Никакой халтуры! Как балеты Григоровича покорили мир. Биография юрия григоровича В кругу семьи

Юрий Григорович родился 2 января 1927 года в городе Санкт-Петербург. Рос в семье служащего Николая Евгеньевича Григоровича и Клавдии Альфредовны Григорович. Окончил Ленинградское хореографическое училище, занимался у Б. В. Шаврова и А. А. Писарева. Сочинять танцы начал ещё в юношеском возрасте в балетной студии знаменитого Ленинградского Дома культуры имени А. М. Горького. Ставил спектакли в разных коллективах, танцы в операх, в драмтеатрах. После окончания училища в 1946 году был принят в труппу Государственного академического театра оперы и балета им. С. М. Кирова солистом и проработал в театре 18 лет до 1961 года.

В Кировском театре получил первую большую постановку танцев в опере «Садко». В 1961-1964 работал балетмейстером в Театре имени Кирова. Спустя время ленинградцы - Театр имени Кирова - приехали на гастроли в Москву, и зрители увидели его «Легенду о любви». Балет, который на многие годы предсказал всю философскую, гражданскую позицию тогда молодого, но уже безгранично талантливого балетмейстера Юрия Николаевича Григоровича.

Бывают роли, где нравятся отдельные эпизоды. Здесь, в «Легенде о любви», нравится каждый момент сценической жизни Мехменэ. Самые позы, самые движения, их великолепно найденная, подчиненная логике образа последовательность, так выразительны, что их надо только безукоризненно точно выполнить. Такова вообще хореография этого спектакля, созданная Юрием Григоровичем. Такова его изысканная пластика, вызывающая аналогию с персидскими миниатюрами.

В 1964-1995 годах Главный балетмейстер Большого театра - время наивысшего художественного расцвета труппы, завоевание мирового признания и авторитета. «Bolshoi Ballet» совершил около ста триумфальных международных турне, закрепив лидерство русской классической школы балета. В 1966 - «Щелкунчик» П. И. Чайковский, в 1968 - «Спартак» Арам Хачатурян, 1975 - «Иван Грозный» Сергей Прокофьев, 1976 - «Ангара» Андрей Эшпай, 1979 - «Ромео и Джульетта» Сергей Прокофьев, 1982 - «Золотой век» Дмитрий Шостакович.

Новые хореографические редакции: в 1963 и 1973 - «Спящая красавица» П. И. Чайковский, в 1969 и 2001 - «Лебединое озеро» П. И. Чайковский, в 1984 и 2003 - «Раймонда» Александр Глазунов, в 1987 - «Жизель» А. Адан, 1991 - «Баядерка» Л. Минкус, 1994 - «Дон Кихот» Л.Минкус, 1994 - «Корсар» А. Адан. Поставлены танцы в операх: «Октябрь» Вано Мурадели и «Руслан и Людмила» М. И. Глинка. Осуществлены постановки в театрах Стокгольма, Рима, Парижа, Копенгагена,Вены, Милана, Хельсинки, Анкары,Праги, Софии, Генуи, Варшавы, Стамбула, Сеула.

Григорович - автор принципиальных балетных проектов в римском Колизее, лондонском Royal Albert Hall, античных театрах Греции, на площади Сан-Марко в Венеции. Церемония Открытия и Закрытия Олимпийских игр,- режиссёр-постановщик - Народный артист СССР, Лауреат Государственной премии СССР И. М. Туманов и главный режиссёр спортивной части сценариев -Народный артист РСФСР, Заслуженный тренер РСФСР Б. Н. Петров.

Длительное время возглавляет Жюри международных балетных конкурсов в России, Финляндии, США, Швейцарии, Японии, Болгарии, Украине 1975-1989 - президент Комитета танца Международного института театра, в настоящее время его почетный президент.

С 1989 - президент Ассоциации деятелей хореографии. С 1990 - Президент фонда «Русский балет». Является бессменным руководителем жюри Международного конкурса артистов балета в Москве, Международного конкурса балета имени Сержа Лифаря в Киеве, Международного юношеского конкурса классического танца «Фуэте Артека». Неоднократно возглавлял жюри конкурсов в Болгарии, Финляндии, США, Швейцарии, Японии.

В 1991-1994 годах руководил основанной им труппой «Большой театр - студия Юрия Григоровича». C 1992 года - президент программы «Benois de la danse» под патронатом ЮНЕСКО, от имени Международного союза деятелей хореографии ежегодно присуждается приз «Benois de la danse» за выдающиеся достижения в искусстве балета. В 1993-1995 годах сотрудничал с балетной труппой Башкирского государственного театра оперы и балета.

В 1995 году Юрий Григорович покидает Большой театр, становится «свободным художником» и начинает работать с разными российскими и зарубежными компаниями. В 1996 году осуществляет первую постановку в Краснодаре - сюиту из балета «Золотой век» Д. Шостаковича. Сотрудничество с новым коллективом,- ныне Краснодарский Театр балета Юрия Григоровича.

В Краснодаре состоялись премьеры балетов «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и «Щелкунчик» П. Чайковского, «Жизель» и «Корсар» А. Адана, «Раймонда», «Баядерка» и «Дон Кихот» Л. Минкуса, «Спартак» А. Хачатуряна, «Ромео и Джульетта», «Иван Грозный» и «Каменный цветок» С. Прокофьева, «Золотой век» Д. Шостаковича, «Тщетная предосторожность» П. Гертеля, «Легенда о любви» А. Меликова.

C 2007 года руководит Краснодарским театром балета. Профессор Академии Русского балета им. А. Я. Вагановой Почётный член Австрийского музыкального общества. Герой Социалистического Труда, Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени - за выдающийся вклад в развитие отечественного и мирового хореографического искусства, многолетнюю творческую деятельность. Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени - за выдающийся вклад в развитие хореографического искусства. Орден Ленина, Медаль «Герой труда Кубани», Орден Дружбы, Ленинская премия, Государственная премия СССР, Народный артист СССР.

Был женат на выдающейся русской балерине, солистке ГАБТ - Наталье Бессмертновой, которая скончалась в феврале 2008 года.

Во время лондонских гастролей Большого театра специальный корреспондент «Нью-Йорк тайме» писал: «-Когда в прошлом году я увидел «Спартака» в Большом театре, я подумал, что это один из величайших балетов XX века… Этот балет потрясает, возвышает душу, это страстный гимн человеку-борцу».

Газеты писали о «сокрушающей энергии хореографии Григоровича», о «бушующих мужских ансамблях», о шекспировской смелости драматических контрастов и переходов.
В своей книге «Шестьдесят лет в балете» старейший балетмейстер Ф. В. Лопухов написал: «Григорович понял хореографические особенности реализма в балете…» . Может быть, это спорная формулировка, но, во (Всяком случае, она очень метко раскрывает существо творческой деятельности Юрия Григоровича.
(Кстати говоря, при отсутствии образно-смысловых задач фантазия Григоровича сразу тускнеет. Как-то ему пришлось ставить классическую композицию на музыку А. К. Глазунова, и, несмотря на участие ведущих солистов, сочинение оказалось весьма бледным.)
Ему кажется пошлостью, если балетмейстер считает своей главной и единственной целью изобретение новых движений, новой лексики. Задача художника - искренне выразить то, что чувствуешь и думаешь. Новаторство не может быть самоцелью, по балетмейстер может прийти к нему в поисках наиболее сочного выражения своих мыслей.
Пояски Юрия Гриюровича- это поиски современного танцевального симфонизма. Сложность философской мысли, психологии в музыке полнее всего выражается в симфонии. В балете это требует танцевального, хореографического симфонизма; поэтому так последовательно обращается к нему Григорович, создавая сложные пластические обобщения.
Григорович больше всего ценит в балете его смысловую и эмоциональную емкость, его духовное начало. Вечная тема балета - любовь. Надо суметь рассказать о ней так, чтобы это был разговор о душе, о сложном духовном процессе, каким является любовь.
Григоровича огорчает, когда зрители сводят балет к «спорту», он не очень доверяет балетным конкурсам, ибо на них бывает довольно трудно учесть одухотворенность, артистичность исполнителей. Конкурсы часто становятся соревнованием чисто физическим, техническим - «кто кого перещеголяет» А это не есть предмет и цель искусства.
Не так много в балете подлинных артистов-художников, потому что можно иметь совершенное для танца тело и не иметь совершенного духовного, артистического инструмента. Наверное, балетное искусство так трудно и так любимо именно потому, что его цель - физическое и душевное совершенство артиста-человека. Только такой артист до конца сумеет выразить, раскрыть свою индивидуальность, ничего не нарушив, не изменив в замысле, в тексте хореографа.
Сегодня балетный театр требует от артиста высокой профессиональной культуры. Разнообразная стилистика и формы современных балетных спектаклей предъявляют новые требования сейчас мало просто хорошо танцевать, надо знать, что ты танцуешь. Время опектакяей-близнецов, сделанных по одной мерке, прошло. Но как часто актеры «Легенду о любви» танцуют в том же ключе, что и «Спартак», «Весну священную» - как «Половецкие пляски» в «Князе Игоре».
Пожалуй, нужно было бы вернуть на афишу старинную формулировку- «балет сочинен и поставлен таким-то». По сути дела, это разные вещи, это две ипостаси творчества балетмейстера. Он создает, «сочиняет» хореографический текст, и он чаще всего воплощает его та сцене. Кстати говоря, можно хорошо срежиссировать собственное сочинение и можно его погубить. Вот почему так важно иметь актеров-единомышленников, способных не только виртуозно воспроизвести предложенную балетмейстером форму, но и воспринять его сокровенные мысли.

во время церемонии награждения победителей конкурса молодых исполнителей «Русский балет» на Новой сцене Большого театра

