Самурай - это кто такой? Традиции самураев. Традиций самураев

Самураи - самое известное сословие в Японии. Их основная обязанность - служить своему хозяину. Они не были отрядом спецназа или малой кастой японской знати. Во времена своего наивысшего могущества самураем, по оценкам специалистов, был каждый 10 житель страны восходящего солнца. Доблестные воины жили по собственному этическому кодексу Бусидо, а внешний вид, навыки, вооружение определялось вековыми традициями. О них в нашей новой подборке.

Традиция носить пару мечей дайсё была обязательной для самураев. Боец имел при себе длинный и короткий мечи.

Этикет требовал сдавать длинный меч при входе в дом и класть его на специальную подставку. В то же время, короткий меч всегда оставался при хозяине. Не менее важным, чем меч, в вооружении самурая был большой лук.

Традиция носить пару мечей дайсё была обязательной для самураев

С изобретением пороха к традиционным холодным видом добавилось огнестрельное оружие - танегасима.

Уйти из жизни, вонзив в себя меч - лучший выход для самурая, если он поступил недостойно или попал в плен к врагу. Для этих целей существовал специальный обряд - харакири или сэппуку.

Чтобы избавиться от всеобщего позора, нужно было вспороть живот. Ведь именно там, как полагают японцы, находится душа, которая таким образом выходила на свободу. Впрочем, считалось, что погибнуть на поле боя для самурая все же гораздо почетнее.

Японские самураи - не только машины для убийства. Это был класс в большинстве своем весьма образованных людей. Вместе с овладением военным искусством и совершенствованием своих физических навыков, юные самураи знакомили с различными гуманитарными дисциплинами, что делало их гораздо грамотнее большинства европейцев, которые не всегда умели читать.

Самураи разбирались в поэзии, математики, занимались садоводством, владели мастерством каллиграфии, рисовали и даже могли провести чайную церемонию. Всему этому их учили с ранних лет. Из этой среды потом вышли многие мыслители и художники Средневековья.

Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству, вместе с землей и пайком. Сын, как правило, шел по стопам отца, превращаясь в настоящего воина и оставаясь на службе феодала, на которого работал родитель.

Звание самурая в средневековой Японии передавалось по наследству

В случае смерти отца главой семьи становился старший сын, даже если ему к тому времени было всего 10−12 лет. Даже в этом возрасте наследник имел глубокие представления о жизни и мог в принципе постоять за себя и свою семью, хотя обычно образование завершалось в 15 лет.

Самураи всегда выделялись в толпе. В отличие от европейских рыцарей с их тяжелыми латами, доспехи самураев позволяли их владельцу оставаться подвижным и в бою, и в быту.

Броня должна была быть твердой и гибкой, чтобы не сковывать движения. Кроме кирасы она включала кожаные или металлические пластины, связанные друг с другом шнурками. Важным и весьма характерным для японских воинов атрибутом были маска мэнгу и шлем кабуто .

Важным для самураев атрибутом были маска мэнгу и шлем кабуто

Основная обязанность самураев - служить своему хозяину

Благодаря боковым пластинам он защищал не только голову, но и шею, что делало самураев чем-то похожим на Дарта Вейдера.

Для средневековья самураи имели все качества идеальных солдат. Слово «самурай» произошло от глагола haberu, что в переводе означает, поддерживать, служить,; таким образом самурай это- служащий человек, являющийся не только воином но и телохранителем и слугой своего господина(даймё) или сюзерена. Самурай служил верно своему господину настолько преданно. что готов был без раздумий отдать за него свою жизнь.

Самураи были невероятно умелыми и опасными солдатами, так как в их боевой подготовке было два важных психологических фактора, слепая, абсолютная преданность господину и беспрекословная готовность к смерти, более того умереть во имя чести и доброго имени своего господина было весьма почётно и считалось лучшим концом жизни самурая.

Секрет "рыцарей" феодальной Японии заключался в кодексе Бусидо. Именно без этого кодекса самураи оставались бы просто хорошими солдатами и не смогли бы не достигнуть таких вершин в доблести и героизме, прославивших их не на одно столетие. Кодекс Бусидо - это не что иное как свод правил, именно по этим правилам самураи жили, шли в бой и даже умирали. Именно благодаря кодексу бусидо самураи становились боевыми машинами с циничным взглядом на обычную, мирную жизнь и воспеванием собственной героической гибели. В жизни самурая было только одно стремление, исполнить свой долг до самой смерти, а исполнение долга заключалось в служении своему сюзерену. Поэтому самурай никогда не стоял перед выбором жить или умереть, само его определение как самурая исключало подобный выбор, иначе он не имел права называться самураем

.

