года и проходили в курортном городке Эвиан-ле-Бен. 18 марта 1962 года были утверждены Эвианские соглашения, которые завершили войну и открыли Алжиру путь к независимости. На апрельском референдуме 91 % граждан Франции высказались в поддержку этих соглашений.

После официального завершения войны произошло ещё несколько громких событий. Так политика Фронта национального освобождения в отношении франкоалжирцев характеризовалась лозунгом «Чемодан или гроб». Хотя Парижу ФНО обещал, что ни отдельные лица, ни группы населения, служившие Парижу, не будут подвергнуты репрессиям. Примерно 1 млн. человек сбежали из Алжира и не зря. 5 июля 1962 года, в день официального провозглашения независимости Алжира, в город Оран прибыла толпа вооружённых людей, бандиты принялись пытать и убивать европейцев (примерно 3 тыс. человек пропало без вести). Пришлось бежать из Алжира десяткам тысяч харки – победители организовали серию нападений на мусульманских солдат Франции, погибло от 15 до 150 тысяч человек.

) Другие источники : БЭЮ : ВЭ : МЭСБЕ : НЭС : ЭСБЕ

Алжир или Алжирия (фр. Algérie) - французская колония на севере Африки . Поселение евреев в А. относится к очень древнему времени; в исторический период еврейская колонизация сопутствовала последовательно владычеству Карфагена, Рима, арабов и турок. В 320 году дохр. эры Птолемей Сотер, овладев Иерусалимом, переселил в Африку множество евреев. Большая их часть поселилась в Египте, главным образом в Александрии, в Киренаике, в Ливии; часть их, вероятно, проникла в Алжир. С разрушением Иерусалима число африканских евреев еще более увеличилось, так как масса беглецов прибыла из Палестины в Африку. Пришельцы пытались поднять восстание против римлян; в Египте и других областях северной Африки произошли многочисленные возмущения; но среди влиятельных евреев оказались предатели, и восстание было подавлено (73-74 г. хр. эры); оно повторилось в 116 году, при императоре Траяне, и снова кончилось жестоким усмирением со стороны римлян. Впоследствии воспоминание об этих неудавшихся попытках стало забываться, и последовавшая затем мирная, относительно счастливая жизнь заставила евреев простить римлянам их жестокую расправу. Богатая морская торговля, составлявшая в то время единственный источник крупных доходов, была в значительной части в руках евреев. Утверждение христианства как господствующей церкви принесло с собою первые ограничения евреев в их гражданских правах. Когда продолжительное владычество вандалов сменилось господством цивилизованных греков, положение евреев ухудшилось. Император Юстиниан приказал губернатору Африки обратить все синагоги в церкви: отправление богослужения евреям было запрещено. Тем не менее еврейская религия, по уверению арабских исследователей, приобретала в то время среди берберских племен много последователей. С утверждением господства мусульманских арабов начинается новая эра еврейских злоключений. При владычестве Идриссидов распространению иудаизма среди берберов ставились непреодолимые препятствия; для изолирования евреев от остального населения им отводились для жительства особые кварталы. Иметь сношение с евреями арабы считали для себя унизительным, и даже бумага о собирании еврейских налогов нередко начиналась словами: «Да будет проклят». Но вместе с тем не было никаких препятствий для образования крупных еврейских общин. Ужасные гонения начались при династии Алмогадов (11-12 вв.). Арабские теологи высчитали, что 500-летний срок, данный евреям для ожидания Мессии, истек, и теперь они должны принять ислам. С 12 в. гонения становятся особенно интенсивными. Алмогадский халиф Абдель-Мумин предлагал всем евреям принять ислам, угрожая в противном случае поголовным выселением. Большинство евреев приняло новую религию, меньшинство предпочло мученическую смерть или эмиграцию. Не доверяя новообращенным, Абдель-Мумин заставил последних носить, в отличие от природных мусульман, особую одежду. С прекращением династии Алмогадов положение евреев несколько улучшилось, хотя от времени до времени их все еще продолжали избивать, а в мирное время право исповедовать свой культ им приходилось покупать. - В 1391 г., после «севильской резни», масса евреев из Испании эмигрировала в Алжир. Пришельцы назывались «носителями беретов», в отличие от туземных евреев, «носителей тюрбанов». Благодаря своему умственному и культурному превосходству испанские пришельцы вскоре заняли доминирующее положение, и во главе крупнейших еврейских общин А. оказались исключительно испанские раввины: в гор. Алжире Исаак бар-Шешет Барфат (Ribasch) и Симон бен-Цемах Дуран I (Raschbaz); в Тлемсене, Константине и других городах А. также появились видные духовные руководители из среды «сефардов». Изгнание евреев из Испании в 1492 г. перебросило через Гибралтарский пролив в Алжир еще несколько тысяч переселенцев. Убежище, которое испанские евреи нашли в Α., было, однако, не вполне надежным. В 1510 г. Петр Наваррский при завоевании Бужии истребил и взял в плен большое количество евреев. Лишь с началом турецкого владычества в А. (1519) в положении евреев наступает некоторое улучшение, хотя они все еще продолжают подвергаться частым нападениям со стороны испанцев, которые вели долгое время упорную борьбу с турками из-за власти над А. Евреи под властью турок пользовались внутренним самоуправлением и полной свободой вероисповедания. Но, находясь в зависимости от алчных турецких администраторов - «деев», они много терпели от усиленных поборов и возложенных на них в двойном размере таможенных пошлин. Евреи не представляли, впрочем, в этом отношении исключения: даже некоторые континентальные державы, как Швеция, Дания, Португалия, Неаполь, платили дею дань, и даже Франция при назначении нового консула должна была вносить всякий раз 100.000 франков. При помощи денег между богатыми еврейскими коммерсантами и деями устанавливались довольно дружеские отношения. В 17 в. в главных городах Α., в особенности в городе Алжире (Alger), появились еврейские эмигранты из Италии (преимущественно из Ливорно), которые вскоре заняли видное положение и стали играть важную экономическую роль в стране. В течение 18 века они являлись банкирами деев и посредниками между последними и европейскими державами (см. Алжир-город). В 1791 году, когда испанцы были окончательно вытеснены из Орана, дей Магомет-эль-Кебир пригласил евреев из Тлемсена, Мостаджанема, Маскара и Недрома поселиться в Оране. Дружба евреев с деями не мешала, однако, последним прибегать иногда к казни богатых евреев, чтобы присвоить себе их имущество. Еврейские общины имели в период турецкого владычества центральный орган самоуправления: во главе их стоял «муккадем» - еврей-чиновник, назначаемый деем, и трибунал раввинов, сдерживавший дискредиционную власть муккадема. Последний имел даже в своем распоряжении тюрьму для заключения преступников. Трибуналу раввинов было предоставлено право налагать штрафы (kenas), подвергать отлучению (herem) и плети (malkut). Гражданские тяжбы разрешались раввинами, если с обеих сторон выступали евреи, и турецким кади - если один из тяжущихся был мусульманин. Евреи жили в отдельных кварталах (гетто), имевших в каждом городе особое название: в Алжире и Константине - harrah и scharah, в Оране - mellah. Отношение мусульман к евреям было весьма презрительное. Турецким женщинам позволялось обнажать лицо в присутствии евреев, так как «еврей хуже собаки». Малейшая провинность влекла за собой для еврея тюрьму, а иногда и смерть. Евреи должны были носить особую одежду: шапку темного цвета, серый бурнус и башмаки без каблуков. Еврейские женщины должны были, в отличие от мусульманок, ходить с не покрытым белой вуалью лицом. Евреям строго запрещалось входить в мечеть, ездить верхом. Они обязаны были вносить через посредство муккадема специальный налог. Однако и при этих условиях взаимное влияние живущих бок о бок народов все же сказалось в обычаях и воззрениях как евреев, так и мусульман, в особенности арабов. Еврейские раввины нередко пользовались большим почетом и среди арабов; иные раввины даже заносились после смерти за высокие нравственные качества в число мусульманских святых (marabouts). Евреи в свою очередь переняли много обычаев от мусульман.