Владимиров и другие замечательные мастера Большого театра. Они способствуют раскрытию замысла и утверждению художественных принципов спектаклей Григоровича- он во многом формирует исполнительский стиль сегодняшнего Большого театра.
Балетмейстеру помогает в этом немалый собственный артистический опыт.
В его исполнении всегда привлекали тонкая артистичность, внутренняя нервность при внешней собранности, сдержанности Мы нередко видели, как в «Половецких плясках» или в татарской пляске в «Бахчисарайском фонтане» танцовщики доходят до исступления, как их захлестывает темперамент, смазывая и нарушая благородную четкость танца. Этого никогда не было у Григоровича.
Особенно ярко запомнилось его выступление в «Спартаке», поставленном Леонидом Якобсоном.
Дерутся два гладиатора, Ретиарий («рыбак») -Ю. Григорович и Мармиллоя («рыбка»)-Ю. Мальцев. У одного в руках короткий меч и щит, у другого - трезубец и сеть. Идет смертельный бой на потеху жестокой толпе. Но если Мармиллои - Мальцев свиреп и яростен, преследует противника с диким и тупым упорством, следит за ним бешеными, налитыми кровью глазами.
Помните, как в стихотворении Лермонтова сказано об умирающем гладиаторе: «Вот луч воображенья сверкнул в его душе…»
Григорович сумел убедить в абсолютной танцевальности сюжета «Каменного цветка», действие его балета возникает и движется в многообразном и свободном развитии танцевальных форм.
Непрерывный, неиссякаемый поток изумительных прокофьевских мелодий рождает такой же неистощимый поток танцев. Образуется как бы непрерывная, все время развивающаяся и движущаяся танцевальная мелодия, строго соответствующая такой же непрерывной, насыщенной мелодической линии Прокофьева.
Эта непрерывность, целостность, единство балета, всех его сцен и танцев представляется большим достижением.
Завершение предыдущей сцены является началом последующей, но уже как бы в другом месте действия.
В первой картине балета мы видим в лесу Данилу и Катерину. Идет любовный танцевальный дуэт. В конце его поднимается задник, и мы различаем за ним, в глубине сцены, очертания комнаты, группы девушек и парней…
Одним словом, есть поэтическая атмосфера, настроение. А это в балете важнее самых достоверных бытовых деталей.
Конечно, в этом заслуга и художника спектакля. С. Вирсаладзе словно призван для того, чтобы облекать балет и танец в воздушные, прекрасные одежды.
Единство колорита достигается продуманностью каждой детали, каждого цветового пятна, когда общее сочетание декораций и костюмов, предметов, мельчайших деталей, вплоть до цвета кушака, полос и каемок сарафанов у девушек,- все образует художественную гармонию.
Так художник помогает балетмейстеру, который мыслит прежде всего танцевальными образами.
В решении балетмейстера даже смятение толпы на ярмарке при появлении Хозяйки Медной горы не только играется, но прежде всего танцуется. Мы видим не пеструю суматоху, в которой каждый исполнитель изображает переполох на свой страх и риск,- нет, это танец строго ритмичный и организованный.
В фантастических сценах подземного царства колючие, острые, ломкие линии четких групп и танцевальных композиций создают впечатление сверкающих граней, блеска драгоценных кристаллов. Сверкают и переливаются не костюмы, не нашитые блестки, мишура- их нет. В самом танце, в его линиях есть нужный образ сверкания, создающий ощущение, что перед нами то медленно, то быстро поворачивают всеми гранями большие драгоценные камни.
Точно так же образно и танцевально охарактеризованы все персонажи балета. Партия Данилы построена балетмейстером на сильных полетных движениях, прыжках, и это дает ощущение крылатой, порывистой души художника. В пластике героя есть какое-то солнечное начало; вдохновение Данилы - радостное и светлое, он словно полон надежды достичь совершенства в своих поисках красоты. Так же радостно его чувство к Катерине, здесь очень удачно найдены балетмейстером бережные, целомудренные, словно «баюкающие» поддержки.
Возвышенные средства классического танца и мягкую плавность движений русской пляски использует балетмейстер, рисуя чистый, трогательный облик Катерины. Катерина как бы всегда с Данилой, всегда готова ему помочь, ободрить в его вечных поисках и трудах. Она - как ветер, освежающий его разгоряченный лоб, как вода родника, к которой он припадает, чтобы утолить жажду, как свет, столь дорогой глазам и душе художника.
Фигура простой девушки сближается с поэтическими образами природы, а в Хозяйке Медной горы, олицетворяющей ее могучие силы, ясно различаешь человеческие черты, драму горячей неразделенной любви. Так две женские партии балета соединяются в некоем философском единстве, представляя собой как бы две стороны того идеала красоты и человечности, к которому всегда стремится душа художника.
Для философской концепции спектакля очень важно решение образа Хозяйки Медной горы. Балетмейстер не рисует портрета величавой русской красавицы, статичной в своем властном великолепии «малахитницы». Хозяйка предстает Даниле всякий раз по-разному, в ином облике, она несет тему изменяющейся, неуловимой красоты, в ней символ недостижимого и ускользающего совершенства, вечного движения и беспокойства, тревоги и тайны, свойственных духу всякого истинного творчества. И тут Григорович прежде всего идет от музыки, от того, как сложно варьируется тема Хозяйки Медной горы у Прокофьева.
В сказках герой часто проходит испытание мудрости, отвечая на замысловатые загадки. Разгадает - будет жив и счастлив, нет - попадет в беду.

Хозяйка Медной горы в спектакле то и дело словно задает Даниле загадки, она все время меняется, озадачивает его, как бы испытывая силу его мудрости и воображения, силу его человеческой стойкости. Танцевальный язык партии Хозяйки Медной горы сложен. То подвижная, как ртуть, юркая, как ящерица или змейка, то неподвижная, окаменевшая, она всегда загадочна, таинственна.
Фантастичность, двуликость образа (ящерка и женщина) выражена в танце, в неожиданности движений, поворотов, ракурсов и поз - она то прильнет к Даниле движением человечески-женственным, то вдруг обовьется вокруг его тела каким-то змеиным изгибом, то доверчиво протянет к нему руки, то вдруг мелькнет и ускользнет, словно быстрая, неуловимая ящерка. Необычные, почти акробатические движения вдруг сочетаются с очень простыми, задушевными, когда, например, опустившись после прыжка на одно колено, Хозяйка вдруг задумчиво подпирает щеку рукой таким характерным русским, «бабьим», печально-созерцательным жестом. Но и самые изощренные поддержки, в которых классика смело соединена с элементами акробатики, не звучат формально, ибо эти острые приемы служат созданию сказочного, изменчивого, сложного образа, в котором как бы воплощена прихотливость, причудливость человеческой фантазии, смело соединяющей реальное со сказочным, правдивое с фантастическим.
В финале балета Данила возвращается к людям, к покинутой невесте. Но и образ Хозяйки Медной горы, власть творческого начала, всегда будет жить в его душе.
Сказочная обобщенность есть и в образе Северьяна. Это не просто бытовой приказчик, холуй и насильник. Нет, он кажется воплощением зла, у него бледное страшное лицо «вурдалака», «упыря» из сказки. Глаза озорные и трагические, шальные и тоскливые, сумасшедшие и удивленные. Удивленные оттого, что он сам не знает, что в нем творится, куда понесет его темная и буйная душа.
На нем черная бархатная поддевка, лиловая блестящая рубаха. Темные тени ложатся на его бледное, испитое лицо, волосы намаслены и приглажены. На черном фоне поддевки выразительно «играют» его руки, пальцы - жадные, беспокойные и цепкие, они все время живут, шевелятся, сжимаются в кулаки, хищно растопыриваются… Руки, словно созданные для того, чтобы хватать, рвать и мучить, руки убийцы, злодея, душителя. Вирсаладзе нашел штрих, помогающий актеру, оттеняющий выразительность рук: он сделал рукава поддевки Северьяна короче, чем полагается; от этого кисти рук «вылезли», приковывая к себе внимание зрителя.
Северьян все время засучивает и без того короткие рукава быстрым, деловитым жестом драчуна, лихого забияки, предвкушающего радость расправы, избиения, злодейства. Он ходит, будто попирая землю, пиная все, что попадается под ноги. У него все время полусогнутые колени, словно он вот-вот пустится в отчаянную присядку вокруг Катерины, издеваясь, измываясь над ее горем. Он подбирается, подкрадывается к своей жертве, петляет, стелется, вьется вокруг нее, как бы гипнотизируя своими глумливыми, зловеще-издевательскими плясовыми движениями. Встретив отпор, он останавливается как вкопанный, устремив прямо перед собой неподвижный, бешеный взгляд, протянув руки с растопыренными пальцами. На него словно нападает столбняк, предвестник того страшного оцепенения, которое потом нашлет на него Хозяйка Медной горы.
Выразительно «работают» чисто режиссерские детали - первое появление Северьяна, например, сделано так: широко распахивается дверь, и мы сначала видим только занесенную ногу в сапоге, ногу, готовую растоптать, раздавить, стереть в прах все, что встретится на пути. Затем Северьян входит и, чинно, истово перекрестившись на иконы, начинает разбойничать - гоняться за девушками, угрожать плеткой, пугать людей.
Мрак опустошенной хмельной души Северьяна раскрывается чисто танцевальными, пластическими средствами. Походка, мизансцены, паузы - все это в целом образует трагический, отчаянный и разнузданный пляс.
Образной выразительной силой полны танцы не только основных, но и эпизодических персонажей. Сколько безликих, штампованных цыганских танцев видели мы в балетных дивертисментах! Цыганский танец в балете «Каменный цветок» поставлен Григоровичем так, что становится настоящей танцевальной поэмой.
