Режиссер Владимир Панков: Я никогда не смотрю, я слушаю. Любовь Стрижак: театр может быть бомбой Любовь стрижак кеды

В ЦДР очередная премьера, новая постановка Владимира Панкова по пьесе Любы Стрижак "Кеды".
Усаживаемся на места, рядом со мной пара немолодых людей, мужчина с букетом цветов. Женщина спрашивает меня о связи названия спектакля "Кеды" с магазином KEDDO, партнером спектакля, на каждом стуле - визитка со скидкой на покупку в этом магазине. Говорю, вряд ли назвали в честь магазина, скорее, он помог театру из своих соображений. Спрашиваю, видела ли она другие спектакли Панкова или этого театра. "Да, видела, "Красной ниткой" и "Ромео и Джульетта". Поразительно - я увидела 12 лет назад, была потрясена до глубины души, рыдания меня просто душили. С тех пор Панкова уважаю, люблю и стараюсь смотреть то, что он ставит. Уникальный режиссер, у него всегда фонтан идей, музыкальных интерпретаций, его спектакли всегда наполнены страстью, эмоциональны, всегда звучат особым образом. Недавно посмотрела , тоже до слез.
"Кеды" - спектакль жесткий, тут плакать не довелось. Пьеса молодого питерского драматурга Любы Стрижак, конечно, не про кеды. И даже не про любовь. Скорее, про её отсутствие.

Молодой парень Гриша 26 лет (его играют два брата-близнеца Павел и Данила Рассомахины) живет с матерью (Наталья Худякова) и её мужем, отчимом Гриши (Григорий Данцигер). Отчим строит и жену, и пасынка, он военный по способу зарабатывать деньги и командир по способу существовать в семье.

В семейных сценах один из братьев Рассомахиных поверх джинсов одет в женское платье и ходит на каблуках, как и мать, так же прогибается перед отчимом - это материнская составляющая сына. Так делают дети из любви к матери и из желания не мешать её женскому счастью. Большой вопрос - счастье ли такие зависимые отношения. Но, как говорится, жизнь есть жизнь.
Владимир Панков разложил так суть ребенка на свою собственную и материнскую. Видеть это подсознательное раздвоение личности горько.

У Гриши есть девушка Катя (Анастасия Сычева), которая от него забеременела, но Гриша в отчаянии - он не хочет быть отцом.

Не имея родного отца, который мог быть примером для сына, выросший мальчик может превратиться в недомужчину, недоотца, в человека, не умеющего строить отношения с партнершей и нести за неё и детей ответственность.

Гриша чувствует свою пустоту, но сможет ли он что-то исправить в своей судьбе, если даже за кедами он шел-шел, да так и не дошел?

Казалось бы, история грустная.

Однако Панков не был Панковым, если бы не наполнил это содержание такой энергетикой, таким драйвом, таким количеством хорошей музыки, зажигающей зал, что становится не важным, что будет с Гришей: жизнь здесь и сейчас бьет вулканом. Каждый сам в состоянии решать, как ему жить. Всегда есть пустые гриши, всегда есть девушки, который носят под сердцем ребенка от одного мужчины, а отцом этому ребенку становится другой. Так было испокон веков, так будет всегда.

Сцена похожа на белый квадратный ринг. По две стороны друг напротив друга сидят зрители, по другие две стороны - музыканты, инструменты, источник звука и энергии. Актеры не то боксируют отношения, не то участвуют в передаче "Музыкальный ринг", когда-то востребованной на перестроечном тв.

Артистов в спектакле занято много, глаза разбегаются, на кого смотреть, кого слушать. Голоса настолько хороши, что "Голос" отдыхает. Музыканты и артисты зажигают зал не хуже, чем рок-группы на стадионах. Музыки много, чуть ли не концерт получился, отличная хореография, история рассказана современным, молодежным языком.

Драйвовый спектакль. Разве что ближе к финалу на монологах случились провисания ритма. Монологи героя важные, но что-то не стыкуется, внимание теряется именно на исповедальном.

