Шаламов варлам тихонович краткая биография. Биография

Русский писатель, поэт.

Биография

Отец - Тихон Николаевич Шаламов, священник и проповедник. Мать - Надежда Александровна. Первая жена - Галина Игнатьевна Гудзь, вторая жена - Ольга Сергеевна Неклюдова. Имел дочь от первого брака Елену, премного сына от Неклюдовой Сергея.

В 1914 году начал обучение в гимназии. В 1923 году после окончания школы второй ступени в родном городе уехал в Москву. Поначалу работал дубильщиком на кожевенном заводе в Кунцеве. Затем поступил на факультет советского права МГУ, учился здесь с 1926 по 1929 год.

19 февраля 1929 года был арестован как участник подпольной троцкистской группы, занимавшийся распространением дополнения к «Завещанию Ленина», в котором советский лидер писал об опасности прихода к власти . Будучи осужден на три года лагерей, отбывал наказание в Вишерском лагере на Северном Урале. В 1932 году Шаламов вернулся в Москву и начал работать в журналах, печатать свои очерки и статьи.

В январе 1937 года был повторно арестован за контрреволюционную троцкистскую деятельность. Получил пять лет лагерей, свой срок отбывал на Колыме (СВИТЛ - Северо-восточный исправительно-трудовой лагерь). Шаламов выполнял тяжелые работы на золотых приисках «Партизан», Черное озеро, Аркагала, Джелгала, бывал в таежных командировках, неоднократно попадал в больницу для заключенных.

В июне 1943 года Шаламов был заново осужден на десять лет лагерей за антисоветскую агитацию. В 1951 году Варлам Тихонович был освобожден, но смог вернуться в Москву не сразу. Поначалу, с 1946 года, после прохождения фельдшерских курсов, он стал работать в Центральной больнице для заключенных в колымском поселке Дебин и на лесной командировке лесорубов. Вернувшись с Колымы в 1953 году, Шаламов обосновался в Калининской области, работал на торфопредприятии в Решетниково. Результатом многих лет лагерей стал распад брака с Г.И. Гудзь и потеря всяких духовных связей с дочерью, которая не видела отца раньше. В 1956 году В.Т Шаламов был реабилитирован, после чего вернулся в столицу. Тогда же он женился на О.С. Неклюдовой (развелся с ней в 1966 году).

Уже с 1949 году Шаламов в условиях Колымы совершает свой творческий труд - он стал записывать свои стихи, которые потом составили сборник «Колымские тетради» (1937-1956). , которому Шаламов сумел переправить стихи, очень высоко ценил их. С 1954 по 1973 год писатель создавал свои знаменитые «Колымские рассказы». Они не были опубликованы на родине при жизни автора, это произошло только в 1988-1990 годах.

Отдельные стихи Варлама Тихоновича печатались в советских журналах («Юность», «Знамя», «Москва»), но этого было недостаточно для поэта, автора ряда поэтических сборников («Огниво», 1961; «Шелест листьев», 1964; «Дорога и судьба», 1967), понимавшего и чувствовавшего истинную поэзию.

Кроме Б.Л. Пастернака, большое значение в жизни Варлама Тихоновича сыграли , (Шаламов работал некоторое время в «Новом мире»), вдова О.Э. Мандельштама Н.Я. Мандельштам. Знакомство в 1966 году с И.П. Сиротинской, ставшей ближайшим другом писателя и впоследствии его правопреемницей, было для самого Шаламова очень важной вехой в жизни.

В 1973 году стал членом Союза писателей. С 1973 по 1979 год Шаламов вел рабочие тетради, которые впоследствии разбирала и готовила к публикации И.П. Сиротинская. Последние три года жизни Варлам Шаламов, тяжелобольной (всю жизнь писатель страдал болезнью Меньера, кроме того, сказывались годы жизни в лагерях), жил в Доме инвалидов и престарелых Литфонда в Тушине. 15 января 1982 года после поверхностного обследования был переведен в интернат для психохроников. Во время транспортировки писатель простудился и заболел воспалением легких. Скончался 17 января 1982 года. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.

Творчество

Судьба писателя была невероятно сложной: почти двадцать лет лагерей, невозможность печатать наиболее важные свои труды, непонимание власти и общества. Как справедливо отметила И.П. Сиротинская, «в жизни у него не было удач - чьей-то поддержки властной, совпадения случайностей. Все ему далось неистовым трудом, все оплачено кусками крови, нервов, легких. Но Бог дал талант, силу и высоту духа, твердость нравственную - много, зато в помощь земной жизни - ничего». Именно моральная твердость, цельность, соответствие слова и дела, унаследованное им (в духовном смысле) от героев своего детства, эсеров и народовольцев, во многом помогли ему выстоять.

