Отцы и дети базаров павел. Евгений Базаров и Павел Петрович Кирсанов (по роману И
(1 вариант)
Замечательным даром видеть и чувствовать происходящее в русской общественной жизни обладал И. С. Тургенев. Свое понимание назревающего главного общественного конфликта 60-х годов XIX века, конфликта между либералами-аристократами и революционными демократами, писатель отразил в романе «Отцы и дети». Тургенев показал социальный конфликт между дворянами-либералами и разночинцами-демократами, носителями которого в романе стали нигилист Базаров и дворянин Павел Петрович Кирсанов.
Насколько они противоположны друг другу, показывает подробное описание внешности героев. «Изящный и породистый» облик Павла Петровича, его точеные, классические черты лица, белоснежные накрахмаленные воротнички, «красивая рука с длинными розовыми ногтями» обличают в нем богатого изнеженного дворянина-аристократа. В портрете же Базарова автор настойчиво подчеркивает такие детали, как «широкий лоб», «крупные выпуклости просторного черепа», которые говорят о том, что перед нами человек умственного труда, представитель разночинной, трудовой интеллигенции. Внешность героев, их одежда и манера поведения сразу вызывают сильную взаимную неприязнь, определяющую их дальнейшие отношения. Значит, при первом знакомстве с ними бросается в глаза их противоположность, тем более что автор настойчиво противопоставляет «плебейские манеры» Базарова изысканному аристократизму Павла Петровича.
Основной принцип построения романа - антитеза; и это видно уже из названия романа, в котором как бы противопоставляются два поколения: старшее и младшее. Но в самом романе конфликт носит не возрастной, а идейный характер, т. е. это не конфликт двух поколений, а конфликт двух мировоззрений. Как антиподы воспринимаются в романе Евгений Базаров (выразитель идеи демократов-разночинцев) и Павел Петрович Кирсанов (главный защитник мировоззрения и образа жизни либерального дворянства). Столкновения и споры, составляющие основу сюжета романа, позволяют понять сущность их взглядов.
Но нельзя не заметить и сходства между ними. И Базаров, и Кирсанов - две умные, сильные и волевые личности, которые не поддаются чужому влиянию, а, наоборот, умеют подчинить себе других. Павел Петрович явно подавляет своего кроткого, добродушного брата. А Аркадий находится в сильной зависимости у своего друга, воспринимая все его высказывания как непреложную истину. Павел Петрович горд и самолюбив, называя аналогичные черты своего противника «сатанинской гордостью». Что же все-таки разделяет этих героев? Конечно, их совершенно разные взгляды, различное отношение к окружающим людям, народу, дворянству, науке, искусству, любви, семье, всему государственному укладу современной русской жизни.
Эти разногласия отчетливо проявляются в их спорах, которые затрагивают многие социальные, экономические, философские, культурные вопросы, волнующие русское общество в начале 60-х годов XIX века. Но обращает на себя внимание особый характер споров Кирсанова с Базаровым, их пристрастие к отвлеченным, общим предметам, таким, например, как авторитеты и принципы. Если Павел Петрович утверждает незыблемость авторитетов, то Базаров не признает этого, считая, что всякая истина должна подвергаться проверке сомнением. Во взглядах Павла Петровича проявляется его консерватизм, благоговение перед старыми авторитетами. Сословная барская спесь не позволяет ему воспринимать новые общественные явления, относиться к ним с пониманием. Все новое он принимает в штыки, твердо отстаивая устоявшиеся жизненные принципы. Если бы Кирсанов по-отечески мудро относился к молодому поколению, прощая ему максимализм и заносчивость, то, возможно, он смог бы понять и оценить Базарова. Но и герой-разночинец отнюдь не по-сыновнему относится к старшему поколению, с гордым презрением отрицая все культурные и нравственные ценности прошлого. Он смеется, видя Николая Петровича, играющего на виолончели, раздражается, когда Аркадий, по его мнению, «говорит красиво». Он не понимает деликатной вежливости Николая Петровича и барского высокомерия его брата.