С падением владычества турок и завоеванием А. французами (1830) для евреев началась новая эра, несравненно лучшая, хотя еще далеко не счастливая. Французы при своем вступлении в Алжир застали там много туземных племен: кабилов, арабов, мавров, турок, негров и евреев. Все эти племена получили полную свободу вероисповедания, как было предусмотрено договором. По договору 1830 г. слово вероисповедание (religion) означало нечто большее, чем религия в узком смысле слова: оно обнимало весь общественный быт, предусмотренный религиозным кодексом. Необходимым следствием такого рода договора была поэтому предоставленная евреям сравнительно широкая автономия в лице ученого трибунала, состоящего из 3 раввинов. Постановления этого трибунала были безапелляционны; в его распоряжении для приведения приговоров в исполнение находилась вооруженная сила - жандармы-мавры. Был также назначен шеф еврейского народа (Яков Бакри), т. е. восстановлен муккадем. При нем - отчасти для обуздания автократических тенденций - был учрежден Ученый Совет. Однако широкая юрисдикция еврейского суда продолжалась недолго. Она понемногу урезывалась и в 1842 году была совершенно уничтожена. Евреи должны были подчиниться французскому суду. Они очень быстро стали усваивать французскую культуру. Они открыли многочисленные школы (для мальчиков и девочек), в которых особое внимание стали уделять французскому языку. Много еврейских детей поступило в общие французские школы и гимназии. Уже в 1839 г. среди 1334 учеников, обучавшихся в общественных французских школах, было 230 еврейских при 95 магометанских. В школах для туземцев обучались при 400 магометанских - 789 еврейских мальчиков (см. M. Philippson, Neueste Geschichte, I, 220-1). Быстрое усвоение французской культуры алжирскими евреями сделало идею полной эмансипации их весьма популярной во французском обществе. Уже с середины 19-го в. во французской печати стал усиленно обсуждаться вопрос о натурализации алжирских евреев и наделении их всеми политическими и гражданскими правами. Сами алжирские евреи тоже усиленно агитировали в пользу уравнения их в правах с природными французами. В 1864 г. они подали соответствующую петицию в сенат. В том же году они с этой просьбой обратились к императору Наполеону III во время его путешествия по Α.; император в своем ответе выразил надежду, «что в скором будущем алжирские евреи станут французскими гражданами». Сенатский декрет 1865 г. принципиально признал евреев французскими подданными, но сохранил в неприкосновенности правила, регулирующие их правовое положение; декретом от 21 апреля 1866 г. каждому еврею в отдельности предоставлено было право подать прошение о натурализации и признании его французским гражданином. 1454 еврея немедленно воспользовались этим правом. Евреи стали занимать общественные должности. Однако не все местные евреи считались французскими гражданами. Адольф Кремье (см.) внес во французскую палату предложение о предоставлении французского гражданства всем алжирским евреям, но разразившаяся франко-прусская война помешала довести дебаты до благополучного конца. И только осенью 1870 г., когда А. Кремье стал членом правительства национальной обороны - в качестве министра юстиции, был обнародован декрет (24 окт.), по которому все алжирские евреи получили права французских граждан. Число алжирских евреев в момент наделения их равноправием достигало 38.000. Дополнительным декретом были точно установлены правила парламентских выборов, чтобы евреи могли немедленно воспользоваться избирательными правами. В настоящее время (1908 г.) евреи-избиратели составляют около 9%. К 1 января 1899 г. в А. насчитывалось 90.138 избирателей, из них евреев 7916, т. е. 8,8%.

