Натуральная школа принципы изображения человека и действительности. Н

Первоначально Белинский в полемическом задоре использовал словосочетание, рожденное в стане литературных и идейных противников. Ф. Булгарин, редактор газеты «Северная пчела» и журнала «Сын Отечества», язвительно адресовал его авторам, объединившимся для издания альманахов «Физиология Петербурга» и «Петербургский сборник». Критик считал, в противовес Булгарину, что и так называемая натура, «низкие картины» должны сделаться содержанием литературы.

Белинский узаконивает название критического направления, созданного Гоголем: натуральная школа. К ней относились А. И. Герцен, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков, В. И. Даль (псевдоним Казак Луганский), В. А. Соллогуб, Д. В. Григорович, И. И. Панаев, Е. П. Гребенка и др.

Организационно представители «натуральной школы» объединены не были. Их связывали творческие установки, совместная работа в журналах, альманахах, личные контакты. Н. А. Некрасов, по праву считавшийся лидером, стал редактором не только двух альманахов о быте и нравах Петербурга, но и вместе с И. И. Панаевым владельцем и редактором журнала «Современник».

Участников литературного движения объединял творческий энтузиазм, пафос «социальности», заинтересованный анализ влияния общественных нравов на человека, глубокий интерес к судьбам представителей низших и средних сословий. Взгляды и творчество писателей «натуральной школы» встретили критику официальной журналистики (прежде всего журнала «Северная пчела»). Эстетические и художественные новации нашли воплощение в двух сборниках под названием «Физиология Петербурга», вышедших под редакцией Некрасова, а также в массовой литературной продукции, охотно публиковавшейся журналами и альманахами и имевшей успех у читателей.

В жанровом отношении «физиологии» чаще всего представляли очерки, небольшие по объему произведения описательно-аналитического содержания, где действительность изображалась в разнообразных, чаще всего вне развернутого сюжета ситуациях через множество социальных, профессиональных, этнографических, возрастных типов. Очерк был тем оперативным жанром, который позволял быстро и точно фиксировать положение дел в обществе, с большой степенью достоверности, даже – фотографичности (как тогда говорили – «дагерротипности»), представлять новые для литературы лица. Иногда это происходило в ущерб художественности, но в воздухе той поры, в эстетической атмосфере витали идеи соединения искусства с наукою, и, казалось, что можно пожертвовать мерой красоты ради правды «действительности».

Одна из причин такого моделирования мира заключалась в том, что в 30-40-е годы в европейской науке ощущался интерес к практическому (позитивному) направлению, переживало подъем естествознание: органическая химия, палеонтология, сравнительная анатомия. Особенные успехи выпали на долю физиологии (не случайно в одном из номеров некрасовского «Современника» за 1847 г. была напечатана статья «Важность и успехи физиологии»). Русские, как и западноевропейские, писатели стремились перенести в литературу приемы физиологической науки, изучить жизнь как своеобразный организм, стать «физиологами общества». Писатель – «физиолог» понимался истинным естествоиспытателем, который исследует в современном ему обществе, преимущественно в средних и низших сферах, различные виды и подвиды, почти с научной точностью фиксирует регулярно наблюдаемые нравы, жизненные условия, среду обитания. Поэтому композиционно физиологические очерки обычно строились как соединение собирательного портрета и бытовой зарисовки. Собственно, эта форма реализма и предполагала фиксацию несколько обобщенных, мало индивидуализированных социальных типов в тщательно прописанной, столь же типичной, зачастую пошлой и грубой повседневности. «Сущность типа состоит в том, чтоб, изображая, например, хоть водовоза, изображать не какого-нибудь одного водовоза, а всех в одном», – писал В. Г. Белинский в рецензии на книгу «Наши, списанные с натуры русскими» (1841). Она заключала в себе очерки с характерными названиями: «Водовоз», «Барышня», «Армейский офицер», «Гробовой мастер», «Няня», «Знахарь», «Уральский казак».

Вполне в духе 40-х годов прочитывается сравнение русского критика В. Майкова, когда он говорит о необходимости рассматривать законы жизни общества как органического тела. Писатель сороковых призван был анатомировать «общественное тело» и продемонстрировать художественный и одновременно аналитический «разрез» в разных культурно-исторических и географических проекциях.

Горизонтальную проекцию северной столицы блестяще выполнили авторы знаменитого двухтомного сборника «Физиология Петербурга» (1844–1845). Во вступлении к первому тому В. Г. Белинский прогнозировал появление «беллетристических произведений, которые бы в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов, описаний знакомили с различными частями беспредельной и разнообразной России».