Культ преклонения перед красотой, искусством, любовью, природой царит в тихом «дворянском гнезде» Кирсановых. Красивые изысканные фразы лишены конкретных значимых дел. А нигилист Базаров жаждет настоящей гигантской деятельности, разрушающей ненавистный ему уклад жизни. Слишком далеко зайдя в своем отрицании, никаких созидательных целей герой перед собой не ставит. Вспомним его парадоксальные афоризмы: «Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта», «Рафаэль гроша медного не стоит» и т.д. Вообще возникает ощущение, что Базаров произносит эти фразы в полемическом задоре, чтобы шокировать своего противника. Кроме того, Евгений слишком резко нападает на поэзию, музыку, любовь. Это заставляет нас усомниться в искренности его отрицания. Создается впечатление, что Базаров пытается убедить, прежде всего, самого себя в том, что искусство, чувства - это чепуха, «романтизм». Он как бы пытается убить в себе и способность любить, и умение чувствовать красоту и поэзию. В правильности такого предположения убеждает нас финал романа, повествующий о безвременной случайной смерти этой могучей, недюжинной натуры. Именно здесь мы видим настоящего Базарова, в котором уже нет раздражающей самоуверенности и развязности, резкости и категоричности суждений. Он прост и человечен перед лицом надвигающейся смерти. Герой не скрывает больше свой «романтизм», трогательно прощаясь с любимой женщиной, заботясь об осиротевших стариках-родителях, думая о загадочной России, переосмысливая свое отношение к жизни. В этом последнем испытании Базаров обретает цельность и стойкость духа, помогающие ему встретить смерть достойно.
Громадный потенциал этой могучей, неординарной натуры остался без применения. Базаровский нигилизм узок и ограничен, поэтому он не дал ему возможности совершить что-то значительное, оставившее след в истории. Живут в своем замкнутом мире любви, поэзии, музыки, красоты и Кирсановы, отгородившись от социальных проблем окружающей действительности. Жизнь их нельзя назвать состоявшейся. Трагический разлад в романе Тургенева между поколениями, отказывающимися понять друг друга, - главная идея романа.
(2 вариант)
События, описанные в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети», происходят в середине девятнадцатого века. Это время, когда Россия переживала очередную эпоху реформ. Название произведения наводит на мысль о том, что в нем будет разрешаться извечный вопрос - взаимоотношения поколений. В некоторой степени это справедливо. Но основное внимание автора обращено на конфликт разных мировоззрений - либералов и революционеров-демократов, называемых нигилистами. Тургенев пытается осмыслить мировоззрение нового человека, разночинца по происхождению, демократа по политическим взглядам.
На противопоставлении взглядов разночинца и дворянина построен сюжет романа. Среди героев наиболее активными представителями непримиримых мировоззрений являются Евгений Базаров и «аристократ до мозга костей» Павел Кирсанов.
Павел Петрович был типичным представителем своей эпохи и среды. Он следовал «принсипам» везде и во всем, продолжая даже в деревне жить так, как он жил всю жизнь. Он сохранил свои привычки неизменными, хотя с практической точки зрения это было неудобно. А для нигилиста Базарова это было просто смешно.
Павлу Петровичу лет сорок пять, он всегда выбрит, ходит в строгом английском костюме, воротничок его рубашки всегда бел и накрахмален. Лицо Павла Петровича правильное и чистое, но желчное. «Весь облик Павла Петровича, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большей частью исчезает после двадцатых годов».
И по внешности, и по убеждениям Павел Петрович аристократ. Правда, как пишет Писарев, «убеждений у него, по правде сказать, не имеется, но зато есть привычки, которыми он очень дорожит» и «по привычке доказывает в спорах необходимость „принсипов“.
В чем же заключаются эти „принсипы“? Во-первых, это взгляд на государственное устройство. Сам дворянин и аристократ, он придерживается тех же взглядов, что и большинство дворян того времени. Павел Петрович поддерживает установившиеся порядки, он монархист. Павел Петрович не переносит инакомыслия и яростно защищает доктрины, которым „постоянно противоречили его поступки“. Он любит порассуждать о русских крестьянах, но при встрече с ними „морщится и нюхает одеколон“. Кирсанов толкует о России, о „русской идее“, но употребляет при этом огромное количество иностранных слов. Он с пафосом говорит об общественном благе, о служении отечеству, но сам сидит сложа руки, удовлетворившись сытой и спокойной жизнью.
Видя, что не может победить нигилиста в споре, не может поколебать его нравственные устои, вернее, отсутствие их, Кирсанов прибегает к последнему средству решения конфликтов - дуэли. Евгений принимает вызов, хотя считает это выходкой полоумного „аристократишки“. Они стреляются, и Евгений ранит Кирсанова. Решить их проблемы дуэль не помогла.
С помощью сатирического изображения автор подчеркивает нелепость поведения Павла Петровича, потому что смешно и бессмысленно полагать, будто бы можно силой заставить молодое поколение думать так же, как поколение „отцов“. Базаров и Кирсанов расстаются, придерживаясь каждый своего мнения. Базарову удалось лишь нарушить душевное равновесие Павла Петровича.