Религиозные учреждения алжирских евреев первоначально были независимы от организации еврейских религиозных учреждений во Франции. В 1845 году учреждены 3 еврейские консистории: главная - в гор. Алжире (Alger), прочие в Оране и Константине. В 1848 г. эти учреждения, бывшие раньше в ведомстве военного министра, перешли в министерство культа, и главный раввин сносился прямо с министром культа. В 1862 г. самостоятельность алжирского раввината была уничтожена: консистории поступили в ведение парижской центральной консистории. С 1867 г. изменена внутренняя организация консисторий; прежних трех раввинов заменили шесть светских евреев. Каждая консистория имеет своего представителя в центральной консистории Парижа. В 1876 г. учреждены 3 новых раввината в Медеа, Тлемсене и Боне, с назначением раввинов на эти места центральной консисторией. Вообще, с эмансипацией алжирских евреев были уничтожены последние остатки их былой национально-общинной автономии: «закон Кремье» 1870 г. упразднил в Алжире еврейство как нацию и признал его только как религиозную общину, состоящую под контролем государства.

Общественное, политическое и экономическое положение алжирских евреев нельзя считать упрочившимся. Несмотря на дарованное равноправие, число евреев, занимающих общественные должности, ничтожно. Так, например, в г. Оране к началу 20-го века было 10659 натурализованных евреев, которые составляли 2/5 всего французского населения. Состав же чиновников в этом городе распределялся следующим образом:

В префектуре 2 еврея и 85 христиан;

В финансовых учреждениях 4 еврея и 214 христиан;

В почтовом ведомстве 4 еврея и 141 христианин;

В учебных заведениях 25 евреев и 269 христиан.

В суде, в учреждениях по общественным работам, по земледелию, в ссудных и сберегательных кассах, санитарном ведомстве и на городской службе - нет ни одного еврея-служащего. Из 12 ведомств они находятся лишь в 4; но и в них, вместо того чтобы составлять 40%, соответственно цифре еврейского наcеления, они дают от 2 до 10%. Такое же положение оранские евреи занимают и в либеральных профессиях: из 35 адвокатов - 5 евреев, из 26 врачей - 2. Среди дантистов, архитекторов, землемеров и пр. - ни одного еврея. В Тлемсене, наиболее населенном евреями пункте, где их к началу 20-го века было 4775 (а французов-католиков там - 3600), не было ни одного еврея среди членов суда, мировых судей, нотариусов, адвокатов, судебных приставов и т. д. Всего только было 3 еврея в муниципальном совете, состоящем из 21 члена, и один еврей в финансовом ведомстве, насчитывающем 27 служащих-христиан. В других городах замечается то же явление.

Еврейское население А. (общая численность его к началу 20-го века доходила до 50.000) разделяется по своему социальному положению на три класса: 1) так называемые «крупные» евреи (les grands juifs) - класс весьма малочисленный; 2) средние и мелкие торговцы; этот класс составляет девятую часть еврейского населения (5385 чел.); 3) остальная, самая значительная часть алжирских евреев относится к разряду рабочих, поденщиков, мелких ремесленников и безработных. Кроме того, в А. имеется весьма незначительное число евреев-земледельцев. К началу 20-го в. евреев-землевладельцев было всего 226, которые владели 52.000 гектар. земли. За исключением нескольких крупных владельцев, остальные владеют мелкими участками, которые обрабатывают личным трудом или сдают в аренду туземцам-арабам. Первые виноградные плантации в Оране были устроены туземным евреем М. Каруби. Еврейская сельскохозяйственная школа-ферма в Джедейде, на границе Туниса, выпускает ежегодно десятки приученных к земледельческому труду молодых людей. Крупные евреи-коммерсанты имеют сношения с большими промышленными фирмами севера и востока Франции и сбывают их изделия туземным арабам. Кроме перепродажи французских изделий, они занимаются также сбытом колониальных товаров - кофе, сахара и пр. Средние евреи-торговцы содержат обыкновенно магазины готового платья, обуви, полотна, сукна. Мелкие торговцы занимаются сбытом колониальных товаров. Клиенты тех и других одни и те же - евреи и туземцы. Специальным изобретением еврейской торговли в А. являются большие «базары», т. е. лавки, устраиваемые повсеместно, как в городах, так и в деревнях. Учреждением этих базаров евреи оказали значительную услугу местному мусульманскому населению, живущему далеко от крупных центров. Положение самого многочисленного, составляющего 8/9 всего еврейского населения в Α. класса - рабочих, мелких ремесленников, поденщиков и пр. - чрезвычайно плачевное. Дюрье приводит на основании личного обследования в конце 19-го века ужасающие цифры, показывающие, что почти 50% евреев в А. обречены на самую жалкую, нищенскую жизнь. По данным этого исследователя, 40,9 проц. еврейского населения в А. вынуждено ютиться целыми семьями в 5-6 чел. в одной маленькой комнате, причем больше половины их должны довольствоваться тем воздухом и светом, которые проникают чрез единственное отверстие наружу в виде двери.

Некоторые статистические данные, приводимые Дюрье в книге «Les juifs algériens».