Кажется, если бы молодая цыганка не смотрела на него еще минуту, не оглянулась бы вовремя - быть беде, крови, неистовству. Но она увидела, посмотрела, улыбнулась, и он уже вьется над ней, полный какой-то дикой нежности, заслоняя ее своим телом, взмахами рук, как крыльями, от взоров толпы.
И во втором своем спектакле - «Легенда о любви» А. Меликова- созданном на основе пьесы Назыма Хикмета, Григорович продолжает целеустремленно искать приемы и средства, способные передать в балете сложнейшие философские и психологические проблемы.
Есть грань, когда человек вместо «хочу» говорит «должен», когда человеческое желание становится долгом, поступок - подвигом, осознание - постижением. Вот за эту грань создатели спектакля ведут своих героев. Балет воспевает способность человека к духовному преображению и взлету.
События спектакля - это как бы цепь нравственных испытаний, обязательств, возникающих перед людьми, определяющих их судьбу. Вот почему красота этого балета сурова. Его действие происходит на почти пустой, «по-рембра-ндтовски» скупо освещенной сцене, на фоне огромной книги древней летописи, словно запечатлевшей мудрость веков.
Спектакль развивается строго и внутренне торжественно, как некое театральное священнодействие, хореографическая мистерия о страстях человеческих. И вместе с тем это яркое представление, зрелище, изобилующее многими танцевальными трудностями,требующее от участников высокого профессионального умения, гибкости, ловкости.
На сцене появился Восток, увиденный глазами современных людей, современных художников. В старинном сказании их волнует прежде всего раздумье о смысле любви, о границах человеческого самоотвержения. В глубине огромная, покрытая загадочными письменами книга. Словно чья-то невидимая рука бесшумно перелистывает ее страницы, украшенные скупыми штрихами рисунков, изображающих дворцы, площади, горы.
Откуда-то из глубины появляется один, только один придворный, и по напряжению его шагов, его низко согнутой фигуры вы сразу догадываетесь о гнетущем страхе и скорби, которые дарят в покоях, откуда он вышел.
Сценой властно овладевает настроение подавленности, мучительного ожидания, тоски. Оформление, музыка, движения-все создает эту атмосферу напряженного ожидания. Все загадочно и страшно. Перед нами Восток легенды, таящий в себе возможность безмерной нежности, любви и безмерного коварства, жестокости.
Танцевальная насыщенность этого спектакля во всем соответствует насыщенности интеллектуальной. Последовательно, четко развивается и движется сюжет, но ясное танцевальное действие все время имеет свой «второй план», каждый сюжетный поворот осмысляется образно и философски.
Представьте себе хирурга, который делал бы сложнейшую и опаснейшую операцию не прикасаясь к «пациенту»- только одним излучением воли. Этот танец наполнен таким внутренним напряжением, что кажется, Незнакомец, уйдя из дворца, упадет бездыханный где-то среди песков пустыни, ибо все свои жизненные силы он вложил в это заклинание.
А во втором дуэте они как бы говорят о том, что любовь связала их навеки, и поэтому весь он строится на непрерывных, бесконечно меняющихся, но снова и снова соединяющих их поддержках.
Некоторые критики обвиняли Григоровича в том, что он слишком усложнил танцевальный язык дуэтов Ферхада и Ширин, что встречающиеся здесь изощренные акробатические приемы якобы делают эти дуэты недостаточно целомудренными. Но все дело в «истине страстей», и поэтому, когда Ширин опускается у ног возлюбленного в «шпагате», эта поза кажется не менее чистой и поэтичной, чем скромный, благородный полуарабеск.
Сам Григорович говорил о значении и смысле трех адажио «Легенды о любви»: «Первое адажио - первая встреча Ферхада и Ширин… Два юных существа… робки в проявлении чувств, и одновременно их тянет друг к другу какая-то непреодолимая сила. Они соединяются в общих стремлениях, но ни разу друг к другу не прикасаются…
Он опускается перед ней на колени - острый носок ее ноги упирается ему в грудь, она словно презрительно попирает его жестокое и трепещущее страстью сердце.
Он стремится к тому, чтобы танец и только танец выразил события и действие драмы.
В сцене погони никого «не ловят», никто ни за кем не бегает, но создается хореографический образ жестокого, неумолимого преследования.
Так же выразительно сделан финал второго акта, эпизод разлуки Ширин с уходящим в горы па подвиг Ферхадом. Несколько медленных, затрудненных шагов в глубь сцены, выразительность остановок, когда Ферхад и Ширин словно застывают, объятые безысходным отчаянием, создают впечатление долгого и мучительного пути.
Григорович стремится обнаружить в танце не только действенный, но и внутренний смысл происходящего. Он нашел прием, воплощающий «второй план» событий, «внутренние монологи» героев.
Вот впервые встретились три героя драмы - Ферхад, Ширин и Мехменэ, впервые взглянули в глаза друг Другу. Мгновенно выключается свет, три луча вырывают из темноты три фигуры. Смолкает оркестр, музыка еле слышно доносится откуда-то издалека, медленные, чуть заторможенные движения танца передают затаенные, сокровенные движения мыслей и чувств. Каждый из героев словно прислушивается к себе, ведет неслышный разговор со своим сердцем, со своей совестью. Останавливается время, мгновение длится бесконечно, решается главное, то, что определит потом судьбу всех троих. В этих танцевальных «внутренних» монологах во всей полноте раскрывается психологический мир персонажей.
Смущенный Ферхад каким-то трепетно искренним движением дотронулся до груди, словно думая о том, что он ничего не может положить к ногам великих цариц, кроме своего открытого для любви сердца. Властно и призывно протянула к нему руки Мехменэ, а Ширин даже не смотрит на него, но вся расцветает от его присутствия, трепещет, как белоснежная весенняя ветка, которой коснулся порыв ветра.
В каждом акте возникает это своеобразнейшее хореографическое трио, и всегда в самый напряженный момент действия - в момент торжественного шествия в первом акте, в финале погони во втором.
Постановщик внезапно и смело переключает эпический характер действия в чисто психологический, стремительное нарастание ритма сменяется сосредоточенным раздумьем. Только что мы были захвачены бушующим потоком событий, а теперь, затаив дыхание, всматриваемся в самую глубь человеческих сердец. Слепая стихия словно отступает и затихает перед сокровенным «разговором» трех сердец, когда на темной сцене в лучах танцуют трое - Ферхад, Мехменэ Бану и Ширин; это как бы эпизод с замедленным движением кадра, пластическое воплощение колебаний, сомнений, сложнейших внутренних противоречий. Интереснейшая форма пластического трио, полифоническое переплетение трех мелодий, хореографическое выражение невысказанного, непроизнесенного, спрятанного в глубине души.
Многообразно использует балетмейстер возможности кордебалетного танца. В «Легенде о любви» порой кордебалет оказывается действующим лицом драмы - тогда его танец приобретает очень четкие характерные черты. Массовый танец «золота» из первого акта создает впечатление бездушного блеска, ослепляющего утомительного мерцания. Возникает образ какой-то вечной, манящей и обманчивой суеты, образ сыплющихся дождем золотых монет.
Совершенно определенный характер имеет пластика придворных, соединяющая напыщенную важность с тайным страхом, подобострастием, надменную торжественность с униженной льстивостью низких, стелющихся поклонов.
Мерный, топчущий, отрывистый шаг в танце воинов почти страшен. Кажется, что сцену заполняют все новые и новые ряды полчищ, продуманность композиции создает впечатление нескончаемого движения, словно медленно.ползет грозная лавина, готовая в любую минуту обрушиться яростно и стремительно. В чеканной, величественной пластике воинов чудится звон богатого оружия, надменный топот бесчисленных, пышно украшенных скакунов, лес грозящих пик. Нет ни коней, ни пик, никакого оружия в руках актеров - все это возникает в воображении, толчок которому дает образный рисунок танца. Шествие воинов во втором акте становится символом грозной деспотии, слепой и бездушной, словно вытаптывающей все на своем пути. В упругом шаге воинов, в четкости маршеобразных движений скрыты страшные пружины разрушения. И эти пружины потом разворачиваются в диком, неудержимом темпе погони.
Танцы кордебалета создают нужную атмосферу, настроение. Трагической вариации Мехменэ предшествует танец придворных шутов и красавиц. Их бесстрастные лица-маски словно таят скрытую насмешку. Изысканная красота скользящих нервных движений девушек переплетается с резко подчеркнутым уродством горбатых, длинноруких шутов-прыгунов - в самой дворцовой атмосфере есть ужас каких-то неотвязных видений, мучающее Мехменэ столкновение уродства и красоты.
Картина дворцовых увеселений становится отражением воспаленного внутреннего мира Мехменэ Бану, почти кошмарным, бредовым сплетением пряной, томительной чувственности и трагического уродства. В этом парадоксальном сочетании изысканного танца персидских красавиц и гротесковых прыжков горбунов чудится боль и сарказм женщины уязвленной, несмотря на всю ее мудрость и власть.
Прозрачный, легкий танец девушек предваряет лирическую вариацию Ширин.
Особое значение приобретает танец кордебалета, сопровождающий монолог Мехменэ. Она танцует в черном костюме, и ее неотступно сопровождает вереница женщин в красных одеждах. Это пластическое, зримое воплощение страстей и раздумий измученной, страдающей царицы. В танце женщин есть и торжественное величие античного хора, и порывистость обезумевших вакханок, и усталая безнадежность трагических плакальщиц. Они строго и в то же время «издевательски» повторяют ее скорбные и мятущиеся движения, словно передразнивают отчаянные изломы ее тела, как бы многократным пластическим эхом повторяя ее вопли и стоны, зеркально отражая ее горестные и гневные порывы. В ней самой и уже независимо от нее живут десятки преследующих, измученных и неумолимых фурий.