Для молодых нигилизм - определенная политическая и жизненная позиция. Но они воспринимают ее как модное поветрие (Ситников, Кукшина, Аркадий). Отрицать все: авторитеты, науку, искусство, опыт предыдущих поколений и ни к чему не прислушиваться. Все они повзрослеют, обзаведутся семьями и будут вспоминать о своих убеждениях, как об ошибках юности. А пока они только опошляют идеи, которые „проповедует“ Базаров.
В романе есть только один настоящий нигилист, который отдает отчет своим мыслям, своим убеждениям. Это Базаров. Он интересуется естественными науками и собирается продолжить дело отца, уездного лекаря. По убеждениям он нигилист и насмехается над „принсипами“ Павла Петровича, считая их ненужными и просто смешными. Базаров находит, что лучшее - отрицать, и он отрицает. На восклицание Павла Петровича: „Но надобно же и строить!“ - он отвечает: „Это уже не наше дело“. Евгений язвительно относится к романтикам, но, оставшись один, осознает романтика в себе.
Жизнь жестоко подшутила над Базаровым. Не верящий в любовь, он полюбил, а его любовь отвергли. Рассматривая альбом Саксонской Швейцарии, Базаров говорит Одинцовой: „Вы не предполагаете во мне художественного смысла - да во мне действительно его нет. но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической“. Базаров пытается развенчать бездейственные „принсипы“, не принимает иллюзорную мечтательность. Но вместе с тем он отказывается от великих достижений культуры (»Рафаэль гроша медного не стоит"), утилитарно воспринимает природу. Базарову не было суждено прожить долго. Он умирает со словами: «Я нужен России… Нет, видно не нужен. Да и кто нужен?» Таков трагический итог жизни Евгения.
Отношение автора к своим героям непростое. Критики отмечали, что, желая наказать детей, Тургенев высек отцов. Но главное, что ему замечательно удалось показать смену отживающих форм сознания новыми, трагичность положения людей, первыми произносящих слово: «Вперед!»
ЕВГЕНИЙ В романе “Отцы При первой Павел Базаров, На это Вновь Когда речь Базаров, в Павел Различие Базаров,
БАЗАРОВ И ПАВЕЛ КИРСАНОВ В РОМАНЕ И.С.
ТУРГЕНЕВА “ОТЦЫ И ДЕТИ”
и дети” И.С. Тургенева сталкиваются
представители разных характеров, Павел
Петрович Кирсанов и Евгений Базаров. Оба
они совершенно противоположные по идеям и
устремлениям люди: каждый из них
воспитывался в своей эпохе и поэтому имеет
свои взгляды на жизнь.
же встрече будущие враги почувствовали
неприязнь: Павел Петрович Кирсанов был
поражен высокомерием молодого человека,
его внешностью, красными руками. Вскоре и
без того напряженная обстановка еще более
накалилась, и между Базаровым и Павлом
Петровичем завязывается спор. В нем
раскрываются идейные позиции этих людей.
Петрович, который “ждал только предлога,
чтобы накинуться на врага”, неправильно
понимает высказывание Базарова об
аристократах. Он расценивает слова “дрянь
и аристократиш-ка” как нанесенное
аристократам оскорбления и яростно
начинает отстаивать их права. По словам
Кирсанова, в аристократе развито чувство
собственного достоинства и уважения к себе.
Сам он во всем старается подражать
английским аристократам: модно одевается,
от него всегда пахнет одеколоном.
сразу заметивший несоответствие одежды,
благородных манер Павла Петровича с жизнью
в деревне, говорит: “...вы вот уважаете себя
и сидите сложа руки; какая же от этого
польза общественному благу? Вы бы не
уважали себя и то же бы делали”.
противник Базарова ничего не может сказать,
а только бледнеет, что доказывает его
полное поражение в этом вопросе.
собравшись с силами, Павел Петрович
продолжает упрямо настаивать на своем и
начинает спор о принципах. Он говорит: “...аристократизм
- принсип, а без принсипов жить в наше время
могут одни безнравственные или пустые люди...”,
на что
замечает: “Аристократизм, либерализм,
прогресс, принципы... подумаешь, сколько
иностранных и... бесполезных слов! Русскому
человеку они даром не нужны”. Но не только
иностранные слова отрицает Базаров, он
отрицает все, даже основы общественного
строя.
заходит о русском народе, Павел Петрович,
хотя сам очень далек от него, пытается
показать, что Базаров не знает народ, что
русский народ не изменился в течение веков:
“Нет, русский народ не такой, каким вы его
воображаете. Он свято чтит предания, он -
патриархальный, он не может жить без веры...”