Быть самураем соответственно было далеко нелёгкой задачей, к примеру средний вес доспехов самурая мог достигать 12 килограмм. Такая весомая нагрузка просто обязывала воина иметь отличную физическую подготовку. Самураев учили с раннего детства, обучение продолжалось до 15-16 лет, и заканчивалось обучение тогда когда наставник посчитает что юный самурай готов верно служить своему господину. В учебную программу самурая, обязательно входило искусство владения мечом, копьем, алебардой, стрельба из лука, рукопашный бой, и многое другое.

Семья и наставник заботились о становлении характера будущего самурая, вырабатывая отвагу, мужество, терпение, выносливость,бесстрашие и смелость, другими словами, развивая в них качества, считавшиеся в среде самураев главными добродетелями, при которых воин должен был пренебречь своей жизнью ради жизни господина. Характер истинного самурая развивали просмотром театрализованных представлений о героических подвигах великих самураев, прочтением историй и рассказов. Очень часто отцы или наставники приказывали сыновьям ходить ночью на кладбище в места где якобы водится нечистая сила, для того что бы закалять свой характер и учиться бороться со страхами. Нередко будущие самураи посещали и места публичных казней и наказаний, и проводили по ночам осмотр отрубленных голов казнённых, на которых юный ученик непременно должен был оставить какой нибудь свой знак, являющийся доказательством того что молодой буси действительно приходил на это место. Юные самураи вынуждены были часто ходить зимой босиком, или оставаться голодными, так как все эти меры воспитывали в них выносливость, так необходимую настоящим самураям.

Молодые самураи должы были носить свои доспехи не снимая до тех пор пока совершенно к ним не привыкнут и не будут чуствовать себя в них так же удобно как без доспехов.

Самураи, чётко оформились именно как сословие в период правления сёгунов из феодального дома Токугава (1603-1867). Наиболее привилегированным слоем самураев были хатамото, которые являлись непосредственными вассалами своего сёгуна. Хатамото чаще всего даже не имели своих земель, а жалование от господина получали рисом.

Духом презрения к смерти и беспрекословного подчинения своему господину был проникнут весь кодекс Бусидо, которому была подчинена жизнь любого самурая. По закону самурай имел право убить на улице любого представителя низшего сословия который неприлично вёл себя по мнению самурая или не дай бог посмел оскорбить его. К закату эпохи Самураев, в период правления дома Токугава, отряды самураев чаще всего использовались уже лишь для подавления крестьянских бунтов. Самураи были жестоки, они не ведали что такое жалость и если кому то приходило время расстаться с жизнью от руки самурая, то смерть была молниеносна, без права на справедливость.

Ранним утром двадцать четвёртого сентября 1877 года закончилась эпоха самураев. Закончилась романтично, в чём–то трагически и по–своему красиво. Большая часть читателей, наверное, даже представляет, о чём речь: под грустную музыку Ханса Циммера молодые идеалисты в смешных средневековых японских доспехах вместе с Томом Крузом умирали под градом пуль из пулемётов Гатлинга. Эти голливудские самураи пытались ухватиться за своё славное прошлое, которое состояло из поклонения господину, медитаций перед мечом и сохранения чистоты своей священной страны от грязных белых варваров. Зритель выжимал слезу и сопереживал благородному и мудрому Кэну Ватанабе.

А теперь давайте посмотрим, как всё было по–настоящему. Было не менее красиво, грустно, но всё–таки немного иначе, нежели в «Последнем Самурае».

Кратко о том, через что пришлось пройти Японии за триста лет до той памятной даты.

Гражданская война между кучей даймё, оставшаяся в памяти потомков как «сингоку дзидай», оставила нам в наследство не только слово для названия ордена джедаев, но и в долгосрочной перспективе режим сёгуната Токугава. Около двухсот пятидесяти лет сёгуны из рода Токугава управляли Японией, предварительно изолировав её от внешнего мира. Два с половиной века изоляции дали Японии потрясающую возможность сохранить средневековый уклад жизни в то время, как в Европе Россия строила Санкт–Петербург и громила Шведскую Империю, Тринадцать Колоний воевали с Британией за независимость, в Париже на кирпичики разбирали Бастилию, а Наполеон наблюдал за гибнущей гвардией под Ватерлоо. Япония оставалась в тёплом и уютном шестнадцатом веке, где ей было крайне комфортно.