В гор. Константине из; 1249 еврейских семейств всего 208 пользуются сравнительным достатком, т. е. издерживают в день по 1 франку на человека; 1016 семейств живут в крайней бедности, из них 877 семейств занимают по одной комнате, где в 717 случаях свет поступает через дверь. Так как каждая бедная еврейская семья насчитывает в среднем 6 чел., то на одного человека приходится не больше 2½ кв. метра поверхности. 364 семейства получают помощь от благотворительных учреждений в размере 2 франков в неделю; некоторые семейства питаются одним лишь получаемым из благотворительного общества 1 кг хлеба в день; остальные живут милостыней. В Оране, городе несравненно более богатом, из 1960 еврейских семейств - 400 живут в помещениях, где приходится всего 3,5 квадратных метра на человека. В Тлемсене до 500 семейств занимают по 1 комнате; в тех же условиях живут в гор. Алжире 700 семейств. Из числа 29000 рабочих в Α. - 8247 евреев (6294 мужчины и 1963 женщины). Не получая профессионального образования, еврейские работники принуждены исполнять самые простые, а стало быть, и наименее оплачиваемые работы. Их положение отягощается еще тем, что им очень редко удается устроиться у христианина. Евреи-рабочие встречаются преимущественно в следующих отраслях труда: золотых дел мастера, мясники, сапожники, жестяники, поденщики, столяры, носильщики, маляры и, главным образом, портные. Из 60 профессий лишь в трех размер получаемого ими жалованья brutto достигает 4 фр.; в трех других профессиях он опускается до 1 фр. 25 сант. Работницы-еврейки занимаются преимущественно выделкой сигар (519 чел.), шитьем платья (802 чел.) и специальным изготовлением блуз для арабов (428 чел.). Одни лишь модистки получают брутто 2 фр. 50 сант.; работницы табачных фабрик - 2 фр. в день. Еврейские коробейники зарабатывают от 6-15 франков в неделю. Евреи-портные - портняжное ремесло одно из главных занятий алжирских евреев - зарабатывают по 1 франку в день. 1600 человек за 15 франков в месяц находится в личном услужении. Бедственное положение еврейского пролетариата, однако, не отражается на повышении преступности. За период шести лет - от 1876 до 1881 гг. - в центральных домах заключения и департаментских тюрьмах А. содержались 171 природный француз и 93 еврея, т. е. первые составляли 4, 92 на тысячу, вторые - 3. С 1893 по 1895 гг. иностранцы совершили 16393 преступления против имущества, личности и общественного порядка, между тем как за период в 10 лет - от 1887 до 1897 гг. - было осуждено евреев: исправительным судом - 210 и судом присяжных - 16. В течение последнего пятилетия 19-го в. оранский суд присяжных вынес обвинительные приговоры 27 природным французам, 85 иностранцам и натурализованным французам и 6 евреям; за 10 лет в Константине 105 евреев были осуждены за пьянство, причинение увечья, нанесение оскорбления властям, 2 - за оставление детей на произвол судьбы. В 1894-95 гг. судом присяжных было произнесено 2 обвинительных приговора. Процент незаконорожденных детей у алжирских евреев - 35 на 1000, у французов же - 94. Отдача денег в рост сосредоточивается в Алжире в руках кабилов, которые доводят процент до 800 годовых. С ними приходится конкурировать еврейскому ростовщику, зарабатывающему 2 франка в день. - Несмотря на крайне тяжелое экономическое положение алжирских евреев, они много заботятся об образовании детей. По данным Валя, ни одна часть населения в А. не добивается так настойчиво образования, как евреи. В 1896 г. в начальных школах пропорция учеников магометан была 5,5 на 1000, французов и других европейцев - 17 и 18 на сто, у евреев же доходила до 29 на сто. По статистическим данным 1900 года, на 318-тысячное французское население А. приходится 47.570 чел. детей, посещающих школы, т. е. 14,05%; на приблизительно 50-тысячное еврейское население число детей, посещающих школу, - 14490, т. е. 29% (см. Rouanet, L’Antisémitisme algérien, p. 77-8). Хотя евреи платят налоги наравне с другими гражданами и в еврейских благотворительных учреждениях пользуются помощью также представители других наций, тем не менее евреям оказывают муниципальную помощь в весьма скромных размерах. Так, например, в Оране, где евреи платят свыше 80 тысяч фр. поземельного и 60 тысяч городских сборов, в 1888 г. среди 2388 чел., получивших общественную помощь, евреев всего 125 чел., в то время как испанцев, которые, как иностранцы, почти свободны от всяких налогов, было 1920. В следующие два года видим такое же числовое отношение: 130 евреев на 1910 испанцев, получивших общественную помощь.

Несмотря на тяжелое экономическое положение евреев, антисемитизм был одно время сильно развит в А. Причина его кроется отчасти в ненависти христиан-торговцев к своим конкурентам-евреям, но главным образом - в политической борьбе. В продолжение долгого времени алжирские евреи под влиянием Кремье вотировали за депутатов-оппортунистов и против радикалов. Последние упрекали их в том, что в своих вотумах еврейские избиратели слепо подчиняются указаниям консистории, хотя, как показывает статистика выборов, в трех наиболее крупных и наиболее всего заселенных евреями городах, в Оране, Алжире и Константине, радикалы получили сравнительно больше голосов. Когда генерал-губернатором Алжира был назначен Камбон, принадлежавший к радикальной партии, по его предписанию из избирательных списков было вычеркнуто значительное число евреев. 28 июня 1884 года на одном балу между его распорядителями, евреями и христианами, произошло столкновение; вызванное этим волнение в городе закончилось серьезными беспорядками, продолжавшимися несколько дней. Вскоре за тем алжирский публицист Фернанд Грегуар основал антиеврейскую лигу, но со смертью Грегуара она через некоторое время распалась. В 1895 году вопрос об алжирских евреях вновь был поднят в палате; тогда же в Алжире образовались многочисленные антисемитские лиги. 16 мая 1897 г. в Мостаджанеме произошла настоящая битва между еврейской и христианской молодежью; туземное население присоединилось к христианам; синагоги, магазины, частные жилища евреев были разграблены. Одновременно произошли антисемитские демонстрации академического свойства: студенты юридического факультета в Алжире выступили с протестом против назначения на кафедру римского права профессора-еврея Леви. Дело Дрейфуса усилило в прессе и в обществе антиеврейскую пропаганду. 19 января 1898 г. произошли новые антиеврейские беспорядки с человеческими жертвами. Интерпелляция в палате депутатов мало помогла делу. Наоборот, некоторые депутаты внесли даже предложение об отмене декрета 1870 года. Несколько месяцев спустя в двух департаментах Алжира из 6 депутатов значительным большинством голосов были выбраны 4 антисемита. Министерство Мелина, бывшее тогда (в разгар дрейфусиады) у власти, поощряло начавшееся антиеврейское движение, чтобы устранить французских евреев и ослабить их протесты. Падение министерства Мелина изменило положение. Камбон покинул Α., и его преемниками явились генералы, стоящие в стороне от политики.

