Житие святого и значение иконы. Святой лука крымский и молитвы ему об исцелении и благополучии

Епископ Афанасий (архиепископ Лука (в миру — Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий)) родился в Керчи 27 апреля 1877 года. Окончив гимназию, он решил посвятить себя тому, что полезно для страдающих людей, и избрал медицину. По окончании университета будущий святитель занимался практикой и теоретическими исследованиями в области медицины. В 20-х годах ХХ века работал хирургом в Ташкенте, активно участвовал и в церковной жизни, например, в заседаниях церковного братства. Слова епископа Ташкентского и Туркестанского Иннокентия: «Доктор, вам надо быть священником»,- он воспринял как Божий призыв. После трёхлетнего служения в сане иерея отец Валентин принял монашеский постриг с именем святого апостола, евангелиста и врача Луки. 31 мая 1923 года иеромонах Лука по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Тихона был тайно рукоположен во епископа. С того времени начался его крестный исповеднический путь. Многочисленные аресты, пытки и ссылки не ослабили усердие святителя в исполнении архипастырского долга и во врачебном служении людям.

«Общественный обвинитель», чекист Петерс, привлёк владыку к судебному разбирательству по так называемому делу врачей (1921 год). Среди вопросов был и такой: «Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы его видели, своего Бога?» «Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил». «Дело врачей», сфабрикованное Петерсом, с треском провалилось, но спустя некоторое время Владыку всё равно репрессировали. Сосланного властями в далекий Туруханск, смиренного святого врача утешал великий И.П. Павлов: «Всей душой сочувствую Вам в Вашем мученичестве».

Это был поистине чудотворец. Запомнилась история о том, как ему в Сибири пришлось делать полостную операцию крестьянину перочинным ножом, а рану зашивать женским волосом, причём нагноения не было. Между первой ссылкой в Туруханск и второй ссылкой в Архангельск владыка жил в Ташкенте. Там он продолжал вести приём больных у себя на дому.

Будучи в третьей ссылке под Красноярском, уже в начале Великой Отечественной войны, епископ Лука предложил властям свой опыт и мастерство для лечения раненых советских воинов. С октября 1941 года его назначили консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя. Инспекторская проверка показала, что ни в одном другом госпитале не было столь блестящих результатов лечения сложнейших инфекционных ранений суставов. Тысячи военных были спасены от смерти или пожизненной инвалидности. Работать приходилось в невыносимых условиях: штат неумел и груб, врачи не знают основ хирургии. Всё это крайне плохо отражалось на здоровье Владыки. Во время операций он всё чаще опускался на стул: не держали ноги. Трудно было подниматься по госпитальным лестницам: давало себя знать хроническое заболевание лёгких, эмфизема.

В 1944 году Владыка получил указ о назначении на Тамбовскую и Мичуринскую кафедру, а с 1946 по 1961 год был правящим архиереем Симферопольской и Крымской епархии. Владыка Лука сделал ряд открытий. Перу выдающегося хирурга принадлежат знаменитые «Очерки гнойной хирургии», которые вышли в свет в ноябре 1944 года. До сих пор они являются настольной книгой и учебником многих хирургов.

В декабре 1945 года святителя наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов». За выдающиеся достижения в медицине он получил Сталинскую премию первой степени, которую пожертвовал на нужды сирот. Всё это означало официальное признание беззаветного труда святителя. В 1958 году Господь послал ему новое испытание — слепоту на оба глаза. Однако Владыка видел духовными очами. Несмотря на страшный недуг, он регулярно совершал богослужения, постоянно проповедовал и принимал страждущих.

Скончался Преосвященный Лука 11 июня 1961 года в день Всех святых, в земле Российской просиявших. Определением Синода Украинской Православной Церкви (Московская Патриархия) от 22 ноября 1995 года архиепископ Симферопольский и Крымский Лука причислен к лику местночтимых святых. В ночь с 17 на 18 марта 1996 года состоялось обретение его нетленных мощей, а 24-25 мая 1996 года — торжество прославления святителя. Многоцелебные мощи его почивают в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя. В августе 2000 года Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви прославил священноисповедника Луку в сонме новомученников и исповедников Российских XX века. Его память совершается 11 июня (нов. ст.) / 29 мая (стар. ст.) и в день памяти Собора Крымских святых 28 декабря (нов. ст.) / 15 декабря (стар. ст.)

Ходит по России странная молва, будто в советское уже время жил хирург-священник.
Положит он больного на операционный стол, прочитает над ним молитву, да йодом и поставит крест «в том месте, где надо резать. А уж после того берется за скальпель.
И операции у того хирурга отменные: слепые прозревали, обреченные поднимались на ноги. То ли наука ему помогала, то ли Бог... «Сомнительно»,- говорят одни. «Так оно и было»,- утверждают другие.
Одни говорят: «Партком служителя культа ни за что бы в операционной не потерпел». А другие им в ответ: «Бессилен партком, поскольку хирург тот не просто хирург, а профессор, и не тая себе священник-батюшка, а полный епископ».
«Профессор-епископ? Так не бывает»,- говорят опытные люди. «Бывает,- отвечают им люди не менее опытные.- Этот профессор-епископ еще и генеральские погоны носил, а в минувшей войне всеми госпиталями Сибири управлял».
(из книги Марка Поповского "Жизнь и житие Святителя Луки Войно-Ясенецкого,архиепископа и хирурга")

Архиепископ Лука, в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий , родился в Керчи 27 апреля 1877 года в семье аптекаря. Отец его был католиком, мать - православной. По законам Российской Империи дети в подобных семьях должны были воспитываться в православной вере. Он был третьим из пятерых детей.
В Киеве, куда семья переехала впоследствии, Валентин окончил гимназию и рисовальную школу. Собирался поступать в Петербургскую Академию Художеств, но по размышлении о выборе жизненного пути решил, что обязан заниматься только тем, что "полезно для страдающих людей", и избрал вместо живописи медицину. Однако на медицинском факультете Киевского Университета св. Владимира все вакансии были заняты, и Валентин поступает на юридический факультет. На какое-то время влечение к живописи снова берет верх, он едет в Мюнхен и поступает в частную школу профессора Книрра, но через три недели, затосковав по дому, возвращается в Киев, где продолжает занятия рисованием и живописью. Наконец Валентин осуществляет свое горячее желание "быть полезным для крестьян, так плохо обеспеченных медицинской помощью", и поступает на медицинский факультет Киевского университета св. Владимира. Он учится блестяще. "На третьем курсе, - пишет он в "Мемуарах", - произошла интересная эволюция моих способностей: умение весьма тонко рисовать и любовь к форме перешли в любовь к анатомии..."

В 1903 году Валентин Феликсович закончил университет. Невзирая на уговоры друзей заняться наукой, он объявил о своем желании всю жизнь быть "мужицким", земским врачом, помогать бедным людям .
Началась русско-японская война. Валентину Феликсовичу предложили службу в отряде Красного Креста на Дальнем Востоке. Там он заведовал отделением хирургии в госпитале Киевского Красного Креста Читы, где он познакомился с сестрой милосердия Анной Ланской и обвенчался с ней. В Чите молодые супруги прожили недолго.
С 1905 года по 1917-й В.Ф. Войно-Ясенецкий работает в городских и сельских больницах Симбирской, Курской и Саратовской губерний, а также на Украине и в Переславле-Залесском. В 1908 году он приезжает в Москву и становится экстерном хирургической клиники профессора П.И. Дьяконова.
В 1916 году В.Ф. Войно-Ясенецкий защитил докторскую диссертацию "Регионарная анестезия ", о которой его оппонент, известный хирург Мартынов сказал: "Мы привыкли к тому, что докторские диссертации обычно пишутся на заданную тему, с целью получения высших назначений по службе, и научная ценность их невелика. Но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее". Варшавский университет наградил Валентина Феликсовича премией имени Хойнацкого за лучшее сочинение, пролагающее новые пути в медицине.
С 1917 года по 1923-й он работает хирургом в Ново-Городской больнице Ташкента, преподает в медицинской школе, преобразованной затем в медицинский факультет.
В 1919 году от туберкулеза умирает жена Валентина Феликсовича, оставив четверых детей: Михаила, Елену, Алексея и Валентина.
Осенью 1920 года В.Ф. Войно-Ясенецкого приглашают возглавить кафедру оперативной хирургии и топографической анатомии открывшегося в Ташкенте Государственного Туркестанского университета.
В это время он активно участвует и в церковной жизни, посещает заседания ташкентского церковного братства. В 1920 году на одном из церковных съездов ему было поручено сделать доклад о современном положении в Ташкентской епархии. Доклад получил высокую оценку епископа Ташкентского Иннокентия. "Доктор, вам надо быть священником", - сказал он Войно-Ясенецкому. "У меня не было и мыслей о священстве, - вспоминал Владыка Лука, - но слова Преосвященного Иннокентия я принял как Божий призыв архиерейскими устами, и минуты не размышляя: "Хорошо, Владыко! Буду священником, если это угодно Богу!"
В 1921 году Валентин Феликсович был рукоположен в диаконы, а через неделю, в день Сретения Господня, Преосвященный Иннокентий совершил его рукоположение во иереи. Отец Валентин был определен в ташкентский собор, с возложением на него обязанности проповедовать. В священном сане Войно-Ясенецкий не перестает оперировать и читать легации. В октябре 1922 года он активно участвует в первом научном съезде врачей Туркестана.
Волна обновленчества 1923 года доходит и до Ташкента. Епископ Иннокентий покинул город, не передав никому кафедру. Тогда отец Валентин вместе с протоиереем Михаилом Андреевым приняли управление епархией, объединили всех оставшихся верными священников и церковных старост и устроили с разрешения ГПУ съезд.
В 1923 году отец Валентин принимает монашеский постриг . Преосвященный Андрей, епископ Ухтомский, намеревался дать отцу Валентину при постриге имя целителя Пантелеймона, но, побывав на литургии, совершенной постригаемым, и послушав его проповедь, остановился на имени апостола , евангелиста, врача и художника св. Луки .
30 мая того же года иеромонах Лука был тайно хиротонисан во епископа в церкви св. Николая Мир Ликийских города Пенджикента епископом Волховским Даниилом и епископом Суздальским Василием. На хиротонии присутствовал ссыльный священник Валентин Свендидкий. Преосвященный Лука был назначен епископом Туркестанским.