Так в танцах кордебалета получают симфоническое развитие не только чисто пластические лейтмотивы основных персонажей, но и более сложные темы, связанные с миром внутренних, психологических переживаний героев.
Надменный и властный Визирь томим огромной безответной страстью, покорное и неистовое обожание Мехменэ Бану пронизывает его образ своеобразным и острым лиризмом. Он мог бы быть всего лишь эффектным балетным «злодеем», но стал полноправным участником драмы, ведущим свою лирическую линию, тесно сплетающуюся с линией трех основных героев. Недаром в последнем трио он имеет свою пластическую мелодию; по сути дела, это уже не трио, а квартет, ибо в «раздумья» трех героев явственно врывается и его горячий, скорбный «шепот».
Наиболее целен образ Ферхада, но и в нем то спорят, то соединяются безмерная нежность любви и суровость человека, одержимого своим долгом. Он идет на подвиг во имя любви, чтобы добыть прекрасную Ширин, но постепенно долг перед людьми, перед народом оттесняет любовные мечты и жизнь его становится безраздельным служением этому долгу.
Широкие танцевальные композиции в народных сценах создают образ великого терпения, достоинства и внутренней силы. В последнем монологе Ферхада начинают звучать мотивы торжества, ликования, широкого народного «пляса» - краски простые и радостные, словно просветляющие сумрачный колорит этой сложной философской трагедии.
В «Легенде о любви» все пронизано и освещено мыслью об ограниченности, о бессилии власти, ибо мощь грозной восточной деспотии, устрашающие пышные шествия и марши, раболепные и церемонные процессии придворных - все это возносит Мехменэ Бану над людьми, но и предопределяет ужас ее одиночества. Все ей подвластно, но ничто не может помочь осуществлению ее сокровенных желаний.
Нетерпеливо и упрямо тянется к счастью юная Ширин, и это столь естественное стремление безжалостно разбивается о неодолимые преграды. Последняя из них - добровольное шречешк Ферхада, его решение безраздельно отдать жизнь труду и дошу. И это решение в финале трактуется как взлет, как подвиг, который славит обретающий надежду народ, перед которым в конце концов склоняются и Мехменэ Бану и Ширин.
Хореографическая драматургия балета «услышана» в драматургии музыкальной. Не внешняя эффектность, изысканность оркестровки, а искренность лирического волнения и глубина мысли определяют значительность партитуры А. Меликова. Живописность отдельных эпизодов и номеров подчинена развитию основного конфликта, осуществленного в сочетании и борьбе лейтмотивов, характеризующих героев балета и проходящих через все произведение. Мелодическое своеобразие музыки, связанное с национальными, народными звучаниями, придает особый колорит всему спектаклю, но оно органически связано с подлинно симфоническим развитием тем, дающих балетмейстеру возможность создать балет, утверждающий принципы симфонического танца.
В «Легенде о любви», так же как и в других спектаклях Григоровича, нет ощутимого деления на танец и паптомиму, нет границы между классическим и характерным танцем. Его композиции основаны на хореографической классике, по классике сложной и неожиданно трактованной. Классические движения окрашены образным ощущением восточной пластики. Положение рук, рисунок поз, элементы акробатики - все это идет от образцов персидской миниатюры, от ее композиционных особенностей, изощренно прихотливых линий.
Стоит вспомнить «двухэтажную» композицию многих персидских миниатюр, фигуру танцовщицы, стоящей на руках, чтобы стали понятны многие особенности хореографического рисунка «Легенды о любви». И здесь мы встречаемся с творческим преломлением другой традиции русского балета - с принципами тончайшей хореографической стилизации, свойственной многим произведениям М. Фокина.
Из этой же традиции вырастает и редкое единение хореографа Ю. Григоровича с художником С. Вирсаладзе. В «Легенде о любви», в «Каменном цветке», «Щелкунчике», «Спартаке», «Лебедином озере», «Спящей красавице» концепция постановщика и решение художника неразрывно слиты, композиция танца и организация сценического пространства, хореографические оттенки, нюансы и цветовая гамма костюмов, цвет и свет оформления образуют неразрывное единство, целостность, заставляя вспомнить величайшую культуру русского балета, содружество Фокина с такими художниками, как Бенуа, Бакст, Головин.
Самобытность Григоровича неразрывно связана с культурой его хореографического мышления, определяющей присущие ему взыскательность.вкуса, содержательность, смысловую обоснованность.самых смелых его решений и находок.
Анализируя структуру партии Хозяйки Медной горы в («Каменном цветке», некоторые приемы дуэтного танца в «Легенде о любви», критики вспоминали.«Ледяную деву» Ф. Лопухова. И это не случайно. Находки замечательного балетмейстера так или иначе всегда жили в советском балете и были творчески восприняты Григоровичем.
Выразительность самой пластики не нуждается в мимическом подчеркивании, в так называемых «игровых деталях».
Но, с другой стороны, она требует от исполнителей огромного внутреннего насыщения, сдержанной, но глубокой эмоциональности, большого интеллекта. Чем сложнее и обобщеннее танцевальные формы, тем большей глубины постижения их смысла требуют они от исполнителей.
Танцевальный симфонизм Григоровича несомненно несет в себе черты нового, того, что мы слышим в симфониях Прокофьева и Шостаковича.
Вполне закономерно было обращение Григоровича к балетам Чайковского.
Он начал с постановки «Спящей красавицы» потому, что для него этот балет - «величайшее завоевание русской и мировой хореографии». «Со времени его постановки…- писал балетмейстер,- в сущности, началась эпоха симфонического балета».
Первая редакция «Спящей красавицы» Ю. Григоровича (1963) вызвала оживленные споры.
Обновленная «Спящая красавица» была интересна прежде всего хореографической принципиальностью, определенностью художественной «точки зрения», последовательностью творческого решения. С этим решением можно соглашаться или не соглашаться, можно найти те или иные просчеты и неудачи в его осуществлении, но нельзя не признать, что постановщик Ю. Григорович, дирижер Б. Хайкин, художник С. Вирсаладзе предложили единый и ясный замысел, что все компоненты и детали спектакля имели единую «точку схода».
Вскоре после премьеры «Спящей красавицы» Г. С. Уланова написала в газете ГАБТ «Советский артист» о том, что «Ю. Григорович… творчески, глазами художника сегодняшнего дня воспроизвел хореографию М. Петипа и развил ее в единой классической форме», о том, что в балете главное - «симфоническое развитие танца».
Уланова тонко подметила самое существенное в спектакле,- то, что он утверждал высокую культуру классического танца.
Григорович отбрасывал все идущее от пантомимы, от пластической статики, стремился.подчеркнуть и всячески развить симфоническое начало хореографии Петипа.
Предельная воздушность оформления С. Вирсаладзе, широта, певучесть и легкость хореографических построений создают впечатление неиссякающих, непрерывно струящихся, мощных щ радостных потоков света, воздуха, словно постепенно заливающих и заполняющих огромную сцену. Григорович пишет о работе художника: «Вирсаладзе своеобразно претворил принцип декораций театра XVIII века».
Сам Петипа в своем плане музыкально-хореографического действия «Спящей красавицы» намечал некоторые «иронически стилизаторские» штрихи вроде-к<людоеду надо дать лорнет».
Людоед с лорнетом! - в этой детали содержится изящно-шутливый намек на стиль театрально-придворного представления XVIII века. Отсюда и родился тот элемент легкой, чуть ироничной стилизации, который присутствовал в мизансценах, костюмах и декорациях спектакля. Отсюда родились такие пластические и постановочные детали, как издевательски церемонные поклоны и реверансы феи Карабос или учтивое расшаркивание волка в эпизоде «Красная Шапочка и Волк», появление Белой кошечки в элегантном портшезе, участие в танце Золушки и принца Фортюнэ пажей с зажженными канделябрами, образующих красивые декоративные группы, создающих маленький «спектакль в спектакле», крохотный сказочный «дворец во дворце».
Вот почему С. Вирсаладзе «среди бела дня» зажигает старинные праздничные люстры не только во дворце, но и в лесу, во время охоты, вот почему он шутливо и эффектно осеняет фею Карабос пышным черным балдахином, надевает на Аврору и Дезире пудреные парики, заковывает короля и королеву в невероятно, почти пародийно высокие воротники, этакие изящнейшие замысловатые «хомуты» лридвориого блеска и величия.
Очень удачно воздушное, лаконичное оформление дворцовых сцен, но несколько сухо и отвлеченно была воплощена в декорациях тема красоты природы, весеннего цветения. В эпизодах зарастания и панорамы на тюле появлялись условные зеленые штрихи, напоминающие - пусть тростят мне иронию - скорее чахлую болошую осоку, чем сказочные леса, сады и деревья
Здесь следует сказать об основном недостатке спектакля 1963 года, общем для его хореографии и декоративного оформления. Единство замысла и стиля вовсе не предполагает однообразия; такое большое произведение, такой длинный спектакль, как «Спящая красавица», непременно требует контрастов, контрастных решений и красок. Их-то как раз и не хватало спектаклю. Можно было спорить с тем, что Григорович слишком решительно отказался от сочиненных Петипа «историко-бытовых» и характерных танцев.
Постепенно начинала «приедаться», казаться слишком намеренной прозрачность оформления из тюля, не создавалось впечатления буйного разрастания цветов, деревьев, кустов в спящем царстве короля Флорестана.
Порой спектакль начинал напоминать гигантский «воздушный пирог», хотелось видеть в нем не только поэтику сказочных обобщений, но и какую-то театральную конкретность сказочного «быта».
Вот почему бледной казалась заново сочиненная сцена охоты, в ней не было опоры для создания симфонически сложного ансамбля и вместе с тем не было образа охоты, придворного «пикника».
Вряд ли необходимо было прибавлять танцевальные куски в партиях кавалеров принцессы, в результате чего они лишились нужного здесь ощущения чопорной галантности.
Напрасно старая, злая фея Карабос была превращена в молодую «роковую» красавицу. У Чайковского тема Карабос -тема зловещей, уродливой старости, завистливо ненавидящей красоту и радость юности. Вставшая на пуанты новая |Карабос не многим отличалась от феи Сирени. Утратив эффект контраста, феи в чем-то потеряли и сказочность: в спектакле действовали, скорее, не волшебницы, добрая и злая, а две элегантные придворные дамы, соревнующиеся в классических упражнениях, только одна в черном, а другая в светлом одеянии, одна поэнергичнее и порезче, а другая помягче.
И танцы новой феи Карабос, за исключением отдельных находок, были, по сути дела, безлики.
В своей второй редакции «Спящей красавицы» (1973) Григорович учел уроны спектакля 1963 года и вернулся к многообразию всех художественных средств, используемых Петипа. Ушла холодновато-парадная, чуть ироническая концертность танцевальносимфонического дивертисмента; новый спектакль балетмейстера расцвел всеми красками, приобрел радостно-праздничную живописность.
Эта живописность не только в замечательном оформлении Вирсаладзе, создающего поэтические образы тенистых дворцовых садов и парков, романтического осеннего леса в сцене охоты, удивительную картину панорамы, в которой сказочные ландшафты сменяются и плывут один за другим, «ак бы следуя неспешному роскошному разливу музыки, в ‘изысканных цветовых сочетаниях костюмов.
Живописность и в хореографической, пластической многоцветное- характерные танцы, жанровые эпизоды,(пантомимные куски естественно и органично сочетаются с пластами классических сюит, дуэтов и вариаций, создавая зрелище поразительной красоты и гармонии.
Тщательно возобновленные не только симфонически-танцевальные композиции, но и прелестные пантомимные сцены, историко-бытовые, характерные танцы - искусно и бережно реставрированный памятник, шедевр русской хореографии, который заставляет о многом задуматься.
Прежде всего он подтверждает и доказывает необходимость яркой театральности балетного зрелища, учит находить эффектные сочетания контрастов, разных хореографических пластов, когда пантомимно-характерные эпизоды, двигая и развивая сценическое действие, естественно приходят к обобщенно-философскому осмыслению этого действия в торжестве венчающего его симфонического, классического танца.
Петипа как бы дает нам множество наглядных и неопровержимых уроков. Старый балетмейстер предстает великим мастером хореографической композиции, это прежде всего вдохновенный и вместе с тем математически точный «архитектор танца». Во всем присутствует удивительное ощущение хореографической перспективы, широты и масштаба. Невольно любуешься Стройностью легких хореографических «колоннад», строгостью величественных «портиков», гармоничностью всего сложного «архитектурного ансамбля» спектакля.
В обновленной «Спящей красавице» Петипа предстает также удивительным мастером хореографической логики. Он достигает впечатления мудрой, спокойной гармонии, выраженной в изумительной согласованности музыки и танца.
Техническая виртуозность у Петипа почти всегда подчинена раскрытию образного смысла. Ведь каждая вариация фей - это, по сути дела, хореографический образ пленительных человеческих качеств - нежности, резвости, щедрости, беззаботности и смелости. В каждой вариации есть человеческое и, как ил странно это сказать но отношению к старому традиционно-сказочному балету, психологическое зерно. Точность тончайших хореографических штрихов очень метко рисует характер той или иной феи.
Балет «Спартак» в постановке Григоровича, удостоенный Ленинской премии, стал настоящим событием в жизни нашей хореографии.
Принимаясь за работу над этим спектаклем, балетмейстер шел на большой творческий риск и испытание. Москве были известны уже две хореографические редакции этого балета - И. Моисеева и Л. Якобсона. Но Григорович пошел на этот риск и одержал большую и бесспорную победу- Он решил его по-своему, неожиданно и самобытно. И решение это проистекает не из «духа противоречия», не из желания во что бы то ни стало опровергнуть своих предшественников. Замысел Григоровича абсолютно органнчен. Его редкая цельность создается непреложной внутренней убежденностью художника.
Спектакль захватывает своей железной логикой, и в самой этой логической четкости композиции, в точной последовательности разворота событий, в глубоко продуманном чередовании образных сопоставлений скрыт секрет его огромного эмоционального воздействия. Каждое звено спектакля кажется необходимым в цепи пламенных, неопровержимых «доказательств» единой, нервущейся, нигде не уходящей в сторону мысли.
Новую жизнь получила в спектакле полыхающая темпераментом, горящая ярчайшими красками музыка «Спартака». Б. Асафьев писал о рубенсовской пышности, о буйной роскоши мелодий композитора Арама Хачатуряна. Все это есть и в партитуре «Спартака», великолепно исполненной оркестром Большого театра.
Грандиозный размах темперамента и суровый рационализм спектакля поднимают его до высокой трагедии, придают всему происходящему на сцене философскую масштабность.
В основе воздействия спектакля - стройность его «архитектуры», соразмерность всех пропорций драматургического «здания». Этот, как сказано в программе, «балет в 3-х действиях, 12-ти картинах, 9-ти монологах» может служить образцом хореографической драматургии, строгой обоснованности композиционного решения.
В спектакле нет и тени помпезности, его танцевальная и эмоциональная щедрость соединена с лаконизмом композиционного замысла, безоговорочно отсекающим все побочные линии, персонажи и эпизоды.
«Спартак» в постановке Григоровича - спектакль могучих противопоставлений, потрясающих драматических контрастов. Римский полководец Красе и вождь восставших рабов Спартак, коварная куртизанка Эгина и чистая, любящая Фригия - все это образы крупные, цельные, смело обобщенные. В их непрерывной борьбе н столкновениях, в чередовании и переплетений их пластических тем и лейтмотивов все время бьется живой и напряженный пульс сценического действия. Точно так же борются, противостоят друг другу, ярко контрастируют стихии массовых танцев - тяжелый, маршеобразный ход римских легионеров и стремительные, бунтующие пробеги восставших; скорбные, словно стонущие танцы рабов и вакхические, разнузданные пляски мимов и куртизанок.
Поражает многоплановость спектакля, естественное сочетание многих хореографических пластов - грандиозность танцевальных сражений и битв сочетается с утонченным лиризмом любовных дуэтов, бешеный темперамент вакхических оргий с углубленным психологизмом пластических монологов героев.
Фильм дает своеобразную кинематографическую «квинтэссенцию» балетов Григоровича. Альдохин так показывает фрагменты спектаклей, что у вас остается яркое ощущение их образа и стиля. И самое главное - их внутренней содержательности, психологической емкости. Темой фильма становится интеллектуальное начало творчества Григоровича.
Абсолютно закономерно и обоснованно звучат за кадром слова хореографа: «В литературе все грани и тонкости любви рассказывают словами. У нас, в балете, все иначе. Балетмейстер должен рассказать о любви посредством движения тела своих героев. Но ведь любовь - это не только физическое влечение. Это очень сложный душевный процесс, который происходит между людьми, которые не могут жить друг без друга.
В фильме много интересных находок. Вот как, например, снято начало «Щелкунчика». На экране появляется лицо Григоровича, он смотрит вниз на просцениум, где, как заводные куколки, вышагивают крохотные фигурки гостей, идущих на новогодний бал. Лицо балетмейстера кажется здесь лукавым и таинственным ликом гофманского Дроссельмейера, сказочного мастера кукол. Этот прием сразу вводит нас в особую атмосферу спектакля.
«Спартак» и другие балеты Григоровича были с радостью встречены не только зрителями, актерами, но и представителями старшего и молодого поколений хореографов.