Личным опытом такого географического, исторического и социально-бытового описания становится его очерк «Петербург и Москва». В очерках «Омнибус» Кульчицкого-Говорилина, «Петербургская сторона» Гребенки, «Петербургские углы» Некрасова разворачивается топография «дна» Петербурга: помойные ямы, грязные подвалы, каморки, смрадные дворы и их забитые, раздавленные нищетой, несчастьями, опустившиеся обыватели. И все же характер северной столицы исследуется в «Физиологии Петербурга» прежде всего через галерею представителей некоторых профессий. Нищий шарманщик из очерка Д. В. Григоровича, тщетно старающийся своим ремеслом прокормить целое семейство. Дворник – вчерашний крестьянин, ставший не только блюстителем чистоты, но и порядка, незаметно превратившийся в столь необходимого для жизни разных сословий посредника (В. И. Даль. «Петербургский дворник»). Другие заметные персонажи – продажный фельетонист (И. И. Панаев. «Петербургский фельетонист»), чиновник из одноименного стихотворного очерка Некрасова. Характеры персонажей не прописаны, в них сплавлены в художественном единстве социальные болезни, сиюминутные человеческие интересы и исторически сложившиеся общественные роли.

Вертикальный «разрез» одного столичного дома удался писателю Я. П. Буткову. Книга «Петербургские вершины» (1845–1846), не являясь образцом художественности, отвечала основным требованиям «физиологии». В предисловии повествователь как бы перемещается с этажа на этаж: подвалы – «низовье»; «срединная»; «подоблачные вершины» – чердаки. Он знакомится с теми, кто комфортабельно обитает в средних этажах; с «низовыми» – «промышленными» людьми, которые, «будто болотные растения, крепко держатся своей почвы»; с «самобытной толпой», «особыми людьми» чердаков: это бедные студенты, так похожие на еще не явившегося Раскольникова, нищие интеллигенты. Характерна по своему стилю – как отголосок своеобразной моды на естествознание – одна из рецензий на «Петербургские вершины»: «Все 4-е, 5-е и 6-е этажи столичного города С. – Петербурга попали под неумолимый нож Буткова.

Он взял, отрезал их от низов, перенес домой, разрезал по суставчикам и выдал в свет частичку своих анатомических препаратов». Тонкий критик В. Майков дал объективную оценку этой книги, указав не столько на поэтические, сколько на «научно-документальные» свойства ее художественности, что само по себе еще раз характеризует физиологические жанры вообще. «Достоинство повести – чисто дагерротипическое, и описание мытарств, сквозь которые пробивал себе дорогу Терентий Якимович, занимательно, как глава из отличной статистики».

Под несомненным влиянием художественных исканий «натуральной школы» на излете первой половины столетия были созданы крупные произведения отечественной литературы.

В своем последнем годовом обзоре русской литературы за 1847 год В. Г. Белинский отметил определенную динамику жанрового развития русской литературы: «Роман и повесть стали теперь во главе всех других родов поэзии».

Роман «Бедные люди», принесший известность молодому Ф. М. Достоевскому, был напечатан в «Петербургском сборнике», изданном Н. Некрасовым в 1846 г. В русле традиции «физиологического очерка» он воссоздает реалистическую картину жизни «забитых» обитателей «петербургских углов», галерею социальных типов – от уличного побирушки до «его превосходительства».

Высшим достижением натуральной школы по праву считаются два романа 40-х годов: «Обыкновенная история» И. А. Гончарова и «Кто виноват?» А. И. Герцена.

Сложнейшие общественные, нравственные и философские смыслы вложил А. И. Герцен в романное действие, «исполненное, по словам Белинского, драматического движения», ума, доведенного «до поэзии». Это роман не только о крепостном праве, о русской провинции, это роман о времени и среде, губящей все лучшее в человеке, о возможности внутреннего сопротивления ей, о смысле жизни. В проблемное поле вводит читателя резкий и лаконичный вопрос, вынесенный в название произведения: «Кто виноват?» Где коренится причина того, что лучшие задатки дворянина Негрова были заглушены пошлостью и бездельем, столь распространенными среди крепостников? Лежит ли на нем персональная вина за судьбу внебрачной дочери Любоньки, росшей в его же доме в унизительном двусмысленном положении? Кто несет ответственность за наивность тонкого, мечтающего о гармонии учителя Круциферского? Он по существу только и может, что произносить искренние патетические монологи да упиваться семейной идиллией, которая оказывается столь непрочной: роковым, приведшим к гибели становится для его жены чувство к Владимиру Бельтову. Дворянин-интеллектуал Бельтов приезжает в провинциальный город в поисках достойного жизненного поприща, но не только не находит его, но и оказывается в горниле трагической жизненной коллизии. С кого же спросить за бессильные, обреченные на заведомый провал попытки исключительно талантливой личности найти применение своим силам в удушающей атмосфере помещичьего быта, казенной канцелярии, отечественного захолустья в тех жизненных сферах, что чаще всего «предлагала» тогдашняя Россия своим образованным сынам?