Шаламов обладал очень важным качеством, которое воплотилось в его творчестве, - он признавал за другими людьми право на их собственную правду, в нем отсутствовало стремление возвести свою точку зрения в абсолют, а, следовательно, и отсутствие проповеди, учительства в его литературе: «Шаламов не учит тому, как выжить в лагере, не пытается передать опыт лагерной жизни, но лишь свидетельствует о том, что представляет собой лагерная система». В этом отношении проза Шаламова явилась продолжением пушкинской традиции, во многом потерянной и уступившей место классической толстовской традиции, представителем которой был А.И. Солженицын.

Важнейшим произведением писателя стали «Колымские рассказы» (1954-1973), которые сам автор делил на шесть циклов: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Воскрешение лиственницы», а также «Очерки преступного мира» и «Перчатка, или КР-2». В них утверждалась невозможность проповеди в страшном ХХ веке. Варлам Тихонович считал, что литературное произведение должно выполнять роль фиксирующего события документа. Но формула «проза как документ» не сводит произведения Шаламова к простым очеркам. Так, «Колымские рассказы» стали настоящим психологическим исследованием лагерной темы. То же можно отнести и к т.н. антироману Шаламова «Вишера» (1961). Он состоит из двух частей: «Бутырская тюрьма (1929)» и «Вишера». В нем писатель рассказывает о своем осуждении в 1929 году, заключении в , первом сроке в Вишерских лагерях. В книге мы можем найти наблюдения о лагерной системе 20-х годов и их отличиях от сталинских, размышления о самом Сталине, мысли о лагерной жизни.

В автобиографической повести «Четвертая Вологда» (1968-1971) писатель вспоминает свое детство и юность, рассказывает о том, как формировались его убеждения, как укреплялось чувство справедливости и неприязнь любого насилия. Он говорит о народовольцах, их жертвенности и героизме. Именно они стали его юношеским идеалом, образцом духовной силы.

В 1960-е годы В.Т. Шаламовым были написаны воспоминания.

Варлам Шаламов


СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ТОМ 1

КОЛЫМСКИЕ РАССКАЗЫ


Как топчут дорогу по снежной целине? Впереди идет человек, потея и ругаясь, едва переставляя ноги, поминутно увязая в рыхлом глубоком снегу. Человек уходит далеко, отмечая свой путь неровными черными ямами. Он устает, ложится на снег, закуривает, и махорочный дым стелется синим облачком над белым блестящим снегом. Человек уже ушел дальше, а облачко все еще висит там, где он отдыхал, - воздух почти неподвижен. Дороги всегда прокладывают в тихие дни, чтоб ветры не замели людских трудов. Человек сам намечает себе ориентиры в бескрайности снежной: скалу, высокое дерево, - человек ведет свое тело по снегу так, как рулевой ведет лодку по реке с мыса на мыс.

По проложенному узкому и неверному следу двигаются пять-шесть человек в ряд плечом к плечу. Они ступают около следа, но не в след. Дойдя до намеченного заранее места, они поворачивают обратно и снова идут так, чтобы растоптать снежную целину, то место, куда еще не ступала нога человека. Дорога пробита. По ней могут идти люди, санные обозы, тракторы. Если идти по пути первого след в след, будет заметная, но едва проходимая узкая тропка, стежка, а не дорога - ямы, по которым пробираться труднее, чем по целине. Первому тяжелее всех, и когда он выбивается из сил, вперед выходит другой из той же головной пятерки. Из идущих по следу каждый, даже самый маленький, самый слабый, должен ступить на кусочек снежной целины, а не в чужой след. А на тракторах и лошадях ездят не писатели, а читатели.


На представку


Играли в карты у коногона Наумова. Дежурные надзиратели никогда не заглядывали в барак коногонов, справедливо полагая свою главную службу в наблюдении за осужденными по пятьдесят восьмой статье. Лошадей же, как правило, контрреволюционерам не доверяли. Правда, начальники-практики втихомолку ворчали: они лишались лучших, заботливейших рабочих, но инструкция на сей счет была определенна и строга. Словом, у коногонов было всего безопасней, и каждую ночь там собирались блатные для своих карточных поединков.

В правом углу барака на нижних нарах были разостланы разноцветные ватные одеяла. К угловому столбу была прикручена проволокой горящая «колымка» - самодельная лампочка на бензинном паре. В крышку консервной банки впаивались три-четыре открытые медные трубки - вот и все приспособление. Для того чтобы эту лампу зажечь, на крышку клали горячий уголь, бензин согревался, пар поднимался по трубкам, и бензиновый газ горел, зажженный спичкой.