Артист балета, выдающийся балетмейстер, хореограф, педагог.
Заслуженный артист РСФСР (1957).
Народный артист РСФСР (1966).
Народный артист СССР (1973).
Народный артист Узбекской ССР (1981).
Заслуженный деятель Казахстана (1995).
Народный артист Республики Башкортостан (1996).
Герой Социалистического Труда (1986).

Учился в Ленинградском хореографическом училище у Бориса Шаврова и Алексея Писарева. Выпускником стал первым исполнителем партии Дона Карлоса в балете Леонида Якобсона «Каменный гость» (1946). После окончания училища в 1946 году был принят в труппу Ленинградского театра оперы и балета им. С. М. Кирова, где танцевал сольные характерные и гротесковые партии.

Сочинять танцы начал в балетной студии Ленинградского Дворца культуры имени А. М. Горького. Здесь в 1947 году он поставил свои первые балеты - «Аистёнок» Д. Д. Клебанова и «Славянские танцы» А. Дворжака, а в 1948 году - «Семеро братьев» на музыку А. Е. Варламова. В Театре оперы и балета им. С. М. Кирова дебютировал как постановщик танцев в операх, в 1957 году появился его первый полномасштабный балет, ставший поворотным пунктом для развития хореографического искусства второй половины XX века. В 1961-1964 - балетмейстер Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова.
В 1965 году окончил Государственный институт театрального искусства имени А. В. Луначарского (ГИТИС).

В 1964-1995 годах - главный балетмейстер Большого театра - период наивысшего художественного расцвета труппы, завоевание театром мирового признания и авторитета. «Bolshoi Ballet» совершил около ста триумфальных международных турне, закрепив лидерство русской классической школы балета. В 1991-1994 годах также руководил основанной им труппой «Большой театр - студия Юрия Григоровича». В 1993-1995 гг. сотрудничал с балетной труппой Башкирского государственного театра оперы и балета.

В 1995 году покинул Большой театр и начал работать с различными российскими и зарубежными коллективами. В 1996 году осуществил первую постановку в Краснодаре - сюиту из балета «Золотой век» Д. Шостаковича. Сотрудничество с новым коллективом (ныне Краснодарский Театр балета Юрия Григоровича) успешно продолжается и по сей день. C 2007 года руководит Краснодарским театром балета.

В феврале 2001 года вернулся в Большой театр и с 2008 года - постоянный штатный хореограф балетной труппы.

Бессменный руководитель жюри:
Международного конкурса артистов балета в Москве;
Международного конкурса балета имени Сержа Лифаря в Киеве;
Международного юношеского конкурса классического танца «Молодой балет России».
Также неоднократно возглавлял жюри конкурсов в Болгарии (Варна), Финляндии, США, Швейцарии, Японии
В 1974-1988 - Профессор балетмейстерского отделения Ленинградской консерватории.
В 1975-1989 - Президент Комитета танца Международного института театра, с 1989 - его почетный президент.
С 1988 - Заведующий кафедрой хореографии и балетоведения Московской государственной академии хореографии.
С 1989 - Президент Ассоциации (ныне Международный союз) деятелей хореографии.
С 1990 - Президент фонда «Русский балет».
C 1992 - Президент программы «Benois de la danse» под патронатом ЮНЕСКО.
C 1997 - действительный член Академии Гуманитарных наук.
C 2004 - Почётный член Российской академии художеств.
Почётный член Австрийского музыкального общества.
Профессор Академии Русского балета им. А. Я. Вагановой.

Супруга - Наталья Бессмертнова (1941-2008), выдающаяся русская балерина, солистка ГАБТ.

театральные работы

Репертуар в Ленинградском театре оперы и балета им. Кирова
1947 - «Татьяна» А. Крейна, балетмейстер В. Бурмейстер - Николай
1948 - «Баядерка» Л. Минкуса, хореография М. Петипа, В. Чабукиани, Н. Зубковского - Золотой божок
1949 - «Красный мак» Р. Глиэра, балетмейстер Р. Захаров - Акробат и Ли Шанфу
1949 - «Медный всадник» Р. Глиэра, балетмейстер Р. Захаров - Шут
1950 - «Шурале» Ф. Яруллина, балетмейстер Л. Якобсон - Шурале
1951 - «Половецкие пляски» в опере «Князь Игорь» А. Бородина, хореография М. Фокина - Половчанин
1951 - «Бахчисарайский фонтан» Б. Асафьева, балетмейстер Р. Захаров - Нурали и Юноша
1951 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева, хореография Л. Лавровского - Шут
1951 - «Вальпургиева ночь» в опере «Фауст» Ш. Гуно, хореография Л. Лавровского - Пан
1951 - «Конёк-Горбунок» Ч. Пуни, хореография М. Петипа, А. Горского, редакция Ф. Лопухова- Украинский танец
1951 - «Жизель» А. Адана, хореография Ж. Коралли, Ж. Перро и М. Петипа - Ганс
1952 - «Спящая красавица» П. Чайковского, хореография М. Петипа, редакция К. Сергеева - Кот в сапогах
1954 - «Щелкунчик» П. Чайковского, балетмейстер В. Вайнонен - Паяц и Китайский танец
1955 - «Тарас Бульба» В. Соловьёва-Седого, балетмейстер Б. Фенстер - Петро
1956 - «Спартак» А. Хачатуряна, балетмейстер Л. Якобсон - Ретиарий - первый исполнитель
1957 - «Каменный цветок» С. Прокофьева, балетмейстер Григорович - Северьян

Постановки в Ленинградском театре оперы и балета им. Кирова - Мариинском театре
1953 - танцы в опере «Садко» Н. Римского-Корсакова
1954 - танцы в опере «Риголетто» Дж. Верди
1957 - «Каменный цветок» С. Прокофьева
1957 - танцы в опере «Мать» Т. Хренникова
1959 - танцы в опере «Большая любовь» («Русалка») А. Дворжака
1959 - танцы в опере «Три толстяка» В. Рубина

1994 - «Раймонда» А. Глазунова

Постановки в Новосибирском театре оперы и балета

1961 - «Легенда о любви» А. Меликова
1962 - «Лебединое озеро» П. Чайковского
1977 - «Спартак» А. Хачатуряна, возобновление - 2011

Постановки в Большом театре
Оригинальные балеты
1959 - «Каменный цветок» С. Прокофьева
1965 - «Легенда о любви» А. Меликова, возобновление - 2002
1966 - «Щелкунчик» П. Чайковского
1968 - «Спартак» А. Хачатуряна
1975 - «Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева
1976 - «Ангара» А. Эшпая, возобновление - 1987
1979 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева, возобновление - 2010
1982 - «Золотой век» Д. Шостаковича, возобновления - 1994 и 2006

Редакции классических балетов
1963 - «Спящая красавица» П. Чайковского, хореография М. Петипа, 2-я редакция - 1973, 3-я редакция - 2011
1969 - «Лебединое озеро» П. Чайковского, хореография М. Петипа и Л. Иванова, 2-я редакция - 2001
1984 - «Раймонда» А. Глазунова, хореография М. Петипа, возобновление - 2003
1987 - «Жизель» А. Адана, хореография Ж. Коралли, Ж. Перро и М. Петипа
1991 - «Баядерка» Л. Минкуса, хореография М. Петипа, В. Чабукиани, Н. Зубковского и К. Сергеева
1994 - «Дон Кихот» Л. Минкуса, хореография А. Горского
1994 - «Корсар» А. Адана, хореография М. Петипа

Постановки в Краснодарском театре балета
1996 - сюита из балета «Золотой век» Д. Шостаковича
1997 - «Лебединое озеро» П. Чайковского
1997 - «Шопениана» на музыку Ф. Шопена
1997 - «Щелкунчик» П. Чайковского
1998 - «Раймонда» А. Глазунова
1999 - «Дон Кихот» Л. Минкуса
2000 - «Спартак» А. Хачатуряна
2000 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева
2002 - «Золотой век» Д. Шостаковича
2002 - «Тщетная предосторожность» П. Гертеля
2003 - «Баядерка» Л. Минкуса
2004 - «Каменный цветок» С. Прокофьева
2005 - «Корсар» А. Адана, хореография М. Петипа
2006 - «Легенда о любви» А. Меликова
2006 - «Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева
2007 - «Жизель» А. Адана
2008 - «Спящая красавица» П. Чайковского

Постановки в других театрах (в хронологическом порядке)
1955 - «Вальс-фантазия» М. Глинки - ЛХУ
1958 - танцы в опере «Эсмеральда» А. Даргомыжского - МАЛЕГОТ
1961 - «Каменный цветок» С. Прокофьева - Шведская Королевская опера
1961 - «Каменный цветок» С. Прокофьева - Театр оперы и балета «Эстония»
1962 - «Легенда о любви» А. Меликова - Азербайджанский театр оперы и балета имени М. Ф. Ахундова
1963 - «Легенда о любви» А. Меликова - Национальный театр (Прага)
1965 - «Каменный цветок» С. Прокофьева - Софийская народная опера
1973 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Венская государственная опера
1976 - «Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева - Опера де Пари, 2-я редакция - 2003
1978 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева - Опера де Пари
1981 - «Жизель» А. Адана - Оперный театр Анкары (Турция)
1981 - «Лебединое озеро» П. Чайковского - Римский оперный театр, возобновление - 1999
1983 - «Дон Кихот» Л. Минкуса - Датский Королевский балет
1985 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Финский Национальный Балет
1989 - «Раймонда» А. Глазунова - Ла Скала
1990 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Софийская народная опера
1992 - «Жизель» А. Адана - Софийская народная опера
1993 - «Тщетная предосторожность» П. Гертеля - Башкирский театр оперы и балета
1995 - хореографическая сюита «Полтавский бой» в опере «Мазепа» П. Чайковского - Театр Вельки, Варшава
1995 - «Дон Кихот» Л. Минкуса - Башкирский театр оперы и балета
1995 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Башкирский театр
1995 - «Лебединое озеро» П. Чайковского - Башкирский театр
1996 - «Спящая красавица» П. Чайковского - Театр Вельки, Варшава
1997 - «Раймонда» А. Глазунова - Большой театр Республики Беларусь
1997 - «Легенда о любви» А. Меликова - Екатеринбургский театр оперы и балета
1998 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Национальный театр оперы и балета Республики Молдова
1998 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Национальный театр (Прага)
1999 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева - Кремлёвский балет
1999 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Грузинский театр оперы и балета им. Палиашвили
1999 - «Лебединое озеро» П. Чайковского - Театр оперы и балета Республики Саха (Якутия)
2000 - «Легенда о любви» А. Меликова - Оперный театр Стамбула
2000 - «Спартак» А. Хачатуряна - Римский оперный театр
2000 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Национальный Балет Кореи
2001 - «Щелкунчик» П. Чайковского - Оперный театр Стамбула
2001 - «Лебединое озеро» П. Чайковского - Национальный Балет Кореи (Сеул)
2001 - «Раймонда» А. Глазунова - Национальный театр (Прага)
2001 - «Спартак» А. Хачатуряна - Национальный Балет Кореи (Сеул)
2001 - «Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева - Кремлёвский балет
2004 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева - Театр оперы и балета Республики Саха (Якутия)
2007 - «Корсар» А. Адана - Кремлёвский балет
2007 - «Спартак» А. Хачатуряна- Красноярский театр оперы и балета
2008 - «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева - Национальный Балет Кореи (Сеул)
2008 - «Каменный цветок» С. Прокофьева - Московский академический музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко
2009 - «Спартак» А. Хачатуряна - Армянский театр оперы и балета
2009 - «Тщетная предосторожность» П. Гертеля - Московская государственная академия хореографии на сцене Большого театра
2010 - «Раймонда» А. Глазунова - Национальный Балет Кореи (Сеул)
2012 - «Корсар» А. Адана - Башкирский театр оперы и балета