Движение еврейского населения в А. представляется в следующем виде: оно равнялось в 1858 г. - 21.048; в 1866 г. - 33.952; в 1886 г. - 43.182, в 1891 - 47.564 (в департ. Алжира - 14.895, деп. Орана - 19.794, деп. Константины - 12.875) при 4.169.650 всего населения; в 1896 г. евреев было 48.763 при 4.429.421 всего населения; в 1900 г. - 50.000. По самым новейшим официальным данным, евреев в А. 53.000. Но и эти цифры не вполне точны; по данным Alliance Israélite от 1904 года, евреев в А. 57.044 (в департ. гор. Алжира 18.349, Орана 23.567 и Константина 15.128. Об акклиматизации евреев в А. и процентном отношении между рождаемостью и смертностью - см. Акклиматизация). - Ср.: L. Addison, The Present State of the Jews in the Barbary States, 1675; Morgan, Istoria degli Stati d’Algeri, Tunisi, Tripoli e Marocco, London, 1784; L. Reynier, De l’économie publique et rurale des arabes et des juifs, 1820; R. Jungmann, Costumes, moeurs et usages des Algériens, 1837; Heloïse Hartoch, Lettre sur l’état des juifs de l’Algérie, 1840; Archives Israélites, IX-X, 1840; J. C. F., La question juive en A., ou de la naturalisation des juifs Alg., par un algérien progressif, Algiers, 1860; De Fourton, Rapport… sur les Israélites indigènes de l’А., 1870; Charles Du Bauzet, Les indigènes isr. de l’А., 1871; A. Crémieux, Réfutation de l’exposé des motifs, 1871, p. 27; J. M. Haddey, Le livre d’Or des Israélites alg., 1872; Charles Roussel, Les juifs et les musulmans, в Rev. de Deux Mondes, Aug. 15, 1875; Paul Gaffarel, L’Algerie, 1883; Maurice Wahl, Les Juifs d’A., 1886; J. Weyl, Les juifs protegés français aux echelles du Levant et en Barbarie sous les régnes de Louis ХIV et de Louis XV, в Rev. ét. juives 1886, XII, ХIV; De Grammont, Histoire d’A. sous la domination turque, 1887; Paul Leroy-Beaulieu, L’A. et la Tunisie, 1897; Schürer, Gesch. III, 26; A. Cahen, Les Israelites dans l’Afrique Septentrionale; les Juifs de l’A., в Bulletin de la Soc. Arch. de Constantine, 1867; Aumerat, L’Antisemitisme à A., 1885; Bloch, Notes sur les Israélites d’A. в Rev. ét. juives, 1885, X, 255; idem, Les Israélites d’Oran, ib., 1886, XIII, 85-99; Barges, Les Juifs de Tlemçen, в Souvenirs d’un Voyage à Tlemçen, Paris; G. Rouanet, L’antisemitisme algerien, 1892; L. Lenormand, Le peril étranger, 1899; M. Colin, Quelques questions algeriennes, 1899; Nicaise, L’Algerie au début du XX siècle: La question juive, 1890; G. Baugey, De la condition legale du culte Israélite, 1899. - О происхождении и последствиях декрета Кремье: Delsieu, Essai sur la naturalisation collective des juifs indigènes, 1860; Frégier, Les juifs d’A., leur passé, leur présent, leur avenir juridique, 1865; L. Forest, La naturalisation des juifs alger, et l’insurrection de 1871, Paris, 1897; Jacques Gaben, Les israélites de l’Α. et le Décret Cremieux, 1900. - Из антисемитской литературы: Henri Garrot, Les juifs algeriens, 1898; Meynié, Les juifs en A., 1888. - О современном положении евреев: Durieu, Les juifs algeriens, 1902 (наиболее полные и обстоятельные данные о культурном и социальном положении евреев в А. за период 1870-1901 гг.). Анонимны: L’Oeuvre des Anti-Juifs d’Alger, 1899; Anthony Wilkin, Among the Berbers of Algeria, ch. XII, London, 1900; Систематический указатель литер. о евр. на рус. яз. etc., стр. 504-5 (1892 г.); Стеллин, «Алжирские евреи», «Восх.», 1900, VII; J. E., I, 381-5; M. Philippson, Neueste Geschichte (1907), I, 220-1, 320, 384.

Алжи́рская война́ -война за независимость АлжираотФранциив1954-1962 годах, закончившаяся провозглашением Алжирской народно-демократической республики. Является одной из самых известных антиколониальных войн. Алжирская война была запутанным военно-политическим конфликтом, характеризовавшимся партизанскими действиями и проведением антипартизанских операций, городским терроризмом, использованием обеими сторонами пыток. Она является одним из важнейших событий в истории Франции второй половины XX века, став причиной падения Четвёртой республики.

