Кумулятивные сказки. Общая характеристика

В каждой науке есть маленькие вопросы, которые, однако, могут иметь большое значение. В фольклористике один из таких вопросов - это вопрос о кумулятивных сказках.

Относительно того, какие сказки называть кумулятивными, до сих пор царит разнобой. А. Аарне этого термина не при­менял l , H. П. Андреев, переводя на русский язык указатель Аарне, внес от себя один сводный тип, озаглавив его так: «Кумулятивные (цепные) сказки разного рода» (Андр. 2015 I). Указано всего три примера, причем ссылок на вели­корусские сборники нет. Андреев не видел русских кумуля­тивных сказок.

В указателе С. Томпсона (1928) для кумулятивных сказок предусмотрено уже 200 номеров (2000 - 2199, Cumulative Ta­les). Не все номера действительно заполнены, указано 22 ти­па. Эти номера сохранены в последнем издании этого указа­теля, вышедшем в 1964 году. Здесь заполнены уже почти все предусмотренные номера (AT 2009-2075).

Указатель Аарне - Томпсона полезен как эмпирический справочник об имеющихся типах сказок. Вместе с тем, одна­ко, он определенно вреден, так как внушает путаные и совер­шенно неправильные представления о характере и составе сказочного репертуара. Совершена элементарная логическая ошибка: рубрики установлены по не исключающим друг дру­га признакам, вследствие чего получается так называемая пе­рекрестная классификация, а такие классификации в науке непригодны. Так, например, в числе волшебных предусмот­рены такие сказки, как «сказки о чудесном противнике» _и «сказки о чудесном помощнике». Но как быть с теми сказка­ми, в которых чудесный помощник помогает в борьбе с чу-

"Antti Aarne, Verzeichnis der Marchentypen, Helsingfors, 1911 (FFC№3).

242 Кумулятивная сказка

десным противником? Эта ошибка пронизывает собой весь указатель.

Появление в последних изданиях рубрики кумулятивных сказок вносит еще новый принцип: эти сказки выделены не по характеру действующих лиц, они выделены и определены по их композиции.

Полагаю, что в основу рубрикации и классификации ска­зок должен быть положен принцип определения сказок по их структуре. В книге «Морфология сказки» была сделана попытка выделить по структурным признакам разряд сказок, обычно называемых волшебными 2 . По этому же принципу можно выделить сказки кумулятивные. Кумулятивные сказ­ки в последних изданиях каталога Аарне - Томпсона опре­делены именно по характеру их структуры. Здесь нащупан правильный путь, но он только нащупан. Фактически вопрос о том, какие сказки назвать кумулятивными, остается неяс­ным, и этим объясняется, что большое количество кумулятив­ных сказок распределено по другим разделам. Так, много ку­мулятивных сказок помещено в разряд сказок о животных, и наоборот: не все сказки, включенные в разряд кумулятив­ных, действительно к ним принадлежат.

Литература, посвященная кумулятивным сказкам, доволь­но велика, но общепринятого определения этого понятия нет. История изучения превосходно изложена в книге М. Хаавио 3 . Как велик, однако, еще разнобой в понимании сущности это­го вида сказок, видно хотя бы по статье А. Тейлора 4 . Автор говорит о кумулятивных сказках, что они возникают на осно­ве кошмаров, виденных во сне 5 . И это - при огромной эру­диции автора в фактическом материале. Критиковать такую точку зрения нет необходимости.

Раньше чем начать изучение кумулятивных сказок, нуж­но дать хотя бы предварительное определение того, что под этим будет подразумеваться. Я, однако, не буду стремиться к абстрактным формулировкам, а попытаюсь дать более или менее точную характеристику этого жанра в пределах одной национальной культуры.

Если этот опыт окажется удачным, он может быть прило­жен к изучению творчества других народов, что создаст осно­ву для всестороннего сравнительно-исторического изучения

2 В. Пропп, Морфология сказки, Л., 1928; изд. 2-е, М., 1969.

3 М. Haavio, Kettenmarchenstudien, Helsinki, 1929 (FFC № 88).

4 A. Taylor, Formelmarchen,- Handworterbuch des deutschen Mar-chens, Berlin - Leipzig, 1934, s. v.

5 Там же, стр. 166, 325.

Кумулятивная сказка 243

этого жанра и позволит несколько продвинуть вопрос о на­учной классификации и каталогизации сказок.

Основной художественный прием этих сказок состоит в каком-либо многократном повторении одних и тех же дей­ствий или элементов, пока созданная таким способом цепь не порывается или же не расплетается в обратном порядке. Простейшим примером может служить русская сказка «Реп­ка» (на содержании которой можно не останавливаться). К этой сказке вполне применимо немецкое обозначение Ketten-marchen - цепные сказки. В целом, однако, это название слишком узкое. Кумулятивные сказки строятся не только по принципу цепи, но и по самым разнообразным формам при­соединения, нагромождения или нарастания, которое кончает­ся какой-нибудь веселой катастрофой. В английском языке они относятся к разряду formula-tales и именуются cumulati­ve, accumulative stories, что связано с латинским словом си-mulare-накоплять, нагромождать, а также усиливать. В не­мецком языке кроме термина Kettenmarchen есть более удач­ный термин Haufungsmarchen - нагромождающие сказки или Zahlmarchen - перечисляющие сказки. Во французском язы­ке они называются randounees (собственно «кружащие вокруг одного места»). Специальное обозначение для этих сказок вы­работалось не во всех языках. Приведенные примеры пока­зывают, что всюду в разных выражениях говорится о неко­тором нагромождении. В разнообразном в своих формах на­громождении и состоит весь интерес и все содержание этих сказок. Они не содержат никаких интересных или содержа­тельных «событий» сюжетного порядка. Наоборот, самые со­бытия ничтожны (или начинаются с ничтожных), и ничтож­ность этих событий иногда стоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и с конечной катастрофой (начало: разбилось яичко, конец - сгорает вся деревня).

В первую очередь мы сосредоточим внимание на компо­зиционном принципе этих сказок. Необходимо, одна­ко, обратить внимание и на словесный наряд их, а так­же на форму и стиль исполнения. В основном можно наме­тить два разных типа кумулятивных сказок. Одни по образцу английского термина formula-tales можно назвать формуль­ными. Эти сказки - чистая формула, чистая схема. Все они четко делятся на одинаково оформленные повторяющиеся синтаксические звенья. Все фразы очень коротки и однотип­ны. Сказки другого типа тоже состоят из одинаковых эпиче­ских звеньев, но каждое из этих звеньев может синтаксически оформляться различно и более или менее подробно. Название

244 Кумулятивная сказка

«формульные» к ним не подходит. Они рассказываются эпи­чески спокойно, стилем волшебных или других прозаических сказок. Образцом этого вида кумулятивных сказок может служить сказка «Мена». Герой меняет лошадь на корову, ко­рову на свинью и т. д., вплоть до иглы, которую он теряет, так что домой он приходит ни с чем (Андр. 1415, AT 1415). Такие сказки в отличие от «формульных» можно назвать «эпическими».

Нужно еще упомянуть, что формульные сказки могут при­нимать не только стихотворную, но и песенную форму. Такие сказки можно встретить не только в сборниках сказок, но и в сборниках песен. Так, например, в песенном сборнике Шейна «Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях...» (1898) есть песни, композиция и сюжет которых основаны на кумуляции. Их следует включить в указатели кумулятивных сказок. Здесь можно указать, что и «Репка» была записана как песня.

Композиция кумулятивных сказок независимо от форм исполнения чрезвычайно проста. Она слагается из трех ча­стей: из экспозиции, из кумуляции и из финала. Экспозиция чаще всего состоит из какого-нибудь незначительного события или очень обычной в жизни ситуации: дед сажает репку, баба печет колобок, девушка идет на реку выполаскивать швабру, разбивается яичко, мужик нацеливается в зайца и т. д. Такое начало не может быть названо завязкой, так как действие развивается не изнутри, а извне, большей частью совершенно случайно и неожиданно. В этой неожиданности - один из главных художественных эффектов таких сказок. За экспо­зицией следует цепь (кумуляция). Способов соединения экс­позиции с цепью чрезвычайно много. Приведем несколько примеров, не стремясь пока ни к какой систематизации. В упомянутой сказке о репке (Андр. 1960 *Д I) создание цепи вызвано тем, что репка сидит в земле очень крепко, ее невоз­можно вытащить, и зовут все новых и новых помощников. В сказке «Терем мухи» (Андр. *282) муха строит терем или поселяется в какой-нибудь брошенной рукавице или в мерт­вой голове и т. д. Но вот один за другим в нарастающем порядке величины являются звери и напрашиваются в избуш­ку: сперва вошка, блошка, комар, затем лягушка, мышка, ящерица, далее - заяц, лисица и другие звери. Последним является медведь, который кончает дело тем, что садится на этот терем и всех раздавливает.

В первом случае («Репка») создание цепи мотивировано и внутренне необходимо. Во втором случае («Теремок») ни­какой логической необходимости в появлении все новых и но-

Кумулятивная сказка 245

вых зверей нет. По этому принципу можно бы различать два вида этих сказок. Преобладает второй - искусство таких ска­зок не требует никакой логики. Однако для установления ви­дов кумулятивных сказок это различие не имеет существен­ного значения, и мы его делать не будем.

Принципы, по которым наращивается цепь, чрезвычайно разнообразны. Так, например, в сказке «Петушок подавился» (Андр. *241 I; AT 2021A) мы имеем ряд отсылок: петушок посылает курочку за водой к реке, река посылает ее предва­рительно к липе за листом, липа - к девке за нитками, дев­ка - к корове за молоком и т. д., причем никакой логики в том, какие персонажи за какими предметами посылаются, нет: река, например, посылает за листьями и т. д. Логика здесь не нужна, и ее не ищут и не требуют. Другие сказки построены на ряде мен или обменов, причем мена может про­исходить в нарастающем порядке от худшего к лучшему или, наоборот, в убывающем - от лучшего к худшему. Так, сказка «За курочку уточку» повествует о том, как лиса за якобы пропавшую у нее курочку (которую она сама же съела) тре­бует гусочку, за гусочку - индюшечку и т. д.- вплоть до ло­шади (Андр. 170, AT 170). Наоборот: в уже упомянутой сказ­ке «Мена» обмен происходит от лучшего к худшему. Нараста­ющий обмен может происходить в действительности или о нем только мечтают. Мужик, прицеливаясь из ружья в зай­ца, мечтает, как он его продаст, как на вырученные деньги он купит поросенка, потом корову, затем дом, потом женится и т. д. Заяц убегает (Андр. 1430 *А). В западноевропейской сказке сходно мечтает молочница, неся на голове для прода­жи кувшин молока. Кувшин она роняет на землю, он разби­вается, а вместе с ним разбиваются и все ее мечты (AT 1430). Целый ряд кумулятивных сказок построен на последова­тельном появлении каких-нибудь непрошеных гостей или компаньонов. К мужику или бабе в сани напрашиваются заяц, лиса, волк, медведь. Сани ломаются. Сходно: волк про­сит положить на сани лапу, другую, третью, четвертую. Когда он кладет в сани еще и хвост, сани ломаются (Андр. 158, AT 158). Обратный случай: назойливую козу, занявшую избушку зайчика, не могут выгнать кабан, волк, бык, медведь. Выго­няет ее комар, пчела, еж (Андр. 212).

Особый вид представляют собой сказки, построенные на создании цепи из человеческих тел или тел животных. Волки становятся друг на друга, чтобы съесть портного, сидящего на дереве. Портной восклицает: «А нижнему больше всех достанется!» Нижний в страхе выбегает, все падают (Андр. 121, AT 121). Пошехонцы хотят достать воды из колодца.

Кумулятивная сказка

На колодце нет цепи, они вешаются друг за друга. Нижний уже хочет зачерпнуть воды, но верхнему тяжело. Он на миг отпускает руки, чтобы поплевать в них. Все падают в воду (AT 1250).

Наконец, можно выделить особую группу сказок, в кото­рых все новые и новые люди убиваются о пустяках. Разби­лось яичко. Дед плачет, бабка воет, присоединяются просвир­ня, дьячок, дьяк, поп, которые не только подымают вой, но выражают свое отчаяние каким-нибудь нелепым поступком: рвут церковные книги, звонят в колокола и пр. Дело кончает­ся тем, что сгорает церковь или даже вся деревня (Андр. 241 III).

Жалостливая девка идет к реке выполаскивать швабру. Глядя на воду, она рисует себе картину: «Если рожу сына - утонет». К ее плачу присоединяется баба, мать, отец, бабка и т. д. Жених покидает ее (Андр. 1450, AT 1450).

К кумулятивным сказкам можно причислить и такие, в ко­торых все действие основывается на различных видах комиче­ских бесконечных диалогов. Примером может служить сказ­ка «Хорошо да худо». Горох редок уродился-худо, редок да стручист-хорошо и т. д., без особой связи между звенья­ми (Андр. 2014).

Обладая совершенно четкой композиционной системой, кумулятивные сказки отличаются от других и своим стилем, своим словесным нарядом, формой своего исполнения. Надо, однако, иметь в виду, что по форме исполнения имеются, как указывалось, два вида этих сказок. Одни рассказываются эпически спокойно и медленно, как и всякие другие сказки Они могут быть названы кумулятивными только по лежащей в их основе композиции. Такова уже упомянутая нами сказка «Мена», которая обычно относится к новеллистическим, или сказка «За скалочку уточку», в указателях относимая к сказ­кам о животных. К таким же «эпическим» принадлежат сказ­ки о глиняном пареньке, который все на своем пути съедает, о мечтательной молочнице, о цепи обменов от худшего к луч­шему или от лучшего к худшему, упомянутые выше.

Другие сказки обладают типичной только для них и ха­рактерной техникой повествования. Нагромождению или на­ращиванию событий здесь соответствует нагромождение и повторение совершенно одинаковых синтаксических единиц, различающихся лишь обозначением все новых и новых син­таксических субъектов или объектов или других синтаксиче­ских элементов.

Присоединение новых звеньев в этих сказках происходит двояко: в одних случаях звенья перечисляются одно за дру-

Кумулятивная сказка 247

гим по очереди. Другой тип присоединения сложнее: при присоединении каждого нового звена повто­ряются все предыдущие. В качестве примера такого типа может служить сказка «Терем мухи». Каждый новопри­бывший спрашивает: «Терем-теремок, кто в тереме живет?» Отвечающий перечисляет всех пришедших, т. е. сперва одно­го, потом двух, потом трех и т. д. В этом повторении и со­стоит основная прелесть этих сказок. Весь смысл их - в кра­сочном, художественном исполнении. Так, в данном случае каждый зверь характеризуется каким-нибудь метким словом или несколькими словами, обычно в рифму (вошь-поползуха, блоха-попрядуха, мышка-норышка, мушечка-тютюрушечка, ящерка-шерошерочка, лягушка-квакушка и т. д.). Исполне­ние их требует величайшего мастерства. По исполнению они иногда приближаются к скороговоркам, иногда поются. Весь интерес их - это интерес к колоритному слову как таковому. Нагромождение слов интересно только тогда, когда и слова сами по себе интересны. Поэтому такие сказки тяготеют к рифме, стихам, консонансам и ассонансам, и в этом стремле­нии исполнители не останавливаются перед смелыми ново­образованиями. Так, заяц назван «на горе увертыш» или «на поле сверстень», лисица - «везде поскокишь», мышь - «из-за угла хлыстень» и т. д. Все эти слова - смелые и колоритные новообразования, которые мы тщетно будем.искать в русско-иностранных словарях.

Такая словесная колоритность этих сказок делает их из­любленным развлечением детей, которые так любят новые, острые и яркие словечки, скороговорки и т. д. Европейские кумулятивные сказки с полным правом могут быть названы детским жанром по преимуществу.

Кумулятивными можно назвать только такие сказки, ком­позиция которых сплошь основана на обрисованном принци­пе кумуляции. Наряду с этим кумуляция может входить как вставной эпизод или элемент в сказки любых других компо­зиционных систем. Так, например, элемент кумуляции имеет­ся в сказке о царевне Несмеяне (Андр. 559, AT 559), где па­стух смешит царевну тем, что магическими средствами за­ставляет прилипать друг к другу все новых и новых живот­ных и людей, образующих целую цепь.

Я не буду решать здесь проблему кумулятивных сказок исторически. Раньше чем делать такую попытку, необходимо дать научное описание материала не в пределах одной на­родности, а в пределах всего существующего международного репертуара. Следует подчеркнуть, что точное описание есть первая ступень исторического изучения и что пока не будет

248 Кумулятивная сказка

дано систематического научного описания жанра, не может быть поставлен вопрос об историческом и идеологическом изучении. Предсказывать способы и пути исторического изу­чения этих сказок я здесь не буду. Такое изучение может быть только межсюжетным и международным. Изолированное изучение отдельных сюжетов или групп их к надежным об­щим результатам не приведет.

Сейчас, когда не сделана опись кумулятивных сказок, а часто они даже не осознаны как особый разряд, проблематика кумулятивных сказок не может быть разрешена с достаточ­ной полнотой. Принцип кумуляции ощущается нами как ре­ликтовый. Современный образованный читатель, правда, с удовольствием прочтет или прослушает ряд таких сказок, восхищаясь, главным образом, словесной тканью этих про­изведений, но эти сказки уже не соответствуют нашим фор­мам сознания и художественного творчества. Они - продукт каких-то более ранних форм сознания. Мы в этих повество­ваниях имеем некоторое расположение явлений в ряд. По­дробное международное историческое изучение этих сказок должно будет вскрыть, какие именно ряды здесь имеются и какие логические процессы им соответствуют. Примитивное мышление не знает времени и пространства как продукта аб­стракции, как оно вообще не знает обобщений. Оно знает только эмпирическое расстояние в пространстве и эмпириче­ский отрезок времени, измеряемый действиями. Пространство и в жизни, и в фантазии преодолевается не от начального звена непосредственно к конечному, а через конкретные ре­ально данные посредствующие звенья: так ходят слепые, пе­ребираясь от предмета к предмету. Нанизывание есть не толь­ко художественный прием, но и форма мышления вообще, сказывающаяся не только в фольклоре, но и на явлениях языка. Но вместе с тем сказка показывает уже и некоторое преодоление этой стадии.

Я перехожу к перечислению типов, имеющихся в русском фольклоре.

Перечисление это не преследует целей скрупулезной пол­ноты. Цель нижеприведенного перечисления - оправдать вы­сказанные теоретические положения и показать возможность расположения сказочного материала по типам композиции. В указателе Аарне сюжеты пересказываются как попало. Ну­жен, однако, не приблизительный пересказ, а нужно научное определение или сюжета или типа в результате анализа. Нуж-

Кумулятивная сказка 249

но выделение конструктивных элементов. Соответственно каждый устанавливаемый тип фиксируется следующим обра­зом. Прежде всего формулируется экспозиция, т. е. начало, от которого нанизывается цепь. Определение экспозиции всег­да укладывается в одно-два предложения (Дед посеял репку и т. д.). За ней следует кумуляция. Кумуляция вставляется нами в знаки повторения, заимствованные из нотописи (||: :||). Сцепление звеньев, как уже говорилось, может быть двояким: при включении каждого нового звена повторяются (рассказ­чиком от себя или действующим лицом сказки в форме пере­сказа или хвастовства) все предыдущие звенья. Схема такой кумуляции: а + (а + Ь) + (а + b + с) и т. д. В таком случае перед перечислением звеньев ставится слово respective (со- ф ответственно), что в данном, случае означает: «после того, как заново перечислены все предшествующие звенья» (обра­зец: «Петушок подавился»). Другая форма последовательно­сти проще: звенья следуют одно за другим без повторения предыдущих звеньев по схеме a + b + с и т. д. (образец: «Гли­няный паренек»). Развязка обычно также у кла Д ыва ется в одно - два предложения. Есть и такие случаи, когда развяз­ки нет совсем: последнее звено цепи одновременно служит концом сказки.

Между экспозицией и развязкой имеется соответствие - позитивное или негативное. Петушок подавился, он посылает курочку за водой; следует кумуляция. Развязка - курочка приносит воду и спасает петушка; или она опаздывает, пе­тушок уже издох. Иногда цепь не разрывается, а расплетает­ся звено за звеном в обратном порядке, после чего дается развязка. В таком случае пишется: обратный ряд. Иногда с концом цепи сказка не кончается. Следует другая сказка (ме­ханическое присоединение) или данная же сказка имеет про­должение (органическое соединение), большей частью также кумулятивное. Такие части повествования обозначаются рим­скими цифрами I, II, III и т. д.

Для ясности повторяю, что по стилю можно установить два вида: формульные и эпические. Для каждой группы ска­зок указываются сперва формульные, потом эпические. Я при­веду образцы из составленного мною каталога.

Сейчас, когда не сделана даже точная опись кумулятивных сказок, а часто они не осознаются как особый разряд, проблематика кумулятивной сказки еще не может быть разрешена с достаточной полнотой. Принцип кумуляции ощущается как реликтовый. Современный образованный читатель, правда, с удовольствием прочтет или прослушает ряд таких сказок, восхищаясь, главным образом, словесной тканью этих произведений, но эти сказки не соответствуют нашим формам сознания и художественного творчества. Они – продукт более ранних форм сознания. Мы имеем расположение явлений в ряд, где современное мышление и художественное творчество уже не стало бы перечислять всего ряда, а перескочило бы через все звенья к последнему и решающему. Подробное изучение сказок должно показать, какие именно ряды здесь имеются и какие логические процессы им соответствуют.

Примитивное мышление не знает пространства как продукта абстракции, оно вообще не знает обобщений. Оно знает только эмпирическое состояние. Пространство и в жизни, и в фантазии преодолевается не от начального звена к конечному, а через конкретные, реально данные посредствующие звенья. Нанизывание есть не только художественный прием, но и форма мышления, сказывающаяся не только в фольклоре, но и в явлениях языка. В языке этому соответствовала бы агглютинация, т.е. название без флексий. Но вместе с тем сказки показывают уже и некоторое преодоление этой стадии, ее художественное использование в юмористических формах и целях.

Кумуляция как явление свойственна не только кумулятивным сказкам. Она входит в состав других сказок, например, сказки о рыбаке и рыбке, где нарастающие желания старухи представляет собой чистую кумуляцию. Кумуляция входит в систему некоторых обрядов, отражая все тот же способ мышления через опосредствующие звенья.

Вторая проблема, поставленная братьями Гримм – происхождение сказки. Эта проблема занимает науку до сих пор.

Таким образом, основная заслуга братьев Гримм состоит в новой, собственно научной постановке вопросов изучения сказки. И вопросы ими не только ставились, но и решались. Братья Гримм были не столько фольклористами, сколько филологами, лингвистами.

Проблема сходства сказок решается также как проблема сходства языков, т.е. утверждением о существовании некоей прародины европейских языков, в которой жил единый народ, говоривший на одном языке. Путем постепенного расселения и оседания образовались отдельные народы, говорившие уже каждый на своем языке.

Другой вопрос, вопрос о происхождении сказки, был более труден для разрешения, и нельзя было опираться на данные лингвистики. Братья Гримм утверждают религиозное происхождение сказки. То, что сейчас до нас дошло как сказки, в эпоху индоевропейского единства было мифом. Наука еще не располагала достаточными средствами для того, чтобы установить, каков был характер этого мифа.

Так как целью нашей работы является рассмотрение кумулятивных сказок, то приведем некоторые примеры таких сказок, взятых из «Сказок братьев Гримм».

Первый пример, который мы рассмотрим – сказка “Der gjldene Schlüssel” («Золотой ключ»).

Пример кумуляции здесь следующий: описано действие из бытовой темы – Zur Winterzeit, als einmal ein tiefer Schnee lag, musste ein armer Junge hinausgehen und Holz auf einem Schlitten holen. – зимой, когда лежал глубокий снег, бедный юноша вышел из дома, чтобы нарубить дрова. Подобное действие имеет прямое отношение к жизни. Далее происходит прямое нанизывание событий. Юноша находит ключ, ищет к нему замок. Wo der Schlüssel wäre, müsste auch das Schloss dazu sein. И, наконец, находит. В данном случае строится цепь из замков, среди которых юноша ищет подходящий под найденный ключ. Что еще отличает данную кумулятивную сказку, так это простота изложения.

Другим примером кумулятивной сказки может служить сказка “Die Brautschau” – дословно «Выбор невесты». В данном случае тоже рассматривается житейская тема. Происходит нанизывание событий. Жених выбирает себе жену из трех сестер, примеряя каждой из них кольцо. Которой оно подойдет, та и будет его женой. В данном случае происходит последовательное «прилипание» людей друг к другу. Т. е. Одну сестру сменяет вторая, вторую – третья.

Еще один пример: сказка «Der Fuchs und das Pferd» – «Лиса и лошадь». Здесь, кроме житейской темы: “Es hatte ein Bauer en treues Pferd, das war alt geworden und konnte keine Dienste mehr zu tun” – «У одного крестьянина была верная лошадь, которая постарела и не могла больше выполнять свою службу»; затронута еще и тема животных, что тоже является разновидностью кумулятивной сказки.

“Der Hase und der Igel” – «Заяц и еж» – пример кумулятивной сказки о животных. Кроме того здесь происходит нанизывание событий: встреча зайца и ежа в лесу, затем устроенные между ними соревнования в быстроте, и, как финал, комический конец – быстрый заяц остается проигравшим.

“Das Lügenmärchen” – «Сказка – выдумка». Прямой пример нанизывания событий и действий. Преподносимых автором в форме выдумки. Наблюдается простота рассказа, в данной сказке наблюдается явление скороговорки. “Ein Frosch sass und frass eine Pflugschar zu Pfingsten…”. Что тоже является признаком кумулятивной сказки.

Все приведенные примеры являются яркими представителями кумулятивных сказок. Конечно, в немецких сказках не наблюдается такого нанизывания действий или людей как в русских народных сказках, например, «Репка», «Теремок», но все же подобные явления наблюдаются.

В Германии сказка воспринимается как символ глубочайшей мудрости. Утверждалось. Что сказка восходит к мифам о богах. Что можно проследить в творчестве братьев Гримм. Во многих сказках затронуты божественные и сверхестественные темы и явления. «Сказка об одиноком мальчике», «Посланники смерти» и т.д. Братьями Гримм по крупицам собраны все данные, относящиеся к языческим культурам древних германцев. Что нашло свое отражение в творчестве братьев Гримм.

Колобок

Жили да были старик со старухой. И не было у них ни хлеба, ни соли, ни кислых щей. Пошел тогда старик по амбарам мести, по сусекам скрести. Собрал 2 горсти муки и решили они испечь колобок.

Замесила старуха муку на сметане, испекла колобок, изжарила в масле и на окошко остудить положила...

Колобок полежал полчаса, взял да и убежал - с окна на лавку, с лавки на пол, потом к двери, через порог - да на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, все дальше и дальше катился Колобок.

И вот катится он по тропинке, а на встречу заяц скачет, остановился и говорит:

Колобок ему в ответ:

Не ешь меня заяц, я тебе песенку спою!

Я по амбару метен,

По сусекам скребен,

На сметане замешан,

Да в масле изжарен.

Я от дедушки ушел,

Я от бабушки ушел,

И от тебя, зайца, тоже уйду!

Заприметил Колобка и говорит:

Колобок, Колобок, я тебя съем!

Не ешь меня, Волк, я тебе песенку спою:

Я по амбару метен,

По сусекам скребен,

На сметане замешан,

Да в масле изжарен.

Я от дедушки ушел,

Я от бабушки ушел,

Я от заяца ушел,

И от тебя, от Серого Волка и подавно уйду!

И покатился по тропинке - только Волк его и видел!

Катится Колобок, катится, навстречу ему Медведь из леса вышел:

Колобок, Колобок, я тебя съем!

Где тебе, косолапому, съесть меня! Не ешь меня, я тебе песенку спою.

Я по амбару метен,

По сусекам скребен,

На сметане замешан,

Да в масле изжарен.

Я от дедушки ушел,

Я от бабушки ушел,

Я от заяца ушел,

Я от волка ушел,

И от тебя, Медведь, уйду!

И опять покатился - только Медведь его и видел!

Катится Колобок, а тут навстречу ему Лиса:

Колобок, Колобок, куда катишься?

Качусь по тропинке, гуляю.

Колобок, Колобок, а песни ты какие-нибудь знаешь?

Спой, милый Колобочек, мне песенку.

Колобок обрадовался и запел:

Я по амбару метен,

По сусекам скребен,

На сметане замешан,

Да в масле изжарен.

Я от дедушки ушел,

Я от бабушки ушел,

Я от заяца ушел,

Я от волка ушел,

Я от медведя ушел,

И от тебя, Лиса, уйду!

А Лиса и говорит:

Ах, песенка как хороша, да слышу я плохо. Колобочек дорогой, а сядь ты ко мне лучше на нос, да спой еще разок, погромче.

Колобок уселся Лисе на прямо на нос и спел песенку погромче, как она просила.

Колобок, Колобок, совсем я ничего не слышу, сядь ка ко мне на язычок, да пропой в последний разок.

Колобок сел Лисе на язык, а Лиса его - ам! - и съела.

Терем мухи

Ехал мужик с горшками, потерял большой кувшин. Залетела в кувшин муха и стала в нем жить-поживать. День живет, другой живет. Прилетел комар и стучится:

Я, муха-шумиха; а ты кто?

А я комар-пискун.

Иди ко мне жить.

Вот и стали вдвоем жить. Прибежала к ним мышь и стучится:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун; а ты кто?

Я из-за угла хмыстень.

Иди к нам жить.

И стало их трое. Прискакала лягушка и стучится:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун, да из-за угла хмыстень; а ты кто?

Я на воде балагта.

Иди к нам жить.

Вот и стало их четверо.

Пришел заяц и стучится:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта; а ты кто?

Я на поле свертень.

Иди к нам.

Стало их теперь пятеро. Пришла ещё лисица и стучится:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень; а ты кто?

Я на поле краса.

Ступай к нам.

Прибрела собака и стучится:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень, да на поле краса; а ты кто?

А я гам-гам!

Иди к нам жить.

Собака влезла.

Прибежал еще волк и стучится:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень, на поле краса, да гам-гам; а ты кто?

Я из-за кустов хап.

Иди к нам жить.

Вот живут себе все вместе. Спознал про эти хоромы медведь, приходит и стучится - чуть хоромы живы:

Кто в хоромах, кто в высоких?

Я, муха-шумиха, да комар-пискун, из-за угла хмыстень, на воде балагта, на поле свертень, на поле краса, гам-гам, да из-за кустов хам: а ты кто?

А я лесной гнёт!

Сел на кувшин и всех раздавил.

Репка

Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая. Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может!

Позвал дед бабку:

бабка за дедку,

дедка за репку -

Позвала бабка внучку:

внучка за бабку,

бабка за дедку,

дедка за репку -

тянут-потянут, вытянуть не могут!

Позвала внучка Жучку:

Жучка за внучку,

внучка за бабку,

бабка за дедку,

дедка за репку -

тянут-потянут, вытянуть не могут!

Позвала Жучка кошку:

кошка за Жучку,

Жучка за внучку,

внучка за бабку,

бабка за дедку,

дедка за репку -

тянут-потянут, вытянуть не могут!

Позвала кошка мышку:

мышка за кошку,

кошка за Жучку,

Жучка за внучку,

внучка за бабку,

бабка за дедку,

дедка за репку -

тянут-потянут, - вытянули репку!

Кумуляция - циклическое повторение и расширение сюжетных узлов - один из основных приёмов создания сказочного текста, присущий сказкам любого типа, поскольку кумуляцией является любое утроение действия в волшебных или новеллистических сказках, на которые вскользь обращал внимание В.Я. Пропп. Троекратная проверка героем силы с помощью палицы - кумуляция, посещение героем медного, серебряного, золотого дворцов - кумуляция, троекратная битва со змеем - кумуляция, поскольку с каждым разом действие приобретает большую силу, красоту, каждая битва требует от героя больших усилий, нежели предыдущая. Однако, среди коми сказок встречаются такие, в которых кумуляция приобретает смыслообразующее значение. Отсюда и их название - кумулятивные сказки.

В коми фольклористике небольшие цепевидные сказки, героями которых являются животные, птицы, предметы быта, герои-дети, обычно называли детскими сказками. "К детским сказкам мы относим прозаические сказки, прибаутки на сказочные сюжеты и песни-сказки." (Рочев 1979, С.211) В делении на группы традиционно исходили из объёма текста и манеры исполнения: одни сказки напеваются, другие рассказываются. Хотя и в прозаических сказках персонажи сопровождают (поясняют) свои действия повторяющимися песнями.

"Шыр кывтö-катö,

катша кöя пыжöн,

ур бöж зiбйöн,

мой лопта пелысöн,

низь ку парусöн,

кöч ку шапкаöн..."

Мышь плавает,

в лодке из сорочьей грудки,

с шестом из беличьего хвоста,

с веслом из бобрового хвоста,

с парусом из собольей шкурки,

в шапке из заячьей шкуры..."

(Мышь и сорока)

"Нинкöм вежи чипан вылö,

чипан вежи мегö вылö,

мегö вежи тпрутьö вылö,

тпрутьö вежи öшпи вылö.

Мун, бычö, гортö!"

Лапти обменял на курицу,

курицу обменял на барашка,

барашка обменял на телёнка,

телёнка обменял на бычка.

Иди, бычок, домой!

(Старик Нёримö)

К песням-сказкам принято причислять семь основных сюжетов, называемых по основным персонажам: Руй (Стрöй), Дуда, Бобö, Веньö (Леньö), Джыдж, Пан, Кöза. Как по способу нанизывания, так и по содержанию эти песни отличаются друг от друга. Так, в песне "Кöза оз мун тусьла" (Коза не идёт по ягоды), как и в русском оригинале, козу посылают по ягоды, за отказ угрожают послать на неё волка, на волка, за его отказ - человека, на человека - медведя, и т.д. каждый раз повторяя предыдущие строчки, прибавляют к ним ещё строку (a, ab, abc...). Песни "Веньö", "Дуда", "Пан", "Бобö" поют повторяя только предыдущее действие (ab, bc, cd...). Некоторые из песен-сказок построены в форме диалога: исполнитель спрашивает, персонаж отвечает. Персонаж песни "Джыдж" (Стриж) препирается с человеком. Песни такого рода весьма распространены у народов Приуралья и Сибири. "Руй" (букв. Медлительный, Неповоротливый, Ленивый) представляет собой диалог ленивого, бесхозяйственного человека с исполнителем. Руй ищет якобы пропавшую скотину, исполнитель спрашивает: какая у него курица, петух, кошка, овца, собака, баран, свинья, корова, конь. По описанию героя, курица - цвета конопли, петух - с золотым гребнем, кошка налимьей окраски, овца с серебряным руном, собака - золотоглазая, баран - с золотыми рогами, свинья - с золотой щетинкой, корова - с золотыми рогами (комолая), конь - с белой щёткой на ногах. В финале выясняется, что у ленивого персонажа нет не то, чтобы описанных животных, но даже и мыши в старом амбаре, потому что нет у него амбара, нет у него ни дома, ни подворья. В одном из сотен вариантов наиболее популярной у коми детской песни "Бобö", герою задают вопросы, а он отвечает, что был на могиле дяди, принёс хлеба с маслом, положил на порог (скамейку), но хлеб унесла чёрная собака, которую догнала пятнистая собака, которая застряла в изгороди, которую сжёг огонь, который затушила вода, которую выпил бык, которого зарезал топор, который был затуплен бруском, который закинули в крапиву, которую вытоптала сотня кобыл с жеребятами. Перечисление бед завершается неожиданной репликой исполнителя: "слушателю - шлепки от семи кобыльих шкур, а хлеб с маслом мне остался." Песня-сказка "Тэсь поп" (Толоконный поп) также заканчивается шутливой речитативной репликой исполнителя: "Кос нянь бедьсö босьтi, тэсь поплы сёркни плешкас вартi, улльöв зырымыс чеччыштiс. Тэсь поп кулi, озырлуныс мен коли. Кодi кывзiс - из да бус." (Палку из сухаря я взял, толоконного попа в репяной лоб ударил, молочные сопли его выскочили. Толоконный поп умер, а имушество его мне осталось, тому, кто слушал камень да пыль).

Кумулятивные сказки, как наиболее древние, сохраняют дрение слова в именах персонажей, формулах: Ен (бог), Пан (жрец), Пöле-руме (старик-копуша) связаны с мифологическими образами. Множество слов непонятны для современного слушателя и воспринимаются как магические заклинания, каковыми, впрочем, и являются как, например, говорящие имена Руй, Рунь (медлительный, неторопливый, ленивый), Дуда (упрямец) от дудны (упрямиться, упираться), Джу (выемка в ушатах, бочках, в которую вставляют днище; юла), Джи (чижик; маленькая деревяшка для игры)

Интересно, что большая часть не только детских песен, но и сказок о животных, об олицетворённых бытовых предметах, о некоем старике имеют неожиданную, шутливую или наоборот жестокую концовку. "Дуда", "Пан", "Бобö", "Джыдж" завершаются игрой слов. В песне "Коза" волк идёт есть козу, в "Веньö" верёвка идёт душить нытика, в сказках о животных, медведь съедает старика со старухой ("Ош локтö" Медведь идёт). Мышь ("Мышь и сорока"), из грудки случайно сварившейся в котле товарки-сороки, мастерит лодку, затем забирает в неё белку, бобра, соболя, зайца, лису, волка, медведя и съедает их. После чего благополучно тонет вместе с добытыми шкурами. Старик Нёримö обманом меняет лапоть на курицу, курицу - на барана, барана - на телёнка, телёнка - на быка, которого запрягает в сани. Звери, напросившиеся к нему "песню послушать", съедают быка и убегают, оставив Нёримö ни с чем. В сказке "Шыр, чаг, зуд да нюлег" (Мышь, щепка, брусок и рыбий пузырь) персонажи, у которых кончился хлеб, заходят в дом к некоему старику; мышь щекочет ноздри спящего старика, старик бросается к печке, чтобы добыть огня и рассмотреть щекочущего, щепка в устье печи неожиданно загорается и поджигает бороду старика, старик в испуге бросается на улицу, проскальзывается на рыбьем пузыре и падает, брусок бросается с полатей ему на лоб. Щепка сгорает, пузырь размазывается, брусок ломается, всё хозяйство старика остаётся мыши. В сказке о невестках Аньöмакö (Стрекозы или Юлы) невесты находят свою гибель, выполняя хозяйственные работы: соломенную случайно съедает корова, глиняная размокает у колодца, невестка-веник застревает в половицах и ломается при подметании пола, берестяная сгорает при растопке печи, невестка-пузырь лопается со смеху. Иногда желание кому-либо смерти оборачивается на желающего. Так, в сказке "Лиса и мерин", у животных кончаются припасы, жребий быть заколотым падает на мерина; лиса идёт за ножом пана; пан посылает её за бруском к богу; брусок бога тяжёл: чтобы его вынести, нужен бык месяца и погонщик (сын солнца), которого следует напоить молоком зайца; молоко зайца должно быть надоено в осиновый подойник, добытый с помощью медвежьего или бобрового зуба. Лиса добывает бобровый зуб, совершает все действия в обратном порядке, но мерин убегает или убивает лису ударом копыта.

Тем не менее, смерть в сказках воспринимается детьми далеко не столь мрачно, как можно ожидать, поскольку в сказках умирают вещи, животные и старики, которые обречены на умирание. Разумеется, через сказки детям прививали такие необходимые для жизни качества, как трудолюбие, смелость, сметливость, чувство юмора (пусть иногда и чёрного). В отличие от волшебных сказок, накопление богатства в кумулятивных сказках оказывается ненужным, поскольку всё накопленное может в момент исчезнуть (даже с неизбежностью исчезает). Кумулятивные сказки, как современные страшилки, примиряли детей традиционного общества с мыслью о неизбежности смерти и определяли их дальнейшее отношение к бренным вещам, к которым не стоит привязываться, и вечным ценностям.

приятиям в подготовке персонала на производстве (определение минимальных нормативов затрат предприятий на обучение персонала, налоговые освобождения); осуществление на предприятиях опережающего обучения работников, находящихся под угрозой увольнения, с учетом конъюнктуры регионального рынка труда, содействие работодателям в организации такового обучения со стороны служб занятости, учебных заведений; содействие быстрому трудоустройству высококвалифицированных специалистов, являющихся безработными, с целью сохранения их квалификации и т.д. Это только часть наших предложений для государственных органов по эффективному управлению трудовым потенциалом на уровне региона.

Литература

1. Аммосов И.Н. Современные проблемы изучения трудового потенциала региона // Современные проблемы социально-трудовых отношений / Акад. наук PC (Я), Ин-т соц.проблем труда. -Якутск: Изд-во ЯНЦ СО РАН, 2005. - С. 175-189.

2. Аммосов И.Н. Анализ факторных связей трудового потенциала Республики Саха (Якутия) // Акад. наук РС(Я), Ин-т соц.проблем труда. Сб.науч.тр. Вып. 12. - Якутск: Изд-во ЯИЦ СО РАН, 2006. - С. 3-16.

3. Вайсбурд В.А., Валитова A.A. Анализ объема и структуры трудового потенциала Самарской области за период 1991-1999 гг. // Вестн. Самар. экон. акад. - 2000. - №2/3. - С. 47-55.

4. Егоров В.Д. Методологические аспекты изучения трудового потенциала населения. - М.: Экон-информ, 2002. - 101 с.

УДК (821.212:398) (571.56)

Кумулятивные сказки как форма детской игры

А.Н. Варламов

Рассматриваются кумулятивные сказки в эвенкийском фольклоре. Высказано предположение об общих признаках кумулятивной сказки и игры. Отмечены функциональные особенности эвенкийских кумулятивных сказок. Их функциональность основывается, прежде всего, на дидактической направленности для передачи определенных знаний. Затронуты вопросы взаимосвязи кумулятивной сказки и действительности через отражение исторических аспектов эволюции народа и его быта. В пользу такого взгляда говорит наличие кумулятивных сюжетов в архаичных эпических произведениях эвенков. Эвенкийские кумулятивные сказки рассматриваются в сравнении с подобными сказками других народов.

The article reviews the cumulative tales in Evenki folklore. It advances the supposition of the general sings of cumulative tale and game. The article studies the functional direction of the Evenki cumulative tales. These functional features are based on the didactic direction towards transferring definite knowledge. The article studies the issues of interrelationship between cumulative tale and reality through reflecting the historical aspects of evolution of people and their way of life. The existence of cumulative subjects in Evenki archaic epic works is in favor of this view. The article studies the Evenki cumulative tales through comparing with similar tales of other people.

Детский фольклор - часть культуры любого народа. У любого народа он является живой традицией - современный русскоязычный детский фольклор распространен повсеместно на всей территории нашей страны, в каждом дворе и

ВАРЛАМОВ Александр Николаевич - н.с. ИПМНС СО РАН.

школе можно услышать одни и те же детские считалки, дразнилки и игры, сопровождающиеся детскими фольклорными текстами. С их помощью знакомые и незнакомые дети быстро находят общий язык, темы для разговоров, улаживают взаимоотношения. Признано, что детскому сообществу для нормального развития необходим свой специфический фольклор.

Весьма интересным способом игрового общения детей, в котором ярко проявляются элементы фольклора, являются кумулятивные сказки, которые выделяют в особый разряд по специфическим композиционным и стилевым особенностям. Кумулятивная сказка имеет много общего с игрой. Как и игра, кумулятивная сказка имеет экспозицию, хотя на первый взгляд, довольно хаотичную, кульминацию, которая всегда есть в игре, и финал. Название подобного жанра сказок произошло от лат. кити1аге - накоплять, нагромождать, увеличивать. Название отражает основной принцип построения кумулятивной сказки: «многократное, нарастающее повторение одних и тех же или аналогичных действий, которое кончается веселой катастрофой или распле-тением образовавшейся цепи событий в обратном, убывающем порядке» .

Принцип построения кумулятивной сказки весьма близок общему принципу построения многих детских игр, который основывается на особенностях детской психологии и логики. Характеризуя кумулятивную сказку, В.Я. Пропп отмечал: «В разнообразном в своих формах нагромождении и состоит весь интерес и все содержание этих сказок. Они не содержат никаких интересных или содержательных «событий» сюжетного порядка. Наоборот, самые события ничтожны (или начинаются с ничтожных), и ничтожность этих событий иногда состоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и конечной катастрофой (начало: разбилось яичко, конец: сгорает вся деревня)» . По своей сути кумулятивная сказка более всего похожа на детскую веселую забаву-чехарду, где детям разрешается немного похулиганить, не соблюдая сложившихся норм морали, выражающейся в отношении к положительным и отрицательным героям, к феномену смерти, насилию и т.д.

Кумулятивные сказки - весьма характерный вид фольклорных текстов у многих народов Севера. Кумулятивные сказки народов Севера функционируют в детской среде, главным образом, как игровая форма передачи определенных знаний. Распространенным эвенкийским сюжетом кумулятивной сказки, подтверждающим вышесказанное, является сюжет, подобный Чи-ноко (Чинэкэ) . Сказка представляет собой диалог двух птичек, функциональное значение которого сводится к тому, чтобы в процессе сказки-игры дети могли понять, что нужно, а что не нужно делать и какие человеческие качества считаются положительными, а какие отри-

цательными. Одна из птичек выступает инициатором к диалогу и действию и предлагает свои решения, чтобы благополучно это сделать, проявляя такие положительные качества, как предприимчивость и оптимизм. Другая же отнекивается от любых решений, показывая свою лень и неуверенность (пессимизм):

Чиноко, пойдем купаться!

А мы за траву схватимся.

Руки порежем.

Рукавицы наденем...

В кумулятивных сказках часто используется сюжет, где присутствовал образ лентяя. Примером такого сюжета является известная нанайская сказка о девочке Аёге. В этой сказке мать просит дочь сделать разную работу по хозяйству, на что та лишь отнекивается. В итоге дочь-лентяйка превращается в утку и остается ею по сей день, умея лишь кричать «Аёг-аёг!».

Кумулятивная сказка эвенков также отражает трудовые процессы, чаще всего выделку шкур и шитье из выделанной шкуры предметов одежды. С точки зрения этнопедагогики кумулятивные сказки использовались для привития трудовых навыков. В тексте диалога эвенкийской сказки про птичку Чиноко значительная часть сказки посвящена описанию трудовых процессов и ряда свойств используемого материала:

Намокнут (рукавицы).

На солнце высушим!...

Затвердеют рукавицы.

Мы их разомнем.

Потрескаются.

Зашьем...

В этом сюжете описываются свойства кожи как материала для выделки и шитья - кожу не желательно мочить, ее следует осторожно сушить на солнце, затвердевшую кожу следует мять, чтобы она не потрескалась. В данном случае кумулятивные сказки являлись игровой формой получения полезных знаний и ознакомления с практическими навыками.

В этой функциональности и заключается основное отличие кумулятивных сказок народов, живущих в природе, от подобных сказок урбанизированных народов. «В русской сказке нет ни одного правдоподобного сюжета», - полагает Пропп и продолжает далее: «Сказка есть нарочитая и поэтическая фикция. Она никогда не выдается за действительность» . В этом отношении кумулятивные сказки коренных народов Сибири практически всегда отражают существовавшую или существующую действи-

тельность. У тунгусо-маньчжурских народов имеются тексты о существовавших когда-то родственных родах-людоедах. В нанайской сказке о Вертеле повествуется о живших вместе сестре и брате Вертеле, который питался мясом людей. Сестра же ела только мясо зверей. В определенный момент сестра решает избавиться от опасного соседства. Приведем диалог героев, который интересен нам также по причине того, что в нем отражаются правила устройства традиционного жилища и взаимоотношения между бывшими родственниками:

Ложись на свое место.

Там нельзя спать, - Вертел говорит.

Ложись на мало.

Там трудно заснуть.

Ложись на кан у очага.

Там неудобно...

После долгих препирательств место для Вертела нашлось только в ступе, где его заснувшего сестра и смолола . Простой, на первый взгляд, сюжет содержит много информации. Первое, что можно отметить - это верное перечисление всех зон традиционного жилища - женский угол, мужской угол, место для гостей и т.д. Более глубокий, скрытый для стороннего наблюдателя смысл заключается в изменении исторических отношений близких когда-то родичей. Время, когда рода жили сообща, прошло, и теперь в доме сестры-охотницы нет места для брата-людоеда. Он уже не только не член семьи, так как не может спать на местах для домашних, но даже и не гость, так как ему не место и на мало (эвенк, малу -место для гостя напротив входа за очагом).

Весьма распространенным типом проигрываемых детьми фольклорных текстов у эвенков являются тексты с сюжетом, где лиса обманом выманивает птенцов (либо яйца) у птички, съедая их. Этот тип сюжета также строится на диалоге лисицы и птички, чем близок к кумулятивной сказке. Подобный текст опубликован в сборнике , а также в сборнике под названием «Пташка и лиса» (Чивкачаннюн сулаки). Отметим, что подобный сюжет развит в сказках многих народов. Достаточно вспомнить русскую сказку о лисице и тетереве или эпизод из сказки Р. Киплинга о Рикки-Тикки-Тави.

Распространенной в прошлом и ныне является игра детей, которую мы назовем «Кто, чем питается?». Играют несколько человек, от 2 и более. Игра проходит в форме диалога, есть ведущий, который задает вопросы. Вопросы в процессе игры могут задаваться и другими участниками, учитывая обстановку:

Олень, олень, что ты ешь? (Орон, орон, екунма депингнэнны)?

Свой корм, ягель ем (Онгково, лавуктава депингнэм).

Ну, это твоя еда, это и ешь всегда (Кэ, си дептыс, тара депкэл).

Лось, лось, что ты ешь? (Токи, токи, екунма депингнэнны)?

Тальник ем (Октакарва депингнэм).

То и ешь, это твоя еда (Депми депкэл, си девгэс) и т. д. о других зверях.

Иногда дети вводят новшества соответственно жизни, в таком диалоге могут добавить вопрос оленю другие участники:

А что ты еще ешь?

Соль ем, комбикорм ем, - может добавить кто-то из участников. Но ведущий регулирует игру, внося корректировку. «Много не ешь, нельзя» (если олень съедает комбикорм более положенного, есть риск вздутия желудка).

Иногда в игру вводят задачу для игроков -объяснить, почему зверя называют именно так:

Лось, лось, почему тебя называют «моты»?

Древесный кустарник ем, потому так называют. ..

Этимологически слово «лось - моты» действительно образовано от корня «мо» - дерево, т.е. буквально «лось» переводится с эвенкийского как «древоед» (зимой значительную часть рациона лося составляют тальниковые породы деревьев).

Игра варьируется соответственно цели. Целью является то, что хочет узнать или закрепить для усвоения знаний сам ребенок, либо найти ответ от другого участника. Тип сюжета кумулятивной сказки «Кто, чем питается?» важен для ознакомления детей с повадками зверей, что для будущих охотников важно так же, как таблица умножения для школьников.

Как видим, кумулятивные сказки во многом используют элемент игры для создания сюжета, но не каждый потенциально-игровой сюжет может быть использован в детской игре. Таким образом, эвенкийский фольклор имеет тексты, предназначенные для детей или для проигрывания их самими детьми, которые являются дидактическими, обучающими и легко используемыми для игры. Таковыми, в первую очередь, являются кумулятивные сказки и близкие к ним игры, обладающие кумулятивной составляющей - сюжетом. Кумулятивные сказки функционируют в детской среде, главным образом, как игровая форма передачи определенных знаний.

Литература

1. Словарь научной и народной терминологии // Восточно-славянский фольклор. - Минск: Наука и техника, 1993.

2. Пропп В.Я. Кумулятивная сказка // Фольклор и действительность: Избранные статьи. -М., 1984.

3. Василевич Г.М. Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. - Л., 1936.

4. Пропп В.Я. Фольклор и действительность // Фольклор и действительность: Избранные статьи. - М., 1984.

5. Нанайский фольклор: Нингман, архор, тэ-лунгу / Сост. Н.Б. Киле. - Новосибирск: Наука, 1996 (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).

6. Романова A.B., Мыреева А.Н. Фольклор эвенков Якутии. - Л., 1971.