призы и награды

1957 - Медаль «В память 250-летия Ленинграда».
1959 - Орден науки и искусства Республики Египет.
1969 - Премия имени Сергея Дягилева Парижской академии танца.
1970 - Юбилейная медаль «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».
1970 - Ленинская премия
1972 - Почетный приз Парижской академии танца.
1976 - Орден Ленина.
1977 - Орден «Кирилл и Мефодий» 1-ой степени (Болгария).
1977 - Государственная премия СССР.
1977 - Медаль «100 лет Освобождения Болгарии от османского рабства».
1980 - Почётный гражданин Варны.
1981 - Орден Октябрьской революции.
1983 - Государственная премия Узбекской ССР.
1985 - Государственная премия СССР - за создание художественно-спортивных программ XII Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Лужниках, Москва.
1986 - Орден Ленина.
1987 - Орден Народной Республики Болгария 1-ой степени.
1997 - Медаль Вацлава Нижинского Министерства культуры Польши.
2001 - Орден искусств «Янтарный крест», высшая награда Русской академии искусствознания и музыкального исполнительства.
2001 - Приз «Душа танца» журнала «Балет» (номинация «Маг танца»).
2002 - Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени.
2002 - Орден «Знак пошани» (Знак Почёта), высшая награда мэра города Киева.
2002 - Знак отличия «370 лет Якутия с Россией».
2002 - Премия имени Фёдора Волкова за вклад в развитие театрального искусства Российской Федерации.
2003 - Национальная театральная премия «Золотая маска» в номинации «За честь и достоинство».
2003 - Знак отличия «Гражданская доблесть» Республики Саха (Якутия).
2003 - Почётный гражданин Кубани.
2003 - Медаль «Герой труда Кубани» (Краснодарский край).
2004 - Орден «За заслуги» (Украина) ІІІ степени.
2004 - Медаль Национальной оперы Украины к 100-летию Сержа Лифаря
2004 - Почётный знак Министерства культуры и искусства Украины «За личный вклад в развитие искусства».
2005 - Высшая театральная премия Санкт-Петербурга «Золотой софит»
2005 - Орден Достык.
2006 - Премия «Российский национальный Олимп» в номинации «Человек-эпоха», медаль «За честь и доблесть».
2006 - Премия и медаль имени Людвига Нобеля.
2007 - Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени.
2007 - Орден Франциска Скорины.
2008 - Премия «Овация».
2009 - Орден Почёта (Армения).
2011 - Орден «За заслуги перед Отечеством» I степени.

Премия правительства РФ в области культуры (2011) - за постановку спектакля «Тщетная предосторожность» П. Гертеля
III премия Международного конкурса балетмейстеров и артистов балета в Токио (1976)
Премия имени Г. Товстоногова «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства» (2005)
Национальная премия «Россиянин года» в номинации «Триумф» (ООО «Российская академия бизнеса и предпринимательства», 2007)
Международная премия «За искусство танца имени Л. Мясина» в категории «За выдающиеся заслуги» (Позитано, Италия, 2013)
Международная Премия Станиславского (Международный Фонд К.С.Станиславского, 2015)

Народный артист СССР, Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, премии Правительства Российской Федерации, кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» I, II и III степени, почетный гражданин города Варны (Болгария), Кубани

Юрий Григорович - выдающийся хореограф и педагог. Его творчество стало не только национальным достоянием России, но и этапом в развитии мирового балетного театра. Автор одиннадцати оригинальных балетов и собственных редакций практически всех классических балетов, составляющих основу репертуара Большого театра, Григорович открыл двери в большую балетную судьбу многим талантливым исполнителям.

Родился 2 января 1927 года в Ленинграде. Отец - Григорович Николай Евгеньевич был служащим. Мать - Григорович (Розай) Клавдия Альфредовна вела домашнее хозяйство. Супруга - Бессмертнова Наталья Игоревна, народная артистка СССР (1941-2008).

Родители Ю.Н. Григоровича с искусством связаны не были, но любили его и относились к нему очень серьезно. Дядя Юрия Николаевича по матери - Г.А. Розай был видным танцовщиком, выпускником петербургской балетной школы, участником парижских сезонов в антрепризе С. Дягилева. Это в большой мере повлияло на интерес мальчика к балету, и потому его отдали учиться в знаменитое Ленинградское хореографическое училище (ныне Государственная академия хореографического искусства имени А.Я. Вагановой), где он занимался под руководством педагогов Б.В. Шаврова и А.А. Писарева.

Сразу после окончания хореографического училища в 1946 году Ю.Н. Григорович был зачислен в балетную труппу Государственного академического театра оперы и балета имени С.М. Кирова (ныне Мариинский театр), где он проработал солистом до 1961 года. Здесь он исполнял характерные танцы и гротесковые партии в классических и современных балетах. Среди его ролей этого времени - Половчанин в опере «Князь Игорь» А.П. Бородина, Нурали в «Бахчисарайском фонтане» Б.В. Асафьева, Шурале в «Шурале» Ф.З. Яруллина, Северьян в «Каменном цветке» С.С. Прокофьева, Ретиарий в «Спартаке» А.И. Хачатуряна и другие.

Несмотря на успехи в танцевальном искусстве, молодого артиста с самого начала тянуло к самостоятельной балетмейстерской работе, к сочинению танцев и к постановке больших спектаклей. Совсем юношей, в 1948 году он поставил в Ленинградском Доме культуры имени А.М. Горького балеты «Аистенок» Д.Л. Клебанова и «Семеро братьев» на музыку А.Е. Варламова. Спектакли удались и обратили внимание специалистов на начинающего хореографа.

Однако подлинный успех пришел к Ю.Н.  Григоровичу после постановки на сцене театра имени С.М. Кирова балетов «Каменный цветок» С.С. Прокофьева (по сказу П.  Бажова, 1957) и «Легенда о любви» А. Меликова (по пьесе Н. Хикмета, 1961). Позднее эти спектакли были перенесены на сцену Большого театра (1959, 1965). «Каменный цветок» Ю.Н. Григорович ставил также в Новосибирске (1959), Таллине (1961), Стокгольме (1962), Софии (1965) и в других городах; «Легенду о любви» - в Новосибирске (1961), Баку (1962), Праге (1963) и в других городах.

Спектакли эти имели оглушительный успех, вызвали множество публикаций в прессе, положили начало дискуссии о путях развития отечественного балета. Первые зрелые работы Григоровича обобщили завоевания предшествующего балетного театра, подняли его на новый уровень. Они углубили традиции хореографического искусства, возродив забытые формы классики, и вместе с тем обогатили балет новаторскими достижениями. В отличие от односторонне драматизированных балетов-пьес предшествующего периода, где танец нередко приносился в жертву пантомиме, а балет уподоблялся драматическому спектаклю, здесь царит на сцене развитая танцевальность, действие выражается прежде всего танцем. Основой хореографического решения в этих спектаклях был классический танец, обогащенный элементами других танцевальных систем, в том числе народного танца.

Высокого развития у Ю.Н. Григоровича достигают сложные формы симфонического танца (ярмарка в «Каменном цветке», шествие и видение Мехменэ Бану в «Легенде о любви»). Ю.Н. Григорович дает здесь не танцы на ярмарке (как было бы в балетах предшествующего этапа), а ярмарку в танце, не бытовое шествие, а танцевальный образ торжественного шествия. Оба этих спектакля были оформлены выдающимся театральным художником С.Б. Вирсаладзе, который затем сотрудничал с Ю.Н. Григоровичем до самой своей кончины в 1989 году. Костюмы, созданные им, как бы развивают «живописную тему» декорации, оживляя ее в движении и претворяясь в своеобразную «симфоническую живопись», соответствующую духу и течению музыки. Про С.Б. Вирсаладзе справедливо говорили, что он одевает не столько персонажей спектакля, сколько сам танец.

Вместе со спектаклями Ю.Н. Григоровича вступило в жизнь новое поколение талантливых исполнителей, определивших достижения отечественного балета в последующие десятилетия. В Ленинграде это А.Е. Осипенко, И.А. Колпакова, А.И. Грибов, в Москве - В.В.  Васильев и Е.С. Максимова, М.Л. Лавровский и Н.И. Бессмертнова и многие другие. Все они выросли на спектаклях Ю.Н. Григоровича. Исполнение ведущих ролей в его балетах явилось этапом на их творческом пути. Вполне естественно, что после такого яркого балетмейстерского дебюта Ю.Н. Григорович был назначен сначала балетмейстером театра имени С.М. Кирова (в этой должности он проработал с 1961 по 1964 год), а затем приглашен в качестве главного балетмейстера в Большой театр и занимал эту должность с 1964 по 1995 год (в 1988–1995 годах он назывался художественным руководителем балетной труппы).

В Большом театре Ю.Н. Григорович после переноса «Каменного цветка» и «Легенды о любви» поставил еще двенадцать спектаклей. Первым из них стал «Щелкунчик» П.И. Чайковского (1966), который в его трактовке из детской сказки превратился в философско-хореографическую поэму с большим и серьезным содержанием. Ю.Н. Григорович создал здесь целиком новую хореографию на основе полной, без каких-либо изменений партитуры П.И.  Чайковского. Весь спектакль в декорациях и костюмах С.Б. Вирсаладзе отличается чарующей волшебной красотой, которая становится символом утверждаемого на сцене добра. Он имел огромный успех, много положительных отзывов в прессе и до сих пор идет на сцене театра.

Дальнейшее развитие творчество Ю.Н. Григоровича получило в постановке балета «Спартак» А.И. Хачатуряна (1968). Отойдя от первоначального описательно-повествовательного сценария Н.Д. Волкова, Ю.Н. Григорович построил спектакль по собственному сценарию на основе крупных хореографических сцен, чередующихся с танцевальными монологами главных действующих лиц. Подобно тому как в музыкальном искусстве существует жанр концерта для солирующего инструмента (скрипки, фортепиано) с оркестром, Ю.Н. Григорович в шутку говорил, что его постановка - это как бы спектакль для четырех солистов с кордебалетом.

Совместно с композитором А.И. Хачатуряном Ю.Н. Григорович создал новую музыкальную редакцию произведения. Каждый акт заканчивался своеобразной «финальной точкой»: барельефной пластической композицией, как в фокусе собирающей прошедшее действие. Помимо таких статических групп, завершающих каждую картину, в спектакле было еще немало других эффектных моментов. Когда Спартака поднимали на пронзающие его пики воины Красса, зал ахал от силы этого эффекта.

Но успех «Спартака» определился не только яркостью танцевальных и сценическо-постановочных находок, но и его огромной обобщающей силой. Это была не иллюстрация к эпизоду из древней истории, а поэма о борьбе с нашествием и гнетущими силами вообще, о трагической неодолимости зла, о бессмертии героического подвига. И поэтому происходящее на сцене воспринималось удивительно современно.

Успех Ю.Н. Григоровича здесь разделили, как всегда, художник С.Б. Вирсаладзе и замечательный состав исполнителей. Спартака танцевали В.В. Васильев и М.Л. Лавровский, Фригию - Е.С. Максимова и Н.И. Бессмертнова, Эгину - Н.В. Тимофеева и С.Д. Адырхаева. Но подлинным открытием стал М.Э. Лиепа в роли Красса. Уже до этого прославившийся как выдающийся классический танцовщик, здесь он создал образ, поразивший единством танцевального и актерского мастерства.

Как выдающееся произведение отечественного искусства «Спартак» Ю.Н. Григоровича в 1970 году был удостоен высшей награды - Ленинской премии. Это пока единственное конкретное произведение балетного театра, получившее Ленинскую премию. Показанный в США и в ряде европейских стран, спектакль всюду имел ошеломляющий успех. Ю.Н. Григорович получил мировое признание. Балетмейстер ставил его потом на многих сценах в стране и за рубежом. А в Большом театре «Спартак» идет уже почти полвека, украшая его репертуар.