На одеялах лежала грязная пуховая подушка, и по обеим сторонам ее, поджав по-бурятски ноги, сидели партнеры - классическая поза тюремной карточной битвы. На подушке лежала новенькая колода карт. Это не были обыкновенные карты, это была тюремная самодельная колода, которая изготовляется мастерами сих дел со скоростью необычайной. Для изготовления ее нужны бумага (любая книжка), кусок хлеба (чтобы его изжевать и протереть сквозь тряпку для получения крахмала - склеивать листы), огрызок химического карандаша (вместо типографской краски) и нож (для вырезывания и трафаретов мастей, и самих карт).

Сегодняшние карты были только что вырезаны из томика Виктора Гюго - книжка была кем-то позабыта вчера в конторе. Бумага была плотная, толстая - листков не пришлось склеивать, что делается, когда бумага тонка. В лагере при всех обысках неукоснительно отбирались химические карандаши. Их отбирали и при проверке полученных посылок. Это делалось не только для пресечения возможности изготовления документов и штампов (было много художников и таких), но для уничтожения всего, что может соперничать с государственной карточной монополией. Из химического карандаша делали чернила, и чернилами сквозь изготовленный бумажный трафарет наносили узоры на карту - дамы, валеты, десятки всех мастей… Масти не различались по цвету - да различие и не нужно игроку. Валету пик, например, соответствовало изображение пики в двух противоположных углах карты. Расположение и форма узоров столетиями были одинаковыми - уменье собственной рукой изготовить карты входит в программу «рыцарского» воспитания молодого блатаря.

Новенькая колода карт лежала на подушке, и один из играющих похлопывал по ней грязной рукой с тонкими, белыми, нерабочими пальцами. Ноготь мизинца был сверхъестественной длины - тоже блатарский шик, так же, как «фиксы» - золотые, то есть бронзовые, коронки, надеваемые на вполне здоровые зубы. Водились даже мастера - самозваные зубопротезисты, немало подрабатывающие изготовлением таких коронок, неизменно находивших спрос. Что касается ногтей, то цветная полировка их, бесспорно, вошла бы в быт преступного мира, если б можно было в тюремных условиях завести лак. Холеный желтый ноготь поблескивал, как драгоценный камень. Левой рукой хозяин ногтя перебирал липкие и грязные светлые волосы. Он был подстрижен «под бокс» самым аккуратнейшим образом. Низкий, без единой морщинки лоб, желтые кустики бровей, ротик бантиком - все это придавало его физиономии важное качество внешности вора: незаметность. Лицо было такое, что запомнить его было нельзя. Поглядел на него - и забыл, потерял все черты, и не узнать при встрече. Это был Севочка, знаменитый знаток терца, штоса и буры - трех классических карточных игр, вдохновенный истолкователь тысячи карточных правил, строгое соблюдение которых обязательно в настоящем сражении. Про Севочку говорили, что он «превосходно исполняет» - то есть показывает умение и ловкость шулера. Он и был шулер, конечно; честная воровская игра - это и есть игра на обман: следи и уличай партнера, это твое право, умей обмануть сам, умей отспорить сомнительный выигрыш.

Играли всегда двое - один на один. Никто из мастеров не унижал себя участием в групповых играх вроде очка. Садиться с сильными «исполнителями» не боялись - так и в шахматах настоящий боец ищет сильнейшего противника.

Партнером Севочки был сам Наумов, бригадир коногонов. Он был старше партнера (впрочем, сколько лет Севочке - двадцать? тридцать? сорок?), черноволосый малый с таким страдальческим выражением черных, глубоко запавших глаз, что, не знай я, что Наумов железнодорожный вор с Кубани, я принял бы его за какого-нибудь странника - монаха или члена известной секты «Бог знает», секты, что вот уже десятки лет встречается в наших лагерях. Это впечатление увеличивалось при виде гайтана с оловянным крестиком, висевшего на шее Наумова, - ворот рубахи его был расстегнут. Этот крестик отнюдь не был кощунственной шуткой, капризом или импровизацией. В то время все блатные носили на шее алюминиевые крестики - это было опознавательным знаком ордена, вроде татуировки.

Судьба человека предопределяется, как полагают многие, его характером. Биография Шаламова - тяжелая и чрезвычайно трагическая - следствие его нравственных воззрений и убеждений, становление которых происходило уже в отрочестве.