Франция вторглась в Алжир , бывший центром пиратства, в 1830 году и официально аннексировала его в 1834 году. Территория страны была разделена на три заморских департамента - Алжир, Оран и Константину. С этого момента в течение более чем ста лет детей во французских школах учили тому, что Алжир - это часть Франции. Согласно принятому в 1865 году Кодексу поведения, алжирцы оставались субъектами мусульманского законодательства и могли быть набраны в вооружённые силы Франции; они также могли сделать запрос на получение французского гражданства. Реально же получение гражданства было затруднительным; к середине XX века его имели лишь примерно 13 % коренного населения Алжира. Соответственно, 87 % алжирцев имели гражданство Французского Союза и не могли занимать высокие государственные посты, служить в некоторых государственных учреждениях и органах. На территории Алжира проживало около миллиона французских колонистов (известных как франкоалжирцы, колоны или пье-нуары - «черноногие»), которым принадлежало 40 % обрабатываемых алжирских земель. У пье-нуаров были самые плодородные и удобные для обработки земли. Рабочие-алжирцы получали меньшую заработную плату, чем пье-нуары, даже на одинаковой работе. 75 % алжирцев были неграмотными. Несмотря на такое неравноправие, коренное население и колоны долгое время жили в мире. Колоны были консервативны; они считали себя строителями современного Алжира и относились к этой земле как к своей родине - многие из них действительно родились и прожили здесь всю жизнь. Можно сказать, что Алжир был переселенческой колонией при сохранении туземного большинства, сродни ЮАР. Что касается алжирского населения, то французы не стали уничтожать традиционный институт старейшин, которые сохраняли свою власть на местах и поэтому не имели причин быть нелояльными к французской администрации. Во французской армии существовали алжирские подразделения - тиральеры, гумы, таборы, спаги - которые сражались за Францию в Первой и Второй мировых войнах, а затем и в Индокитае.

В ходе Второй мировой войны в Алжире усилились требования автономии или независимости. 8 мая 1945 года, в день завершения войны в Европе, состоялась массовая демонстрация в Сетифе организованная алжирскими националистами. После того, как французский полицейский застрелил 26-летнего Бузида Сааля за то, что он нёс алжирский флаг, демонстрация переросла в беспорядки, которые охватили и другие населённые пункты. Считается, что всего в ходе волнений погибло 102 европейца и еврея. Колоны и французская армия ответили на это бойней с применением артиллерии, танков и авиации. Репрессии продолжались несколько месяцев и унесли жизни тысяч алжирцевТрупов было настолько много, что их зачастую не могли захоронить, поэтому их бросали в колодцы, сбрасывали в горные пропасти в горах Кабилии.

Ход войны.

Война в Алжире началась в ночь на 1 ноября 1954 года, когда отряды повстанцев атаковали ряд французских объектов в Алжире. Французское правительство ответило на это отправкой в страну новых воинских подразделений в дополнение к уже расквартированным здесь. В то же время в начале 1955 года генерал-губернатором Алжира был назначен Жак Сустель, который планировал провести ряд реформ, направленных на увеличение благосостояния алжирцев.Первоначальные акции ФНО и противодействие французской армии не носили широкомасштабного характера. Повстанцы были пока слишком малочисленны, а Франции требовалось время на переброску в страну подкреплений и развёртывание антипартизанских операций. Считается, что настоящая война развернулась после Филиппвильской резни в августе 1955, когда повстанцы впервые совершили массовое убийство мирного населения (123 человек, в том числе 71 «европеец») в городе Филиппвиль (сейчасСкикда) . Французская армия и ополчение колонов отреагировали на это так же, как и в 1945 году, убив сотни, а возможно, и тысячи алжирцев - оценки расходятся на порядок. Положение ФНО значительно улучшилось в1956 году, когда получили независимость соседние французские колонииТунисиМарокко; на территории обеих стран сразу же появились лагеря алжирских повстанцев. В августе было завершено формирование Армии национального освобождения, вооружённого крыла ФНО: теперь она получила тактическую структуру - воинские звания и подразделения. Крупнейшим подразделением былбатальон, хотя на практике партизаны редко действовали силами болеероты .

Согласно концепции Мао Цзэдуна, революционная война развивается в три этапа: партизанский период, позиционный период, период манёвра. По такой схеме проходилагражданская война в Китаев 1946-1949 годах ивойна в Индокитае(1946-1954). С этой точки зрения ФНО на протяжении всей Алжирской войны продолжал действовать в рамках первого периода. Партизаны нападали на армейские конвои, небольшие гарнизоны и посты, взрывали мосты, уничтожали линии связи. Велась и «идеологическая» война: детям запрещали посещать французские школы, простых жителей заставляли отказываться от употребления алкоголя и табака, тем самым вынуждая подчиняться нормамшариата, а заодно нанося удар по определённому сектору французской экономики . Подозреваемых в сотрудничестве с французами убивали, порой - самым жестоким образом.

Французы противопоставили партизанскому движению тактику квадрильяжа , широко применявшуюся в первой половине войны. Страна была разделена на районы (квадраты), каждый из которых был закреплён за определённым подразделением, отвечавшим за местную безопасность. В целом во французской армии достаточно чётко выделялись два типа подразделений: элитные силы парашютистов иИностранного Легионавели мобильную войну, проводя операции в различных районах, а все остальные подразделения контролировали ситуацию на выделенной им территории . В Алжире впервые в истории войн для переброски подразделений были широко использованывертолёты; концепция аэромобильности была проанализирована американскими военными и десятилетие спустя нашла применение воВьетнамской войне.