Все артисты прекрасны! Костюмы, сценография, музыка, звуковое сопровождение - пока зрители рассаживаются, артисты стоят на сцене, дуют в трубочки, создавая булькающие звуки, - хореография, доходящая до акробатики, - спектакль очень динамичный, яркий, наполненный юношеской энергетикой, спектакль-концерт, оставляющий долгое послевкусие и дарящий радость, несмотря на тему.

Владимир Панков с командой создали очередной шедевр! :)

На поклонах

Драматург Любовь Стрижак принадлежит к новейшему поколению авторов, чье имя только-только появляется на афишах. Она успела написать всего три пьесы, но все они уже имеют успех. К примеру, "Кеды" собрали аншлаг в Москве во время гастролей петербургского On.Театра, а по "Марине" идет спектакль в репертуаре "Гоголь-центра". Недавно Кирилл Серебренников вручил ей, Михаилу Дурненкову и Максиму Курочкину грант на написание пьесы. О том, как молодой драматург видит современный театр и что готов в него привнести, Любовь Стрижак рассказала корреспонденту РИА Новости Вере Копыловой.

ОТ ТЕАТРА БЫЛО ОЩУЩЕНИЕ УТОПИИ

— Любовь, насколько я знаю, вы родились и учились в Петербурге.

— Да, я в 2007 году закончила Академию театрального искусства в Петербурге: театроведческий факультет с экономическим уклоном. У меня не очень понятная специальность: то ли театровед, то ли менеджер. Оттуда выходят, на мой взгляд, растерянные люди — если только они изначально не заряжены на то, чтобы работать именно театральными менеджерами.

В театре «Практика» сыграли премьерный спектакль «Кеды» по пьесе молодого питерского драматурга Любы Стрижак в постановке Руслана Маликова. Это история нынешних двадцатилетних прожигателей жизни, проводящих время между ночными клубами и вечеринками с травкой, легкомысленных хипстеров, придающих внешнему виду больше значения, чем внутреннему содержанию.

Вот и главный герой пьесы Гриша (его очень органично играет молодой актер Данила Шевченко) все хочет купить себе кеды - это его единственное осмысленное желание, которое, впрочем, так и не осуществится. Все остальное его мало волнует: Гриша уходит с работы, потому что «надоело и неинтересно», вяло ссорится с матерью и отчимом, который привозит ему из командировки айфон последней модели, расстается с девушкой, ждущей от него ребенка, и даже не пытается приударить за дочкой начальника, явно к нему неравнодушной.

Он в принципе неплохой человек: вот и в детский дом ездит волонтерить, но тоже как-то механически, за компанию. В отличие от героев Сигарева или Клавдиева, жизнь не бьет его мордой об пол, внешне он вполне благополучен. Может, поэтому и не разделяет идеалов старшего поколения, которое занято исключительно благоустройством внешней стороны жизни и заколачиванием бабок. «Я в твоем возрасте имел уже три работы», - бросает Грише раздраженный начальник и легко укладывает его на обе лопатки. Гриша в свои 23 года совершенно инфантилен. Полное отсутствие мотивации к жизни и собственной воли делает его похожим на щепку, которую носит по волнам среди другого бытового мусора.

Герой пьесы «Кеды» - из поколения отказников, не только от армии, но и от жизни вообще. «Лучше быть голодным, чем есть всякую гадость, и лучше быть одному, чем с кем попало», - говорит он матери, которая потчует своего хамоватого сожителя салатом из крабовых палочек. Логически продолжая эту стратегию отказа, драматург приводит своего героя к нелепой смерти на баррикадах. Случайно оказавшись на митинге, он врезается на велосипеде в автозак, чтобы вызволить товарища, снимавшего разгон демонстрации на телефон. И, судя по всему, погибает.

Руслан Маликов в своей постановке отказывается от вещественной конкретики. Вместо декораций он использует полупрозрачный экран с ненавязчивым видео. Актеры тоже существуют на сцене в условной манере, их движения лишь стилизованы под бытовые действия - над этим поработал хореограф Сергей Землянский. Мать героя суетливо мельтешит руками, хлопоча по хозяйству. Его друг механически стучит по воображаемой клавиатуре, а он сам задумчиво вертит пальцами несуществующую пластинку на диджейском пульте, хотя вряд ли даже музыка захватывает его глубоко.