Один из ответов очевиден: крепостничество, «поздняя» николаевская пора в России, застой, едва ли не приведший в середине 50-х годов к национальной катастрофе. Социально-исторический конфликт сплетен с конфликтом этическим. В. Г. Белинский очень тонко указал на связь социально-критического и нравственного смысла произведения в характеристике авторской позиции: «Болезнь при виде непризнанного человеческого достоинства». И все же критический пафос определяет, но не исчерпывает содержание и смысл романа. К центральным проблемам, поднятым в нем, следует отнести проблему национального характера, национального самосознания. Смысл романа обогащается также благодаря герценовской художественной «антропологии» в ее коренных аспектах: привычка и покой, губящие все живое (чета Негровых); инфантильность или мучительный скепсис, одинаково мешающие молодости реализовать себя (Круциферский и Бельтов); бессильная мудрость (доктор Крупов); разрушительные эмоциональные и духовные порывы (Любонька) и т. д. В целом внимание к «природе» человека и типическим обстоятельствам, губящим ее, ломающим характер и судьбу, делает Герцена писателем «натуральной школы».

Становление лирики Н. А. Некрасова шло в русле общения с прозаическими опытами писателей «натуральной школы». Первый его сборник «Мечты и звуки» (1840) носил романтически-подражательный характер. Несколько лет работы в прозаических жанрах привели Некрасова к принципиально новому способу отбора и воспроизведения действительности. Повседневная жизнь социальных низов находит воплощение в форме стихотворной новеллы, «рассказа в стихах» («В дороге», 1845; «Огородник»,1846; «Еду ли ночью», 1847; «Вино», 1848). Очерковая тональность описаний, фактографичность, обстоятельная «бытопись» и сочувствие народу отличают многие поэтические опыты Некрасова конца 40-х годов.

Цикл рассказов И. С. Тургенева «Записки охотника», большинство из которых было написано в 40-е годы, несет на себе печать физиологизма: характерно отсутствие выраженного сюжета, художественное «заземление» на массовых человеческих типах, описаниях «обычных» обстоятельств. Вместе с тем «Записки охотника» уже перерастают эту жанровую форму.

Повести Д. В. Григоровича «Деревня» и «Антон-Горемыка», произведения А. Ф. Писемского, В. А. Соллогуба углубляли многозначность реалистической картины мира, основные художественные координаты которой отвечали требованиям натуральной школы.

обозначение возникшего в 1840-е гг. в России литературного движения, связанного с творческими традициями Н. В. Гоголя и эстетикой В. Г. Белинского. Термин «натуральная школа» был впервые употреблен Ф. В. Булгариным как негативная, пренебрежительная характеристика творчества молодых литераторов, но затем был подхвачен самим В. Г. Белинским, который полемически переосмыслил его значение, провозгласив главной целью школы «натуральное», т. е. не романтическое, строго правдивое изображение действительности.

Формирование натуральной школы относится к 1842–45 гг., когда группа писателей (Н. А. Некрасов, Д. В. Григорович, И. С. Тургенев, А. И. Герцен, И. И. Панаев, Е.П. Гребенка, В. И. Даль) объединилась под идейным влиянием Белинского в журнале «Отечественные записки». Несколько позднее там печатались Ф. М. Достоевский и М. Е. Салтыков-Щедрин. Вскоре молодые писатели выпустили свой программный сборник «Физиология Петербурга» (1845), который состоял из «физиологических очерков», представлявших живые наблюдения, зарисовки с натуры – физиологию жизни большого города, в основном быт тружеников и петербургской бедноты (напр., «Петербургский дворник» Д. В. Григоровича, «Петербургские шарманщики» В. И. Даля, «Петербургские углы» Н. А. Некрасова). Очерки расширяли представление читателей о границах литературы и являлись первым опытом социальной типизации, ставшей последовательным методом изучения общества, и одновременно представляли целостное материалистическое мировоззрение, с утверждением примата социально-экономических отношений в жизни личности. Открывала сборник статья Белинского, объяснявшая творческие и идейные принципы натуральной школы. Критик писал о необходимости массовой реалистической литературы, которая бы «в форме путешествий, поездок, очерков, рассказов знакомила и с различными частями беспредельной и разнообразной России…». Писатели должны, по мысли Белинского, не только знать русскую действительность, но и верно понимать ее, «не только наблюдать, но и судить». Успех нового объединения закрепил «Петербургский сборник» (1846), который отличался жанровым разнообразием, включал художественно более значимые вещи и послужил своеобразным представлением читателям новых литературных талантов: там была опубликована первая повесть Ф. M. Достоевского «Бедные люди», первые стихи Некрасова о крестьянах, повести Герцена, Тургенева и др. С 1847 г. органом натуральной школы становится журнал «Современник», редакторами которого были Некрасов и Панаев. В нем публикуются «Записки охотника» Тургенева, «Обыкновенная история» И. А. Гончарова, «Кто виноват?» Герцена, «Запутанное дело» М. Е. Салтыкова-Щедрина и др. Изложение принципов натуральной школы содержится также в статьях Белинского: «Ответ „Москвитянину”», «Взгляд на русскую литературу 1840 г.», «Взгляд на русскую литературу 1847 г.». Не ограничиваясь описанием городской бедноты, многие авторы натуральной школы занялись и изображением деревни. Первым открывает эту тему Д. В. Григорович своими повестями «Деревня» и «Антон-Горемыка», очень живо воспринятыми читателями, затем следуют «Записки охотника» Тургенева, крестьянские стихи Н. А. Некрасова, повести Герцена.