Довольно большой успех был достигнут в завоевании симпатий алжирцев. В 1957 году были созданы Специальные административные секции (Section Administrative Spécialisée ). Их задачей было вступать в контакт с местным населением в отдалённых регионах и по возможности вести борьбу против националистических идей, склоняя крестьян к лояльности Франции. Эти же подразделения занимались вербовкой местных добровольцев в отряды ополчения, так называемые «харки» (harkis ), которые обороняли свои селения от партизан НФО. Французские спецслужбы вели свою тайную войну в Алжире; в ряде случаев им удавалось подбросить противнику дезинформацию о якобы имевшем место предательстве отдельных командиров и активистов движения, тем самым спровоцировав кровавые внутренние «чистки», серьёзно ослабившие ФНО .

Осенью 1956 года, стремясь привлечь к своей борьбе внимание французов и международного сообщества, ФНО развернул кампанию городского терроризмав городеАлжире. Почти ежедневно на городских улицах взрывались бомбы, гибли колоны, а жертвами акций возмездия становились невиновные алжирцы. Кампания была эффективной и вызвала серьёзную озабоченность французского правительства. В январе1957 годав городе началась крупная забастовка, приуроченная к обсуждению алжирского вопроса вООН. Это стало началом так называемой «битвы за Алжир»: в город была введена 10-я парашютная дивизия, а её командир генералЖак Массюполучил чрезвычайные полномочия. Парашютисты начали проводить по всему городу облавы и обыски, задерживая всех подозреваемых в сотрудничестве с ФНО. Применение пыток (нередко оканчивавшееся летальным исходом для допрашиваемого) позволило получить информацию о структуре партизанских сил в городе. Были захвачены многие документы, оружие и денежные средства ФНО в Алжире. По оценке советских источников , «Связь военных округов с городом, откуда поступали оружие, снаряжение, медикаменты, деньги, почти полностью прекратилась… В течение 1957 г. французским властям удалось разгромить основные силы фидаев и в других городах». Оборотной стороной восстановления порядка в Алжире стала негативная реакция французского общества на информацию о широком применении пыток.

Известного как Османский Алжир , земли которого перемежались с многочисленными независимыми и полунезависимыми султанатами местных горных и пустынных князьков. Административно состоял из двух частей - трёх густонаселённых средиземноморских департаментов , инкорпорированных в территорию метрополии (то есть фактически ставших частью собственно Франции) с северной (средиземноморской) стороны и обширных малонаселённых пустынных и полупустынных просторов Сахары к югу. Французский Алжир стал смешанной переселенческо-ресурсной колонией Франции . После получения независимости в начале 1960-х практически всё европейское (в том числе и симпатизирующее ему мусульманское) население покинуло страну.

История

Снаряжена была громадная экспедиция из 100 военных и 357 транспортных судов с сухопутным войском в 35000 человек и 4000 лошадей. Сухопутное войско находилось под начальством генерала Луи Огюста Виктора де Бурмона , флот - под начальством вице-адмирала Ги Виктор Дюперре . Французы высадились на берег без помех 14 июня 1830 года в Сиди-Феррухской бухте . Однако 19 июня, когда армия начала укреплять свои позиции, на неё напал зять дея Ибрагима-Аги с 30000 турок. Французы отразили это нападение и отняли у нападавших все орудия и обоз. Скоро после этого началась бомбардировка и с суши, и с моря, так что уже 5 июля дей сдался на капитуляцию под условием свободного отступления для себя и янычар. Весь его флот, оружие и государственная казна в 50 млн франков достались победителям.

После падения города две французские эскадры были посланы против Туниса и Триполи и принудили их отказаться от морских разбоев. Французские войска заняли приморские города - Боне , Оран и Бужи , отразили нападение бея Константины , но по пути в Блиду потерпели поражение от кабилов .

Однако самым опасным врагом французов стал Абд аль-Кадира , который, как глава 30 арабских племён, соединившихся для священной войны, был провозглашён эмиром Маскары . После упорной борьбы французское правительство заключило с ним 26 февраля 1834 года мир, по которому за ним было признано господство над всеми арабскими племенами запада до реки Шелифф . Однако, несмотря на этот договор, уже в июле того же года война возобновилась, причём очень неудачно для французов. Не помогло и вторичное назначение Клозеля начальником алжирских войск - восстание распространилось по всей стране, и значение эмира всё возрастало. Тогда Клозель был снова отозван, а генерал Дамремон назначен генерал-губернатором.

Его преемник, Вале, старался утвердить французское господство в восточной части страны, а Абд аль-Кадир подчинил себе все западные племена к югу от своих владений до самой пустыни. Почувствовав себя достаточно сильным, он под предлогом мнимого нарушения неприкосновенности своих владений объявил мир недействительным и в ноябре 1838 года неожиданно напал на французов. Несмотря на то, что Вале имел в своем распоряжении 70-тысячное войско, он принужден был держаться против Абд аль-Кадира оборонительной системы, так что положение французов в Алжире, несмотря на отдельные блестящие победы (взятие Медеи и Милианы), снова становилось шатким.