10 июня 1923 года епископ Лука был арестован как сторонник Патриарха Тихона. Ему предъявили нелепое обвинение: сношения с оренбургскими контрреволкщионными казаками и связь с англичанами. В тюрьме ташкентского ГПУ Владыка Лука закончил свой, впоследствии ставший знаменитым, труд "Очерки гнойной хирургии". В августе его отправили в московское ГПУ.

В Москве Владыка получил разрешение жить на частной квартире. Служил с Патриархом Тихоном литургию в церкви Воскресения Христова в Кадашах. Святейший подтвердил право епископа Туркестанского Луки продолжать заниматься хирургией. В Москве Владыку снова арестовали и поместили в Бутырскую, а затем в Таганскую тюрьму, где Владыка перенес тяжелый грипп. К декабрю был сформирован восточно-сибирский этап, и епископ Лука вместе с протоиереем Михаилом Андреевым были отправлены в ссылку на Енисей . Путь лежал через Тюмень, Омск, Новониколаевск (нынешний Новосибирск), Красноярск. Арестантов везли в столыпинских вагонах, а последнюю часть пути до Енисеиска - 400 километров - в лютую январскую стужу им пришлось преодолеть на санях. В Енисеиске все оставшиеся открытыми церкви принадлежали "живоцерковникам", и епископ служил на квартире. Ему разрешили оперировать.

В начале 1924 года, по свидетельству жительницы Енисейска, Владыка Лука пересадил почки теленка умирающему мужчине, после чего больному стало легче. Но официально первой подобной операцией считается проведённая доктором И.И. Вороным в 1934 году пересадка почки свиньи женщине, больной уремией.
В марте 1924 года епископа Луку арестовали и отправили под конвоем в Енисейскую область, в деревню Хая на реке Чуне. В июне он снова возвращается в Енисейск, но вскоре следует высылка в Туруханск, где Владыка служит, проповедует и оперирует. В январе 1925 года его высылают в Плахино - глухое место на Енисее за Полярным Кругом, в апреле переводят снова в Туруханск.
По окончании ссылки Владыка возвращается в Ташкент, поселяется в домике на Учительской улице и служит в церкви Преподобного Сергия Радонежского.
6 мая 1930 году Владыку арестовывают по делу о смерти профессора медицинского факультета по кафедре физиологии Ивана Петровича Михайловского, застрелившегося в невменяемом состоянии. 15 мая 1931 года, после года тюремного заключения, был вынесен приговор (без суда): ссылка на три года в Архангельск.
В 1931-1933 годах Владыка Лука живет в Архангельске, ведет амбулаторный прием больных. Вера Михайловна Вальнева, у которой он жил, лечила больных самодельными мазями из почвы - катаплазмами. Владыку заинтересовал новый метод лечения, и он применил его в условиях больницы, куда устроил на работу Веру Михайловну. И в последующие годы проводил многочисленные исследования в этой области.
В ноябре 1933 года митрополит Сергий предложил Преосвященному Луке занять свободную епископскую кафедру. Однако предложение Владыка не принял.
Пробыв недолго в Крыму, Владыка возвратился в Архангельск, где принимал больных, но не оперировал.
Весной 1934 года Владыка Лука посещает Ташкент, затем переезжает в Андижан, оперирует, читает лекции. Здесь он заболевает лихорадкой папатачи, которая грозит потерей зрения, после неудачной операции он слепнет на один глаз. В этом же году, наконец, удается издать "Очерки гнойной хирургии". Он совершает церковные службы и руководит отделением ташкентского Института неотложной помощи.
13 декабря 1937 года - новый арест. В тюрьме Владыку допрашивают конвейером (13 суток без сна), с требованием подписать протоколы. Он объявляет голодовку (18 суток), протоколов не подписывает. Следует новая высылка в Сибирь. С 1937 года по 1941-й Владыка жил в селе Большая Мурта Красноярской области.

Началась Великая Отечественная война. В сентябре 1941 года Владыка был доставлен в Красноярск для работы в местном эвакопункте - здравоохранительном учреждении из десятков госпиталей, предназначенных для лечения раненых.
В 1943-м Преосвященный Лука становится архиепископом Красноярским. Через год его переводят в Тамбов архиепископом Тамбовским и Мичуринским. Там он продолжает медицинскую работу: на его попечении 150 госпиталей.
В 1945 году была отмечена пастырская и врачебная деятельность Владыки: он удостаивается права ношения бриллиантового креста на клобуке и награждается медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." .

В феврале 1946 года архиепископ Тамбовский и Мичуринский Лука стал лауреатом Сталинской премии 1 степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений , изложенных в научных трудах "Очерки гнойной хирургии" и "Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов".
В 1945-1947 годах им закончена работа над эссе "Дух, душа и тело", начатая в начале 20-х годов.
26 мая 1946 года Преосвященный Лука, несмотря на протесты тамбовской паствы, переведен в Симферополь и назначен архиепископом Крымским и Симферопольским.
1946-1961 годы были всецело посвящены архипастырскому служению. Болезнь глаз прогрессировала, и в 1958 году наступила полная слепота.
Однако, как вспоминает протоиереи Евгений Воршевский, даже такой недуг не мешал Владыке совершать Божественные службы.

Архиепископ Лука входил без посторонней помощи в храм, прикладывался к иконам, читал наизусть богослужебные молитвы и Евангелие, помазывал елеем, произносил проникновенные проповеди. Ослепший архипастырь также продолжал управлять Симферопольской епархией в течение трех лет и иногда принимать больных, поражая местных врачей безошибочными диагнозами.

Скончался Преосвященный Лука 11 июня 1961 года в День Всех Святых, в земле Российской просиявших. Похоронен Владыка на городском кладбище Симферополя.
В 1996 году Святейшим Синодом Украинской Православной Церкви Московского Патриархата было принято решение о причислении Высокопреосвященного архиепископа Луки к лику местночтимых святых, как Святителя и исповедника веры. 18 марта 1996 года состоялось обретение святых останков архиепископа Луки, которые 20 марта были перенесены в Свято-Троицкий кафедральный собор Симферополя. Здесь 25 мая состоялся торжественный акт причисления Высокопреосвященного Луки к лику местночтимых святых. Отныне каждое утро, в 7 часов, в кафедральном Свято-Троицком соборе Симферополя совершается акафист Святителю у его раки.

Память 29 мая / 11 июня

Из книги , вышедшей в издательстве Сретенского монастыря.

Святитель Лука (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий) родился в 1877 году в городе Керчи, в Крыму, в дворянской семье польского происхождения. С детства он увлекался живописью и решил поступить в Санкт-Петербургскую академию художеств. Однако во время вступительных экзаменов им овладело сомнение, и он решил, что не имеет права делать то, что нравится, а нужно трудиться, чтобы облегчить страдания ближнего. Так, прочитав слова Спасителя о делателях жатвы (см.: Мф. 9: 37), он воспринял призыв служить людям Божиим.

Валентин решил посвятить себя медицине и поступил на медицинский факультет Киевского университета. Талант художника помогал ему в скрупулезных анатомических исследованиях. Он блестяще закончил обучение (1903) накануне русско-японской войны, и его карьера врача началась в госпитале в городе Чите. Там он познакомился и сочетался браком с сестрой милосердия, у них родилось четверо детей. Затем он был переведен в больницу города Ардатова Симбирской губернии, а позже в Верхний Любаж Курской губернии.

Работая в больницах и видя последствия, которые бывают при общей анестезии, он пришел к заключению, что в большинстве случаев ее необходимо заменить на местный наркоз. Несмотря на скудное оснащение в больницах, он успешно провел большое число хирургических операций, что привлекло к нему и пациентов из соседних уездов. Он продолжил работать хирургом в селе Романовка Саратовской области, а затем был назначен главным врачом больницы на 50 коек в Переславле-Залесском. Там он по-прежнему много оперировал, продолжая вести научные исследования.

В 1916 году в Москве Валентин Феликсович успешно защитил докторскую диссертацию на тему местной анестезии и начал работать над большой монографией по гнойной хирургии. В 1917 году, когда в больших городах гремели раскаты революции, он был назначен главным врачом Ташкентской городской больницы и поселился с семьей в этом городе. Вскоре супруга его скончалась от туберкулеза. Во время ухода за умирающей в голову ему пришла мысль просить свою операционную сестру взять на себя заботу по воспитанию детей. Она согласилась, а доктор Валентин смог продолжать свою деятельность как в больнице, так и в университете, где он вел курс анатомии и хирургии.

Он часто принимал участие в диспутах на духовные темы, где выступал с опровержениями тезисов научного атеизма. По окончании одного из таких собраний, на котором он долго и вдохновенно выступал, епископ Иннокентий отвел его в сторону и сказал: «Доктор, вам надо быть священником». Хотя Валентин никогда и не помышлял о священстве, он тотчас принял предложение иерарха. В ближайшее же воскресенье он был рукоположен в диакона, а через неделю возведен в сан иерея.

Он одновременно трудился как врач, как профессор и как священник, служа в соборе только по воскресеньям и приходя на занятия в рясе. Он совершал не так много служб и таинств, но усердствовал в проповедничестве, а свои наставления дополнял духовными беседами на животрепещущие темы. Два года подряд он участвовал в общественных диспутах с отрекшимся священником, ставшим руководителем антирелигиозной пропаганды в регионе и умершим впоследствии жалкой смертью.

В 1923 году, когда так называемая «Живая церковь» спровоцировала обновленческий раскол, внеся раздоры и смущение в лоно Церкви, епископ Ташкентский вынужден был скрыться, возложив управление епархией на отца Валентина и еще одного протопресвитера. Ссыльный епископ Андрей Уфимский (кн. Ухтомский), находясь в городе проездом, одобрил избрание отца Валентина в епископат, совершенное собором духовенства, сохранившего верность Церкви. Потом тот же епископ постриг Валентина в его комнате в монахи с именем Лука и отправил в небольшой городок недалеко от Самарканда. Здесь жили два ссыльных епископа, и святитель Лука в строжайшей тайне был хиротонисан (18 мая 1923 г.). Через полторы недели после возвращения в Ташкент и после своей первой литургии он был арестован органами безопасности (ГПУ), обвинен в контрреволюционной деятельности и шпионаже в пользу Англии и осужден на два года ссылки в Сибирь, в Туруханский край.