Детство и юность

Варлам Шаламов родился в Вологде в 1907 году. Отец его был священником, человеком, выражающим прогрессивные взгляды. Возможно, обстановка, которая окружала будущего писателя, и родительское мировоззрение дали первый толчок в развитии этой необыкновенной личности. В Вологде проживали ссыльные заключенные, с которыми отец Варлама всегда стремился поддерживать отношения и оказывал всяческую поддержку.

Биография Шаламова отображена частично в его повести «Четвертая Вологда». Уже в юные годы в авторе этого произведения начала формироваться жажда справедливости и стремление бороться за нее любой ценой. Идеалом Шаламова в те годы был образ народовольца. Жертвенность его подвига вдохновляла молодого человека и, возможно, предопределила всю дальнейшую судьбу. Художественная одаренность проявилась в нем с ранних лет. Вначале его дар выражался в непреодолимой тяге к чтению. Читал он запоем. Будущего создателя литературного цикла о советских лагерях интересовала различная проза: начиная с приключенческих романов и заканчивая философскими идеями Иммануила Канта.

В Москве

Биография Шаламова включает в себя судьбоносные события, произошедшие в первый период пребывания в столице. В Москву он уехал в семнадцатилетнем возрасте. Сперва работал дубильщиком на заводе. Спустя два года поступил в университет на факультет права. Литературная деятельность и юриспруденция - направления на первый взгляд несовместимые. Но Шаламов был человеком действия. Ощущение, что годы проходят зря, томило его уже в ранней молодости. Будучи студентом, он был участником литературных диспутов, митингов, демонстраций и

Первый арест

Биография Шаламова - это сплошь тюремные заключения. Первый арест состоялся в 1929 году. К трем годам заключения был приговорен Шаламов. Очерки, статьи и множество фельетонов было создано писателем в тот тяжелый период, наступивший после возвращения из Северного Урала. Пережить долгие годы пребывания в лагерях ему, быть может, дало силы убеждение, что все эти события являются испытанием.

Относительно первого ареста писатель в автобиографической прозе однажды сказал, что именно это событие положило начало настоящей общественной жизни. Позже, имея за своей спиной горький опыт, Шаламов поменял свои взгляды. Он не верил уже в то, что страдание очищает человека. Скорее, оно приводит к растлению души. Лагерь он называл школой, которая несет исключительно отрицательное влияние на кого угодно с первого по последний день.

Но годы, которые Варлам Шаламов провел на Вишере, он не смог не отобразить в своем творчестве. Спустя четыре года он вновь был арестован. Пять лет Колымских лагерей стали приговором Шаламова в страшном 1937 году.

На Колыме

Один арест следовал за другим. В 1943 году Шаламов Варлам Тихонович был взят под стражу лишь за то, что назвал писателя-эмигранта Ивана Бунина русским классиком. На этот раз Шаламов остался в живых благодаря тюремному врачу, который на свой страх и риск отправил его на курсы фельдшеров. На ключе Дусканья Шаламов впервые стал записывать свои стихи. После освобождения он еще два года не мог покинуть Колыму.

И только после смерти Сталина Варлам Тихонович смог вернуться в Москву. Здесь он встретился с Борисом Пастернаком. Личная жизнь Шаламова не сложилась. Слишком долгое время он был оторван от семьи. Его дочь повзрослела без него.

Из Москвы ему удалось перебраться в Калининскую область и устроиться в качестве мастера на торфоразработках. Все свободное от тяжелой работы время посвящал писательству Варламов Шаламов. «Колымские рассказы», которые создавал в те годы заводской мастер и агент по снабжению, сделали из него классика русской и антисоветской литературы. Рассказы вошли в мировую культуру, стали памятником бесчисленным жертвам

Творчество

В Лондоне, Париже и Нью-Йорке рассказы Шаламова были опубликованы раньше, чем в Советском Союзе. Сюжет произведений из цикла «Колымские рассказы» - тягостное изображение тюремного быта. Трагические судьбы героев похожи одна на другую. Они стали заключенными советского ГУЛАГа по воле беспощадного случая. Заключенные измождены и истощены голодом. Дальнейшая их судьба зависит, как правило, от произвола начальников и блатных.

Реабилитация

В 1956 году Шаламов Варлам Тихонович был реабилитирован. Но произведения его все еще не попадали в печать. Советские критики полагали, что в творчестве этого писателя отсутствует «трудовой энтузиазм», но есть лишь «абстрактный гуманизм». Такую рецензию весьма тяжело воспринимал Варламов Шаламов. "Колымские рассказы" - произведение, созданное ценой жизни и крови автора, - оказалось ненужным обществу. Лишь творчество и дружеское общение поддерживали в нем дух и надежду.