Пропагандируя гоголевский реализм, Белинский писал, что натуральная школа сознательней, чем раньше, пользовалась методом критического изображения действительности, заложенным в сатире Гоголя. Вместе с тем он отмечал, что эта школа «была результатом всего прошедшего развития нашей литературы и ответом насовременные потребности нашего общества». В 1848 г. Белинский уже утверждал, что натуральная школа занимает ведущую позицию в рус. литературе.

Стремление к фактам, к точности и достоверности выдвинуло новые принципы сюжетосложения – не новеллистические, а очерковые. Популярными жанрами в 1840-е гг. становятся очерки, мемуары, путешествия, рассказы, социально-бытовые и социально-психологические повести. Важное место начинает занимать и социально-психологический роман (первыми, целиком принадлежащими натуральной школе являются «Кто виноват?» А. И. Герцена и «Обыкновенная история» И. А. Гончарова), расцвет которого во второй пол. 19 в. предопределил славу рус. реалистической прозы. В то же время принципы натуральной школы переносятся и в поэзию (стихи Н. А. Некрасова, Н. П. Огарева, поэмы И. С. Тургенева), и в драму (И. С. Тургенев). Язык литературы обогащается за счет языка газет, публицистики и профессионализмов и снижается благодаря широкому использованию литераторами просторечий и диалектизмов.

Натуральная школа подвергалась самой разнообразной критике: ее обвиняли в пристрастии к «низкому люду», в «грязефильстве», в политической неблагонадежности (Булгарин), в односторонне отрицательном подходе к жизни, в подражании новейшей французской литературе. Отличное определение

Неполное определение ↓

Условное название начального этапа развития критического реализма в русской литературе 40-х гг. 19 в. Термин «Натуральная школа», впервые употребленный Ф. В. Булгариным в пренебрежительной характеристике творчества молодых последователей Н. В. Гоголя (см. газету «Северная пчела» от 26 января 1846), был утвержден в литературно-критическом обиходе В. Г. Белинским, который полемически переосмыслил его значение: «натуральное», т. е. безыскусственное, строго правдивое изображение действительности. Мысль о существовании литературной «школы» Гоголя, выражавшей движение русской литературы к реализму, Белинский развил раньше (ст. «О русской повести и повестях г. Гоголя», 1835, и др.); развёрнутая характеристика Натуральной школы и её важнейших произведений содержится в его статьях «Взгляд на русскую литературу 1846 года», «Взгляд на русскую литературу 1847 года», «Ответ "Москвитянину "» (1847). Выдающуюся роль собирателя литературных сил Н. ш. сыграл Н. А. Некрасов, составивший и выпустивший в свет её главные издания - альманах «Физиология Петербурга» (ч. 1-2, 1845) и «Петербургский сборник» (1846).

Печатными органами Натуральной школы стали журналы «Отечественные записки» и «Современник».

Для Натуральной школы характерно преимущественное внимание к жанрам художественной прозы («физиологический очерк», повесть, роман). Вслед за Гоголем писатели Натуральной школы подвергали сатирическому осмеянию чиновничество (например, в стихах Некрасова), изображали быт и нравы дворянства («Записки одного молодого человека» А. И. Герцена, «Обыкновенная история» И. А. Гончарова и др.), критиковали тёмные стороны городской цивилизации («Двойник» Ф. М. Достоевского, очерки Некрасова, В. И. Даля, Я. П. Буткова и др.), с глубоким сочувствием изображали «маленького человека» («Бедные люди» Достоевского, «Запутанное дело» М. Е. Салтыкова-Щедрина и др.). От А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Натуральная школа восприняла темы «героя времени» («Кто виноват?» Герцена, «Дневник лишнего человека» И. С. Тургенева и др.), эмансипации женщины («Сорока-воровка» Герцена, «Полинька Сакс» А. В. Дружинина и др.). Н. ш. новаторски решала традиционные для русской литературы темы (так, «героем времени» становился разночинец: «Андрей Колосов» Тургенева, «Доктор Крупов» Герцена, «Жизнь и похождения Тихона Тросникова» Некрасова) и выдвигала новые (правдивое изображение жизни крепостной деревни: «Записки охотника» Тургенева, «Деревня» и «Антон-Горемыка» Д. В. Григоровича и др.). В стремлении писателей Натуральной школы быть верными «натуре» таились различные тенденции творческого развития - к Реализму (Герцен, Некрасов, Тургенев, Гончаров, Достоевский, Салтыков-Щедрин) и к натурализму (Даль, И. И. Панаев, Бутков и др.). В 40-е гг. эти тенденции не обнаружили чёткого разграничения, порой сосуществуя в творчестве даже одного писателя (например, Григоровича). Объединение в Натуральной школе многих талантливых писателей, ставшее возможным на почве широкого антикрепостнического фронта, позволило школе сыграть важную роль в становлении и расцвете русской литературы критического реализма. Влияние Натуральной школы сказалось также в русском изобразительном (П. А. Федотов и др.), музыкальном (А. С. Даргомыжский, М. П. Мусоргский) искусствах.

Булгарин в целях унижения новой литературной школы впервые презрительно назвал ее «натуральной». «Бедные люди», открывавшие «Петербургский сборник», были восприняты не только соратниками Белинского, но и его противниками как произведение, программное для «натуральной школы», воплотившее в жизнь важнейшие принципы руководимого Белинским демократического направления в литературе 1840-х годов, развивающего гоголевские реалистические и социально-критические традиции. Поэтому в развернувшейся сразу же после выхода «Петербургского сборника» полемике вокруг «Бедных людей» дело шло не только об оценке романа Достоевского, но и об отношении к «натуральной школе». Этим объясняется крайняя ожесточенность борьбы вокруг романа в 1846-1847 гг.

В один день с извещением Булгарина издевательская рецензия на «Петербургский сборник» появилась в кукольниковской «Иллюстрации». Анонимный рецензент писал о «Бедных людях»: «Роман не имеет никакой формы и весь основан на подробностях утомительно однообразных, наводит такую скуку, какой нам еще испытать не удавалось». Относя «Бедных людей» к «сатирическому роду» и выражая свое недовольство его успехами в литературе 1840-х годов, рецензент отдавал предпочтение вышедшим незадолго до этого «Петербургским вершинам» Я. П. Буткова (Иллюстрация. 1846. 26 янв. № 4. С. 59). Через четыре дня после «Иллюстрации» появилась рецензия на «Петербургский сборник» (Л. В. Бранта) в «Северной пчеле», где о романе говорилось: «Душевно радуясь появлению нового дарования среди бесцветности современной литературы русской, мы с жадностию принялись за чтение романа Достоевского и, вместе со всеми читателями, жестоко разочаровались. Содержание романа нового автора чрезвычайно замысловато и обширно: из ничего он вздумал построить поэму, драму, и вышло ничего, несмотря на все притязания создать нечто глубокое, нечто высокопатетическое, под видом наружной, искусственной (а не искусной) простоты». Рецензент возлагал вину за неудачу романа на Белинского и его влияние: «...не скажем, - писал он, - чтоб новый автор был совершенно бездарен, но он увлекся пустыми теориями принципиальных критиков, сбивающих у нас с толку молодое, возникающее поколение».

Суждения Л. В. Бранта повторил и сам Булгарин: «...по городу, - писал он - разнесли вести о новом гении, Достоевском (не знаем наверное, псевдоним или подлинная фамилия), и стали превозносить до небес роман „Бедные люди“. Мы прочли этот роман и сказали: бедные русские читатели!». И далее: «Господин Достоевский - человек не без дарования, и если попадет на истинный путь в литературе, то может написать что-нибудь порядочное. Пусть он не слушает похвал натуральной партии и верит, что его хвалят только для того, чтоб унижать других. Захвалить - то же, что завалить дорогу к дальнейшим успехам». Нападки на автора «Бедных людей» «Северная пчела» продолжила в следующих номерах. Под свежим впечатлением от этих выступлений против «Бедных людей» Достоевский 1 февраля писал брату: «„Бедные люди“ вышли еще 15-го. Ну, брат! Какою ожесточенною бранью встретили их везде! В „Иллюстрации“ я читал не критику, а ругательство. В „Северной пчеле“ было черт знает что такое. Но я помню, как встречали Гоголя, знаем, как встречали Пушкина». В то же время, рисуя реакцию читателей, писатель сообщал М. М. Достоевскому, что «публика в остервенении», читатели «ругают, ругают, ругают» роман, «а все-таки читают», и «альманах расходится неестественно, ужасно». «Зато какие похвалы слышу я, брат! - продолжал он. - Представь себе, что наши все, и даже Белинский, нашли, что я даже далеко ушел от Гоголя. В „Библиотеке для чтения“, где критику пишет Никитенко, будет огромнейший разбор „Бедных людей“ в мою пользу. Белинский подымает в марте месяце трезвон. Одоевский пишет отдельную статью о „Бедных людях“. Соллогуб, мой приятель, тоже».

Статьи В. Ф. Одоевского и В. А. Соллогуба, о которых пишет в письме Достоевский, не появились (если не считать одного из них автором анонимной заметки о романе в газете «Русский инвалид» - см. о ней ниже). Но Белинский, еще до того как он поднял «трезвон» о романе в статье о «Петербургском сборнике», во второй книжке журнала не только рекомендовал читателям его автора в цитированной выше рецензии, но и в особой заметке «Новый критикан» дал отпор Л. В. Бранту, в связи с его оценкой «Бедных людей» заявив, что оба первые произведения Достоевского - «произведения, которыми для многих было бы славно и блистательно даже и закончить свое литературное поприще», - свидетельствуют о «явлении нового необыкновенного таланта». Вскоре после этого за роман вступился рецензент «Русского инвалида».

Натуральная школа — этап в развитии русской реалистической литературы, границы которого измеряются 40-ми гг. XIX в. Это сложное, подчас противоречивое объединение писателей, по преимуществу прозаиков, признающих авторитет В.Г. Белинского-теоретика и критика, следующих традициям Н.В. Гоголя, автора петербургских повестей, первого тома «Мертвых душ». Свое наименование получила от его оппонента Ф.В. Булгарина, пытавшегося скомпрометировать преемников Гоголя, единомышленников Белинского отождествлением их реализма с грубым натурализмом (Северная пчела. 26 янв. 1846). Белинский, переосмыслив данный термин, дал ему положительное толкование, воспользовался им, ввел в литературоведческий обиход. Расцвет переживает с 1845 по 1848 г., когда ее произведения, в основном физиологические очерки, повести, романы, появляются на страницах журналов «Отечественные записки», «Современник», альманахов, в т.ч. «Физиология Петербурга», «Петербургский сборник». В отличие от реалистичного направления 30-х г., представленного немногими, но великими именами, объединяла многочисленных рядовых беллетристов и начинающих талантливых писателей. Ее распад в конце 40-х гг. вызван не столько смертью Белинского, сколько изменением общественной ситуации в стране и возмужанием талантов, обретающих в период «мрачного семилетия» новую «манеру» в творчестве.

Натуральная школа характеризует преимущественный интерес к социальной тематике, к изображению трагической зависимости человека, будь то бедный чиновник, крепостной крестьянин, дворянский интеллигент, богатый помещик, от неблагоприятных условий общественного бытия. Признание Белинского: «Меня теперь всего поглотила идея достоинства человеческой личности и ее горькой участи», — определяет содержание многих произведений тех лет (Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 11. С. 558). В поле зрения реалистов 1840-х гг. чаще всего находятся горемыки-горюны, тихие, смирные люди, одаренные, но безвольные натуры. Они апатически констатируют свою беспомощность: «Обстоятельства нас определяют <...> и потом же нас казнят» (Тургенев И.С. Полн. собр. соч. М., 1980. Т. 5. С. 26); горько жалуются на свою обездоленность: «Да человек-то я маленький, и ходу мне никакого нет» (Островский А.Н. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 13. С. 17), но обычно не идут дальше вопроса: «За что, судьба жестокая, ты создала меня бедняком?» (Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем. М., 1949. Т. 5. С. 168). Поэтому в произведениях нередко присутствует, помимо критического (иронического), сентиментальный пафос, исходящий либо от самого писателя (Д.В. Григорович), либо от его чувствительного героя (Достоевский). Это позволило Ап. Григорьеву говорить о сентиментальном натурализме реалистов 1840-х гг.

Традиции сентиментальной литературы действительно заметны в прозе натуральной школы. И не столько в пафосе ее отдельных произведений, сколько в признании эстетической значимости обыкновенного, повседневного. Одна из заслуг сентименталистов состоит в том, что они увидели «в самых обыкновенных вещах пиитическую сторону» (Н.М. Карамзин), ввели в сферу искусства частную жизнь простых людей, хотя она под их пером приобретала декоративные, оранжерейные черты.

В отличие от сентименталистов и особенно от романтиков, которые, говоря словами В. Майкова, признавали изящное во всем необыкновенном и не допускали его ни в чем обыкновенном, реалисты видят в прозе ежедневных будней и мелочное, пошлое, и «бездну поэзии» (В.Г. Белинский), показывают взаимопроникновение обычного и необычного. Герои натуральной школы, «обитатели чердаков и подвалов» (В.Г. Белинский), отличаются от Башмачкина и Вырина тем, что подчас осознают свою значимость, свою духовность. И это прежде всего характеризует «маленького человека» в произведениях Достоевского. «Сердцем и мыслями я человек», — провозглашает Макар Девушкин (1; 82).

Вопрос о принадлежности Достоевского к натуральной школе давно не вызывает сомнений и является одним из важнейших аспектов изучения как творчества писателя, так и самого реализма 1840-х гг. Удачный литературный дебют сразу сближает Достоевского с Белинским, делает его «своим» в кругу реалистов тех лет. В одном из писем писатель объясняет расположение к себе Белинского тем, что критик видит в нем «доказательство перед публикою и оправдание мнений своих» (28 1 ; 113 — курсив Достоевского. — Прим. ред. ). Последующие осложнения в отношениях Достоевского с Белинским и Некрасовым не отделяют его от натуральной школы. Неслучайно Ап. Григорьев в статье «Русская изящная литература в 1852 году» и «Реализм и идеализм в нашей литературе», написанных в разное время, называет Достоевского 1840-х гг. блестящим представителем «сентиментального натурализма» (Григорьев Ап. Литературная критика. М., 1967. С. 53, 429).

Произведения Достоевского органически вписываются в историко-литературный контекст 1840-х гг., что не лишает их самобытности, оригинальности. И не только свидетельствуют об этом, но и . Натуральная школа, исходя из своей концепции обыкновенного, из признания изменяемости характера под воздействием социальных обстоятельств, полемизировала с романтиками, старалась нанести им «страшный удар» показом опошления мечтателя под влиянием среды или его поражение в столкновении с ней («Обыкновенная история» И.А. Гончарова, «Кто виноват?» А.И. Герцена). Достоевский отзывается своим «сентиментальным романом» на актуальную для натуральной школы тему, но по-своему. Он изображает не опошление мечтателя, как — вслед за Гончаровым — Бутков, Плещеев, а трагедию его одинокого, беспомощного существования, осуждает жизнь в мечте и ратует за жизнь с мечтой.

Не удивительно, что именно Достоевский в конце 1840-х — начале 1850-х гг. одним из первых угадывает потребность в новом решении вопроса о соотношении характеров и обстоятельств, отступает в силу этого от канонов натуральной школы в изображении романтика и «лишнего человека», персонажей его (1849, 1857), написанного в Петропавловской крепости. Здесь, в стенах тюрьмы, писатель приходит к убеждению, что нужно «быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть...» (28 1 ; 162 — курсив Достоевского. — Прим. ред. ). Эта мысль о нравственном противостоянии человека обстоятельствам станет господствующей в литературе 1850-х гг., когда гоголевский тезис: «вот что может сделаться с человеком» — уступает первенство пушкинскому девизу: «самостоянье человека — залог величия его». Поскольку способностью противостоять враждебным влияниям обладает тот, у кого есть идеал, постольку Достоевский в «Маленьком герое» с глубокой симпатией рисует юного романтика, исполненного рыцарской, платонической любви к женщине. Одновременно с Тургеневым, автором «Гамлета Щигровского уезда» (1849), писатель высмеивает в названном рассказе «лишнего человека» за его вечные жалобы на «враждебные обстоятельства», которые обрекают его на постоянное «ничегонеделание». Так Достоевский и Тургенев выступают в качестве зачинателей нового этапа в развитии русского реализма, идущего на смену натуральной школы.

Достоевский усилит критику диктата социального детерминизма, присущего реалистам 1840-х гг., и придет к выводу, что «человек изменится не от внешних причин, а не иначе как от перемены нравственной » (20; 171 — курсив Достоевского. — Прим. ред. ). Но гуманистический пафос натуральной школы, выразившийся в глубоком сочувствии к униженным и оскорбленным, останется с Достоевским навсегда. Неслучайно в своих упоминаниях о натуральной школе писатель акцентирует ее отношение к маленькому человеку, почти дословно цитируя высказывания Белинского. Так, в повести повествователь, вспоминая натуральную школу, говорит о ее стремлении увидеть в самом падшем создании высочайшие человеческие чувства. В романе «Униженные и оскорбленные» Достоевский передает восприятие обыденным сознанием содержания своего первого печатного произведения, отвечавшего эстетическому кодексу натуральной школы. Неискушенного в литературных спорах и новациях человека удивляет и привлекает в данном содержании описание картин житейских будней простым, близким к разговорной речи языком, призыв видеть в забитых людях своих братьев. Все это еще раз свидетельствует о том, что натуральная школа не только важнейший этап в развитии русского реализма, но и многообещающий пролог литературной деятельности Достоевского.

Проскурина Ю.М.

Н. В. Гоголь был главой и основателем «нату-ральной школы», ставшей колыбелью целой плея-ды великих русских писателей: А, И. Герцена, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова, И. А. Гончарова, М. Е.-Салтыкова-Щедрина и других. Ф. М. Достоевский писал: «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя», под-черкивая этим ведущую роль писателя в «натураль-ной школе». Автор «Мертвых душ» был преемником А. С. Пушкина, продолжил начатую а «Станционном смотрителе» и «Медном всаднике» тему «маленького» человека. Можно сказать, что на протяжении всего своего творческого пути Н. В. Гоголь последователь-но раскрывал две темы: любви к «маленькому» че-ловеку и обличения пошлости пошлого человека.