Путь в ссылку проходил в ужасающих условиях, но святой врач провел не одну хирургическую операцию, спасая от верной смерти страждущих, которых ему приходилось встречать на своем пути. В ссылке он также работал в больнице и сделал много сложных операций. Он имел обыкновение благословлять больных и молиться перед операцией. Когда же представители ГПУ попытались запретить ему это, они натолкнулись на твердый отказ епископа. Тогда святителя Луку вызвали в управление госбезопасности, дали полчаса на сборы и отправили в санях на берег Ледовитого океана. Там он зимовал в прибрежных поселениях.

В начале Великого поста его отозвали в Туруханск. Доктор вернулся к работе в больнице, так как после его высылки она лишилась единственного хирурга, что вызвало ропот местного населения. В 1926 году он был освобожден и вернулся в Ташкент.

На следующую осень митрополит Сергий назначил его сначала в Рыльск Курской епархии, затем в Елец Орловской епархии в качестве викарного епископа и, наконец, на Ижевскую кафедру. Однако по совету митрополита Арсения Новгородского владыка Лука отказался и попросился на покой - решение, о котором он горько пожалеет впоследствии.

Около трех лет он спокойно продолжал свою деятельность. В 1930 году его коллега по медицинскому факультету профессор Михайловский, потеряв рассудок после смерти сына, решил оживить его с помощью переливания крови, а затем покончил жизнь самоубийством. По просьбе вдовы и учитывая психическую болезнь профессора, владыка Лука подписал разрешение захоронить его по церковному обряду. Коммунистические власти воспользовались этой ситуацией и обвинили епископа в пособничестве убийству профессора. По их мнению, владыка из религиозного фанатизма помешал Михайловскому воскресить усопшего с помощью материалистической науки.

Епископ Лука был арестован незадолго до разрушения церкви святого Сергия, где проповедовал. Его подвергали непрерывным допросам, после которых уводили в душный карцер, что подорвало его и без того пошатнувшееся здоровье. Протестуя против бесчеловечных условий содержания, святитель Лука начал голодовку. Тогда следователь дал слово, что отпустит его, если он прекратит голодовку. Однако он не сдержал слова, и епископ был осужден на новую трехлетнюю ссылку.

Снова путь в ужасающих условиях, после которого работа в больнице в Котласе и Архангельске с 1931 по 1933 год. Когда у владыки обнаружилась опухоль, он отправился на операцию в Ленинград. Там однажды во время службы в церкви он пережил потрясающее духовное откровение, напомнившее ему начало его церковного служения. Затем епископа перевели в Москву для новых допросов и сделали интересные предложения относительно научных исследований, но при условии отречения от сана, на что святитель Лука ответил твердым отказом.

Освобожденный в 1933 году, он отказался от предложения возглавить свободную епископскую кафедру, желая посвятить себя продолжению научных исследований. Он вернулся в Ташкент, где смог работать в небольшой больнице. В 1934 году был опубликован его труд «Очерки гнойной хирургии», ставший вскоре классикой медицинской литературы.

Во время работы в Ташкенте владыка заболел тропической болезнью, которая привела к отслоению сетчатки глаз. Тем не менее он продолжал врачебную деятельность вплоть до 1937 года. Жестокие репрессии, учиненные Сталиным не только против правых оппозиционеров и религиозных деятелей, но также и против коммунистических деятелей первой волны, заполнили миллионами людей концлагеря. Святитель Лука был арестован вместе с архиепископом Ташкентским и другими священниками, сохранившими верность Церкви и обвиненными в создании контрреволюционной церковной организации.

Святитель был подвергнут допросу «конвейером», когда 13 дней и ночей в ослепляющем свете ламп следователи, сменяя друг друга, беспрерывно вели допрос, вынуждая его оговорить себя. Когда епископ начал новую голодовку, его, обессиленного, отправили в казематы госбезопасности. После новых допросов и пыток, истощивших его силы и приведших в состояние, когда он уже не мог контролировать себя, святитель Лука дрожащей рукой подписал, что признает свое участие в антисоветском заговоре.

Так в 1940 году он в третий раз был отправлен в ссылку, в Сибирь, в Красноярский край, где после многочисленных прошений и отказов смог добиться разрешения работать хирургом и даже продолжить в Томске научные исследования. Когда произошло вторжение гитлеровских войск и началась война (1941), стоившая миллионов жертв, святитель Лука был назначен главным хирургом красноярского госпиталя, а также ответственным за все военные госпитали края. При этом он служил епископом в епархии края, где, как гордо сообщали коммунисты, не осталось ни одной действующей церкви.

Митрополит Сергий возвел его в сан архиепископа. В этом сане он принял участие в Соборе 1943 года, на котором был избран патриархом митрополит Сергий, а сам святитель Лука стал членом постоянного Синода.

Так как во время войны религиозные преследования несколько ослабли, он приступил к обширной программе возрождения религиозной жизни, с удвоенной энергией отдавшись проповедничеству Когда красноярский госпиталь был переведен в Тамбов (1944), он поселился в этом городе и управлял епархией, в то же время работая над публикацией различных медицинских и богословских трудов, в частности апологии христианства против научного атеизма, озаглавленной «Дух, душа и тело». В этой работе святитель защищает принципы христианской антропологии при помощи твердых научных аргументов.

В феврале 1945 года за архипастырскую деятельность святитель Лука был награжден правом ношения креста на клобуке. За патриотизм он удостоился медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.».

Через год архиепископ Тамбовский и Мичуринский Лука стал лауреатом Сталинской премии первой степени за научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах «Очерки гнойной хирургии» и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов».

В 1946 году он был переведен в Крым и назначен архиепископом Симферопольским. В Крыму он был вынужден прежде всего бороться с нравами местного духовенства. Он учил, что сердце священника должно стать огнем, излучающим свет Евангелия и любви ко Кресту, будь то слово или собственный пример. Из-за болезни сердца святитель Лука был вынужден прекратить оперировать, но продолжал давать бесплатные консультации и оказывать помощь местным врачам советами. По его молитвам произошло множество чудесных исцелений.

В 1956 году он полностью ослеп, но по памяти продолжал служить Божественную литургию, проповедовать и руководить епархией. Он мужественно противостоял закрытию церквей и различным формам преследований от властей.

Под грузом прожитого, исполнив дело свидетельства о Господе, Распятом во имя нашего спасения, епископ Лука мирно упокоился 29 мая 1961 года. На его похоронах присутствовало все духовенство епархии и огромная толпа людей, а могила святителя Луки вскоре стала местом паломничества, где по сей день совершаются многочисленные исцеления.

Составитель — иеромонах Макарий Симонопетрский,
адаптированный русский перевод — издательство Сретенского монастыря

<…>Помните Его святые слова, ибо великая истина содержится в них. Иго Мое благо, и бремя Мое легко. Всех вас, всех уверовавших в Него зовет Христос идти за Ним, взяв бремя Его, иго Его.

Не бойтесь же, идите, идите смело. Не бойтесь тех страхов, которыми устрашает вас диавол, мешающий вам идти по этому пути. На диавола плюньте, диавола отгоните Крестом Христовым, именем Его. Возведите очи свои горе - и увидите Самого Господа Иисуса Христа, Который идет вместе с вами и облегчает иго ваше и бремя ваше. Аминь».

(Из проповеди 28 января 1951 года
«Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные»)

Святитель и исповедник Лука, архиепископ Крымский, в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, родился 27 апреля/9 мая 1877 года в Керчи. Отец его, провизор Феликс Станиславович, поляк по национальности, был католиком, тогда как его жена Мария Дмитриевна, мать будущего епископа, и вся её семья исповедовали православие. Два его старших брата, по профессии юристы, набожными людьми не были, однако, очевидно, глубоко сокрытая вера жила и в них, поскольку перед Пасхой, на Страстной неделе они приходили в церковь и целовали плащаницу при чине выноса ее, а также посещали пасхальную заутреню. Две сестры святителя были воспитаны в религиозном духе. Однако старшая, которая оказалась в Москве в день коронации Николая II 18/30 мая 1896 года в толпе на Ходынском поле и стала свидетелем страшной давки, унесшей и оставившей калеками около тысячи человек, перенесла вследствие этого тяжелую психическую травму. После неудачно предпринятой ею попытки суицида здоровье девушки было подорвано, и она ушла из жизни весьма рано, в возрасте 25 лет. О младшей же святитель в своей автобиографической книге «Я полюбил страдание» вспоминает с большим теплом как о «прекрасной и очень благочестивой женщине», и она прожила, как и сам святитель, долгую и добродетельную жизнь.

В семье, несмотря на то, что с одной стороны в воспитании мальчика принимала участие мать, исповедовавшая православие, а с другой – ревностный католик отец, изначально его религиозным образованием никто специально не занимался. Но вера в Бога, христианское ощущение присутствия Его было сильным, и сам святитель говорит, что в своем отношении к христианской вере он изначально «унаследовал набожность отца».

Одаренный, пытливый юноша, который начал образование во 2-й Кишиневской, а затем закончил его во 2-й Киевской гимназии, выйдя из стен общеобразовательного заведения, не имел стремления быть врачом. У него были немалые способности к рисованию, одновременно с окончанием гимназии в Киеве в 1896 году он с блеском окончил Киевскую художественную школу, решив продолжить образование в Петербургской академии художеств. Юноша отправился в Санкт-Петербург, но во время вступительных экзаменов что-то его остановило. Он внезапно почувствовал, что это не его путь, что сострадательность его духа требует иного исполнения назначения.

«Недолгие колебания окончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей» 1 . По некотором размышлении Валентин Войно-Ясенецкий решает отказаться от поступления в Академию художеств и шлет родным телеграмму, в которой пишет, что будет поступать в университет на медицинский факультет. Однако к тому времени все места на факультете уже были заняты. Ему предложили временно поступить на естественный факультет с тем, чтобы потом перевестись на медицинский, но молодой человек отказался – он тяготел к гуманитарным наукам, к философии, богословию, истории. Естественных наук он не любил. Стремление же к медицине возникло в нем лишь исходя из желания облегчать участь страждущих исцеления. Возможно, немаловажную роль в этом сыграла печальная участь его старшей сестры, свидетелем которой он был.

Тогда В.Ф. Войно-Ясенецкий поступил на юридический факультет, где в числе предметов были история, философия, римское право, политическая экономия – большинство этих предметов оказались затем весьма важны в его духовном образовании. Затем живопись снова увлекла его, он уехал в Мюнхен, где проучился всего три недели в частной художественной школе профессора Книрр, оттого что на чужбине быстро заскучал, вернулся домой, и еще год в Киеве упражнялся в живописи с друзьями, такими же увлеченными, как он.

В.Войно-Ясенецкий. Набросок композиции

В своем желании быть ближе к народу он на время увлекся идеями Толстого, чуть было не стал толстовцем, но ему попалась изданная за рубежом книга графа Льва Николаевича «В чем моя вера». Он ее прочел, и позиция Толстого по отношению к христианской вере настолько возмутила религиозные чувства Войно-Ясенецкого, что с идеей толстовства было покончено раз и навсегда.

Окончательное осознание своего призвания в служении Богу пришло к молодому Войно-Ясенецкому при чтении Нового Завета, того места из Евангелия от Матфея, где Господь, указывая на созревшее поле, говорит: «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9; 37). «У меня буквально дрогнуло сердце, – пишет святитель, – я молча воскликнул: ″О Господи! Неужели у тебя мало деятелей!″» 2 . Позже, вспоминая этот эпизод из юности, святитель говорил, что уверен – эти евангельские слова, глубокое изумление, которое вызвало замечание Христа, послужили первым явным призывом его на Господне служение.

Отучившись год на юридическом факультете, Валентин Войно-Ясенецкий поступил на медицинский факультет, где учился с отличием по всем предметам. Однако нелюбовь к естественным наукам – минералогии, физике, химии так и сохранилась, и большинство из них он одолевал через великое усилие.

В 1903 году, окончив университет, он решил, что станет земским врачом, хотя все кругом отговаривали его, проча большое будущее в медицинской науке. Молодой врач тем не менее видел свое «поле жатвы» иным, не в чистой и светлой лаборатории, а в практической помощи простому народу, который нуждался в ней. Он помнил лица тех паломников в Киево-Печерской лавре, которые приходили к Богу за исцелением духовным и телесным. Ведь если духовное исцеление ничего, по сути, не стоило, кроме посильной лепты и нескольких грошей за церковную требу и свечу и собственной слезной, усиленной молитвы, то телесное – стоило денег, зачастую немалых, и немногие из врачей высокого профессионального уровня были готовы променять место в городской клинике на неуют и беспокойство жизни «мужицкого» доктора где-нибудь в глухом уезде.

Готовясь к поприщу земского врача, но еще не получив назначения, Валентин Феликсович стал работать в глазном отделении Киевской клиники. Этого ему было мало. Он стал приглашать крестьян к себе. Грязь, нищета крестьянской жизни приводили к тому, что одним из самых распространенных заболеваний вследствие такого образа жизни была трахома, которая вела к слепоте. Комнаты в их доме стали палатами, Войно-Ясенецкий лечил крестьян, мама Мария Дмитриевна их кормила. Это тоже был тот практический опыт, который пригодился ему впоследствии. О хирурге Войно-Ясенецком скажем сразу – не было в человеческом теле ни одного органа, который был бы ему неподвластен для исцеления. И во всех случаях большинство операций, которые он делал, ставили на ноги людей при самых тяжких диагнозах.

Однако в связи с началом Русско-японской военной кампании в 1904 году работу земского врача пришлось отложить: Войно-Ясенецкого направили в Читу, где он сразу стал заведующим одним из двух хирургических отделений. Здесь он познакомился с прекрасной женщиной, сестрой милосердия Анной Ланской. Ее терпение, кротость, сострадательное отношение к раненым были таковы, что ее прозвали «святой сестрой». Венчались они в церкви, когда-то построенной декабристами, а через год уехали в Ардатовское земство Симбирской губернии, затем работали в селе Любаж Фатежского уезда Курской губернии в маленькой больничке. Там Валентин Феликсович снова оперировал и, как правило, непременно успешно, так что к нему потянулись больные из соседних губерний. Святитель Лука вспоминает даже одну из историй, которая, с его точки зрения, – лишь «курьезный случай», но для больного и тех, кому он поведал о своем чудесном исцелении, это, конечно, было чудо по воле Божией. После одной из операций с младенчества слепой молодой нищий сразу прозрел. Как врач, Валентин Феликсович мог дать этому научно-медицинское объяснение, но для неграмотного пациента такое событие стало счастливым шоком. Дело кончилось тем, что примерно через два месяца он собрал чуть ли не всех слепых, кого мог встретить, и те, «длинной вереницей, пришли ко мне, – с улыбкой вспоминает владыка Лука, – ведя друг друга за палки и чая исцеления» 3 .

Так он и работал до 1917 года в земских больницах Курской, Симбирской, Саратовской, Владимирской губерний. Оперировал самые разнообразные случаи, но мы не будем утомлять читателя их описаниями и медицинскими терминами, хотя и скажем, что вся человеческая анатомия, которую так хорошо знал и любил Валентин Феликсович, прошла перед глазами великого хирурга. В эти годы врач Войно-Ясенецкий спас множество жизней, причем именно тех, кто не мог рассчитывать на спасение просто потому, что им нечем было за это спасение заплатить. И это было уже его служением Богу, но до начала окончательного осознания необходимости для него пути священника еще оставалось некоторое время. Там же в Фатеже он вел медицинские исследования практических случаев, которых было у него в переизбытке, написал две свои первые статьи и даже сетовал в воспоминаниях, что у него стало не хватать ни времени, ни «его молодых сил».

В 1909 году, следуя сведениям из автобиографии, Валентин и Анна Войно-Ясенецкие с детьми переехали из Курской губернии в Москву, где будущий святитель поступил в качестве экстерна в хирургическую клинику профессора П.И. Дьяконова.

Началась Первая мировая война, и едва забытое, ушедшее на второй план чувство Божия присутствия в его жизни вновь ожило в нем, он начал постоянно посещать богослужения. Это придавало ему силы, поскольку научная нагрузка и обширная хирургическая практика отнимали очень много сил. К тому же за это время у него родилось четверо детей – Михаил, Елена, Валентин и Алексей, и к прочим прибавился еще и груз – хотя и радостный – отеческих забот.

Уже давно занимаясь вопросами местной анестезии, изучая ее преимущества перед общим наркозом, он сделал эту тему основой для своей докторской диссертации, которую с блеском защитил в 1916 году. Среди его оппонентов самым серьезным был профессор Мартынов, светило российской хирургии, он отозвался о диссертации Войно-Ясенецкого следующим образом: «Мы привыкли к тому, что докторские диссертации обычно пишутся на заданную тему, с целью получения высших назначений по службе, и научная ценность их невелика. Но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил ее» 4 . Этот труд получил высокую премию имени Хойнацкого в Варшавском университете – 900 рублей золотом.

Опыт, который приобрел доктор Войно-Ясенецкий, оперируя в Чите, Фатеже, других местах, дал ему огромную статистку случаев, связанных с гнойной хирургией, так появились спустя много лет его «Очерки гнойной хирургии», но тогда, как позже напишет святитель Лука в автобиографических воспоминаниях, к нему пришла странная мысль, что к имени автора – его имени – на корешке книги будет прибавлен священнический сан епископа…

Шли годы, врач Войно-Ясенецкий продолжал свою хирургическую деятельность, с одной стороны, не изменяя милосердному долгу земского врача, с другой – применяя на практике результаты своих постижений в науке, которые служили его делу. Но у Всевышнего свой промысел, и путь к нему для В.Ф. Войно-Ясенецкого был уже определен, хотя сам он, как это чаще всего бывает, не подозревал об этом – пути Господни неисповедимы. Иногда они пролегают через драмы, которые человеку приходится пережить, чтобы случилось Им предусмотренное.

В.Ф. Войно-Ясенецкий, середина-конец 1910-х гг.

В том же году он, участвуя в конкурсе по газетному объявлению, получил место главврача и хирурга Ташкентской городской больницы. Семья Войно-Ясенецких переехала в Ташкент. Время было очень тяжелое, в Туркестане шла междоусобная война, иногда врачу приходилось добираться до больницы под дождем артиллерийских снарядов, которыми поливали друг друга противники.

Контрреволюционное восстание было подавлено, начались расстрелы. По ложному доносу одного из сотрудников больницы в расстрельный список был включен и главврач Войно-Ясенецкий.

Допрос вел один из самых ярых большевиков, товарищ Петерс. Он спросил Войно-Ясенецкого, как это он, поп и профессор, ночью молится, а днем режет тела людские. На что «поп и профессор» ответил, что он-то людей ради спасения их режет, а вот зачем их режет сам Петерс, общественный обвинитель, не ясно. Петерс не унимался, поскольку вопросы были заготовлены, и спросил, как это он в Бога верит, Которого не видел? На что «поп и профессор» ответил, что, да, Бога сам не видел, но много оперировал на мозге, и под черепной коробкой не видел там ума, и совести тоже. Все захохотали, даже те, кто вел допрос.

И хотя и его, и других работников медперсонала отпустили, Анна, ничего не зная о судьбе мужа, пережила потрясение, которое отразилось так на ее здоровье, что болезнь ее ускорилась, и в 1919 году она ушла из жизни, будучи всего 38 лет отроду. Валентин Феликсович остался с четырьмя детьми на руках.

Один Бог ведает, чего стоила Войно-Ясенецкому эта утрата. Две ночи он читал над гробом ее Псалтирь, и, как это уже было, получил от Господа через слова Его знак о том, что случившееся – Его промысел, и роптать не надо, только следовать указанию, он как-то особенно обратил внимание на последние строки 112-го псалма: «Неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях».

Это Господне указание вскоре обернулось реальным событием. Операционная сестра София Сергеевна Белецкая, вдова, к тому же лишенная возможности иметь собственных детей, стала осиротевшим детям второй матерью. Когда Валентин Феликсович обратился к ней с рассказом об указании, данном ему Богом над гробом жены, та без колебаний согласилась. Она и так давно уже полюбила этих детей, видела, как не отходит от жены сам хирург, с которым она долго и плодотворно трудилась, поэтому с радостью приняла их на свое попечение. Отношения между нею и Валентином Феликсовичем строго ограничивались только ее материнской заботой и работой у операционного стола. Свое утешение после утраты супруги он находил в Христовой вере.

И вот тот отрезок жизни, когда гениальный врач и блистательный ученый В.Ф. Войно-Ясенецкий был только глубоко преданным Богу мирянином, подошел к границе, за которой началось его прямое, открытое служение Ему. В то время, когда уже начались гонения на веру, в Ташкенте существовало церковное братство. Узнав о нем, В.Ф. Войно-Ясенецкий стал посещать его собрания, проводить беседы, которые высоко были оценены и священниками, это братство возглавлявшими, и его членами. И снова он не предполагал, что эти беседы станут приготовлением его к проповедничеству в церковном сане. Окончательно все решилось зимой 1921 года, когда на одном из собраний резкой критике подверглась деятельность владыки Иннокентия (Пустынского). Войно-Ясенецкий выступил с горячей защитной речью, и тем приверженцы «живой» церкви – церкви без храмов и богослужений – были посрамлены.

После этого владыка Иннокентий предложил Валентину Феликсовичу пройтись с ним вдоль перрона, опоясывавшего кафедральный собор. Они говорили о речи, сказанной Войно-Ясенецким в защиту владыки, о том, какое впечатление она произвела, а затем Преосвященный сказал, что доктору надо стать священником. Все было уже уготовано, все, что должно было привести Валентина Войно-Ясенецкого на прямое служение Богу, – исполнилось. Даже вдовство его, ибо оставаясь семьянином, он не мог бы впоследствии принять сан иерея. В дом попечительницей о детях была дана свыше «неплодная, радующаяся о детях» – воистину промысел Божий явился в явном воплощении, в невероятном для времени, почти современном нашему, – что такое век для Вечности! Не колеблясь ни секунды, Войно-Ясенецкий ответил согласием.

В ближайшее воскресенье 7/20 февраля 1921 года в кафедральном соборе Ташкента профессор В.Ф. Войно-Ясенецкий, который за год до того был в числе инициаторов создания Ташкентского университета, где возглавил кафедру топографической анатомии и оперативной хирургии, был рукоположен в сан диакона. Спустя неделю стал иереем и получил чин младшего священника Ташкентского кафедрального собора. С этого времени будущий святитель Лука читал лекции в Ташкентском университете в рясе и с крестом на груди, что пока еще оставалось возможным, и открыто свидетельствовал о вере.

В то же время отец Валентин проводил вечерние беседы в соборе, привлекая к вере многих, для чего ему пришлось спешно заполнять пробелы в богословском образовании. Когда пытаешься представить себе, какой груз, а ведь он продолжал и хирургическую деятельность, нес на себе отец Валентин, только диву даешься. Но удивляться долго не приходится – Бог давал испытания и бремя многим, призванным Им на Свое служение, но Он же давал и силы, и невозможное, со стороннего взгляда, делалось человеком. То, что было чудом для людей, укладывалось в известную фразу, что «Богу все возможно».

Для того чтобы постепенно избавиться от православной веры, понимая, что прямой запрет на посещение храмов и совершение треб может вызвать недовольство новой властью, вожди новой власти делали попущения исповедующим православную веру, но своим, особым образом. Обновленчество, выражавшееся в том, что Живая Церковь, поименованная теперь Православной Церковью в СССР, стала органом, негласно контролируемым атеистическими структурами, внесло раскол в российское христианство. Впервые еще мирянином отцу Валентину пришлось защищать от обновленцев владыку Иннокентия. После того как с согласия нового правительства Православная Российская Церковь стала занимать все более активную позицию и распространилась по всем советским республикам, городам и весям, не минуя и Ташкент, епископ Иннокентий тайно уехал, оставив кафедру бесхозной. Управление епархией взяли на себя отец Валентин и протоиерей Михаил Андреев, объединив всех верных священников, и созвали даже съезд по разрешению ГПУ.

Спустя 38 лет после начала служения архиепископ Лука говорил, что за всю жизнь он не совершил ни одной требы – крещения, венчания, отпевания, ибо помнил слова владыки Иннокентия, который процитировал ему слова апостола Павла из Первого послания к Коринфянам: «Ваше дело не крестити, а благовестити». Так и получилось: вся жизнь святителя Луки была отдана проповеди и непрестанному исповеданию веры, потому и прославлен он был в чине святителя и исповедника, который прошел свой жизненный путь, открыто исповедуя Христа в самое неблагоприятное для этого время, когда и за меньшее люди обрекались на лагерные мучения, гибли, подведенные под «расстрельные» статьи.

Епископ Лука. 1923 год

Тут же, в тайне от набравшей силу обновленческой церкви, уже открыто ведущей борьбу против Патриарха Тихона, который в то время пребывал под домашним арестом, в небольшом таджикском городке Пенждикенте состоялась хиротония иеромонаха Луки в сан епископа Ташкентского и Туркестанского. Ее совершили в церкви Святителя Николая Мирликийского при закрытых дверях и без колокольного звона, который обычно полагается в этих случаях, сосланные туда ранее епископ Болховской Даниил и епископ Суздальский Василий в присутствии также ссыльного священника Валентина Свенцицкого.

Новый архиепископ Ташкентский и Туркестанский Лука провел первую архиерейскую службу в примечательный день 21 мая/3 июня – день памяти равноапостольных царя Константина и царицы Елены. Все священники, напуганные репрессиями, попрятались кто куда, и на первой воскресной всенощной и литургии епископу Луке сослужил только протоиерей Михаил Андреев. Прошла неделя, епископ отслужил вторую всенощную, а когда вернулся и начал читать Последование ко причащению Святых Тайн перед литургией, раздался резкий стук в дверь. Это был его первый обыск, первый арест, за которым последовали одиннадцать лет арестов и ссылок по самым разным, но нелепым, сфабрикованным причинам.

Епископ Лука среди паствы. 1923 год

У него отобрали его пятикомнатную квартиру, выделенную ему при переезде в Ташкент на должность главврача, Софью Сергеевну с четырьмя детьми выселили в клетушку, где все они поместились потому, что мальчики устроили двухэтажные нары. Слава Богу, что ее не уволили из больницы, оставив ей оклад два червонца в месяц, что на пятерых еле-еле хватало.

После серии допросов из подвала епископа Луку перевели в ГПУ, где было несколько легче находиться. Там он продолжил работу над своими, давно уже складывавшимися из его врачебной практики «Очерками гнойной хирургии». В ташкентской тюрьме епископа Луку продержали два месяца, после чего отправили в Московское ГПУ. Был какой-то небольшой допрос, после чего ему позволили жить на квартире. Епископ встретился с Патриархом Тихоном, при встрече Его Святейшество дал разрешение архиепископу Луке на продолжение врачебной деятельности, а в церкви Воскресения Христова в Кадашах будущий епископ Крымский сослужил Патриарху на литургии.

Пребывание в холодной и сырой по осени камере осложнилось гриппом в тяжелой форме, но это мало кого беспокоило – в декабре епископ Лука вместе с его верным ташкентским другом и соратником протоиереем Михаилом Андреевым пошел по Восточно-Сибирскому этапу в ссылку на Енисей.

Этап пролегал через Тюмень, Омск, Николаевск, как ранее назывался Новосибирск, и Красноярск. Стояла лютая сибирская зима. Одышка вкупе с отечностью ног дала Войно-Ясенецкому повод предположить у него проявление миокардита. Двенадцать дней он пролежал в камере без лекарств, прежде чем на его состояние обратили внимание. В той же Тюменской тюрьме он встретился с протоиереем Илларионом Голубятниковым, их дальнейший путь по этапу пролегал вместе. Миновав Омск, этапируемые задержались ненадолго в Новосибирске и Красноярске, о котором у иереев остались самые тяжелые воспоминания: и о содержании их в ужасных условиях, и о доносившихся из подвалов ГПУ, где их содержали, ружейных залпах – расстрелах мятежных казаков, тех самых, связь с которыми инкриминировали епископу Луке при первом аресте. Затем они прибыли в Енисейск.

Еще во времена ташкентского университета, где профессор, светило хирургической медицины Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, епископ Ташкентский Лука всходил на кафедру перед студентами с крестом митрополита на груди, он никогда не пошел бы ни на какие компромиссы, даже ценой своей жизни. И Господь даровал ему те силы, которые помогли вынести лишения каторжного этапа, болезни, и вместе с тем – то милосердие священника и врача, что не позволяло ему оставить его служение в обеих ипостасях. Как и его небесный покровитель апостол Лука, он врачевал и души, и тела: одно – исповедуя словом и жизнью слово Божие, другое – творческим деланием хирурга и художника. Видимо, поэтому, несмотря на статус политзаключенного, его тюремщики все-таки понимали, что по этапу идет не просто ссыльный, чьей вины перед Родиной, по сути, не было никакой, кроме той, что он исповедовал Христову веру так, как заповедал Сам Сын Божий – без ссылок на «другое» время, без скидок на идеологию «ради выживания», как это делали «живоцерковники», пытавшиеся совместить безбожие с формальной верой.

Содержание епископа Луки и его спутника в Енисейске было вполне приличным: их поместили в отдельную квартиру, где они имели возможность совершать всенощные и Божественные литургии по воскресеньям и праздникам, к ним присоединился и еще один ссыльный священник. Богослужения совершались на квартире, поскольку в церквах вовсю заправляла «живая церковь», а молиться с «живоцерковниками» вместе они позволить себе не могли.

Во время одной из литургий в Енисейске случилось событие из разряда чудесных. Епископ Лука вошел в гостиную. У двери напротив стоял незнакомый старик-монах, который при виде него, как пишет в воспоминаниях В.Ф. Войно-Ясенецкий, «точно остолбенел и даже не поклонился». Монаха звали Христофор, его послал народ из Красноярска в Минусинск, чтобы тамошний православный епископ положил его в иереи для получения права проведения богослужений, поскольку молиться с раскольниками паства не желала. Однако 10 лет назад он видел сон, где в иерейский сан его рукополагает архиепископ, причем с той же внешностью и в тех же условиях, что были в тот момент, когда епископ Лука зашел в комнату. Монах был потрясен дословностью его сна, реализовавшегося наяву. И хотя направляли его в Минусинск, неведомая сила повлекла его в Енисейск. Десять лет назад, когда Христофору снился тот вещий сон, сам епископ Лука был земским врачом в Переславле-Залесском, и о архиепископском сане не помышлял, но у Бога о его избранных замысел жив вне времени, и уже тогда в воле Господней врач Войно-Ясенецкий был епископом Лукой.

В Енисейске епископ Лука получил возможность практиковать, сделал ряд офтальмологических операций, вернув зрение трем слепым мальчикам, затем ему позволили работать в местной клинике, где он провел ряд больших и сложных операций, одновременно ведя прием и на дому. Дело было по зиме, а у Войно-Ясенецкого очередь больных была расписана до праздника Святой Троицы. Там же в Енисейске Божьей волей у епископа появились две помощницы – незадолго до его приезда был закрыт женский монастырь, причем закрытие его было не просто официальной акцией по протоколу, а сопровождалось циничными и кощунственными выходками представителей новой идеологии. Об этом епископу рассказали две послушницы этого монастыря, которых епископ Лука с их желания постриг в монахини с именами Лукия и Валентина.

Как пишет епископ, незадолго до Благовещения – значит, где-то в конце марта – начале апреля (Благовещение празднуется 7 апреля по новому стилю), ему изменили место ссылки, отправив в деревню Хая на притоке Ангары реке Чуня. Вместе с сестрами, которые ехали впереди с вещами, и протоиереями Илларионом Голубятниковым и Михаилом Андреевым епископ Лука прибыл в райцентр Богучаны, где иереев разлучили: протоиереев разослали в ближние от Богучан деревни, а епископа Луку отправили аж за 120 верст (около 200 км). В Хае епископ и его спутницы-монахини поселились в избе благочестивого крестьянина, о матери которого было известно, что это была весьма неуживчивая женщина. Приняв поселенцев поначалу весьма благосклонно, она затем начала препятствовать проведению в их избе богослужений, на которые собирался окрестный народ. Дело дошло до того, что в один непрекрасный день епископ Лука, Лукия и Валентина вынесли из дома все вещи и сели на них у стены. Народ, выяснив причину этого поступка, дружно возмутился, и всеми осужденная старуха притихла. Общую любовь епископ и здесь, в этом глухом месте, приобрел и своими проповедями, и своим искусством хирурга, ведомого Божьей волей, – а как еще иначе объяснить, что в условиях, практически не пригодных к нормальной хирургической практике, он проводил тончайшие офтальмологические и прочие операции, возвращая людям веру в Божие милосердие через проповедь и милосердный долг врача.

Везде, где бы он ни был, его действия служителя Христовой Церкви, проповедь и активная врачебная практика порождали такое уважение масс, граничащее с преклонением, что епископ через очень непродолжительное время становился бельмом на глазу у сотрудников всех местных отделов ГПУ. Его так часто пересылали из пункта в пункт, профессора, епископа, уже нездорового человека, причем в самые лютые сибирские морозы, что сейчас, глядя на эти события с расстояния почти столетней давности, создается странное впечатление. Похоже, что, не имея возможности подвести его под расстрел – слишком весомо было имя хирурга воистину Божией милостью Войно-Ясенецкого, слишком глубоко проникали его проповеди в человеческие сердца того самого народа, которого пытались от чего-то освободить большевики, – ГПУ пыталось уничтожить его иным, изуверским способом. Надо было либо довести его до отречения, либо извести как хирурга, либо просто лишить жизни, не замарав при этом рук расстрельной статьей. Сделать это было так же сложно – на допросах обличители часто начинали себя чувствовать обличаемыми, ибо владеющий искусством творческой проповеди, вдохновляемый Богом епископ Лука очень быстро вскрывал все слабые стороны обвинения.

В начале марта 1925 года Господь распорядился так, что епископу снова надо было вернуться в Туруханск – о том пришло письмо с нарочным. Это было странно, пока не выяснилось, что в туруханской больнице умер крестьянин, так как операцию ему мог сделать только такой мастер, как профессор Войно-Ясенецкий. Возмущенный люд с косами и топорами едва не разгромил туруханское отделение ГПУ. По пути в Туруханск архиерей испытал на себе новые «прелести» ссылки – в станке Афиногена, где находился, кстати, в свое время в ссылке Сталин, ему дали лошадь и ямщика, но тот не желал пускать лошадь иначе как шагом, делая дорогу нестерпимо долгой. Последовал конфликт, епископ вернулся в станок, вытребовал себе другую лошадь и ямщика. Еще на одном станке епископ Лука проехался на ездовых собаках, которые передрались между собой.

Где-то в середине лета епископу было предсказание от Господа, что скоро конец его туруханской ссылки. Но шло время, а ничего не происходило. Тогда, впав в уныние, епископ Лука в алтаре зимней церкви стал слезно молить Бога об освобождении. Как пишет епископ, в этой молитве была не только просьба, но и роптание на Господню волю, и тут.. «И вдруг я увидел, что изображенный на иконе Иисус Христос резко отвернул Свой пречистый лик от меня. Я пришел в ужас и отчаяние и не смел больше смотреть на икону» 5 …

Потрясенный и донельзя расстроенный епископ Лука пошел в летнюю церковь, где нашел на клиросе книгу «Апостол». Открыв ее, он увидел там те слова, что изобличали и роптание его, и уныние, и подтверждали обещание об освобождении. Епископ вернулся в алтарь и вознес Богу молитву с покаянной душой, и тут же увидел, что лик Христов просветлел и смотрит на него с той же лаской и лучезарным светом.

В августе епископу Луке был новый знак, что ссылка скоро окончится. Он понял это, когда читал кафизмы, и дошел до 31-го псалма, где прочел: «Вразумлю тя и наставлю тя на путь се воньже пойдеши, утвержу на тя очи мои». Спустя три месяца епископ покидал Туруханск, но не на неустроенной барже, а в крытом возке и теплой зимней одежде. На выезде он попрощался со священником монастырской церкви и народом и двинулся в путь, и везде, где проезжал, его приветствовали как архиерея колокольным звоном при стечении местного народа, а он служил молебны, проповедовал и в необходимых случаях делал операции.

В Енисейске с ним также обошлись крайне вежливо. В отличие от прежнего подвала, чего опасался епископ Лука, предоставили приличное жилье. Епископ Лука посетил митрополита Амфилохия, с которым он отслужил Рождественское богослужение. Затем подали фаэтон, на котором епископа Луку отвезли на вокзал, поскольку он по окончании ссылки решил вернуться в Ташкент, где его ждали Софья Сергеевна и дети. Здесь он был снова назначен на Ташкентскую и Туркестанскую кафедру, служение его было в полуразрушенной церкви Преподобного Сергия Радонежского. К тому времени из ссылки вернулся и протоиерей Михаил Андреев, он стал настаивать на том, чтобы переосвятить храм после служения в нем клириков-обновленцев. Архиепископ Лука отказался, что привело к крайним его разногласиям с протоиереем Михаилом, вплоть до его писем к Патриаршему Местоблюстителю. Тот прислушался к наветам протоиерея Михаила, и архиепископ Лука получил один за другим три назначения – в Рыльск Курской области, потом в Елец под Орлом и наконец в Ижевск. Устав от всех перемещений, архиепископ Лука последовал совету митрополита Новгородского Арсения, который также оказался в Ташкенте после ссылки, и подал прошение об увольнении на покой.

Потом он понял, что опять ослушался Божьего призыва, услышанного им: «Паси овцы Моя», и стал на греховный путь, предпочтя медицину архиерейскому служению. Но при этом, конечно, не переставал ходить молиться в Сергиевский храм. В 1930 году было принято решение о разрушении Сергиевского храма. Епископ Лука также принял свое решение: как человек с горячей натурой, он решил поджечь храм вместе с собой, полагая, что акт самосожжения привлечет внимание общественности к разрушению церквей, которое стало делом повсеместным. Но Господь опять распорядился по-своему, чтобы вразумить Свое слишком категоричное чадо. Разрушение храма было отложено. А для епископа Луки настал черед нового ареста и новой ссылки.

В ГПУ почувствовали, что епископ Лука, подав прошение об отставке, дал некоторую слабину, и не преминули этим воспользоваться – решили, что если профессор Войно-Ясенецкий отказался от архиерейского сана, то, если поднажать, отречется от священничества вообще. Это могло стать той бомбой, тем сильнейшим снарядом, который бы ударил по огромному количеству верующих душ от Ташкента почти по всей Западной Сибири, что с величайшим почтением относились к нему. Впрочем, обвинение было сфабриковано на причастности профессора Войно-Ясенецкого к смерти профессора медицинского факультета по кафедре физиологии Ивана Петровича Михайловского, который покончил с собой.

Но не тут-то было. Вместо легкой победы над ослабленным ссылками и усталым человеком, который был чужим в стане большевиков и попал в некоторую опалу в стане священников, они получили от него в протест голодовку. На восьмой день, когда от голода перед глазами Валентина Феликсовича уже все плыло, к нему пришел помощник начальника секретного отдела и пообещал освобождение, если он голодовку прекратит. Священник ответил, что поскольку он христианин и должен верить ближнему, он – поверит. Войно-Ясенецкого перевели в больничную камеру, дети его передавали ему еду, но освобождения все не было, и епископ Лука вновь продолжил голодать.

Снова пришел помощник начальника секретного отдела и заявил, что если голодовка закончится, его отправят в Котлас свободно, а не по этапу. И снова – ложь. Епископа Луку повезли в арестантском вагоне, полном вшей, держали впроголодь, доставили в лагерь под названием Макариха, где содержали раскулаченных крестьян.

Через некоторое время его перевели в Котлас с послаблением содержания и предоставили возможность оперировать в Котласской клинике. Далее случилось так, что Валентин Феликсович обнаружил у себя опухоль и просил его отправить в Москву для проведения операции, но его отправили не в Москву, а в Ленинград. Там его прооперировал профессор Н.Н. Петров – крупный специалист по онкологии, и, к радости обоих, опухоль оказалась доброкачественной.

После выписки епископ Лука отправился в Ново-Девичий монастырь, тот, что в Санкт-Петербурге. Обитель была уже закрыта, но там еще жил митрополит Серафим, который очень тепло его принял. И тут на богослужении, стоя в алтаре, он снова испытал чувство присутствия Божия, и снова для него, как призыв Его, прозвучали особо слова Евангелия из Иоанна: «Паси овцы Моя»...

Епископ вернулся в Архангельск. Внезапно его вызвали в Москву, где особоуполномоченный ГПУ долго и старательно предлагал ему кафедру хирургии в Москве, поругивал ташкентских чекистов, а епископ понимал, что на самом деле от него хотели только одного: отречения от священничества. И он написал заявление, в котором соглашался работать как хирург при условии сохранения сана, но подтвердил свой уход на покой, как архиерея. То есть отказался от проповеди. Потом, позже, когда в 1958 году уже ослепший архиепископ Лука Крымский диктовал свои воспоминания своему секретарю Е.П. Лейкфельд, он говорил, что сам не понимает, как он мог забыть так глубоко потрясшие его слова Господа: «Паси овцы Моя». Видимо, его пристрастие к профессии тогда было неодолимо по-человечески. В конце 1933 года епископ был снова освобожден, отправился в Москву. По словам епископа, Богу было ясно заранее, что он намерен совершить еще один шаг, который будет дерзновенным отказом от деятельности пастыря, и поезд, где ехал епископ Лука, потерпел крушение. И хотя сам он уцелел, это, по его словам, «его не образумило». Посему, когда он в Москве пришел в канцелярию Местоблюстителя митрополита Сергия и секретарь предложил ему место архиерея на одной из кафедр, епископ Лука отказался.