Встреча друзей и подруг тоже напоминает своеобразный балет: дуэли-дуэты сменяют пронзительные соло. В этих внутренних монологах некоторые из героев открыто признаются в своем одиночестве и неспособности любить, другие бравируют успехом, интересной работой, насыщенной жизнью, но их выдает слеза, бегущая по лицу на крупном плане видео. В итоге все они - феминистки и карьеристки, пофигисты и правильные мальчики - оказываются одинаково неприкаянными и несчастными.

В чем причина их внутренней опустошенности, толкающей порой на глупые подвиги, драматург не отвечает. Но хотя бы делает попытку зафиксировать ситуацию и понять поколение, которому «нечего больше желать» и некуда жить.

Свою пьесу Любовь Стрижак писала для сборника «Ищу героя». И с ужасом приходится признать, что такие вот отмороженные мальчики и неспособные к чувствам девочки не сегодня-завтра станут главными героями своего времени. Если, конечно, дух перемен, не заставит их свой внутренний неосознанный протест превратить в позицию и что-то изменить в этой жизни, в конце концов.

Л. Стрижак, «Кеды».
Театр «Практика» (Москва).
Режиссер Руслан Маликов, сценография Екатерины Джагаровой.

Пьеса молодого питерского драматурга Любови Стрижак, побывавшая в читке на всех знаковых фестивалях новой драмы, но получившая при этом приговор от писателя и журналиста Бориса Минаева («Октябрь», 2013, № 1), что, мол, удел ее — подвалы, в подвале и осела. «Кеды» в «Практике» поставил Руслан Маликов.

Поставил просто, ровно, хотя и не без затей. Но и не без идей тоже — ничуть не вмешиваясь в пресный (сколь ни перчил бы его крепким словцом автор) текст, Маликов предпочел выдать свое, режиссерское, поколенческое видение ситуации. И вот «для тех, кому за 30» там и сям разбросаны приветы, которые передает, не ведая того, представитель генерации двадцатилетних Гриша (Данила Шевченко). Вот сожитель матери привозит ему красную бейсболку, и это — эстафетная кепочка от Холдена Колфилда из «Над пропастью во ржи». И той же кепкой он позже помахал Ивану Мирошникову из шахназаровского «Курьера».

У Гриши, главного героя, работы нет, денег нет, желаний особых тоже нет. Он идет за кедами, попутно заняв на это денег. Формальный повод заставить себя хоть что-то в этой жизни делать, куда-то двигаться. Хотелось бы заглавием про эту одиссею сделать реминисцентное «За кедами» — но юмора тут тоже нет. Как и собственно одиссеи — нет для нее событий.

Эту бессодержательную жизнь в спектакле «расцвечивают» видеоэффектами — съемкой движения по трассе, крупным планом вращающегося велосипедного колеса, кляксами, таким трейнспоттингом (и Денни Бойлу с его «На игле» тоже привет). При этом полупрозрачный экран разделяет сцену вдоль (а больше на ней ничего, не считая установленных по бокам зеркал, и нет), и актеры то и дело попадают в кадр или оказываются за кадром. А порой и вовсе возникает эффект «прямого эфира»: подсвеченная мембрана работает как телевизор, и зритель словно наблюдает съемку скрытой камерой из служебного кабинета, частной квартиры или ночного клуба. Это отчасти любопытно, но занимает не больше, чем любая телепередача подобного рода — так и тянет переключить канал. И таково, к слову, общее впечатление, которое оставляют «Кеды», — словно в комнате для фона работает приглушенный телевизор, отвлекает тебя ровно на минуту-другую, но там, на экране, ничего не цепляет взгляд, и ты спокойно возвращается к своим делам и мыслям.

Сцена из спектакля.

И пусть красивые актеры красиво играют в красивом спектакле. Смотришь потому, что пришел, и забываешь, как только вышел, — судьба ни одного из персонажей не волнует больше чем на миг.