Из уютной изоляции Японию силой вытащили в середине девятнадцатого века. Американцы, англичане, русские, французы – всем резко стала интересна Азия. Священная Империя в мгновение ока оказалась посреди большого, агрессивного и чужого ей мира. Мира, который технически опережал Японию лет эдак на двести.

Виновный в сложившейся ситуации был найден быстро. Во всех грехах был обвинён сёгунат Токугава, который не сумел защитить свою страну от белых варваров. В стране сложился влиятельный оппозиционный фронт в доменах Чосю и Сацума, который свои задачи выразил в коротком лозунге: «сонно дзёи». Или «восстановим Императора, изгоним варваров».

Да, император в Японии был, просто реальной власти не имел, за него правили сёгуны. Эта оппозиция сёгунату изначально не находила в себе сил на большее, чем партизанская война и террористические акты по отношению к неугодным слугам сёгуна и европейцам. Перелом перешёл чуть позже.

Молодой человек по имени Ито Хиробуми, революционер–идеалист, уже успевший засветиться при деятельном участии в поджоге посольства Британии в Эдо, был нанят правителем княжества Чосю для тайной операции. Вместе с четырьмя молодыми людьми их втайне вывезли в Китай, где они в качестве матросов нанялись на британский корабль. Их целью было попасть в логово врага – Лондон – и собрать информацию о своём противнике.

Увиденного в Великобритании Ито Хиробуми хватило, чтобы всё представление о мире молодого японца перевернулось с ног на голову. Он поспешно вернулся к себе на родину, где решил приложить все усилия для модернизации отсталой страны и скорейшем её введении в клуб мировых держав.

Про Ито Хиробуми следует рассказывать в рамках отдельной статьи. Это человек, который фактически создал Японскую Империю. Создал конституцию, стал первым премьер–министром страны, при нём Япония оккупировала Корею, разбила Россию в войне 1905 года… Но пока страной всё ещё правит слабеющий сёгун, которому противостоит движение «сонно дзёи». К этому моменту, правда, от этого лозунга уже отвалилась вторая часть: стало ясно, что война с белыми захватчиками станет концом Японии. Задачей стало восстановить императорскую власть.

Задача была выполнена в 1868 году. Ито Хиробуми, Сайго Такамори, Ямагата Аритомо, Окубо Тосимичи и другие бывшие радикалы–революционеры вместе с армией лояльных императору сил захватили императорский дворец, а затем сумели добить верные сёгуну силы. Двести пятьдесят лет эпохи Токугава закончились.

Император Мэйдзи сформировал новое правительство, в которое вошли герои революции. Япония начала немедленно навёрстывать упущенное за двести пятьдесят лет.

Конечно, новая жизнь невозможна без реформ. Японцы с фанатизмом отказывались от всего, что казалось им устаревшим и не соответствующим новому времени. Одна из таких реформ коснулась армии. Самураи и феодалы уходили в прошлое, на их место должна была прийти современно оснащённая профессиональная армия, как и повсюду в мире. И если с современным оснащением проблем не было (Америка, Германия, Франция и Россия с удовольствием продавали японцам огнестрельное оружие и артиллерию), то с реформой всей системы возникли сложности. Чтобы не углубляться в тонкости: военная система Японии крайне мало чем отличалась от средневековой европейской системы. Был верховный правитель, были феодалы–даймё, были личные дружины воинов буси–самураев. В девятнадцатом веке этот подход уже лет триста как изжил свою эффективность. Даймё беднели и теряли земли, самураи беднели вслед за ними.

Было также и одно но. На протяжении почти всей своей истории японцы воевали достаточно много и, в основном, друг с другом. После того, как в начале XVII века Япония была объединена под рукой Токугавы, в стране воцарился мир и покой. К девятнадцатому веку воинское сословие Японии не воевало уже несколько поколений. Самураи превратились в реликт уходящей эпохи, это были избалованные своими привилегиями спесивые господа, занимающиеся стихотворчеством, беседами в ночных садах и чаепитиями. Ну представьте себе армию страны, которая не воевала два с половиной столетия. Оригинальное зрелище, не так ли?