Стихи и прозу Шаламова увидели советские читатели лишь после его смерти. До конца своих дней, несмотря на слабое, подорванное лагерями здоровье, он не прекращал писать.

Публикация

Впервые произведения из колымского сборника появились на родине писателя в 1987 году. И на этот раз его неподкупное и суровое слово было необходимо читателям. Благополучно идти вперед и оставить в забытье на Колыме было уже невозможно. То, что голоса даже умерших свидетелей могут звучать во всеуслышание, этот писатель доказал. Книги Шаламова: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Очерки преступного мира» и другие - свидетельство того, что ничего не забыто.

Признание и критика

Произведения этого писателя представляют собой одно целое. Тут и единство души, и судьбы людей, и мысли автора. Эпопея о Колыме - это ветви огромного дерева, мелкие ручьи единого потока. Сюжетная линия одного рассказа плавно перетекает в другую. И в произведениях этих нет вымысла. В них только правда.

К сожалению, оценить отечественные критики творчество Шаламова смогли только после его смерти. Признание в литературных кругах наступило в 1987 году. А в 1982-ом, после длительной болезни, Шаламов умер. Но даже в послевоенное время он остался неудобным писателем. Его творчество не вписывалось в советскую идеологию, но было чуждо и новому времени. Все дело в том, что в произведениях Шаламова отсутствовала открытая критика власти, от которой он пострадал. Возможно, «Колымские рассказы» слишком уникальны по идейному содержанию, чтобы их автора можно было поставить в один ряд с другими фигурами русской или советской литературы.

В 1924 году он уехал из родного города, работал дубильщиком на кожевенном заводе в Сетуни.

В 1926 году поступил на факультет советского права Московского государственного университета.

19 февраля 1929 году Шаламов был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму за распространение "Письма к съезду" Владимира Ленина. Приговорен к трем годам заключения в Вишерском отделении Соловецких лагерей особого назначения.

В 1932 году вернулся в Москву, где снова продолжил литературную работу, занимался журналистикой, сотрудничал в ряде небольших профсоюзных журналов.

В 1936 году в журнале "Октябрь" один из его первых рассказов "Три смерти доктора Аустино".

В 1937 году в журнале "Литературный современник" вышел рассказ Шаламова "Пава и дерево" .

В январе 1937 года он был снова арестован и приговорен к пяти годам Колымских лагерей, а в 1943 году — к десяти годам за антисоветскую агитацию: назвал писателя Ивана Бунина русским классиком.

В 1951 году Шаламов был освобожден, работал фельдшером недалеко от села Оймякона.

В 1953 году поселился в Калининской области (ныне Тверская область), где трудился агентом по техническому снабжению на торфопредприятии.

В 1956 году после реабилитации Шаламов вернулся в Москву.

Некоторое время сотрудничал в журнале "Москва", писал статьи и заметки по вопросам истории культуры, науки, искусства, публиковал стихи в журналах.

В 1960-х годах вышли стихотворные сборники Шаламова "Огниво" (1961), "Шелест листьев" (1964), "Дорога и судьба" (1967).

На рубеже 1960-1970-х годов Шаламов написал автобиографическую повесть "Четвертая Вологда" и антироман "Вишера".

Годы жизни, проведенные в лагерях, стали основой для написания Шаламовым сборника стихов "Колымские тетради" (1937-1956) и главного труда писателя — "Колымских рассказов" (1954-1973). Последние были разделены автором на шесть книг: "Колымские рассказы", "Левый берег", "Артист лопаты", "Очерки преступного мира", "Воскрешение лиственницы" и "Перчатка или КР-2". "Колымские рассказы" распространялись в самиздате. В 1978 году в Лондоне большой том "Колымских рассказов" впервые был напечатан на русском языке. В СССР они были опубликованы в 1988-1990-х годах.

В 1970-х годах выходили поэтические сборники Шаламова "Московские облака" (1972) и "Точка кипения" (1977).

В 1972 году он был принят в Союз писателей СССР.

В мае 1979 года Шаламов переехал в дом инвалидов и престарелых Литфонда.

В 1980 французское отделение Пен-клуба наградило Шаламова Премией свободы.

В Вологде в доме, где родился и вырос писатель, открыт мемориальный музей Варлама Шаламова.

Писатель был дважды женат, оба брака закончились разводом. Его первой супругой была Галина Гудзь (1910-1986), от этого брака родилась дочь Елена (1935-1990). С 1956 по 1966 год Шаламов был женат на писательнице Ольге Неклюдовой (1909-1989).

Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников