В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии.

Тристрам Шенди появился на свет пятого ноября 1718 г., но злоключения его, по собственному его утверждению, начались ровно девять месяцев назад, во время зачатия, так как матушка, знающая о необыкновенной пунктуальности отца, в самый неподходящий момент осведомилась, не забыл ли он завести часы. Герой горько сожалеет, что родился «на нашей шелудивой и злосчастной земле», а не на Луне или, скажем, на Венере. Тристрам подробно рассказывает о своей семье, утверждая, что все Шенди чудаковаты. Много страниц он посвящает своему дяде Тоби, неутомимому вояке, странностям которого положило начало ранение в пах, полученное им при осаде Намюра. Этот джентльмен четыре года не мог оправиться от своей раны. Он раздобыл карту Намюра и, не вставая с постели, разыгрывал все перипетии роковой для него битвы. Его слуга Трим, бывший капрал, предложил хозяину отправиться в деревню, где тот владел несколькими акрами земли, и на местности возвести все фортификационные сооружения, при наличии которых дядюшкино увлечение получило бы более широкие возможности.

Шенди описывает историю своего появления на свет, обращаясь при этом к брачному контракту своей матери, по условиям которого ребёнок непременно должен родиться в деревне, в поместье Шендихолл, а не в Лондоне, где помощь роженице могли бы оказать опытные врачи. Это сыграло большую роль в жизни Тристрама и, в частности, отразилось на форме его носа. На всякий случай отец будущего ребёнка приглашает к жене деревенского доктора Слона. Пока происходят роды, трое мужчин - отец Шенди Вильям, дядя Тоби и доктор сидят внизу у камина и рассуждают на самые различные темы. Оставляя джентльменов беседовать, рассказчик снова переходит к описанию чудачеств членов его семейства. Отец его придерживался необычайных и эксцентричных взглядов на десятки вещей. Например, испытывал пристрастие к некоторым христианским именам при полном неприятии других. Особенно ненавистным для него было имя Тристрам. Озаботившись предстоящим рождением своего отпрыска, почтенный джентльмен внимательно изучил литературу по родовспоможению и убедился в том, что при обычном способе появления на свет страдает мозжечок ребёнка, а именно в нем, по его мнению, расположен «главный сенсорий или главная квартира души». Таким образом, он видит наилучший выход в кесаревом сечении, приводя в пример Юлия Цезаря, Сципиона Африканского и других выдающихся деятелей. Жена его, однако, придерживалась другого мнения.

Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведён не на головке его ребёнка.

Отвлекаясь от описания многотрудного своего рождения, Шенди возвращается к дядюшке Тоби и укреплениям, возведённым вместе с капралом Тримом в деревне. Гуляя со своей подружкой и показывая ей эти замечательные сооружения, Трим оступился и, потянув за собой Бригитту, всей тяжестью упал на подъёмный мост, который тут же развалился на куски. Целыми днями дядюшка размышляет над конструкцией нового моста. И когда Трим вошёл в комнату и сказал, что доктор Слип занят на кухне изготовлением моста, дядя Тоби вообразил, что речь идёт о разрушенном военном объекте. Каково же было горе Вильяма Шенди, когда выяснилось, что это «мост» для носа новорождённого, которому доктор своими инструментами расплющил его в лепёшку. В связи с этим Шенди размышляет о размерах носов, так как догмат о преимуществе длинных носов перед короткими укоренялся в их семействе на протяжении трёх поколений. Отец Шенди читает классических авторов, упоминающих о носах. Здесь же приводится переведённая им повесть Слокенбергия. В ней рассказывается о том, как в Страсбург однажды прибыл на муле незнакомец, поразивший всех размерами своего носа. Горожане спорят о том, из чего он сделан, и стремятся дотронуться до него. Незнакомец сообщает, что побывал на Мысе Носов и раздобыл там один из самых выдающихся экземпляров, какие когда-либо доставались человеку. Когда же поднявшаяся в городе суматоха закончилась и все улеглись в свои постели, царица Маб взяла нос чужеземца и разделила его на всех жителей Страсбурга, в результате чего Эльзас и стал владением Франции.

Семейство Шенди, боясь, что новорождённый отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребёнка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребёнка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно.

Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал её, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим.

Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно даётся исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернёры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошёл хозяин деревенской гостиницы. Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Аефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу - все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника.

Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин - отчасти из-за своего ранения, - влюбился во вдову миссис Водмен.

Тристрам Шенди отправляется в путешествие на континент, по пути из Дувра в Кале его мучает морская болезнь. Описывая достопримечательности Кале, он называет город «ключом двух королевств». Далее его путь следует через Булонь и Монтрей. И если в Булони ничто не привлекает внимания путешественника, то единственной достопримечательностью Монтрея оказывается дочка содержателя постоялого двора. Наконец Шенди прибывает в Париж и на портике Лувра читает надпись: «В мире нет подобного народа, ни один народ не имеет города, равного этому». Размышляя о том, где быстрее ездят - во Франции или в Англии, он не может удержаться, чтобы не рассказать анекдот о том, как аббатиса Андуейтская и юная послушница Маргарита путешествовали на воды, потеряв по дороге погонщика мулов.

Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлучённых жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезён ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мёртвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы оросить её слезами, оказывается, что таковой уже не существует.

Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток.

Проезжая через Аангедок, Шенди убеждается в живой непринуждённости местных жителей. Танцующие крестьяне приглашают его в свою компанию. «Проплясав через Нарбонну, Каркасон и Кастельнодарн», он берет перо, чтоб снова перейти к любовным похождениям дяди Тоби. Далее следует подробное описание приёмов, с помощью которых вдова Водмен покоряет наконец его сердце. Отец Шенди, пользовавшийся славой знатока женщин, пишет наставительное письмо брату о природе женского пола, а капрал Трим, в этой же связи, рассказывает хозяину о романе своего брата с вдовой еврея-колбасника. Роман кончается оживлённым разговором о быке слуги Обадии, и на вопрос матери Шенди: «Что за историю они рассказывают?» Йорик отвечает: «Про Белого Бычка, и одну из лучших, какие мне доводилось слышать».

Пересказала

В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии.

Тристрам Шенди появился на свет пятого ноября 1718 г., но злоключения его, по собственному его утверждению, начались ровно девять месяцев назад, во время зачатия, так как матушка, знающая о необыкновенной пунктуальности отца, в самый неподходящий момент осведомилась, не забыл ли он завести часы. Герой горько сожалеет, что родился «на нашей шелудивой и злосчастной земле», а не на Луне или, скажем, на Венере. Трисграм подробно рассказывает о своей семье, утверждая, что все Шенди чудаковаты. Много страниц он посвящает своему дяде Тоби, неутомимому вояке, странностям которого положило начало ранение в пах, полученное им при осаде Намюра. Этот джентльмен четыре года не мог оправиться от своей раны. Он раздобыл карту Намюра и, не вставая с постели, разыгрывал все перипетии роковой для него битвы. Его слуга Трим, бывший капрал, предложил хозяину отправиться в деревню, где тот владел несколькими акрами земли, и на местности возвести все фортификационные сооружения, при наличии которых дядюшкино увлечение получило бы более широкие возможности.