Но готовящуюся отмену своих привилегий и реформу всей политической жизни страны самураи восприняли болезненно. Они всё ещё воспринимали себя хранителями истинного воинского духа и традиций Японии. Сайго Такамори, герой революции, искал способ доказать необходимость сохранения древней системы. Новое правительство, в которое входили выше упомянутые революционеры вместе с Сайго, рассматривало возможность войны с Кореей и её аннексии. Дряхлый Китай, разорённый двумя опиумными войнами и разъедаемый со всех сторон европейцами, уже не мог защитить своего старинного союзника, и Сайго Такамори требовал воспользоваться ситуацией. Ито Хиробуми был категорически против: Японии нужен мир, а экспансией займёмся после. В конце концов, партию мира поддержал и сам император. Сайго плюнул, собрал пожитки и уехал из столицы к себе на родину, в княжество Сацума. Там он забросил политику, копался у себя на огороде, гулял, охотился и писал стихи.

«С древних времён несчастная судьба была обычной платой за земную славу,
Куда как лучше к хижине своей брести сквозь лес, неся мотыгу на плече своём».

Но вскоре в Сацуму стали стекаться и другие недовольные самураи, в основном крайне юного возраста. Сайго Такамори всё ещё оставался героем и примером для подражания. Бывший военный решил помочь молодёжи найти своё место в жизни и открыл несколько академий для них, где юноши изучали науки, в том числе и военные. Были открыты пехотные и артиллерийские училища, Сайго охотно покупал оружие для своих подопечных.

Конечно, это всё выглядело подозрительно. Неизвестно доподлинно, готовил ли Сайго открытый бунт. Лично я склонен в этом сомневаться, в правительстве же считали иначе. Вскоре студенты приволокли к Сайго «шпиона», который после пыток рассказал, что был прислан сюда собирать информацию, а затем убить Сайго Такамори. Признания после пыток дали студентам моральное оправдание для ответных действий. Вскоре они, узнав о планах правительства перевезти оружие со складов Сайго Такамори в Осаку, решили этому воспрепятствовать и втайне выкрали из арсеналов ружья и пушки. Без ведома Сайго Такамори.

В это время тот был в лесу на охоте. Вернувшись и узнав о том, что произошло, Сайго вышел из себя. Случившееся было открытым мятежом. Делать было нечего. Сайго не мог бросить своих подопечных на произвол судьбы. С тяжёлым сердцем он объявил мобилизацию лояльных ему сил, дав понять, что не собирается выступать против власти императора. Его бывшие соратники, которые занимаются дискриминацией верно служивших ему подданных – вот его истинные враги.

Первая же битва стала для Сайго серьёзным испытанием. Они осадили замок Кумамото, рассчитывая на лёгкую победу, но, к удивлению Сайго, гарнизон замка отражал одну атаку за другой, хотя состоял из призывников, добровольцев, купцов и крестьян. Конечно, немалую роль сыграл и сам замок – хоть ему и было три сотни лет, но он всё ещё оставался грозной и неприступной крепостью, недостижимой для лёгкой артиллерии Сайго Такамори.

Осада затянулась, на помощь к защитникам подошла имперская армия. Войска Такамори были разбиты, после чего тот стал отступать обратно в Сацуму. Это отступление было долгим и кровавым. Припасы, снаряжение, оружие – всего этого не хватало. Некоторые восставшие самураи вооружались мечами и уходили в леса, чтобы партизанить. Сайго Такамори и около пяти сотен его оставшихся сторонников шли навстречу собственной смерти.

Лебединой песней самураев стала битва при Сирояме. Пять сотен вооружённых как попало и чем попало идеалистов–самураев попали в окружение имперской армии, которой командовал старинный друг Сайго – Ямагато Аритомо. Тридцать тысяч профессиональных военных основательно подготовились, чтобы атаковать противника, уступающего им в численности в шестьдесят раз. Ямагато попытался уговорить Сайго решить дело миром, но последний самурай не ответил на письмо своего друга.

Ранним утром двадцать четвёртого сентября 1877 года закончилась эпоха самураев. Закончилась романтично, в чём–то трагически и по–своему красиво. Да, самураи были вооружены мечами, когда бросились на ружья и артиллерию в самоубийственной атаке. Но дело здесь было не в принципиальном отказе от нового оружия – просто боеприпасов у них не осталось. Сайго мог сохранить жизнь и сдаться – но разве это выход для самурая? Его смерть мгновенно обросла легендами, мол, пробитый пулей воин встал на колени, повернулся в сторону Киото и вспорол себе живот.

Сайго Такамори не собирался вставать на пути прогресса и модернизации. Он был достаточно умён, чтобы понять всю бессмысленность этого. Последний самурай стал жертвой обстоятельств, а позднее – национальным героем, которого официально помиловал император. Япония вступила в совсем новую эпоху.

Изготовляли из множества пластин, плотно пришнурованных друг к другу.