Отчасти причину этой пустоты приоткрывает и сам автор. Слова Стрижак приведены в программке: «Пьеса писалась на тему „герой“ для сборника „Ищу героя“». То есть внутреннего импульса, потребности рассказать что-то такое о своем поколении не было. Было формальное задание, столь же формально выполненное. «Зачтено», как скажут на семинаре по литмастерству. Но почему-то и зачитано. От «безрыбья»? Тут на ум приходит случай Дугласа Коупленда, которому так же формально поручили написать социологическую статью о современной ему молодежной субкультуре. Канадец подошел к заданию творчески — родился не просто теперь уже культовый роман «Поколение Икс», само поколение обрело и имя, и голос«.

В «Кедах» ни того, ни другого. Зато в попытке автора объяснить уже задним числом, в программке, смысл своего творения появляется третье — метафора о руках, которыми придется здесь и сейчас создавать новые ценности: «И очевидно, что одними из этих рук станут руки таких, как Гриша, Миша и Саша». Метафора превратилась в режиссерский прием: суетящаяся, мелко-мелко перебирающая руками, мать Гриши разбирает воображаемые сумки, сам Григорий при этом слушает музыку, расслабленно имитируя диджейские скретчи, его друг Миша (Данила Ариков) так же имитирует занятость на рабочем месте — барабанит по воздуху, будто по клавиатуре. А друг их Саша (Виталий Щанников) вообще ничего не делает — у него, судя по обрывкам фраз, влиятельная мама, потому он и ходит, преимущественно руки держа в карманах. Он, кстати, готовится стать отцом, но даже и здесь, что называется, палец о палец не ударил — ребенок у невесты от Гриши. С противоположным полом тут вообще отношения сложные — и с бывшей подругой, теперь Сашиной невестой, и с так и не ставшей даже приятельницей дочкой экс-начальника Гриша общается через систему установленных по краям сцены зеркал, что даже не понятно — себя ли рассматривает герой, или отражение так же любующегося напротив собеседника. Прическу ли поправляет, или пусть хотя бы так пытается прикоснуться к ближнему своему. Но прямого, физического контакта нет ни у кого ни с кем. Даже армрестлинг с бывшим уже боссом (Константин Гацалов) идет через разделяющий сцену экран. И по морде от него Гриша получает так же. И травку символически курят, сгибая и разгибая, как при заборе крови, руки.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра «Практика».

Руки как главный инструмент драматического актера — вообще отдельная тема в современной отечественной культуре. От кого пошел так называемый тренд, сейчас сказать трудно. Но вот в 2005 году Сергей Лобан снял драму «Пыль», где глухонемой герой «поет» цоевские «Перемены». Позже эту тему он всесторонне развил в «Шапито-шоу», а прием переняли студенты Школы-студии МХАТ в еще одной премьере этого сезона «Практики» — «Это тоже я», хором пропев все те же «Перемены». Руки как новое средство выразительности, и как не намек уже, призыв — ну делайте же, наконец, хоть что-нибудь!

И тут уже, возвращаясь к нашим «Кедам», напрашивается банальная сентенция про то, что Грише нужно всего лишь взять жизнь в свои руки. Но руки здесь предпочитают не марать. Вот друг его, к примеру, Миша: мечта у него не кеды, а гитара. И он ее купил — проявляется проекция шести струн, но играть не спешит. Даже трогать не позволяет. Да и зачем, когда весь смысл покупки — в покупке. Но более жесткую, в лоб, сатиру на общество потребления Маликов дает в сцене семейного обеда: собравшись за виртуальным столом, Гриша с матерью и ее сожитель поглаживают себе животы. Кто вяло и нехотя, кто энергично и жадно. Наблюдая, как «набивает свою утробу» Константин Гацалов (роли у него две, а вот в программке почему-то не заявлен) — он восседает во главе стола с обнаженным и мало, мягко говоря, привлекательным торсом, вспоминаешь про рукоблудствовавшего на площади Диогена Синопского: «Вот если б так живот погладить и насытиться», — говорил он.

Вот так и с «Кедами» — посмотреть-то можно, а смысл…