Дела приняли благоприятный оборот, когда генерал-губернатором 22 февраля 1841 года был назначен Бюжо. Новая система, которой он следовал и для проведения которой он нашёл способных исполнителей в лице Ламорисьера, Кавеньяка и Шангарнье, заключалась в том, чтобы, с одной стороны, утомлять противника беспрерывными набегами на отдельные племена и другими мелкими предприятиями, а с другой стороны - предпринимать против войск эмира большие экспедиции. Уже в мае 1841 года французы овладели Текедемптом, укрепленным местопребыванием эмира, и Маскарой. Ещё удачнее была осенняя кампания, когда Бюжо захватил Сайду, последнюю крепость Абд аль-Кадира. В январе 1842 года был предпринят поход в пограничную Марокканскую область, которая одна только оказывала ещё сопротивление, при чём взяты были город Тлемсен и замок Тафруа. Генерал Бараго д’Иллие разрушил города Богар и Тазу, а генерал Бедо склонил на сторону французов племена кабилов, живших вокруг Тлемсена.

Могущество Абд аль-Кадира было почти уничтожено, так что он был вынужден отступить в Марокканскую область. Новое нападение, сделанное эмиром в марте 1842 года, было отражено и подчинение страны считалось уже законченным, когда летом 1842 года Абд аль-Кадир внезапно появился опять в Алжире и нанес французам поражение при Текедемпте и Маскаре. Принужденный, однако, скоро отступить опять на марокканскую почву, эмир проповедовал там священную войну, собирал многочисленные военные силы и даже добился того, что в конце мая 1844 года против французов выступило и марокканское войско. Бюжо, однако, со всеми своими силами двинулся к границе и 14 августа нанес марокканцам решительное поражение при Исле, между тем как французский флот под командованием принца Жоанвиля бомбардировал Танжер и Могадор. При содействии Англии, опасавшейся, чтобы французы не распространили свою власть и на Марокко, 10 сентября состоялся с султаном Абд-ур-Рахманом мир, по которому последний обязался преследовать Абд аль-Кадира.

Несмотря на это, последний в 1845 году снова вторгся в Алжир и постоянно возбуждал племена кабилов к восстаниям. Только после упорной борьбы и благодаря неутомимой деятельности так называемых «африканских» генералов (Ламорисьер, Кавеньяк, Шангарнье, Пелиссье, Бедо, Сент-Арно, Боске, Юссуф и т. д.) сопротивление последних было, наконец, сломлено. В то же время Бюжо стремился утвердить французское господство и внутри страны, и этой же политики держались и его преемники, Бедо и герцог Омальский (с 1847 года). Восточная часть колонии за это время почти совершенно была умиротворена, а южные границы были распространены за пределы гор. Абд аль-Кадир, подвергшийся нападению войск марокканского султана, должен был искать спасения на французское почве и 22 декабря 1847 года сдался Ламорисьеру.

Алжир под властью Франции

Со сдачей Эмира закончилось покорение французами Алжира; с этого времени вся страна была уже в их руках. Даже войнолюбивые кабилы признали власть французов. Последующие военные действия носят характер лишь небольших экспедиций, предпринимавшихся для покорения отдаленных пунктов на юге или для наказания за восстания и грабежи. Однако, это вызывало необходимость постоянно содержать в стране значительные вооружённые силы и постоянно держаться настороже. В 1848 году Алжир был объявлен территорией Франции, разделён на департаменты во главе с префектами и возглавлен французским генерал-губернатором.

За это время к восстанию присоединились и некоторые другие арабские племена, так что французское правительство увидело себя вынужденным послать из Франции для защиты провинции значительные подкрепления (33 тысячи человек). На место генерала Осмона главное начальство над войсками в Алжире было передано генералу Соссье, который энергично стал готовиться к возобновлению военных действий при начале дождливого времени; точно так же был отозван из Орана генерал Серэ и многие другие высшие офицеры, которых обвиняли в недостатке энергии. Военные действие против Бу-Амены начались лишь в октябре, причем главным базисом был назначен Жеривилль.

Население и экономика

Период между 1885-1930 годами принято считать золотым веком французского Алжира (равно как и французского Магриба). К этому времени французским властям удалось подавить сопротивление арабских и берберских племён как внутри Алжира, так и на его границах (в Тунисе и Марокко , также аннексированных Францией). Пиратские укрепления времён средневекового Варварского берега были перестроены и модернизированы, превратившись в крупные порты (города Алжир , Оран , Бон и др., связанные с Марселем). Своего пика достигло и преимущественно франкоязычное европейское население, так называемые пье-нуар , численность которого превысила 1 млн человек (15,3 % населения региона). Причём только около четверти из них имели собственно французское происхождение, в Алжир эмигрировали многие испанцы , итальянцы , безземельные мальтийцы , русские революционеры, евреи и др. Европейские иммигранты занимались высокотехнологичным (относительно своего времени) оросительным земледелием, а также занимали ключевые административные посты. Хотя мусульмане и не были представлены в административном аппарате колонии, они пользовались широкой внутренней автономией и сохранили свои культурные институты. Более того, благодаря европейским достижениям в области образования и здравоохранения, мусульманское население вступило в фазу демографического взрыва . Численность мусульман увеличилась с 3 млн в середине XIX века до 9 млн в середине ХХ в. Нехватка земли, большинство которой контролировали крупные плантационные хозяйства европейцев, привела к росту конкуренции за другие ограниченные ресурсы края. Всё это привело к войне за независимость и массовой иммиграции европейского и сочувствующего ему мусульманского населения (харки) во Францию.

Напишите отзыв о статье "Французский Алжир"

Литература

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. - СПб. : т-во И. В. Сытина, 1911-1915.
• Энциклопедия военных и морских наук / Составлена под главной редакцией генерал-лейтенанта Г. А. Леера , заслуженного профессора Николаевской академии Генерального штаба . - СПб. : типография В. Безобразова и К°. - Т. 1.
• Военный энциклопедический лексикон (в 14 томах). Второе исправленное издание под общим руководством М. И. Богдановича. СПб, 1852-1858. Том 1.

Отрывок, характеризующий Французский Алжир

Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.

Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.

В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.

С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…

Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.