Линия исторического сюжета в творчестве Ю.Н. Григоровича была продолжена в постановке «Иван Грозный» на музыку С.С. Прокофьева, осуществленной в Большом театре в 1975 году. В 1976 году Ю.Н. Григорович поставил этот балет также в Парижской опере. Он сам создал сценарий, а композитор М.И. Чулаки - музыкальную композицию из разных произведений С.С. Прокофьева, в том числе из его музыки к кинофильму «Иван Грозный». В спектакле создается психологически сложный образ личности, проносящей свою идею через множество трудностей. Открытием этого спектакля стал артист Ю.К.  Владимиров, для которого хореограф сочинил партию главного героя, которую тот исполнил с поистине трагедийной силой. Создал Ю.Н. Григорович также и два спектакля на современную тему, воплощение которой в балете имеет особые трудности. Как совместить условность танцевального искусства и балетного театра с обликом человека и реалиями современной жизни? Балетмейстеры не раз спотыкались и терпели неудачи в решении этой задачи. Ю.Н. Григорович решил ее с присущим ему талантом.

В 1976 году он поставил в Большом театре балет «Ангара» А.Я. Эшпая, созданный по пьесе А.Н. Арбузова «Иркутская история», в те годы очень популярной в стране и шедшей на сценах многих театров. Благодаря своим новым творческим принципам, которые предполагают отказ от бытовизма, описательности, заземленности и создание обобщенных танцевально-симфонических образов, Ю.Н. Григоровичу удалось избежать какой-либо фальши в решении современной темы.

За удачное художественное решение современной темы в балете «Ангара» Ю.Н. Григорович был удостоен в 1977 году Государственной премии СССР. Вторую Государственную премию он получил в 1985 году за создание ряда праздничных хореографических действий.

Другой спектакль Ю.Н. Григоровича, связанный с современностью, - это «Золотой век» Д.Д. Шостаковича, поставленный в Большом театре в 1982 году. Впервые этот балет Д.Д. Шостаковича был показан в 1930 году в постановке других балетмейстеров, но успеха не имел из-за плохого, наивного сценария. Поэтому, обратившись к этому произведению, Ю.Н.  Григорович прежде всего создал совершенно новый сценарий. В связи с этим возникла необходимость дополнить и музыку. В партитуру были введены эпизоды из других сочинений Д.Д. Шостаковича: медленные части из Первого и Второго фортепьянных концертов, отдельные номера из «Джаз-сюиты» и другие. Социальный конфликт в спектакле стал раскрываться через столкновение живых человеческих индивидуальностей. Исполнительским открытием спектакля стал Г.Л.  Таранда в образе двуличного главного героя. Новыми гранями заблистало также дарование Н.И. Бессмертновой в главной женской роли. В декорациях и костюмах С.Б. Вирсаладзе удалось сочетать приметы современности с условностью хореографического действия.

В творчестве Ю.Н. Григоровича большое место занимают также постановки классики. Он поставил все три балета П.И. Чайковского. Но в «Щелкунчике» старая хореография не сохранилась, и потому балетмейстер всю ее сочинил заново. А в «Лебедином озере» и в «Спящей красавице» ему пришлось столкнуться с проблемой сохранения классической хореографии и вместе с тем развития и дополнения ее в связи с новой образной концепцией целого. Оба этих произведения Ю.Н. Григорович поставил в Большом театре дважды, создавая в каждый раз новую редакцию-версию.

«Спящую красавицу» Ю.Н. Григорович первоначально воплотил еще до перехода в этот театр на работу - в 1963 году. Но остался неудовлетворенным этой постановкой и вернулся к данному произведению через 10 лет. Балетмейстер бережно сохранил здесь всю классическую хореографию, созданную М.И. Петипа, но дополнил ее новыми эпизодами (танец вязальщиц, царство Карабос и др.).

Первая постановка «Лебединого озера» осуществлена Ю.Н. Григоровичем в 1969 году. В балете, созданном П.И. Чайковским, главные герои в конце гибли. В сценической же истории балета по указанию руководящих инстанций этот конец был изменен, и спектакль заканчивался торжеством добра и победой главных героев над злыми силами. Тогда замысел балетмейстера, связанный с усилением трагедийного начала на протяжении всего произведения, остался воплощенным не полностью. Осуществить его во всей глубине удалось лишь в 2001 году в новой постановке «Лебединого озера» в Большом театре.

Следует отметить удивительное хореографическое совершенство этой постановки. Ю.Н.  Григорович необычайно тактично соединил хореографию Л.И. Иванова, М.И. Петипа, А.А. Горского и свою в единое, непрерывно развивающееся, стилистически однородное целое, в своеобразную хореографическую симфонию, в которой выявляются и характеры героев, и движение драматического действия, и смены эмоциональных состояний, и целостная философская концепция произведения.

Из классических балетов Ю.Н. Григорович поставил в Большом театре также «Раймонду» А.К. Глазунова (1984), «Баядерку» Л.У. Минкуса (1991), «Корсар» А. Адана - Ц. Пуни и «Дон Кихот» Л.У. Минкуса (оба - в 1994 году), а также осуществил эти балеты, как и «Жизель» А. Адана, в различных городах России и во многих зарубежных странах.

Во всех этих постановках он давал практический ответ на широко дискутировавшийся в те годы вопрос: как ставить балетную классику? Спектакли Ю.Н. Григоровича в равной мере чужды двух ошибочных крайностей: музейного подхода к классике и ее искусственной модернизации. Они органически сочетают традиции и новаторство, бережное сохранение классики и ее современное прочтение, подчеркивание всего лучшего в наследии и тактичное дополнение и развитие его в связи с новыми концепциями.

Ю.Н. Григорович трижды ставил балет своего любимого композитора С.С. Прокофьева «Ромео и Джульетта». Сначала он осуществил его в Парижской опере в 1978 году в двух актах. Затем создал трехактную версию в 1979 году на сцене Большого театра. И наконец, - новую редакцию на сцене Кремлевского дворца съездов в 1999 году.

Педагог и крупный общественный деятель - Григорович в 1974–1988 годах был профессором балетмейстерского отделения Ленинградской консерватории. С 1988 года заведует кафедрой хореографии в Московской государственной академии хореографического искусства.

В 1975–1985 годах Ю.Н. Григорович был президентом Комитета танца Международного института театра при ЮНЕСКО (в настоящее время - почетный президент). С 1989 года он президент Ассоциации (ныне Международный союз) деятелей хореографии, а с 1990 года - президент фонда «Русский балет». В 1991–1994 годах Ю.Н. Григорович был художественным руководителем хореографической труппы «Юрий Григорович балет», показывавшей свои спектакли в Москве, в городах России и за рубежом. Многие годы он был председателем жюри Международных конкурсов артистов балета в Москве, Киеве и Варне (Болгария), а также ежегодного Международного приза «Бенуа де ля данс». C 2004 - почетный член Российской академии художеств, почетный член Австрийского музыкального общества. Профессор Академии русского балета им. А.Я. Вагановой.

Уйдя в 1995 году со штатной работы в Большом театре, Ю.Н. Григорович создал Краснодарский театр Юрия Григоровича, входящий в состав Краснодарского творческого объединения «Премьера» имени Леонарда Гатова. За эти годы на Краснодарской сцене поставлены все балетные спектакли из репертуара великого хореографа. Он осуществил множество своих балетов и классических спектаклей в городах России и во многих зарубежных странах, причем каждый раз не механически переносил их на другие сцены, а создавал новые редакции и версии, совершенствуя свои постановки. Он явился пропагандистом русского балета на многих сценах мира. С 2008 года Юрий Николаевич вновь главный балетмейстер Большого театра. Большой театр возвращает «Золотой век» - балет на музыку Дмитрия Шостаковича в постановке Юрия Григоровича и посвящает капитальное возобновление спектакля двум знаменательным датам: 110-летию со дня рождения Шостаковича и 90-летию Ю.Н. Григоровича, которое он отметил 2 января 2017 года. Восстановленный «Золотой век» в репертуаре Большого театра станет 11-й постановкой маэстро.

В кино экранизированы балеты Ю.Н. Григоровича «Спартак» (1976) и «Иван Грозный» (1977). Его творчеству посвящены фильмы «Балетмейстер Юрий Григорович» (1970), «Жизнь в танце» (1978), «Балет от первого лица» (1986), многосерийный телефильм «Юрий Григорович. Роман с Терпсихорой» (1998), книга В.В.  Ванслова «Балеты Григоровича и проблемы хореографии» (М.: Искусство, 1969, 2-е изд., 1971), альбом А.П. Демидова «Юрий Григорович» (М.: Планета, 1987).

Ю.Н. Григорович - народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат премии Правительства Российской Федерации, Ленинской и Государственных премий, народный артист Республики Башкортостан, заслуженный деятель искусств Казахстана, Герой труда Кубани, лауреат премии Сергея Дягилева Парижской академии танца, многочисленных театральных премий.

Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» I, II и III степени. Награжден двумя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденами Народной Республики Болгария I степени, «Кирилл и Мефодий» I степени (Болгария), украинскими орденами «За заслуги» III степени и «Знак почёта», орденом Франциска Скорины, орденом Почёта (Армения), медалью Вацлава Нижинского (Польша), медалью имени Людвига Нобеля и многими другими.

Почетный гражданин города Варны (Болгария), Кубани.

Гениальная балерина Галина Сергеевна Уланова в одном из своих интервью говорила: «Каков Юрий Николаевич в совместной работе? Одержимый фанатик. Человек огромной работоспособности. Когда ставит новый спектакль, всем бывает нелегко: жесткий, требовательный, придирчивый к себе и другим… Каждая партия в балетах Юрия Николаевича решена до мельчайших деталей. Воплотить все задуманное им в сложнейших спектаклях дано, с моей точки зрения, только очень талантливым исполнителям. Не случайно в его постановках многие актеры открылись с новых сторон и тем определили свою судьбу».

Гений отечественной музыки Дмитрий Дмитриевич Шостакович говорил: «В его хореографических образах живет настоящая поэзия. Все лучшее из области хореографии - в смысле соотношения классических традиций и современных средств. Здесь торжествует танец. Все выражено, все рассказано его богатейшим языком - образным, самобытным, открывающим, я думаю, новый этап в развитии советского театра».

Спектакли в честь знаменитого хореографа проходят в Москве, Петербурге и Башкирии. Готовятся к чествованию самого известного русского хореографа в Японии. Накануне юбилея Юрий Николаевич получил высокую награду России — орден «За заслуги перед Отечеством» I степени.

Долгая и славная жизнь Григоровича в балете исчисляется восемью десятилетиями. Эпоха Григоровича в Большом номинально длилась три десятилетия и после вынужденного антракта продолжается и теперь. На главной сцене страны он поставил 16 балетов, в ряду первых - «Щелкунчик», «Спартак», «Иван Грозный», «Ромео и Джульетта», «Легенда о любви», «Золотой век». Под занавес сезона двадцатилетие отметит Международная балетная премия Benois de la Danse - еще одно детище Григоровича. Дальше - новая редакция балета «Иван Грозный» на музыку Прокофьева и плотный график гастролей, премьер. Без скидок на возраст.

культура: Есть три основных города в Вашей жизни: Ленинград с артистической молодостью и первыми опытами хореографа, Москва с историей Большого балета и Краснодар, где Вы создали свой театр. Что важнее - место, где Вы работаете, или то, над чем идет работа?
Григорович: Эти три города сыграли большую роль в моей судьбе - для меня это не географические точки. В Ленинграде, на Моховой, я родился. На сцене Кировского театра родились мои первые балеты «Каменный цветок» и «Легенда о любви», и это было отнюдь не на закате артистической карьеры.