История

Зарождение

Самурайство зародилось в результате реформ Тайка 646 года которые были проведены как попытка перенять политическую, бюрократическую и военную структуру династии Тан . Наибольший же толчок к развитию даймё и самураев как класса дал император Камму в конце VIII - начале IX века, обратившись за помощью к региональным кланам в борьбе против айнов .

В X-XII веках в процессе феодальных междоусобиц окончательно оформились владетельные роды, предводительствовавшие значительными военными силами, которые лишь номинально числились на императорской службе. К тому времени сложились и устои неписаного морального кодекса самурая «Путь лука и скакуна» («Кюба-но мити»), позже превратившегося в свод заповедей «Путь Воина» («Бусидо»). Также в этот период появилось сословие мелкого дворянства гокэнин .

Начало выделения самураев как особого сословия обычно датируется периодом правления в Японии феодального дома Минамото (1192-1333). Предшествовавшая этому затяжная и кровопролитная гражданская война (т. н. «Смута Гэмпэй ») между феодальными домами Тайра и Минамото создала предпосылки для установления сёгуната - правления самурайского сословия с верховным военачальником (сёгуном) во главе.

Золотой Век

Эпоха междоусобных войн


Со временем военные губернаторы становились всё более независимыми от сёгуната. Они превращались в крупных феодалов, сосредотачивая в своих руках богатые земельные наделы. Особенно усилились дома юго-западных провинций Японии, которые значительно увеличили свои вооружённые силы.

Кроме того, благодаря оживлённой торговле с Китаем и Кореей феодалы западных и юго-западных провинций, откуда она в основном велась, значительно обогатились. Камакурский сёгунат, не желая мириться с усилением отдельных самурайских домов, препятствовал торговой деятельности феодалов, что послужило одним из поводов для возникновения оппозиционных настроений по отношению к Камакурскому сёгунату среди самурайских домов.

В результате Камакурский сёгунат был низложен, а титул сёгуна перешёл к представителям дома Асикага. Первым сёгуном новой династии стал Асикага Такаудзи. Глава нового сёгуната оставил разрушенную во время междоусобицы прежнюю ставку бакуфу - Камакура - и вместе со всем правительством переехал в императорскую столицу Киото . Попав в Киото, сёгун и влиятельные самураи, для того, чтобы сравняться с кичливой придворной знатью, начали строить себе великолепные дворцы и постепенно погрязли в роскоши, безделье, интригах императорского двора и начали пренебрегать государственными делами.

Ослаблением централизованной власти немедленно воспользовались военные губернаторы провинций. Они формировали собственные отряды самураев, с которыми нападали на своих соседей, видя в каждом врага, пока, наконец, в стране не вспыхнула полномасштабная гражданская война.

Последняя фаза этой войны в средневековых хрониках именуется «эпоха сражающихся провинций» . Длилась она с 1478 по 1577 гг.

В середине XVI века казалось, что империя, сотрясаемая гражданской войной, развалится на отдельные государства, но даймё провинции Овара (в центральной части острова Хонсю) по имени Ода Нобунага удалось положить начало процессу нового объединения страны. Совершив несколько удачных военных походов против крупных феодалов и разгромив некоторые буддистские монастыри, участвовавшие в междоусобных войнах, Ода Нобунага смог подчинить своей власти центр страны с императорской столицей Киото. В 1573 году он сверг Асикага Ёсиаки , последнего сёгуна из семьи Асикага. В 1583 году в одном из храмов Киото Нобунага совершил сэппуку , чтобы избежать пленения армией предавшего его генерала.

Дело объединения страны продолжил один из самых способных генералов Нобунаги - Тоётоми Хидэёси , необразованный, тщеславный, но смышлёный и волевой выходец из крестьянских низов. Он продолжил дело своего покровителя с беспощадной решимостью и уже к 1588 году фактически объединил страну. При Хидэёси простолюдинов, набранных в пехоту асигару , включили в самурайское сословие.

В эпоху междоусобных войн произошло некоторое размывание границ сословия, так как удачливый простолюдин мог, подобно Тоётоми Хидэёси, не просто стать самураем, а сделать головокружительную карьеру (сам Тоётоми Хидэёси, будучи сыном простого крестьянина, не мог стать сёгуном, но был им без титула). Размыванию границ сословия также способствовало то, что многие полководцы в ту эпоху использовали в качестве вспомогательных воинских сил непрофессиональных солдат, завербованных из крестьянских семей. Ещё более подорвали систему традиционного самурайства законы о рекрутских повинностях, введённые Ода Нобунага.

Однако уже при Тоётоми Хидэёси размывание самурайского сословия было временно приостановлено. Хидэёси особыми эдиктами подтвердил привилегии самураев и наложил запрет на отходничество крестьян. Указом от 1588 года простолюдинам было строго запрещено владеть оружием. Началась так называемая «охота за мечами », в ходе которой крестьян разоружили.

В 1598 году Хидэёси умер, оставив власть своему несовершеннолетнему сыну, вместо которого государственными делами должен был руководить регентский совет. Именно из этого круга вскоре выделился человек, завершивший объединение страны установлением единовластия - Токугава Иэясу . Он избрал своей резиденцией город Эдо (ныне Токио), хитростью и силой устранил сына Хидэёси и провозгласил себя сёгуном, положив начало сёгунату Токугава , эпоха которого продолжалась более двухсот пятидесяти лет.

Закат

Сословие самураев получило чёткое оформление во время правления в Японии сёгунов из феодального дома Токугава (1603-1867). Наиболее привилегированный слой самураев в это время составляли так называемые хатамото (буквально - «под знаменем»), являвшиеся непосредственными вассалами сёгуна. Хатамото в своём большинстве занимали положение служивого слоя в личных владениях сёгуна. Основная масса самураев являлась вассалами князей (даймё); чаще всего они не имели земли, а получали от князя жалование рисом .

Бусидо

Этический кодекс поведения самурая в средневековой Японии. Кодекс появился в период XI-XIV веков и был формализован в первые годы сёгуната Токугава.

Если самурай не выполнял правила поведения, его с позором выгоняли из рядов самураев, либо он совершал харакири .

См. также

  • Сакимори - солдаты охранных войск в древней Японии VII-X веков
  • Пэтин (en:Pechin) - аристократия и дворянство Окинавы, иногда формально именовавшееся «самураями»

Напишите отзыв о статье "Самурай"

Примечания

Литература

  • Stephen Turnbull. The Samurai: A Military History. - Routledge, 1996. - ISBN 978-1873410387 .

Ссылки

  • - «Вокруг Света »
  • - «Вокруг Света »
  • - «Вокруг Света »

Отрывок, характеризующий Самурай

8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n"avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n"avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C"est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n"avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n"ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu"est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n"etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.

От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.

После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.

В современной популярной культуре японские самураи представлены в образе средневекового воина по аналогии с западными рыцарями. Это не совсем правильная трактовка понятия. На самом деле самураи были в первую очередь феодалами, владевшими собственной землей и являвшими собой опору власти. Это сословие было одним из ключевых в японской цивилизации того времени.

Зарождение сословия

Приблизительно в XVIII веке появились те самые воины, преемником которых является любой самурай. Японский феодализм возник в результате реформ Тайка. Императоры прибегали к помощи самураев в своей борьбе против айнов - коренных жителей архипелага. С каждым новым поколениям эти люди, исправно служившие государству, обзаводились новыми землями и деньгами. Сформировались кланы и влиятельные династии, владевшие значительными ресурсами.

Приблизительно в X-XII вв. в Японии происходил процесс аналогичный европейскому - страну сотрясали Феодалы боролись друг против друга за земли и богатства. При этом императорская власть сохранялась, но она была крайне ослаблена и не могла препятствовать гражданскому противостоянию. Именно тогда японские самураи получили свой кодекс правил - бусидо.

Сегунат

В 1192 году возник политический строй, который позже был назван была сложная и двоякая система управления всей страной, когда одновременно правили император и сегун - образно говоря, главный самурай. Японский феодализм опирался на традиции и власть влиятельных родов. Если Европа преодолела собственные междоусобицы в эпоху Возрождения, то далекая и изолированная островная цивилизация еще долго жила по средневековым правилам.

Это и был период, когда самым престижным членом общества считался самурай. Японский сегун был всесилен благодаря тому, что в конце XII века император даровал носителю этого титула монопольное право собирать в стране армию. То есть любой другой претендент или крестьянское восстание не могли устроить государственный переворот из-за неравенства сил. Сегунат просуществовал с 1192 по 1867 гг.

Феодальная иерархия

Самурайское сословие всегда отличалось строгой иерархией. На самом верху этой лестницы находился сегун. Далее шли дайме. Это были главы самых важных и могущественных в Японии семей. Если сегун умирал, не оставив наследника, то его преемник избирался как раз из числа дайме.

На среднем уровне находились феодалы, обладавшие небольшими поместьями. Их приблизительное количество колебалось в районе нескольких тысяч человек. Далее шли вассалы вассалов и рядовые солдаты без собственности.

В период своего расцвета самурайское сословие составляло около 10% всего населения Японии. К этой же прослойке можно отнести членов их семей. Фактически могущество феодала зависело от размера его поместья и дохода от него. Часто его измеряли в рисе - главной еде всей японской цивилизации. С воинами в том числе расплачивались и буквальным пайком. Для такой «торговли» даже существовала своя система мер и весов. Коку равнялся 160 килограммам риса. Примерно такого объема еды хватало, чтобы удовлетворить потребности одного человека.

Чтобы понять ценность риса в достаточно привести пример самурайской зарплаты. Так, приближенные к сегуну получали от 500 до нескольких тысяч коку риса в год в зависимости от размера своего поместья и количества собственных вассалов, которых также нужно было кормить и содержать.

Отношения между сегуном и дайме

Иерархическая система самурайского сословия позволяла исправно служившим феодалам подняться очень высоко по социальной лестнице. Периодически они восставали против верховной власти. Сегуны старались держать дайме и их вассалов в узде. Для этого они прибегали к самым оригинальным методам.

Например, в Японии долгое время существовала традиция, по которой дайме должны были раз в год отправляться к своему господину на торжественный прием. Такие мероприятия сопровождались длительными путешествиями через всю страну и большими затратами. Если дайме подозревался в измене, сегун мог во время такого визита фактически взять в заложники члена семьи своего неугодного вассала.

Кодекс бусидо

Вместе с развитием сегуната появился авторами которого выступали лучшие японские самураи. Этот свод правил сформировался под влиянием идей буддизма, синтоизма и конфуцианства. Большинство этих учений пришло в Японию с материка, а точнее, из Китая. Эти идеи пользовались популярностью у самураев - представителей главных аристократических родов страны.

В отличие от буддизма или доктрины Конфуция, синтоизм был древней языческой В ее основе лежали такие нормы, как поклонение природе, предкам, стране и императору. Синтоизм допускал существование магии и потусторонних духов. В бусидо от этой религии в первую очередь перешел культ патриотизма и верной службы государству.

Благодаря буддизму кодекс японских самураев включал в себя такие идеи, как особое отношение к смерти и равнодушный взгляд на жизненные проблемы. Аристократы часто практиковали дзен, веря в перерождение душ после гибели.

Самурайская философия

По бусидо воспитывался японский воин-самурай. Он должен был неукоснительно исполнять все предписанные правила. Эти нормы касались как государственной службы, так и личной жизни.

Популярное сравнение рыцарей и самураев неверно как раз с точки зрения сопоставления европейского кодекса чести и правил бусидо. Связано это с тем, что поведенческие устои двух цивилизаций крайне отличались друг от друга из-за изолированности и развития в совершенно непохожих условиях и обществах.

Например, в Европе существовал устоявшийся обычай давать свое честное слово при согласовании каких-то договоренностей между феодалами. Для самурая это было бы оскорблением. В то же время, с точки зрения японского воина, внезапное нападение на противника не было нарушением правил. Для французского рыцаря это означало бы вероломство врага.

Воинская честь

В средние века имена японских самураев знал каждый житель страны, так как именно они являлись государственной и военной элитой. Немногие желавшие присоединиться к этому сословию могли это сделать (или из-за худородности, или из-за несоответствующего поведения). Закрытость самурайского сословия заключалось как раз в том, что в него редко пускали чужаков.

Клановость и исключительность сильно повлияли на нормы поведения воинов. Для них на главном месте стояло собственное достоинство. Если самурай навлекал на себя позор недостойным поступком, он должен был покончить жизнь самоубийством. Такая практика получила название харакири.

За свои слова должен был отвечать каждый самурай. Японский кодекс чести предписывал несколько раз подумать, прежде чем делать какое-либо заявление. Воины были обязаны быть умеренными в пище и избегать распущенности. Настоящий самурай всегда помнил о смерти и каждый день напоминал себе о том, что рано или поздно его земной путь кончится, поэтому важно лишь то, смог ли он сохранить собственную честь.

Отношение к семье

Поклонение семье в Японии также имело место быть. Так, например самурай должен был помнить о правиле «ветвей и ствола». Согласно обычаям, семья сравнивалась с деревом. Родители были стволом, а дети лишь ветками.

Если воин презрительно или неуважительно относился к старшим, он автоматически становился изгоем в обществе. Этому правилу следовали все поколения аристократов, в том числе самый последний самурай. Японский традиционализм существовал в стране на протяжении многих веков, и его не могли сломить ни модернизация, ни выход из изоляции.

Отношение к государству

Самураев приучали к тому, что их отношение к государству и законной власти должно было быть таким же смиренным, как и к родной семье. Для воина не было интересов выше его господина. Японское оружие самураев служило правителям до самого конца, даже когда число их сторонников становилось критически малым.

Верноподданническое отношение к сюзерену часто принимало формы необычных традиций и привычек. Так, самураи не имели права ложиться спать ногами в сторону резиденции своего господина. Также воин следил за тем, чтобы не целиться оружием в сторону своего хозяина.

Характерным для поведения самураев было презрительное отношение к смерти на поле боя. Интересно, что здесь сложились обязательные обряды. Так, если воин осознавал, что его бой проигран, и он безнадежно окружен, он должен был назвать собственное имя и спокойно умереть от оружия врага. Смертельно раненный самурай, перед тем как испустить дух, произносил имена японских самураев старших званий.

Образование и обычаи

Сословие феодалов-воинов являлось не только милитаристской прослойкой общества. Самураи были прекрасно образованными, что являлось обязательным для их положения. Все воины изучали гуманитарные науки. На первый взгляд, они не могли пригодиться на поле боя. Но на деле все было ровно наоборот. Японские могли не защитить своего владельца там, где его спасала литература.

Для этих воинов было нормой увлечение поэзией. Великий боец Минамото, живший в XI веке, мог пощадить поверженного врага, если тот прочитал бы ему хорошее стихотворение. Одна самурайская мудрость гласила, что оружие является правой рукой воина, в то время как литература - левой.

Важной составляющей быта была чайная церемония. Обычай пить горячий напиток носил духовный характер. Этот ритуал был перенят у буддийских монахов, которые таким образом коллективно медитировали. Самураи даже проводили турниры по распитию чая между собой. Каждый аристократ обязан был построить в своем доме отдельный павильон для проведения этого важного обряда. От феодалов привычка пить чай перешла в крестьянское сословие.

Обучение самураев

Самураи обучались своему ремеслу с самого детства. Для воина было жизненно важно освоить технику владения несколькими видами оружия. Также высоко ценился навык кулачного боя. Японские самураи и ниндзя должны были быть не просто сильными, но и крайне выносливыми. Каждый ученик должен был проплыть в бурной реке в полном облачении.

Настоящий воин мог сразить врага не только оружием. Он умел подавлять соперника морально. Делалось это с помощью специального боевого клича, от которого становилось не по себе неподготовленным врагам.

Повседневный гардероб

В жизни самурая регламентировалось почти все - от отношений с окружающими до одежды. Она была еще и социальным маркером, по которому аристократы отличали себя от крестьян и простых горожан. Только самураи могли носить одежду из шелка. Кроме того, их вещи имели особенный покрой. Обязательным было кимоно и хакама. Оружие также считалось частью гардероба. Самурай постоянно носил с собой два меча. Они были заткнуты за широкий пояс.

Носить такую одежду могли только аристократы. Крестьянам подобный гардероб был запрещен. Это объясняется еще и тем, что на каждой своей вещи воин имел нашивки, показывавшие его клановую принадлежность. Такие гербы имел каждый самурай. Перевод с японского языка девиза мог объяснить, откуда он родом и кому служит.

Самураи могли использовать в качестве оружия любой подручный предмет. Поэтому гардероб подбирался и для возможной самообороны. Прекрасным оружием становился самурайский веер. От обычных он отличался тем, что основу его конструкции составляло железо. В случае внезапного нападения врагов даже такая невинная вещь могла стоить жизни атаковавшим врагам.

Доспехи

Если обычная шелковая одежда предназначалась для повседневного ношения, то для боя у каждого самурая был специальный гардероб. Типичные доспехи средневековой Японии включали в себя металлические шлемы и нагрудники. Технология их производства зародилась в период расцвета сегуната и с тех пор практически не менялась.

Доспехи одевались в двух случаях - перед боем или торжественным мероприятием. Все остальное время они хранились в специально отведенном для этого месте в доме самурая. Если воины отправлялись в длительный поход, то их облачение везли в обозе. Как правило, за доспехами следили слуги.

В средневековой Европе главным отличительным элементом экипировки был щит. С помощью него рыцари показывали свою принадлежность к тому или иному феодалу. У самураев не было щитов. Для опознавательных целей они использовали цветные шнуры, знамена, а также шлемы с выгравированными рисунками гербов.