Примером отражения первой из названных тем может послужить знаменитая «Шинель». В этом произведении, которое было закончено в 1842 году. Го-голь показал весь трагизм положения бедняка разночинца, «маленького» человека, для которого це-лью жизни, единственной мечтой становится приоб-ретение вещей. В «Шинели» звучит гневный протест автора против унижения «маленького» человека, против несправедливости. Акакий Акакиевич Башмачкин - человек тишайший и незаметнейший, рев-ностный труженик, он терпит постоянные унижения и обиды от различных «значительных лиц», более молодых и успешных сослуживцев. Новая шинель для этого незначительного чиновника недостижи-мая мечта и тяжелая забота. Отказывая себе во всем, Башмачкин приобретает шинель. Но радость была недолгой, его ограбили. Герой был потрясен, он за-болел и умер. Автор подчеркивает типичность персонажа, в начале произведения он пишет: «Итак, в, одном департаменте служил один чиновник». Повесть Н. В. Гоголя построена на контрасте между бес-человечней средой и ее жертвой, к которой автор от-носится с любовью и сочувствием. Когда Башмач-кин просит молодых чиновников не смеяться над ним, в его «проникающих словах звенели другие слова: я брат твой». Как мне кажется, этой фразой Гоголь не только выражает свою собственную жизненную позицию, но и пытается показать внутренний мир персонажа. Кроме того, это и напоминание читате-лям о необходимости человеческого отношения к окружающим. Акакий Акакиевич не способен бороть-ся с несправедливостью, лишь в беспамятстве, практически в бреду он смог проявить недовольство людь-ми, столь грубо его унижавшими, попиравшими его достоинство. В защиту оскорбленного «маленького» человека выступает автор. Финал повести фантастичен, хотя имеет и реальные мотивировки: «значи-тельное лицо» едет по неосвещенной улице после выпитого шампанского, и привидиться ему могло всякое. Финал этого произведения производил неизгладимое впечатление на читателей. Например, С. П. Строганов говорил: «Какая страшная повесть Гоголева «Шинель», ведь это привидение на мосту тащит просто у каждого из нас шинель с плеч». Привидение, срывающее на мосту шинели, - символ нео-существленного в реальности протеста униженного человек, грядущего отмщения.

Тема «маленького» человека раскрывается и в «Записках сумасшедшего». В этом произведении рассказана типичная история скромного чиновника Поприщина, духовно искалеченного жизнью, в кото-рой «все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам. Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою - сры-вает у тебя камер-юнкер или генерал». Герой не вы-нес несправедливости, бесконечных унижений и сошел с ума. Титулярный советник Поприщин сознает собственную незначительность, страдает от этого. В отличие от главного героя «Шинели», он человек са-молюбивый, даже честолюбивый, ему хочется быть замеченным, играть какую-либо видную роль в об-ществе. Чем острее его мучения, чем сильнее испы-тываемые унижения, тем свободнее от власти разу-ма становится его мечта. В повести «Записки сумас-шедшего» представлен, таким образом, ужасающий разлад между реальной действительностью и меч-той, который и приводит героя к безумию, Гибели личности.. Акакий Башмачкин и Поприщин- жертвы системы, существовавшей в то время в России. Но можно сказать, что такие люди всегда оказываются жертвами любой бюрократической машины. , Вторая тема творчества Н. В. Гоголя отражена в таких его произведениях, как «Старосветские по-мещики», «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», в замечательной поэме «Мертвые души» и во многих других.

Начатое в «Петербургских повестях» разобла-чение пошлости общества было позднее продолже-но в сборнике «Миргород» и в «Мертвых душах». Для всех этих произведений характерен такой прием изображения, как резкое противопоставление внеш-него благообразия и внутреннего безобразия геро-ев. Достаточно вспомнить образ Павла Ивановича Чичикова или Ивана Ивановича. В своих творениях Н. В. Гоголь стремился высмеять все дурное, окру-жавшее его. Он писал, что «смеха боится даже тот, кто уже ничего не боится». В то же время он пытался показать влияние среды на формирование челове-ка, его становление как личности.

Можно сказать, что Н. В. Гоголь был писателем-моралистом, считая, что литература должна помо-гать людям понимать жизнь, определять свое место в ней. Он стремился показать читателям, что в окру-жающем юс мире устроено несправедливо, как и А. С. Пушкин побуждал в людях «чувства добрые».

Темы, начатые Н. В. Гоголем», позднее были по-разному продолжены писателями «натуральной шко-лы».