Переход в Москву, столичный город, был приятен, да и трудно представить человека, который отказался бы от должности главного балетмейстера Большого театра. Я попал в коллектив, где надо было осваиваться, - ведь в Кировский балет я входил естественно, с порога школы, в 17 лет. Приглашение в Краснодар получил, когда сделался свободным художником, и создал труппу, которая пользуется успехом. Сейчас, например, уезжает на долгие гастроли в Америку, а недавно вернулась из Греции.

культура: На Ваш век выпали разные времена, можно сказать, разные эпохи, и при всех обстоятельствах Вы неизменно оказывались востребованным. Когда было комфортнее?
Григорович: Меня всегда хотят соотнести с политическими системами, называют то шестидесятником, то диктатором, то корят за близость к властям. Я же всегда был увлечен творчеством, и творчество было для меня главным. Важны были театр, труппа, рождение спектаклей. Тридцать лет в Большом театре - конечно, самый интенсивный период моей творческой жизни, и это - удивительное время. В определенной степени наше балетное искусство остается вне государственных границ и вне политических систем. В разных странах я встречался со многими эмигрантами - Верой Каралли и Сержем Лифарем, Юрием Зоричем и Брониславой Нижинской, Тамарой Тумановой и Игорем Стравинским. Поверьте, не политика становилась темой наших бесед, мы говорили о балете, его прошлом, настоящем и будущем.

культура: Судьба действительно щедро дарила Вам встречи, и Вы рассказываете о Шостаковиче, помощнике Петипа Ширяеве, Улановой, Семеновой, Баланчине так, словно беседовали с ними вчера. Означает ли это, что эти пересечения для Вас важнее нынешних?
Григорович: Люди, с которыми связывала меня творческая и личная дружба, всплывают в памяти зачастую невольно. Тогда появляется острое желание с ними поговорить, как будто что-то недоговорил. Но они уже ушли. Сейчас другое поколение, по возрасту они для меня дети и даже внуки.

культура: Практически все Ваши спектакли созданы в соавторстве с художником Симоном Вирсаладзе, который сам говорил, что после встречи с Вами ни с кем не работал. Кем он был для Вас - ведь после его ухода Вы так и не нашли своего художника?
Григорович: Мы работали очень интенсивно. Он был не только замечательный художник театра, но интереснейший человек, эрудит. Многое ушло вместе с Сулико Багратовичем, как и с Федором Лопуховым, с Наташей Бессмертновой... Уходят дорогие люди, и вместе с ними - важные части моего мира. Вирсаладзе не был моим родственником или другом детства - у нас большая разница в возрасте, он был гораздо - почти на 20 лет - старше меня, кем-то вроде учителя. Когда я работал как артист, он делал многие спектакли, оперные и балетные, снимал кино с Козинцевым. Его работы я знал, и они мне очень нравились. Получив предложение поставить балет «Каменный цветок», я робко спросил Сулико Багратовича: может быть, ему будет интересно, все-таки замечательная музыка Прокофьева... Он согласился.

культура: Чутьем поверил в Ваши силы?
Григорович: Он был на премьере моего балета «Аистенок» в ленинградском Дворце культуры имени Горького. Мне было тогда 19 лет, и я сразу поставил большой трехактный балет для самодеятельного хореографического коллектива, очень известного в те годы. К тому же я ставил в театре танцы в операх и выпустил довольно большую работу - хореографические сцены в опере «Садко». Сулико Вирсаладзе ответил согласием, и так мы с ним проработали всю жизнь. Когда он ушел, многое в жизни изменилось: я так и не смог найти ему замены.

культура: Чтобы поставить балет, что для Вас самое важное? Почему с самого начала сложился многоактный формат Ваших спектаклей?
Григорович: Что самое важное? Захотеть поставить. Предлогом может быть все, что угодно. И личное - любовь, счастье и его невозможность. Чаще - музыка, иногда - литература. Мысли, идеи, суждения могут укрепить желание ставить. В «Иване Грозном» стимулом стала музыка Прокофьева к кинофильму Эйзенштейна, она не оставляла меня, хотелось, чтобы зазвучала в балете. А что касается формата, для меня важно найти синтез музыки, пластического языка, сценографии, актерских работ. Для этого необходима большая многоактная форма с сюжетным развитием, характерами, конфликтами. Драматургией.

культура: Вы воспитали нес­колько поколений танцовщиков Большого театра, сейчас работаете с молодыми. Если добавить поколение, к которому принадлежали Вы как танцовщик и еще дальше - Ваши родные (Вы же из балетной семьи), то к кому, как не к Вам, адресоваться с вопросом: как меняется тип актерской личности?
Григорович: Все изменяется: время и характеры, мировоззрение и отношения. Мы же вступили в новую фазу человечества. Я начинал тогда, когда не было телевизоров, а сейчас - космос и интернет. Всегда работал с молодыми - и в своем дебютном «Каменном цветке», и в «Спящей красавице», совсем недавно открывавшей после ремонта историческую сцену Большого театра. Да и Краснодарский балет программно создавался как молодежный. Сегодня - иной мир, иной театр, который, конечно, остался коллективным делом, но стал коммерческим.

культура: Кто Вам близок из сегодняшних хореографов?
Григорович: Считаю, что о коллегах говорить не имею права. Ни хорошего, ни плохого. Они идут по своим дорогам и тропинкам. Почему я должен судить спектакли живущих и работающих? Позиция каждого из нас - наши спектакли. Прекрасно, что людям нравятся разные балеты, и то, что близко мне, совсем необязательно должно восхищать других. В разнообразии и многообразии - смысл искусства. Анализировать можно только на дистанции времени.

культура: Меняются ли взгляды на искусство на протяжении долгой творческой жизни?
Григорович: Конечно. В 1966 году в США мы говорили с Игорем Федоровичем Стравинским о балете «Весна священная» Вацлава Нижинского, и он его очень хвалил, хотя после премьеры говорил иное. Стравинский тогда был в моем теперешнем возрасте и жестко сказал: «А что вы думаете, молодой человек? Я меняю свои точки зрения. Тогда я думал так, а теперь думаю совершенно иначе». Мы любим что-то одно, потом другое начинает нравиться больше. Это неизбежно. Неизменны только заповеди: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй… Если ты человек, а не зверь, то этим заповедям изменять не должен. В остальном - пожалуйста, как угодно.

Вкусы и пристрастия трансформируются, а вот задачи театра не меняются: вызвать в зрителе эмоции, всколыхнуть души людей, что сидят в зрительном зале. Не пророчествовать и не жечь идеями, а рассказать такую историю, которая заденет. Если это получается, то спектакль живет.

культура: Артисты любили танцевать Ваши балеты, хотя пеняли на отсутствие в Вашей работе либерализма. Ваш авторитет держится на строгости?
Григорович: Стараюсь добиться от актера того, что хочу, - в этом проявление жесткости. Дело не в том, чтобы заставлять исполнителя повторить, нужно, чтобы он понял, что делает, и это понимание доставляло бы ему удовольствие.

Когда я пришел в Большой театр после более чем десятилетнего отсутствия, то многие партии в моих балетах исполняли те, кто меня и в глаза никогда не видел. Более того - молодое поколение восприняло меня с удивлением, как какой-то фантом. Видимо, считали, что я давно уже не существую на белом свете. Они за время моего «несуществования» переработали мои балеты с собственной точки зрения: вроде те же движения, а смысл изменился. Спартак стал сразу выходить как герой, а на самом-то деле он в отчаянии смотрит на свои связанные руки - мурашки по коже. Его надо пожалеть. Тогда есть смысл в этой истории.

культура: Почему Вы так мучительно долго не соглашались на интервью?
Григорович: Не давал перед юбилеем интервью никому. Корреспонденты хотят за полчаса узнать, что я думаю о себе, о творчестве, о других, кого люблю, кого - нет, что в жизни главное. Но, знаете, я не уверен, что человечество жаждет слышать мои откровения.

К тому же был непростой период: готовил «Спящую красавицу» - сложный балет, параллельно - освоение новой техники Большого театра, открытого после шестилетней реконструкции, потом переносил «Щелкунчик» с Новой сцены на историческую - это тоже трудно, потому что и декорации и танцы зависят от пространства: Новая сцена гораздо меньше. Затем - день рождения, юбилейный вечер и его подготовка, заботы о предстоящих гастролях Большого театра в Японию, поездка в Краснодар и подготовка актеров для гастролей в Америке. Это и есть жизнь, которой я живу.

Навалилась такая усталость! Сейчас говорю совсем не так, как хотел бы, хотя совершенно искренне. Вообще нахожусь в каком-то странном настроении: завершился этапный момент в моей жизни и в том театре, где я отсутствовал много лет и сейчас работаю вновь.

культура: Царапнула Ваша фраза о завершении этапа. По-моему, напротив, - старт нового: Ваши спектакли оказались долгожителями, почти как старомхатовская классика, в ближайшее время планируется их перенос на легендарную сцену…
Григорович: Удивляюсь, что мои балеты идут так долго. Только что позвонила Ирина Шостакович и сказала, что собирается в Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко на «Каменный цветок», который посвящен моему юбилею. Страшно даже подумать, что этому спектаклю более полувека, а он остается в репертуаре. Вы же понимаете, если спектакль не интересует зрителей, он сам умирает естественным образом.

культура: По-прежнему остается вопрос о русской классике - как ее сохранять?
Григорович: Когда говорят, что восстанавливают «Спящую красавицу» точно по Петипа - это глупость. У него фея Сирени вообще не танцевала, а ходила с жезлом, и принц Дезире только красиво шагал и поддерживал балерину. Эти партии были нетанцевальными в самом прямом понимании этого слова...

Мне кажется нелепым утверждение типа: мы аутентично восстановили старый спектакль. Чушь, это невозможно. Сколько поколений актеров и балетмейстеров, не только плохих, которые разрушали, но и тех, кто понимал искусство классического балета, вносили изменения. Аутентизм в балете - ерунда! Самый точный документ - спектакль, снятый на пленку с одной точки. Да и то относительный - слишком многое складывается из выражения лица, мимики, поворота головы...

В сохранении классики многое зависит от того, кто делает редакцию. Не говорю даже о таланте и знаниях хореографа - это очевидно. Но важен и опыт танцевания того балета, который возобновляется, опыт, усвоенный телом. Верность - это, пожалуй, личное понимание уникальности системы классического танца - системы совершенной, образцовой. Понимание того, что является верно хорошим, а что верно уходящим. Какие-то устаревшие пантомимные сцены следует убирать, а то, что вечно, - оставлять.

культура: В Большом театре сегодня кипят страсти. Закулисные процессы обсуждаются публикой, внутренние проблемы оборачиваются общедоступными для комментариев скандалами - какой-то моветон. Неужели Большой это заслужил?
Григорович: А разве с балетом это впервые? На спектаклях дягилевской антрепризы зрители дрались, когда не находили слов в защиту своих любимцев. Или - жизнь Матильды Кшесинской не обсуждал только ленивый. Театр есть театр! Кипели страсти, создавались легенды, в которых от правды оставались только крохи. Я не имею в виду, конечно, газету «Культура», которую, пользуясь случаем, хочу поздравить с возрождением.

Я почти ровесник вашей газеты и ее постоянный читатель еще с тех времен, когда она называлась «Советская культура». Не стану лукавить - не всегда соглашался с мнениями авторов, но меня занимала позиция издания, которое освещает то, чему я посвятил свою жизнь.

Газета воскресла, и это очень хорошо. Думаю, теперь для нее начинается новая жизнь. И неважно, будет она близка мне по взглядам или нет. Главное - «Культура» снова существует! В этом одна из причин того, что вам все-таки удалось уговорить меня на интервью. И поставьте после этой фразы, как это обычно делается, в скобках: «Добродушно улыбается».