Шенди описывает историю своего появления на свет, обращаясь при этом к брачному контракту своей матери, по условиям которого ребенок непременно должен родиться в деревне, в поместье Шендихолл, а не в Лондоне, где помощь роженице могли бы оказать опытные врачи. Это сыграло большую роль в жизни Тристрама и, в частности, отразилось на форме его носа. На всякий случай отец будущего ребенка приглашает к жене деревенского доктора Слона. Пока происходят роды, трое мужчин - отец Шенди Вильям, дядя Тоби и доктор сидят внизу у камина и рассуждают на самые различные темы. Оставляя джентльменов беседовать, рассказчик снова переходит к описанию чудачеств членов его семейства. Отец его придерживался необычайных и эксцентричных взглядов на десятки вещей. Например, испытывал пристрастие к некоторым христианским именам при полном неприятии других. Особенно ненавистным для него было имя Тристрам. Озаботившись предстоящим рождением своего отпрыска, почтенный джентльмен внимательно изучил литературу по родовспоможению и убедился в том, что при обычном способе появления на свет страдает мозжечок ребенка, а именно в нем, по его мнению, расположен «главный сенсорий или главная квартира души». Таким образом, он видит наилучший выход в кесаревом сечении, приводя в пример Юлия Цезаря, Сципиона Африканского и других выдающихся деятелей. Жена его, однако, придерживалась другого мнения.

Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведен не на головке его ребенка.

Отвлекаясь от описания многотрудного своего рождения, Шенди возвращается к дядюшке Тоби и укреплениям, возведенным вместе с капралом Тримом в деревне. Гуляя со своей подружкой и показывая ей эти замечательные сооружения, Трим оступился и, потянув за собой Бригитту, всей тяжестью упал на подъемный мост, который тут же развалился на куски. Целыми днями дядюшка размышляет над конструкцией нового моста. И когда Трим вошел в комнату и сказал, что доктор Слип занят на кухне изготовлением моста, дядя Тоби вообразил, что речь идет о разрушенном военном объекте. Каково же было горе Вильяма Шенди, когда выяснилось, что это «мост» для носа новорожденного, которому доктор своими инструментами расплющил его в лепешку. В связи с этим Шенди размышляет о размерах носов, так как догмат о преимуществе длинных носов перед короткими укоренялся в их семействе на протяжении трех поколений. Отец Шенди читает классических авторов, упоминающих о носах. Здесь же приводится переведенная им повесть Слокенбергия. В ней рассказывается о том, как в Страсбург однажды прибыл на муле незнакомец, поразивший всех размерами своего носа. Горожане спорят о том, из чего он сделан, и стремятся дотронуться до него. Незнакомец сообщает, что побывал на Мысе Носов и раздобыл там один из самых выдающихся экземпляров, какие когда-либо доставались человеку. Когда же поднявшаяся в городе суматоха закончилась и все улеглись в свои постели, царица Маб взяла нос чужеземца и разделила его на всех жителей Страсбурга, в результате чего Эльзас и стал владением Франции.

Семейство Шенди, боясь, что новорожденный отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребенка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребенка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно.

Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал её, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим.

Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно дается исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернеры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошел хозяин деревенской гостиницы. Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Аефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу - все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника.

Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин - отчасти из-за своего ранения, - влюбился во вдову миссис Водмен.

Тристрам Шенди отправляется в путешествие на континент, по пути из Дувра в Кале его мучает морская болезнь. Описывая достопримечательности Кале, он называет город «ключом двух королевств». Далее его путь следует через Булонь и Монтрей. И если в Булони ничто не привлекает внимания путешественника, то единственной достопримечательностью Монтрея оказывается дочка содержателя постоялого двора. Наконец Шенди прибывает в Париж и на портике Лувра читает надпись: «В мире нет подобного народа, ни один народ не имеет города, равного этому». Размышляя о том, где быстрее ездят - во Франции или в Англии, он не может удержаться, чтобы не рассказать анекдот о том, как аббатиса Андуейтская и юная послушница Маргарита путешествовали на воды, потеряв по дороге погонщика мулов.

Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлученных жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезен ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мертвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы оросить её слезами, оказывается, что таковой уже не существует.

Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток.

Проезжая через Аангедок, Шенди убеждается в живой непринужденности местных жителей. Танцующие крестьяне приглашают его в свою компанию. «Проплясав через Нарбонну, Каркасон и Кастельнодарн», он берет перо, чтоб снова перейти к любовным похождениям дяди Тоби. Далее следует подробное описание приемов, с помощью которых вдова Водмен покоряет наконец его сердце. Отец Шенди, пользовавшийся славой знатока женщин, пишет наставительное письмо брату о природе женского пола, а капрал Трим, в этой же связи, рассказывает хозяину о романе своего брата с вдовой еврея-колбасника. Роман кончается оживленным разговором о быке слуги Обадии, и на вопрос матери Шенди: «Что за историю они рассказывают?» Йорик отвечает: «Про Белого Бычка, и одну из лучших, какие мне доводилось слышать».

Лоренс Стерн

«Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена»

В начале повествования рассказчик предупреждает читателя, что в своих заметках не будет придерживаться никаких правил создания литературного произведения, не будет соблюдать законы жанра и придерживаться хронологии.

Тристрам Шенди появился на свет пятого ноября 1718 г., но злоключения его, по собственному его утверждению, начались ровно девять месяцев назад, во время зачатия, так как матушка, знающая о необыкновенной пунктуальности отца, в самый неподходящий момент осведомилась, не забыл ли он завести часы. Герой горько сожалеет, что родился «на нашей шелудивой и злосчастной земле», а не на Луне или, скажем, на Венере. Тристрам подробно рассказывает о своей семье, утверждая, что все Шенди чудаковаты. Много страниц он посвящает своему дяде Тоби, неутомимому вояке, странностям которого положило начало ранение в пах, полученное им при осаде Намюра. Этот джентльмен четыре года не мог оправиться от своей раны. Он раздобыл карту Намюра и, не вставая с постели, разыгрывал все перипетии роковой для него битвы. Его слуга Трим, бывший капрал, предложил хозяину отправиться в деревню, где тот владел несколькими акрами земли, и на местности возвести все фортификационные сооружения, при наличии которых дядюшкино увлечение получило бы более широкие возможности.

Шенди описывает историю своего появления на свет, обращаясь при этом к брачному контракту своей матери, по условиям которого ребёнок непременно должен родиться в деревне, в поместье Шендихолл, а не в Лондоне, где помощь роженице могли бы оказать опытные врачи. Это сыграло большую роль в жизни Тристрама и, в частности, отразилось на форме его носа. На всякий случай отец будущего ребёнка приглашает к жене деревенского доктора Слона. Пока происходят роды, трое мужчин — отец Шенди Вильям, дядя Тоби и доктор сидят внизу у камина и рассуждают на самые различные темы. Оставляя джентльменов беседовать, рассказчик снова переходит к описанию чудачеств членов его семейства. Отец его придерживался необычайных и эксцентричных взглядов на десятки вещей. Например, испытывал пристрастие к некоторым христианским именам при полном неприятии других. Особенно ненавистным для него было имя Тристрам. Озаботившись предстоящим рождением своего отпрыска, почтенный джентльмен внимательно изучил литературу по родовспоможению и убедился в том, что при обычном способе появления на свет страдает мозжечок ребёнка, а именно в нем, по его мнению, расположен «главный сенсорий или главная квартира души». Таким образом, он видит наилучший выход в кесаревом сечении, приводя в пример Юлия Цезаря, Сципиона Африканского и других выдающихся деятелей. Жена его, однако, придерживалась другого мнения.

Доктор Слоп послал слугу Обадию за медицинскими инструментами, но тот, боясь их растерять по дороге, так крепко завязал мешок, что, когда они понадобились и мешок был наконец развяан, в суматохе акушерские щипцы были наложены на руку дяди Тоби, а его брат порадовался, что первый опыт был произведён не на головке его ребёнка.

Отвлекаясь от описания многотрудного своего рождения, Шенди возвращается к дядюшке Тоби и укреплениям, возведённым вместе с капралом Тримом в деревне. Гуляя со своей подружкой и показывая ей эти замечательные сооружения, Трим оступился и, потянув за собой Бригитту, всей тяжестью упал на подъёмный мост, который тут же развалился на куски. Целыми днями дядюшка размышляет над конструкцией нового моста. И когда Трим вошёл в комнату и сказал, что доктор Слип занят на кухне изготовлением моста, дядя Тоби вообразил, что речь идёт о разрушенном военном объекте. Каково же было горе Вильяма Шенди, когда выяснилось, что это «мост» для носа новорождённого, которому доктор своими инструментами расплющил его в лепёшку. В связи с этим Шенди размышляет о размерах носов, так как догмат о преимуществе длинных носов перед короткими укоренялся в их семействе на протяжении трёх поколений. Отец Шенди читает классических авторов, упоминающих о носах. Здесь же приводится переведённая им повесть Слокенбергия. В ней рассказывается о том, как в Страсбург однажды прибыл на муле незнакомец, поразивший всех размерами своего носа. Горожане спорят о том, из чего он сделан, и стремятся дотронуться до него. Незнакомец сообщает, что побывал на Мысе Носов и раздобыл там один из самых выдающихся экземпляров, какие когда-либо доставались человеку. Когда же поднявшаяся в городе суматоха закончилась и все улеглись в свои постели, царица Маб взяла нос чужеземца и разделила его на всех жителей Страсбурга, в результате чего Эльзас и стал владением Франции.

Семейство Шенди, боясь, что новорождённый отдаст Богу душу, спешит его окрестить. Отец выбирает для него имя Трисмегист. Но служанка, несущая ребёнка к священнику, забывает такое трудное слово, и ребёнка по ошибке нарекают Тристрамом. Отец в неописуемом горе: как известно, это имя было особенно ненавистно для него. Вместе с братом и священником он едет к некоему Дидию, авторитету в области церковного права, чтобы посоветоваться, нельзя ли изменить ситуацию. Священнослужители спорят между собой, но в конце концов приходят к выводу, что это невозможно.

Герой получает письмо о смерти своего старшего брата Бобби. Он размышляет о том, как переживали смерть своих детей разные исторические личности. Когда Марк Туллий Цицерон потерял дочь, он горько оплакивал её, но, погружаясь в мир философии, находил, что столько прекрасных вещей можно сказать по поводу смерти, что она доставляет ему радость. Отец Шенди тоже был склонен к философии и красноречию и утешал себя этим.

Священник Йорик, друг семьи, давно служивший в этой местности, посещает отца Шенди, который жалуется, что Тристраму трудно даётся исполнение религиозных обрядов. Они обсуждают вопрос об основах отношений между отцом и сыном, по которым отец приобретает право и власть над ним, и проблему дальнейшего воспитания Тристрама. Дядя Тоби рекомендует в гувернёры молодого Лефевра и рассказывает его историю. Однажды вечером дядя Тоби сидел за ужином, как вдруг в комнату вошёл хозяин деревенской гостиницы. Он попросил стакан-другой вина для одного бедного джентльмена, лейтенанта Лефевра, который занемог несколько дней назад. С Лефевром был сын лет одиннадцати-двенадцати. Дядя Тоби решил навестить джентльмена и узнал, что тот служил с ним в одном полку. Когда Лефевр умер, дядя Тоби похоронил его с воинскими почестями и взял опеку над мальчиком. Он отдал его в общественную школу, а затем, когда молодой Аефевр попросил позволения попытать счастья в войне с турками, вручил ему шпагу его отца и расстался с ним как с собственным сыном. Но молодого человека стали преследовать неудачи, он потерял и здоровье, и службу — все, кроме шпаги, и вернулся к дяде Тоби. Это случилось как раз тогда, когда Тристраму искали наставника.

Рассказчик вновь возвращается к дяде Тоби и рассказывает о том, как дядя, всю жизнь боявшийся женщин — отчасти из-за своего ранения, — влюбился во вдову миссис Водмен.

Тристрам Шенди отправляется в путешествие на континент, по пути из Дувра в Кале его мучает морская болезнь. Описывая достопримечательности Кале, он называет город «ключом двух королевств». Далее его путь следует через Булонь и Монтрей. И если в Булони ничто не привлекает внимания путешественника, то единственной достопримечательностью Монтрея оказывается дочка содержателя постоялого двора. Наконец Шенди прибывает в Париж и на портике Лувра читает надпись: «В мире нет подобного народа, ни один народ не имеет города, равного этому». Размышляя о том, где быстрее ездят — во Франции или в Англии, он не может удержаться, чтобы не рассказать анекдот о том, как аббатиса Андуейтская и юная послушница Маргарита путешествовали на воды, потеряв по дороге погонщика мулов.

Проехав несколько городов, Шенди попадает в Лион, где собирается осмотреть механизм башенных часов и посетить Большую библиотеку иезуитов, чтобы ознакомиться с тридцатитомной историей Китая, признавая при этом, что равно ничего не понимает ни в часовых механизмах, ни в китайском языке. Его внимание также привлекает гробница двух любовников, разлучённых жестокими родителями. Амандус взят в плен турками и отвезён ко двору марокканского императора, где в него влюбляется принцесса и томит его двадцать лет в тюрьме за любовь к Аманде. Аманда же в это время, босая и с распущенными волосами, странствует по горам, разыскивая Амандуса. Но однажды ночью случай приводит их в одно и то же время к воротам Лиона. Они бросаются друг другу в объятия и падают мёртвыми от радости. Когда же Шенди, расстроганный историей любовников, добирается до места их гробницы, дабы оросить её слезами, оказывается, что таковой уже не существует.

Шенди, желая занести последние перипетии своего вояжа в путевые заметки, лезет за ними в карман камзола и обнаруживает, что они украдены. Громко взывая ко всем окружающим, он сравнивает себя с Санчо Пансой, возопившим по случаю потери сбруи своего осла. Наконец порванные заметки обнаруживаются на голове жены каретника в виде папильоток.

Проезжая через Аангедок, Шенди убеждается в живой непринуждённости местных жителей. Танцующие крестьяне приглашают его в свою компанию. «Проплясав через Нарбонну, Каркасон и Кастельнодарн», он берет перо, чтоб снова перейти к любовным похождениям дяди Тоби. Далее следует подробное описание приёмов, с помощью которых вдова Водмен покоряет наконец его сердце. Отец Шенди, пользовавшийся славой знатока женщин, пишет наставительное письмо брату о природе женского пола, а капрал Трим, в этой же связи, рассказывает хозяину о романе своего брата с вдовой еврея-колбасника. Роман кончается оживлённым разговором о быке слуги Обадии, и на вопрос матери Шенди: «Что за историю они рассказывают?» Йорик отвечает: «Про Белого Бычка, и одну из лучших, какие мне доводилось слышать».

«Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Лоренса Стерна заинтересовала большинство читателей своей необыкновенностью. Не случайно Стерна считают создателем нового направления в литературе. Произведение имеет своеобразный и в тоже время странный сюжет. С первых страниц роман читатель знакомится со священником Йориком, образ которого напоминает неординарный автопортрет писателя.

В самом начале романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» читатель ощущает некое предупреждение со стороны рассказчика. Он сообщает ему о том, что не станет соблюдать какие-либо правила, которые требуются для успешного создания литературного произведения. По его мнению, не обязательно придерживаться законов жанра и хронологии, чтобы завоевать доверие читателя.

В произведении главный герой Тристрам Шенди считается номинальным персонажем. Писатель заканчивает рассказывать об истории Тристрама, дойдя до девятого тома, где герою исполняется пять лет. Заголовок романа уже поражает читателя, ведь о каком мышлении можно говорить, если ребенку всего пять лет. Для чего писатель это делает?

В романе «Жизнь и мнения...» Лоренс Стерн применяет стилистический ход. На первый взгляд, читателю практически ни чего не понятно, однако, позже он понимает, что это необходимо автору для того, чтобы изобразить большое число экстравагантных персонажей. Итак, благодаря маленькому мальчику, возле которого собрались взрослые, писателю удается раскрыть все характеры и планы героев.

Роман выделяется не только необычностью героев и их внешними описаниями, которые строятся по принципу парадоксальности, но и удивляет читателя манерой письма писателя. Лоренс Стерн большое количество раз возвращается к тому, что говорил читателю уже на предыдущей странице. В результате, роман стал примером английского сентиментализма и принес писателю славу и успех.

Читатель восхищается Ла Флером, которого писатель изображает бедным, но при этом добрым и жизнерадостным человеком. В целом Стерн не является сторонником условностей и предрассудков. Однако автор не пытается идеализировать героя, он представляет его перед читателем как добрым, так и эгоистом, тщеславным человеком.

Лоренс Стерн подчеркивает, что природа, как и человеческий мир, не могут быть идеальными. Они всегда являются источников душераздирающих картин. Поэтому спасти могут лишь чувства. Несмотря на это все его персонажи отказываются бороться и убегают от реальности, желая спрятаться где-то в укромном уголке. При их жизнелюбии, их образы получаются трагичными.

«Жизнь и мнения Тристрама Шенди»

Этот роман, с виду шутливый, дурашливый, нарочито шутовской, поистине своеобразная литературная клоунада, но он пронизан глубочайшей философией. Писатель резвится, паясничает, смеется над всем и вся. В самом начале книги он заявляет о своей неприязни к «строгости». Он не хочет стеснять себя догматической важностью теоретических правил, «будь то правила самого Горация», ему по душе вольтеровская умная и лукавая шутливость. Недаром он обращается к своей музе: «Светлая богиня, если ты не слишком занята делами Кандида и мисс Кунигунды 1 , - возьми под свое покровительство также Тристрама Шенди». Он посвящает свое сочинение… Луне, на которую, по старому шутливому преданию, попадают после смерти души всех безумцев, живущих на земле.

Под «строгостью» Стерн понимает надутое педантство, тяжеловесное мышление людей невежественных и слабоумных, подозрительно относящихся к шутке, к игре живого ума, неспособных понять и оценить чистосердечие и красоту души людей, беспечных и неопытных (каким был Йорик). Эти «строгие» (в понимании Стерна) люди, «правильные» с точки зрения официальной морали, холодны, эгоистичны и жестоки. Они коварны. «Самая сущность строгости есть задняя мысль и, следовательно, обман; это старая уловка, при помощи которой люди стремятся создать впечатление, будто у них больше ума и знания, чем есть на самом деле».

Сама форма книги Стерна - антипод «правильности», «строгости» - беспечная и веселая, она подкрепляет эту его философию. Свою книгу он населяет чудаками, они занимаются нелепостями, но они не «опасны», они простодушны и милы даже в] своих слабостях, тогда как мир «строгости», тот большой мир серьезности, что простирается за маленьким миром Шенди-Холла, страшен и опасен.

Мир Шенди-Холла - игрушечный мир. Люди, живущие в нем, увлечены игрушками, с серьезным видом они занимаются, пустяками, волнуются, увлекаются со всей непосредствен-" 1 ностью и страстью, присущими детям. Но это не приносит никакого вреда, тогда как… там, за рубежами этого крошечного поместья, совершаются преступления и происходят великие беды.

Отзвуки бурлящего и грохочущего океана, в котором живет человечество, доходят иногда до тихого островка Шенди-Холла. Слуга дяди Тома, капрал Трим, читает, к примеру, случайно найденную рукопись проповеди пастора Йорика. Это в сказочный игрушечный мир Шенди-Холла врывается жестокая реальность настоящего неигрушечного мира.

«…Войдите на минуту со мной в тюрьмы инквизиции… Взгляните на эту Религию, с закованными в цепи у ног ее Милосердием и Справедливостью, - страшная как привидение восседает она в черном судейском кресле, подпертом дыбами и орудиями пытки. - Слушайте - слышите этот жалобный стон? (Тут лицо Трима сделалось пепельно-серым.) Взгляните на бедного страдальца, который его издает (тут слезы покатились у него из глаз) - его только привели, чтобы подвергнуть муке этого лжесудилища и самым утонченным пыткам, какие в состоянии была изобрести задуманная система жестокости».

Незадолго до появления в печати романа Стерна во Франции появилась знаменитая повесть Вольтера «Кандид». Стерн ее с наслаждением читал. Вольтер, рассказав в повести о злоключениях своих героев, об их первоначальных иллюзиях, о том, что все в мире очень плохо, привел своих странников к берегам Пропонтиды. Наивный, простодушный Кандид, его учитель - «многомудрый» и теперь безносый Панглос, некогда юная красавица Кунигунда обрели здесь поздний покой. Они растеряли свои иллюзии, они увидели неприглядный лик мира и, не надеясь исправить его, стали «возделывать свой сад».

Древние греки называли Пропонтидой Дарданеллы и Босфорский пролив (пропонтида-вход в море, «предморие»). После Вольтера пропонтидой стали называть тихую гавань, укрытие от жизненных бурь.

В романе Стерна Шенди-Холл - тоже своеобразная пропонтида. «Приветливый домик… с небольшим участком земли. К дому примыкал огород площадью с пол-акра, за высокой живой изгородью из тисовых деревьев была лужайка».

Кто живет в этой стерновской Пропонтиде? Отставной капи-тан Тоби Шенди, искалеченный на войне, его слуга капрал Грим, также получивший тяжкое ранение в той же войне и часто жестоко страдающий от боли. Там же живет отец Тристра-ма, Шенди-старший, некогда коммерсант, а теперь философствующий помещик, мамаша Тристрама, женщина робкая, бесцветная, всегда соглашающаяся во всем с мужем, чем часто раздражает его. Там живет и то маленькое существо, жизнь и мнения которого должны быть описаны в книге, т.е. Тристрам Шенди. В Шенди-Холл наведывается иногда пастор Йорик, появляется там и невежественный лекарь Слопс. По соседству с Шенди-Холлом проживает вдова, вздыхающая по отставному капитану, дяде Тоби.

Главные герои книги - дядя Тоби и его слуга капрал Трим. Того и другого соединяет поистине братская дружба. Трим обожает своего хозяина. Тоби постоянно восхищается высокими нравственными качествами своего слуги и бывшего соратника. К ним привлечено восхищенное внимание автора. Оба они ушли из мира страшных реальностей, искалеченные им, в эту маленькую страну Шенди-Холла, где, незлобивые, чистые душой, предались игре.

Капитан Тоби и Трим увлеченно строят игрушечные военные укрепления, по всем правилам фортификации, ведут игрушечные сражения по взятию крепостей и городов, повторяя в игре то, что происходило в мире реальном на полях боев идущей тогда войны за испанское наследство. (Действие романа происходит в начальные десятилетия XVIII в., примерно за пятьдесят лет до написания романа.) Стерн называет увлечение дяди Тоби «коньком», добродушно посмеиваясь и любуясь им. «Мир и покой да осенят навеки главу твою! - Ты не завидовал ничьим радостям - не задевал ничьих мнений. Ты не очернил ничьей репутации - и ни у кого не отнял куска хлеба. Тихонечко, в сопровождении верного Трима, обежал ты рысцой маленький круг своих удовольствий, никого не толкнув по дороге; - для каждого человека в горе находилась у тебя слеза - для каждого нуждающегося находился шиллинг». В этой маленькой стране Шенди-Холла происходят маленькие события, которые воспринимаются обитателями его с большими волнениями, как события огромной важности.

Дядя Тоби подвергается атаке вдовы Водмен. Стерн с обаятельным комизмом рассказывает о тонких хитростях вдовы по уловлению сердца старого вояки. Он рассказывает с комической пунктуальностью о заботах и волнениях дяди Тоби, Трима и других обитателей Шенди-Холла по поводу пунцовых штанов, в которых капитан решил явиться к вдове с брачным предложением. Пунцовые штаны, в конце концов, были отвергнуты по причине крайней их изношенности. Как великолепны страницы, посвященные описанию торжественного выхода дяди Тоби с его слугой к упомянутой вдове, робости и застенчивости дяди Тоби, нерешительности старого холостяка и полнейшей его растерянности!

Стерн постоянно ведет полемику с тем серьезным, строгим миром, который так чужд открытому, чистосердечному миру шутки и милой непрактичности. «Строгие», «рассудительные» люди - «большие парики», «важные физиономии», «длинные бороды», «важные люди со всей их важностью» - все они ничтожны и жалки. «Заметьте только, я пишу не для них», - открещивается от них автор и устремляет свой умиленный взор на милых чудаков Шенди-Холла.

«Благородные души! Бог да благословит вас и мортиры ваши!» Ушел из мира реальностей и отец Тристрама, заслонясь от него философией, но и эта философия тоже не настоящая, а игрушечная. Шенди-старший создает сложные, нелепые философские системы, впрочем не более нелепые, чем и те, которыми люди занимают свои умы и свое время в мире «серьезном». Шенди выстраивает целую цепочку причин и следствий, связанных с именами людей, их носами и пр. Он хочет воспитать сына по строгой методе педагогической теории, но никак не поспевает за растущим мальчиком.

Что касается самого Тристрама, то у него тоже свой «конек». Он пишет книгу о себе. К концу книги герою нет еще и пяти лет. Но где кончается младенец и начинается взрослый дядя-автор, трудно уловить. Рассуждения одного перебиваются мыслями второго, и наоборот. Тристрам-автор постоянно надоедает нам своей книгой и предстает перед нами совсем не в лучшем своем виде, мы замечаем, что чадо по наивности и непрактичности достойно своих родителей, что оно изрядно бестолково, изрядно простовато, но и столь же доброе существо, как и окружающие его люди.

Много смешного, много потешного в книге - повсюду мы ощущаем дыхание добродушной снисходительной гуманности. Слово «гуманизм» здесь, пожалуй, не подойдет, а если все-таки подойдет, то гуманизм невоинственный, без карающего меча, способный больше пролить слезу, чем прибегнуть к действию.

Автор как бы отстраняется, не считая себя вправе что-либо изменить в этом мире, где все великое и малое одинаково призвано жить. Дядя Тоби ловит надоевшую ему муху. Он не убивает ее, а подносит к окну и выпускает на волю. «Ступай с богом, бедняжка, зачем мне тебя обижать? Свет велик, в нем найдется довольно места и для тебя и для меня».

Рассказав об этом, Тристрам, а за ним и сам автор заключает: «Мне было десять лет, когда это случилось… половиной моего человеколюбия обязан я этому случайному впечатлению».

Итак, шутливая серьезность, непритязательная насмешка («нечто сервантовское», «вспышки веселья»), но не сатира. Сатира всегда зла. В ней много желчи. Смех Стерна мягок. В сатире подвергаются осмеянию предметы, ненавистные автору, Стерн же смеется над самыми близкими существами. И над самим собой в первую очередь. Он ни разу не назвал в своей книге Свифта (суровая и беспощадная сатира Свифта была ему чужда) и очень часто вспоминает Сервантеса («Дорогой мой Рабле и еще более дорогой Сервантес»). Ему близок и дорог непритязательный, незлобивый, печальный смех испанского писателя над неустроенностью человеческого общества и несовершенствами человека. Ту же печальную мудрость нашел он и у Монтеня.

Книга полна отступлений, иногда нарочитых длиннот или неоправданных усечений. Она полна неожиданных и непонятных переходов от одного предмета разговора к другому. Автор то и дело прерывает свой рассказ и в самую неподходящую минуту, когда вы увлеклись сюжетом, вступает в беседу с вами о самых сторонних и малоинтересных для вас вещах. Вы внутренне ропщете: «Помилосердствуйте, автор, доскажите же сначала, чем кончилась ваша история». - «Потом, потом, - заверяет он вас, - в главе под номером… вы найдете продолжение». Но вы не найдете ни указанной главы, ни продолжения рассказа. Писатель смеется:

А! милейший читатель, вы привыкли к односложному и прямолинейному повествованию, к последовательности и логике, к завершенности и округленности, так я вам ничего этого не дам, ибо я враг традиционных представлений о чем бы то ни было. Извольте, принимайте меня таким, каков я есть, а - нет, так прощайте и не поминайте лихом.

Признаться, манера Стерна иногда раздражает, слишком бросаясь в глаза, слишком подчеркнутая и нарочитая. Вторая его книга «Сентиментальное путешествие» меньше страдает от этого недостатка и потому более читаема. В России она переводилась и издавалась гораздо чаще. Книга вышла в 1768 г. в двух томиках под названием «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии». Книга осталась неоконченной. «Путешествия по Италии» так и не появились. Автор скончался, не завершив своего труда.

Жанр путешествий, как мы уже говорили, был модным. Открытие новых земель, уже достаточно интенсивная мировая торговля, завоевание колоний и, наконец, образовательные путешествия знатных молодых людей, совершаемые обычно в Италию, родину искусств, - все это обусловило и появление жанра путешествий и его расцвет. Однако «Путешествие…» Стерна было особого рода, на что указывало словечко «сентиментальное».

Путешественники путешественникам рознь, предуведомляет своего читателя автор. Есть путешественники праздные, пытливые, тщеславные, он же, Стерн (или пастор Йорик, так именовал себя писатель, снова воспользовавшись именем шекспировского шута), - путешественник чувствительный, т.е. искатель чувств. Не новые страны, диковинные нравы и странности далеких земель интересуют его, а чувства, иначе говоря, проявление в людях великодушия, человеколюбия, рыцарского самоотречения. Он подмечает эти чувства повсюду. Вовсе не нужно искать их где-то в особой, чрезвычайной обстановке. Их проявление внимательный наблюдатель может отметить в мелочах быта, в едва уловимом жесте.

Вот пастора Йорика окружили нищие. Их много было в те дни во Франции. Йорик заявил им, что у него имеется только 8 су и каждому он может дать только по одному су. Нищих больше. И один из них, «бедный оборванец без рубахи», отступил, отказываясь от своей доли. Разве это не проявление рыцарского самоотречения? «Оборванец без рубахи» подумал о тех, кто беднее его.

Второй нищий, «бедный карлик», угощает своих товарищей табаком. Стерн - Йорик положил в его табакерку два су и взял из нее щепотку табаку. Он наблюдает, какая реакция будет у нищего. «Бедняга почувствовал вес второго одолжения сильнее, чем первого, - им я оказал ему честь, - первое же было только милостью». Чувство уважения ценится выше, чем материальная выгода. А ведь это голодающий бедняк.

Стерн посвящает несколько страниц описанию нагруженного пожитками ослика, который однажды загородил ему дорогу на узком проходе. И это бедное животное он видит сквозь призму чувств, проникаясь бесконечной симпатией к его незлобивости и неисчерпаемому долготерпению, «безропотному отношению к страданию, простодушно отображенному в его взорах и во всей его фигуре».

Писателя бесконечно восхищает его слуга Ла Флер, бедный малый, у которого ни гроша за душой и никаких надежд на будущие достатки, но которого природа щедро наделила неистощимым жизнелюбием и добротой. Любимец женщин, веселый, весь как бы собранный из песен и радости, он всюду желанный гость и идет по жизни, подбирая ее цветы, не задумываясь о завтрашнем дне.

Стерн - противник условностей и предрассудков, привнесенных в жизнь мудрствованием цивилизаторов. Он восхищен словами некоей госпожи, ответившей на вопрос, что ей нужно? - «Шиллинг». Он без тени осуждения рассказывает о чувственных вожделениях своего Йорика , ценя в них здоровый зов природы. Писатель не идеализирует человека и показывает, как добрые побуждения борются в нем с себялюбием, эгоизмом, корыстью, самолюбием и тщеславием.

Так, когда пастора Йорика обуяло желание совершить путешествие с незнакомой дамой, сомнения и страх охватили его. Заговорили Скупость, Осмотрительность, Трусость, Благоразумие, Лицемерие, Низость. Каждая из этих неприятных особ сказала свое слово, и пастор Йорик отказался от своего намерения. Мир чувств, который прославляет Стерн, имеет особое значение в его философии жизни. Это тоже своеобразная Пропонтида.

Природа и человеческий мир несовершенны. Они постоянно являют взору душераздирающие картины. Куда уйти от них, куда скрыться от страданий и печалей мира? Только в мир чувств. «Возлюбите и - утешитесь!» - как бы говорит Стерн своему читателю. «…Окажись я в пустыне, я непременно отыскал бы там что-нибудь, способное пробудить во мне приязненные чувства.

Если бы не нашлось ничего лучшего, я бы сосредоточил их па душистом мирте или отыскал меланхоличный кипарис, чтобы привязаться к нему - я бы выманил у них тень и дружески их благодарил за кров и защиту - я бы вырезал на них мое имя и поклялся, что они прекраснейшие деревья во всей пустыне; при увядании их листьев я научился бы горевать и при их оживлении ликовал бы вместе с ними».

В сущности, Стерн при всем своем жизнелюбии очень трагичен. Все его герои уходят от борьбы, от страшных реальностей в какой-либо изобретенный ими тихий уголок маленьких радостей. Первым на этот трагизм писателя указал Генрих Гейне, назвав его «баловнем бледной богини трагедии». «…Сердце и губы Стерна впали в странное противоречие: когда сердце его бывает трагически взволнованно и он хочет выразить свои глубочайшие, кровью истекающие, задушевные чувства, с его уст, к его собственному изумлению, вылетают забавнейшие - смешные слова». «Бедное юное сердце поэта!» - восклицал Гейне, говоря о Стерне, оно «истекало кровью», оно «поняло все страдания этого мира и исполнилось бесконечным состраданием». Немецкий поэт, говоря об английском авторе, не подозревал того, что писал и о самом себе.

Чувствительность и насмешка в творчестве Стерна. В литературе, кажется, никогда до Стерна не сливались воедино лиризм и насмешка. Лиризм очаровывает, навевает грусть, вызывает слезы или окрыляет вас, рождает в вас бурную радость, восторг, светлую мечту.

Иные чувства идут от насмешки. Она сбрасывает вас с Олимпа, куда отнесло вас воображение, она снижает в ваших глазах мир, разрушает упоительные иллюзии, рассеивает светлые мечты, осушает те самые «сладкие слезы», которыми наслаждались герои Гомера («Когда насладился Пелид благородный слезами…» - «Илиада»). Стерн первый породнил чувствительность и насмешку. Он понимал, что это почти кощунство по отношению к стародавним эстетическим представлениям («Я легкомысленно пишу безобидную, бестолковую, веселую шендианскую книгу», «книгу в смысле жанра отреченную»). И вместе с тем он защищал права шутки на серьезность («Все на свете можно обратить в шутку, - и во всем есть глубокий смысл»).

Шутливость - свойство характера, она - дар небес. Шутливости нельзя научиться, она дается не каждому, как поэтический и любой вообще талант. «Шутливость (хотя она и добрая девчурка) не придет по зову, хотя бы мы сложили царство у ее ног».

Лиризм облекается у Стерна в шутливые одежды и приобретает при этом особую прелесть: «Сестра подростка, с неба похитившая свой голос, запела», «Он не умрет, черт побери, - воскликнул дядя Тоби. Дух - обвинитель, полетевший с этим ругательством в небесную канцелярию, покраснел, его отдавая, - а ангел-регистратор, записав его, уронил на него слезу и смыл навсегда».

«Ругательство» дяди Тоби и «слеза» ангела-регистратора как бы символизируют литературный симбиоз лиризма и насмешки, какой осуществил в своих книгах Стерн.

Эстетическая программа Стерна. Поскольку книги Стерна необычны, своеобразны в высшей степени, его эстетические взгляды приобретают для нас особый интерес. Первый творческий принцип, каким руководствовался писатель, когда брался за перо, - это полнейшая независимость от литературных канонов и авторитетов. Он с самого начала утвердил себя в мысли создать «нечто новое, далекое от проторенных дорог». Его не пугали трудности признания. Они неизбежны на пути новатора, но «каждый автор отстаивает себя по-своему». Свои книги он называл «рапсодическими», исходя из первоначального смысла слова («рапсод», по-древнегреческому толкованию, «сшиватель песен»). Пожалуй, сам прием шел от Монтеня, который, когда писал свои «Опыты», руководствовался своей фантазией. Она вела его по лабиринтам мысли к главной цели. Стерн в своих книгах «переплел и перепутал поступательные движения», «зацепил одно колесо за другое», «перетасовал основную тему и привходящие части произведения» и пр.

При такой форме письма мысль автора ложится, кажется, на бумагу, не подвергаясь никакой обработке. Записывается как бы весь процесс мышления с отклонениями в сторону, с возвращением назад, со скачками. В главе XV шестого тома «Тристрама» Стерн даже графически показывает манеру своего письма, нарисовав причудливую извилистую линию, при этом издеваясь над вопящими критиками, которые отрицательно отнеслись к этой его манере.

«…Нет ничего невозможного, - с любезного позволения чертей его беневентского преосвященства, - что я навострюсь настолько, что буду двигаться вот так, то есть по такой прямой линии, какую только я в состоянии был провести при помощи линейки учителя чистописания… не сворачивая ни вправо, ни влево.

Эта прямая линия - стезя, по которой должны ходить христиане, - говорят богословы».

Монтень, наблюдая однажды у себя в замке, как наемный художник расписывает стены, свободно следуя полету своей фантазии, создавая при этом причудливую вязь гротескных фигур, задумался над тем, нельзя ли эту манеру применить и в словесном творчестве, что он потом и сделал, став родоначальником жанра эссе. У него это получилось прекрасно, совершенно естественно и ч непринужденно. Мы попадаем как бы в мир интеллекта великого человека.

Шекспир утвердил в английской литературе «портретную» литературу. Правда характера стала главной целью писателей. Те из них, кто после Шекспира испытал влияние классицизма, стали живописать характер, выделяя в нем какую-то главенствующую черту, некую доминанту. Бен Джонсон назвал это «гумором». Стерн стал называть это «коньком». У каждого человека, по его мнению, есть какая-то страсть, увлечение, своя лошадка, на которую он садится и едет в страну своей мечты.

Писателю хотелось бы заглянуть в душу человека, «увидеть в полной наготе человеческую душу», проследить все ее тайные замыслы, ее причуды (и их-то в первую очередь), «подстеречь, как она на свободе резвится и скачет», и потом взять перо и все запечатлеть на бумаге. Есть возвышенный способ живописать характеры, рассуждает писатель, как, например, у Вергилия (Дидона и Эней). Этот способ «обманчив, как и дыхание славы». Другие пользуются «выделениями». (Словесная клоунада Стерна, как и всякая клоунада, несколько грубовата.) «Создаются портреты в камер-обскуре, портреты против света. Надо начинать портрет человека с его «конька».

Любопытно понаблюдать за писателем, когда он созерцает людей и жизнь, когда запечатлевает сперва в своей памяти проявления человеческих характеров, какие потом заносит на страницы своих сочинений, как вырабатывает в себе «умение быстро переводить в ясные слова разнообразные взгляды и телодвижения со всеми оттенками. «Лично я вследствие долгой привычки делаю это так механически, что, гуляя по лондонским улицам, всю дорогу занимаюсь таким переводом, не раз случалось, постояв немного возле кружка, где не было сказано и трех слов, вынести оттуда с собой десятка два различных диалогов, которые я мог бы в точности записать, поклявшись, что ничего в них не сочинил. Характер проявляется часто в мелочах, в тех, присущих только им черточках, - жестах, словечках». Поэтому, как полагал он, наблюдать за людьми нужно вне официальной обстановки, ибо в официальной обстановке они менее всего похожи на самих себя и более всего похожи на всех людей вообще, когда даже представители разных народов выглядят на одно лицо».

«Мне кажется, я способен усмотреть четкие отличительные признаки национальных характеров скорее в подобных нелепых шагах, чем в самых важных государственных делах, когда великие люди всех национальностей говорят и ведут себя до такой степени одинаково, что я не дал бы и девятипенсовика за выбор между ними».

Для Стерна нет в мире пустяков. Все в конце концов значительно- и разгул стихий, и полет мотылька, и космос и песчинка. Свою философию он насмешливо доводит до читателя нарочитым вниманием к мелочам. Отсюда обращение к мелочам при обрисовке характеров. Философский принцип становится принципом творческим. Справедливо писала К.Н. Атарова, что «Стерн впервые в истории европейского романа вырабатывает такой масштаб, который позволил бы показать крупным планом мимику, жест, интонацию, позу, и даже не самую позу, а переход от одной позы к другой» 1 .

Словом, писатель не хочет и не ждет от читателя пассивного чтения, того безмятежного и легкого слежения за плавно развивающимися событиями, какое предлагало читателю традиционное повествование, и подчас задавал ему трудные загадки. Не все выдерживали испытание, и в наши дни не каждый отваживается до конца дойти вместе с автором до последней фразы его книги.

Стерн сравнивал свое повествование с неторопливым путешествием, совершаемым ради самого путешествия, когда некуда спешить, когда путник останавливается то тут, то там, отклоняется в сторону, ведь кругом так все интересно и замечательно, ибо мир при всем своем несовершенстве и люди, населяющие его, прекрасны. Ведь, если в человеке «есть хоть искорка души, ему не избежать того, чтобы раз пятьдесят не свернуть в сторону, следуя за той или иной компанией, подвернувшейся ему в пути, заманчивые виды будут притягивать его взор, и он также не будет. в силах удержаться от соблазна полюбоваться ими».

Вторая половина XVIII столетия в Англии - это время перемен в экономической, философской, социальной и культурной жизни страны. Происходят значительные изменения и в английской литературе. Основным литературным направлением этого периода становится сентиментализм. Однако возникает он гораздо раньше. В рамках философии и литературы Просвещения первые сентименталистские тенденции появляются еще в середине 30-х годов, в произведениях наиболее крупных английских поэтов того времени: Джеймса Томсона, Эдварда Юнга, Томаса Грея. Но наивысшего расцвета это направление достигает в творчестве одного из наиболее выдающихся писателей XVIII столетия - Лоренса Стерна .

В Англии сентиментализм имеет свои особенности:

· социальные предпосылки (обнищание народных масс);

· разочарование в буржуазном прогрессе общества;

· умеренным характером борьбы просветителей со старой аристократической культурой;

· литература сентиментализма глубоко демократична, интерес к маленькому человеку, сочувствие его бедам

Общая информация о романе

«Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» - роман, над которым Стерн работал в течение семи лет, но который так и остался незаконченным. Стерн публиковал его между 1760 и 1767 гг. по частям, первоначально в Йорке, потом, когда роман уже завоевал славу, в Лондоне.

«Жизнь и мнения Т.Ш.» - произведение, одновременно и продолжающее традиции просветительского семейно-бытового романа, и полностью их отрицающее, другими словами, это пародия на семейно-бытовой роман . Вся структура романа противоречит традиционному просветительскому представлению о сюжете. Уже само название содержит в себе это противоречие. Привычные «Жизнь и приключения» заменены здесь «Жизнью и мнениями». В центре книги - вопрос о человеческой природе и способах ее изображения . Стерн переносит акцент с традиционного в просветительских романах поучения читателя на изучение характера героя. Он не столько рассказывает о поступках персонажей, сколько исследует причины, побудившие их к этим поступкам. Представление о характере складывается из отдельных замечаний и комментариев, содержащихся в отступлениях от основной сюжетной линии. Мировосприятие человека и его взаимоотношения с другими людьми занимают центральное положение в повествовании, а место внешней истории человеческой жизни занимает «биография души». Стерн значительно усложняет просветительскую концепцию характера. Объектом изображения писатель выбирает сложный и противоречивый духовный мир своего героя . При этом Стерн обнаруживает в нем одну преобладающую черту: это - страсть к изучению человека . Герой постоянно занимается самоанализом и анализом человеческой природы. Величайшим своеобразием обладает и художественное время, и пространство. Следуя теории и практике просветительского романа, Стерн должен был бы начать рассказ с момента рождения героя. Писатель как будто послушно следует норме, на самом же деле иронически опровергает ее. Начав в первой главе повествование с момента зачатия, он к концу огромной книги доводит рассказ лишь до первых месяцев жизни героя. Время в этой основной повествовательной линии движется крайне медленно, почти незаметно. Это происходит потому, что в рассказ вовлекается бесчисленное множество подробнейших, тщательнейших наблюдений, на которых обычно не останавливается взор художника. Однако время в романе Стерна многослойно. Параллельно с медленным потоком жизни новорожденного перед читателем проходят события, случившиеся с Тристрамом, когда ему исполнилось пять лет. А так как рассказ от первого лица ведет уже взрослый герой-повествователь, то временные рамки романа значительно расширяются за счет сведений, включающих жизненный опыт рассказчика. На глазах у читателя прошлое становится настоящим, а настоящее превращается в прошлое. Временная последовательность зависит не от астрономического времени, но от хода авторской мысли . Помимо этого рассказ постоянно прерывается разного рода отступлениями, скачками в прошлое, вставными рассказами о лицах и событиях, которые не имеют никакого отношения к жизни Тристрама Шенди. Структура романа Стерна обусловлена парадоксом существования человека во времени и вне его, в безвременном сознании. Так возникает диалектическое единство хронологической последовательности излагаемых событий и ее сознательного нарушения автором. Это нарушение обусловлено попыткой рассказчика вместить в единый миг разновременные явления, пропущенные сквозь человеческое сознание, и показать человеческий опыт во всем его объеме. Такая структура романа определена прежде всего философией Локка , единственного философа, имя которого упомянуто в романе. В соответствии с ней писатель как бы стремится на миг остановить ход мысли и показать, как она возникает. При этом принцип отбора описываемых событий - единство и целостность сознания самого рассказчика. А кажущаяся случайность этого отбора в действительности предопределена двумя аспектами локковской философии : теорией ощущений и теорией ассоциации идей . Подобная конструкция романа рождена не только попыткой психологически точно воспроизвести ход мысли. Есть у нее еще одна основа: «Жизнь и мнения Т.Ш.» - это одновременно рассказ и о судьбе героя, и о том, как эта судьба становится предметом описания. В романе возникает тема творчества. «Писание книг, - утверждает автор, - когда оно делается умело равносильно беседе. Стерн постоянно привлекает внимание читателя к тому, как происходит сам акт творчества. Перед читателем предстает процесс создания романа, а не законченное произведение. Писатель сознательно подчеркивает те черты в характере и психологии, которые способствуют творческой активности: тонкую чувствительность и энергию воображения. Так возникает еще один и главный временной пласт «Тристрама Шенди». Это - время автора, время, когда пишется роман. Это и обобщающий временной пласт, который диалектически включает в себя и индивидуальное время рассказчика, и историю его семьи, и события, происходящие не с ним.

Особенности композиции:

· посвящение помещает в середине романа;

· нарушение последовательности в нумерации глав;

· внезапное прерывание повествования, оставление некоторых страниц пустыми

Про персонажей

Главное действующее лицо романа - Тристрам Шенди , он же рассказчик. Это - двойник самого Стерна, но он и противостоит автору. Этот персонаж одновременно и добросовестное воспроизведение «я» рассказчика просветительских романов, и наряду с этим веселое его пародирование.

Центральными фигурами этого круга персонажей становятся братья Уолтер и Тоби Шенди , отец и дядя Тристрама. Сама их фамилия значима. На йоркширском диалекте она означает «человек с придурью» . Вот такая «придурь», проявление чудачества и становится той основой, на которой писатель строит характеры героев. Каждый из них, благодаря этому чудачеству, или «коньку» , как называет его Стерн, продолжает оставаться самим собой в мире, где все единообразно. «Конек», или «господствующая страсть», определяет поведение многих героев Стерна. «Конек» - это способ уйти от унылого однообразия повседневности, от трезвой расчетливости буржуа, от его удручающего практицизма. Эту способность отдаться какому-либо необычному увлечению Стерн определяет словом «шендизм».

Уолтер Шенди - образец рассудочного мировосприятия. Бывший купец, а во время действия романа провинциальный помещик, он разбогател на торговле и теперь может позволить себе поучать других. Его твердые убеждения в том, что человека нужно воспитывать с раннего детства, развивая его ум, чрезвычайно напоминает резонерство учителей из «Тома Джонса, найденыша» Генри Филдинга. Он составляет руководство по воспитанию своего сына - «Тристрапедию», задавшись целью разумно устроить его жизнь. Но Уолтер Шенди не был бы персонажем книги Стерна, если бы его характер определяли только эти черты. Будучи одним из когорты чудаков, пародией на схоластов-воспитателей, он несет в себе характерные черты «шендизма». Уолтер целиком отдается изучению науки «носологии», убежденный в том, что по форме носа можно определить будущее человека. Шенди с важностью рассуждает о вещах незначительных, которые, по его мнению, влияют на судьбы людей.

Дядя Тоби - полная противоположность брату. Это персонаж, живущий чувствами и эмоциями. Тоби добр, щедр и великодушен, наивен и застенчив, а иногда и доверчив, как ребенок. Наивность дяди Тоби порой переходит все пределы. Но именно в эти моменты он внезапно обнаруживает природное здравомыслие и интуитивно постигает смысл явлений, который недоступен его брату-догматику. Его доброта помогает ему постичь горе ближнего и прийти ему на помощь. Так происходит в случае с лейтенантом Лефевром, сына которого воспитывает Тоби.

Но чувствительность старого солдата дяди Тоби, как и рационализм Уолтера Шенди, подвергается у Стерна испытанию жизнью. И в этом испытании оба они оказываются равным образом несостоятельными. Чувства дяди Тоби часто размениваются по пустякам. Жизнь его так же пуста, как и жизнь брата. Его «конек» - игра в войну. На лужайке возле дома он разыгрывает вместе со своим денщиком военные баталии. Стерн беззлобно посмеивается над чудачествами дяди Тоби.

Юмором окрашены и образцы второстепенных персонажей. И среди них тот, кто станет центральным героем следующего романа Стерна - «Сентиментальное путешествие», - пастор Йорик . Имя Йорик заимствовано Стерном из шекспировской трагедии «Гамлет». Оно символично уже само по себе. В нем сочетаются крайние полюсы: шутовство и напоминание о смерти. Но имя Йорик напоминает еще и о Йоркшире. Это карикатура на собственный характер и своеобразная автопародия. Основная черта трагикомической фигуры Йорика в «Тристраме Шенди» - бесконечная доброта, подчас приносящая неприятности ему самому. Йорик - сельский священник, к которому постоянно обращаются за помощью. И он никому не отказывает.

Семинар Иванова. Это произведение можно отнести к мемуарам , автор подчеркивает это. В романе существует два Тристрама Шенди – маленький и уже взрослый, который пишет книгу. Роман находится в единстве с читателем, пустые страницы оставлены для того, чтобы каждый читатель смог домыслить, написать свои чувства и мысли (момент в 28-29гл. – дядя Тоби и вдова). Автор не хочет брать на себя ответственность. Читатель должен сам сделать вывод, который ему подскажет его сердце.

Это роман о том, как человек пишет роман . На протяжении всей книги разворачивается широчайшая картина всех человеческих темпераментов. Стиль романа Руссо ровен, а у Стерна динамичен. Человек и его «конек» находятся в тесной связи, до которой нет дела другим. Никто не может проникнуть в тайну человека без тщательных наблюдений. «О коньках не спорят». «Конек» - особое милое чудачество. Если познаешь конек человека, ты узнаешь человека (вполне философское рассуждение, одно из мнений Тристрама Шенди). Конек дяди Тоби – военное дело. Тристрам Шенди постоянно провоцирует читателя, смущает. Дядя Тоби, как человек военный, должен быть жестким, строгим, а в романе он представлен мягким, ранимым человеком, который и мухи не обидит. Коньком Вальтера Шенди , отца Тристрама, является увлечение античной литературой, подражание древним. Он сухой рационалист. Пишет трактат о воспитании Тристрама «Тристрамапедию», который является подобием трактата античного «Киропедия», в котором рассказывается о выдающемся человеке. Но Тристрам – человек частный. Парадокс и ирония – Вальтер мало уделяет внимания сыну, но пишет книгу о нем. Разрыв между словом и делом. Вальтер воспринимает сломанный нос Тристрама с большим горем, чем смерть старшего сына Бобби. Узнав о его смерти, он начинает цитировать письма Цицерона, узнавшего о смерти своего сына. Отец Тристрама очень переживает из-за носа сына. Его горе написано очень подробно. В рокальном литературе эмоция должна быть высказана, а здесь переданы только внешние проявления . Вальтер впадает в такое горе, что молчит. Все движения не обладают условностью. Прево волнуют слова, у Стерна слов нет, есть только немая сцена. Конек Тристрама взрослого – писать, увлекаться деталями. Он медленно пишет, поэтому не успевает написать к сроку то, что задумывал. Его герой успевает прожить больший отрезок времени, чем описано.