Надо ли говорить, что Господь продолжил вразумление того, кто имел дерзновение препятствовать Его замыслу о человеке. Епископ Лука обратился к наркому Владимирскому, просил предоставить ему кафедру для исследований по гнойной хирургии. Тот обещал поговорить с Федоровым, директором Института экспериментальной хирургии, но Федоров отказал ему, объяснив отказ тем, что не желает видеть у себя в институте епископа в качестве серьезного должностного лица. Бог отвел, «сохранил от гибели», скажет потом епископ.

Так епископ Лука остался не у дел по всем статьям. Это потом он понял, насколько все три они были связаны апостольским служением по примеру апостола Луки – и апостола, и врача, и художника. Для епископа Луки творчество выражалось в художественном творчестве хирурга с идеальным глазомером, что позволяло ему делать сложнейшие глазные, к примеру, операции в самых трудных условиях. Он отказался от одной из них первостепенной – апостольской, миссионерской, за что Господь лишил его благодати при занятиях хирургией. Для епископа наступили времена, когда он на какое-то время потерял нить цельности жизни. Когда он сам рассказывает об этом, то за скупыми строками автобиографии ясно ощутимо чувство потерянности, богооставленности, которое преследовало его тогда. Конечно, на самом деле Господь не оставлял его. Он только отступил в сторону, чтобы избранное Его чадо увидело – каково это: отказаться от служения, назначенного ему не земным, но Высшим нашим Начальником.

У Местоблюстителя митрополита Сергия состоялся обед, и на нем кто-то ему посоветовал поехать в Феодосию. Почти машинально епископ Лука согласился, зачем-то уехал в Крым, питался в каких-то харчевнях, ночевал по чужим дворам, потом решил зачем-то вернуться в Архангельск, где вел прием больных в амбулаторных условиях. В Архангельске открывался новый мединститут, ему предложили кафедру хирургии, но он, по его выражению, «немного опомнившись», уехал в Ташкент. Он не хотел смущать своим присутствием митрополита Арсения, которого любил и был с ним в дружеских отношениях, а тот тепло относился и к детям его, и к Софии Сергеевне и навещал их у них дома. По прибытии в Ташкент он «опустился до такой степени, что надел гражданскую одежду и в Министерстве здравоохранения получил должность консультанта при андижанской больнице». Вот тогда он прочувствовал, что такое лишиться Божьей благодати – у него началась полоса неудачных операций. После чтения лекций по тяжелой онкологии Бог снова явил ему свою силу и недовольство – епископ в результате тропической лихорадки получил глазное заболевание, что явно было неслучайно: он, который сделал невероятное количество офтальмологических операций, практически ослеп на левый глаз сам.

Епископ вернулся в Ташкент, где заведовал маленьким хирургическим отделением. Вскоре он узнал, что швейцарский врач Гопен нашел метод оперативного вмешательства при отслоении сетчатки, и этот удачный метод теперь практикует в Москве профессор Одинцов. Валентин Феликсович уехал в Москву, где после двух операций зрение частично восстановилось. Но пока он был с забинтованными глазами, следуя вновь вспыхнувшему желанию снова заняться исследованиями по гнойной хирургии, начал обдумывать письмо наркому здравоохранения и вдруг уснул. И во сне Господь дал ему странное видение, которое многое ему объяснило и вразумило. Ему приснилось, что он в маленькой пустой церкви, где в алтаре на престоле лежит широкая доска, на ней – анатомируемое тело, вокруг стоят студенты и врачи, курят тут же, в алтаре, как в анатомичке, а он, епископ, читает им лекции по анатомированию. В алтаре же у стены стоит рака с мощами какого-то святого, и вдруг крышка с раки отваливается сама, святитель садится в ней и с укоризной смотрит на Луку. Епископ проснулся в ужасе. Он понял, что анатомирование ушедших из жизни людей – занятие, недостойное епископа, пусть даже с благими целями. Он врачеватель, а не патологоанатом.

Этот сон отрезвил его окончательно. Настало время покаянных молитв, в которых епископ Лука просил Бога о прощении за его двухлетнее, слишком пристальное внимание к вопросам гнойной хирургии и получил ответ «голосом из неземного мира: “В этом не кайся!”» Епископу стало ясно, что «Очерки» были делом богоугодным, поскольку совпадали с исповедническим служением. Проблема была не в этом, а в том, что епископ Лука отказался от этой деятельности в пользу мирского занятия. Кстати, на левый глаз он все равно практически ослеп.

Допрос конвейером длился две недели. После того как Войно-Ясенецкий был выпущен в туалет, он потерял сознание. В камеру его внесли на руках, а потом на «воронке» отвезли в областную тюрьму, где он находился в ужасных условиях более полугода. И снова приходит мысль, что, смог ли бы он, уже ослепший на один глаз, со здоровьем, подорванным тюрьмами, ссылками, лишениями, страданиями перенести все это и остаться жив, если бы не вера его и не воля Божья?

Так или иначе, недовольные первым неудачным допросом конвейером гэпэушники устроили епископу второй конвейер, при котором его уже истязали и требовали снова признаться в шпионаже непонятно в чью пользу. После очередной допросной неудачи епископа Луку снова отправили в Сибирь на три года. Снова Красноярск, пересылка и поселок Большая Мурта.

Через некоторое время епископа Луку вызвали в местное ГПУ и позволили ехать в Томск для работы в крупной библиотеке медицинского факультета. Сам он предполагал, что разрешение последовало после его письменной просьбы, адресованной К.Е. Ворошилову, дать ему возможность окончить его «Очерки», которые могут пригодиться для военно-полевых госпиталей. Два месяца он пробыл в Томске, почти окончил свои записки, вернулся в Большую Мурту. А летом 1941 года началась война.

Военное время епископ назвал временем, о котором у него «воспоминания остались светлые и радостные». В 1941 году его назначили главным хирургом эвакогоспиталя 15-15 в Красноярске. Его любили раненые и врачи, его работа над «Очерками» в самом деле спасла многие и многие жизни. По воспоминаниям хирурга В.Н. Зиновьевой, святитель Лука учил их многому как хирургов, но и тому, как надо говорить с больным. Он знал всех раненых по именам, со всеми был не в формальных отношениях «врач – пациент», но в добрых человеческих, и часто говорил: «Для хирурга не должно быть «случая», а только живой страдающий человек», и сам очень страдал душевно и духовно, если больного не удавалось спасти.

Два года он проработал в этой должности и написал небольшую книгу о резекциях больших суставов, которую вместе с «Очерками гнойной хирургии» представил на соискание Сталинской Госпремии. В 1942 году он окончил работу в эвакогоспитале, получил грамоту за свой труд, в 1945 году был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Решился вопрос и с возвращением в архиерейский сан: Священный Синод приравнял его работу в эвакогоспитале к архиерейскому служению и вновь возвел его в архиереи. Так Господь своими уроками, наставлениями, незримыми, но явными для духовной жизни, вновь все уравновесил в жизни того, кого призвал на земное сослужение Себе.

В Красноярске архиепископ Лука Красноярский лечил раненых, служил в маленькой церкви при кладбище, где был только один старик священник. В 1943 году ссылка закончилась, и архиепископ вернулся в столицу.

Местоблюстителем он был назначен служить в Тамбов, где на всю область уцелело лишь две действующие церкви, а до революции было сто десять – размах антицерковного угара был налицо. И снова проповедь в храме совмещалась с лечением раненых бойцов.

В 1946 году его труды, представленные на соискание Государственной премии, были оценены по достоинству, архиепископ Лука, профессор медицины Войно-Ясенецкий стал лауреатом Сталинской премии. Он был удостоен высокой награды того режима, который хотел уничтожить в нем священника, который мучил и пытал его, а получил от него множество спасенных жизней граждан, где был исцелен кроме тела и укреплен в спасительной вере и человеческий дух. Спустя годы, издали, мы видим, какую огромную победу одержал святитель Лука над режимом, который не сломил в нем Духа и не убил в нем уникального хирурга. Это была не просто награда, это было еще одно свидетельство о Боге, о победе над безбожием во славу Господню.

В том же 1946 году архиепископу Луке запретили выступать в научном сообществе в рясе, с крестом и панагией, на что владыка отказался сделать доклад по просьбе Наркомздрава, мотивируя это тем, что Наркомздрав требует выступать без рясы, а Патриарх запрещает без рясы находиться. После долгих перезвонов в верхах власти на выступление профессора Войно-Ясенецкого в рясе в ЦК Компартии не согласились. «Я просил передать наркому, что принимаю это как отлучение от общества ученых» 6 , – писал владыка Лука в письме к сыну.

В Тамбове зрение его стало еще более ухудшаться, но, будучи архиепископом Тамбовским и Мичуринским, он продолжал проповеди, как у врача под его руководством было 150 госпиталей.

Кроме медицинских книг, архиепископ Лука создал большой богословский труд «Дух, душа и тело», где писал о сердце как об инструменте богопознания, о душе и духе и о связи их с телесной жизнью человека. Этот труд, написанный в форме эссе, был закончен в 1947 году, хотя замысел его созревал у владыки Луки еще в двадцатые годы.

Архиепископ Лука в сопровождении прихожан. 1953 год.

В Крыму он стал меньше уделять времени медицине и больше архиерейскому служению. В послевоенном, полуразрушенном войной Крыму было голодно. При симферопольской архиерейской кафедре готовились обеды на 15-20 человек. Это было немного, но, как говорил владыка Лука, главное – делать добро. Не можешь большое – сделай хоть малое. Сам владыка питался скромно, одним блюдом, ходил в латаной старой рясе. Когда же симферопольская учительница Вера Юдина, которая получила от владыки деньги на покупку дома, говорила ему, что хватит латать рясу, надо купить новую, он отвечал: «Латай, Вера, бедных много». Он очень строго следил за благочинием во вверенной ему епархии вплоть до внешнего вида, на пьющих и курящих налагал епитимью. Тщательно следил за проведением богослужений и таинств. В 1948 году Православная Церковь праздновала юбилей – 500 лет перехода от поместной, подчиненной Византии в независимое состояние. Владыку Луку на празднование в столицу не пригласили – очевидно, на то были специальные указания со стороны КГБ.

Постепенно и сам, и по пожеланию Патриарха Алексия I, владыка Лука оставляет медицину. Последние годы жизни его были отданы исключительно архиерейскому служению.

Отошел он к Богу в родном Крыму, в Симферополе 11 июня 1961 года, сохранив на всю жизнь свой архиепископский сан. Его хоронил весь город, хотя власти предпринимали все усилия, чтобы проводы его не превратились в демонстрацию, страшную для них, но она состоялась и стала открытым признанием того, что Царствие Святого Духа так никогда и не будет истреблено в человеке. А получилось так, что за катафалком с телом архиепископа Луки шел едва ли не весь город. Люди сидели на балконах, на крышах.

Шествие пытались пустить в объезд, но женщины легли под колеса машин, сказав, что проехать объездным путем можно будет только по их головам. И те, кто шел за его телом, своим присутствием в этом погребальном шествии успокаивали его витавший рядом дух, поскольку стали наглядным примером торжества Веры в сердцах людей, лишенных возможности исповедовать ее открыто. Это было массовое свидетельство народа о Боге, которому служил епископ-врач всю жизнь, спасая души и тела людей от гибели. До самого Всехсвятского кладбища последний путь любимого владыки был усыпан розами, вспоминала Е.П. Лейкфельд, и звучало Трисвятое: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас…».

Канонизирован архиепископ Крымский и Симферопольский Лука был в ноябре 1995 года как поместный святой. 20 марта 1997 года святые его мощи крестным ходом перенесли с кладбища у Всехсвятской церкви и положили в раке в Свято-Троицком соборе, где теперь каждое утро в 7 часов совершается акафист святителю. 2 июля того же года в Симферополе ему был открыт памятник. В августе 2000 года Архиерейским собором Русской Православной Церкви архиепископ Крымский и Симферопольский Лука канонизирован уже для общецерковного почитания.

Четверо детей его – Михаил, Валентин, Алексей и Елена пошли по его профессиональным стопам и стали медиками, внуки и правнуки – также ученые. Хочется отметить, что архиепископ никогда не прививал им сколь-нибудь насильственно религиозных мировоззрений, говорил, что верить в Бога или нет, решает только сам человек.

Бюст В.Ф. Войно-Ясенецкого – святителя Луки стоит в Институте им. Н.В. Склифосовского, где он был установлен при жизни великого врача, который видел воочию, как бьется человеческое сердце внутри грудной клетки и при этом не терял веры в то, что именно в нем и помещается душа. И это, вероятно, правда, поскольку, когда мы говорим «душа у меня болит», то кладем руку на область сердца.

Какие чудеса происходили

По молитвам святому Луке Крымскому случались многие чудеса. Вот примеры некоторых из них.

Педагог, директор Крымского центра детского творчества из пос. Красногвардейского Валентина Андреевна Ящук: после инсульта много молилась святителю Луке, поскольку у нее по результатам томографического исследования образовалась киста. После молитв при повторной томографии киста обнаружена не была. Теперь женщина ежедневно возносит святителю Луке благодарственные молитвы.

Святителя Луку очень почитают в Греции. В 2003 году архимандрит Нектарий Антонополус посетил Крым с целью рассказать о чуде: мусульманская семья, жившая в Афинах, сильно отравилась, все попали в больницу. Положение было уже смертельным. Один из врачей, грек-христианин, при себе носил частицу мощей святого Луки. Он горячо взмолился к святому, говоря, что он при жизни лечил всех, не спрашивая, атеист ли его пациент или какого вероисповедания, так помог бы он и этой семье! И случилось чудо – по горячим молитвам врача семья почувствовала себя лучше, а позже исцелилась полностью.

Однажды к архиепископу Луке обратилась письменно жительница Московской области, страдавшая каким-то серьезным заболеванием. Лекарства и врачи не помогали. Архиепископ посоветовал ей прекратить прием всех лекарств и усерднее молиться Богу. Позже он получил от бывшей больной письмо, где она писала, что полностью излечилась.

Безнадежно больной С.Т. Каменский просил архиепископа быть на его операции. На вопрос, верит ли больной в Бога, тот ответил, что верит, но в храм не ходит. Тогда архиепископ Лука благословил его, отстранил от операции и сказал, чтобы тот молился, и не будет тогда пятнадцать лет никаких болезней. Все случилось, как сказал епископ Лука.

У одного мальчика на шее была страшная опухоль. Мать привела его к владыке Луке с просьбой об операции. Владыка осмотрел мальчика, улыбнулся и сказал, что операции не будет, а они пусть придут к нему на прием через три дня. Когда мать с сыном пришли, как сказал им святитель Лука, через три дня, опухоли уже не было. Владыка благословил их и отпустил.

В 2002 году в семье Стадниченко случилось горе – мальчик Назарий, который играл на фортепиано, готовился стать музыкантом, приехал с семьей к бабушке в Феодосию. И тут порывом ветра захлопнуло дверь, а пальцы мальчика, опершегося о косяк, прижало до крови. Ампутация была неизбежной, а это означало катастрофу – конец музыкальной карьере, которая так и не началась.

После операции бабушка рассказала, что есть любимый в Крыму святой – святитель Лука Крымский, который исцеляет в самых невероятных случаях. Родители с мальчиком отправились в Симферополь, в Свято-Троицкий женский монастырь, припали к раке с мощами и стали молить святителя об исцелении. Мальчик прибинтовал икону святителя к фалангам ампутированных пальцев и каждый день мазал маслом от мощей. Через некоторое время он почувствовал, что на месте операционных шрамов началось почесывание, образовались бугорки. Это чудо – но у него отросли и фаланги, и ногти, и по виду были такие же, может, чуть тоньше остальных.
Хирург из Феодосии не поверил своим глазам и констатировал, что свершилось истинное чудо….

Но мы-то знаем, что чудо это – только в глазах нас земных. Для Бога это не чудо, ибо это Бог дивен во святых своих. И мы вновь и вновь убеждаемся в этом. Уже не святые, имена которых вдали от нас во Времени, а наш современник, и чудо, и диво Божье – совсем близко с нами рядом.

Обретение мощей святителя и исповедника Луки Крымского и Симферопольского

22 ноября 1995 года Синод Украинской Православной Церкви объявил о своем определении, в котором архиепископ Симферопольский и Крымский Лука был причислен к лику местночтимых святых. Тогда же архиепископу Симферопольскому и Крымскому Лазарю (Швецу) было разрешено поднять честные мощи святителя Луки из места его упокоения на кладбище при Всехсвятском храме Симферополя.

Спустя четыре месяца, в ночь с 17 на 18 марта 1996 года, в день памяти семи священномучеников херсонесских, тогда же шла Крестопоклонная седмица, во Всехсвятском храме собрались члены епархиальной Комиссии по канонизации святых, все наместники крымских монастырей, духовенство города. Архиепископ Лазарь совершил молебен, в ходе которого попросил владыку Луку о помощи и заступничестве перед Господом в обретении его мощей.

В ту ночь на Всехсвятском кладбище собралось по примерным подсчетам около 40 000 человек. Среди них были и те, кто нечасто захаживали в храм, и неверующие, но всех охватило чудесное волнение, говорили потом очевидцы этого события.

Божественная символичность события покорила собравшихся – 15 лет святитель Лука Крымский проповедовал в Свято-Троицком кафедральном соборе Симферополя. И вот, крестным ходом владыка вновь возвращался к своей кафедре, в свой духовный дом.

В соборе теперь находится рака с честными останками владыки Луки, великого проповедника и гениального врача, который ничем не посрамил прекрасного имени его небесного покровителя – Христова апостола Луки. И многие, кто приезжает в Симферополь, даже не с паломнической целью, а на отдых, чаще всего заходят в Свято-Троицкий собор, чтобы просто поблагодарить святителя за его подвиг врача и священника, который может послужить достойным примером для нас. Он и сейчас помогает всем, кто притекает к нему за помощью с чистой и честной молитвой, навеки находясь в одном ряду с святыми-целителями – безмездными врачами-бессребрениками Косьмой и Дамианом и Пантелеймоном-целителем и многими другими, кому мы молимся о духовном и телесном здоровье нас и наших близких....

Значение иконы

В истории человечества существовала категория людей, соединявших в себе священника и ученого, для кого наука и естествознание не входили в противоречие с Промыслом Божиим, но, как правило, они попадали в категорию «чужой среди своих». И мир клерикальный, и мир научный равно не принимали их до конца, хотя, скрепя сердце, признавали заслуги и в том, и в ином призвании, не понимая, что именно этим немногим было ведомо единство духа и материи, которое тут же отрицает косность второй наличием в ней первого, сплавляя все сущее в неразрывное целое. Но в истории Православной Церкви минувшего века были те, кто жизнью своей доказал, что можно быть «своим» в обеих ипостасях – о. Павел Флоренский, митрополит Антоний Сурожский – богослов и хирург и архиепископ Лука – также богослов и хирург, но еще и ученый, который оставил после себя великолепное научное наследие.

«О, Мать моя, Святая Церковь! Кто повинен в твоем поругании? Только ли строители новой жизни, церкви земного царства, равенства, социальной справедливости и изобилия плодов земных? Нет, должны мы сказать с горькими слезами, не они одни, а сам народ. Какими слезами оплатит народ наш, забывший дорогу в храм Божий?» 7 – сказал в предисловии к автобиографической повести «Я полюбил страдание» Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, архиепископ Лука Симферопольский и Крымский.

Икон святителя Луки сегодня написано немало, благо сохранилось множество его фотографий. Потому они точно передают его прижизненный облик – внимательные очи, лоб чуть нахмурен, но не в раздражении, а мыслью ученого, белая красивая борода.

Он, святитель, – почти что наш современник. И радостно видеть, что в самые тяжкие времена Господь посылает нам тех, кто своим примером являют образец духовности, доброты, благочестия и подтверждают непреложную истину, что Дух Божий не оставляет того, кто преданно Ему служит. Он дает ему вынести то, что кажется непосильным для человеческого существа, и венчает его Вечной славой в Царствии Небесном, которая не оставит его вечно.

Источники иллюстраций:
ГБОУ ВПО Красноярский государственный медицинский университет
Общество православных врачей Санкт-Петербурга имени свт. Луки (Войно-Ясенецкого), архиепископа Крымского