Насколько Павел Петрович пытается
приукрасить народ и встать на его сторону,
настолько Евгений Базаров презирает его за
невежество, но в то же время и любит. “Мой
дед землю пахал”, - говорит Евгений.
отличие от Павла Петровича, - нигилист. В
своем споре с Кирсановым он как бы дает
определение нигилизму: “Мы... решились ни за
что не приниматься... И ругаться... И это
называется нигилизмом”. Тургенев
определил значение этого слова так: “И если
он называется нигилистом
то надо читать: революционером!”
Петрович и Базаров - совершенно различные
по взглядам люди: один - идеалист, другой -
материалист; один - либерал и романтик,
другой - демократ и реалист. Их
столкновение в романе вполне логично
завершается дуэлью
идейных позиций настолько велико, что они
становятся непримиримыми врагами.
про которого Тургенев говорит: “Он честен,
правдив и демократ до конца ногтей”, и
Павел Петрович Кирсанов, который является
представителем “лишних людей”, никогда не
смогут друг друга понять, потому что они -
люди различных поколений, у них
противоположные взгляды на жизнь.
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии "старичков Кирсановых" (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. "Дрянь, аристократишко", -- равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
-- Позвольте вас спросить, -- начал Павел Петрович, и губы его задрожали, -- по вашим понятиям слова: "дрянь" и "аристократ" одно и то же означают?
-- Я сказал: "аристократишко", -- проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
-- Точно так-с: но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов -- настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, -- повторил он с ожесточением, -- английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.
-- Слыхали мы эту песню много раз, -- возразил Базаров, -- но что вы хотите этим доказать?
-- Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: "эфтим" и "эфто", хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни -- эфто, другие -- эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, -- а в аристократе эти чувства развиты, -- нет никакого прочного основания общественному... bien public {общественному благу (франц.).}, общественному зданию. Личность, милостивый государь, -- вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
-- Позвольте, Павел Петрович, -- промолвил Базаров, -- вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
Павел Петрович побледнел.
-- Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм -- принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?
Николай Петрович кивнул головой.
-- Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, -- говорил между тем Базаров, -- подумаешь, сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
-- Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте -- логика истории требует...
-- Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.
-- Как так?
-- Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!
Павел Петрович взмахнул руками.
-- Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принсипов, правил! В силу чего же вы действуете?
-- Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов, -- вмешался Аркадий.
-- Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, -- промолвил Базаров. -- В теперешнее время полезнее всего отрицание -- мы отрицаем.
-- Все?
-- Все.
-- Как? не только искусство, поэзию... но и... страшно вымолвить...
-- Все, -- с невыразимым спокойствием повторил Базаров.
Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
-- Однако позвольте, -- заговорил Николай Петрович. -- Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
-- Это уже не наше дело... Сперва нужно место расчистить.
-- Современное состояние народа этого требует, -- с важностью прибавил Аркадий, -- мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.
Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.
-- Нет, нет! -- воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович, -- я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он -- патриархальный, он не может жить без веры...
-- Я не стану против этого спорить, -- перебил Базаров, -- я даже готов согласиться, что в этом вы правы.
-- А если я прав...
-- И все-таки это ничего не доказывает.
-- Именно ничего не доказывает, -- повторил Аркадий с уверенностию опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.
-- Как ничего не доказывает? -- пробормотал изумленный Павел Петрович. -- Стало быть, вы идете против своего народа?
-- А хоть бы и так? -- воскликнул Базаров. -- Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом -- он русский, а разве я сам не русский.
-- Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
-- Мой дед землю пахал, -- с надменною гордостию отвечал Базаров. -- Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас -- в вас или во мне -- он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
-- А вы говорите с ним и презираете его в то же время.
-- Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?
-- Как же! Очень нужны нигилисты!
-- Нужны ли они или нет -- не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.
-- Господа, господа, пожалуйста, без личностей! -- воскликнул Николай Петрович и приподнялся.
Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его снова сесть.
-- Не беспокойся, -- промолвил он. -- Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин... господин доктор. Позвольте, -- продолжал он, обращаясь снова к Базарову, -- вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным...
-- Опять иностранное слово! -- перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. -- Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках...
-- Что же вы делаете?
-- А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда...
-- Ну да, да, вы обличители, -- так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но...
-- А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
-- Так, -- перебил Павел Петрович, -- так: вы во всем этом убедились и решились сами ни за что серьезно не приниматься.
-- И решились ни за что не приниматься, -- угрюмо повторил Базаров.
Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распространился перед этим барином.
-- А только ругаться?
-- И ругаться.
-- И это называется нигилизмом?
-- И это называется нигилизмом, -- повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.
Павел Петрович слегка прищурился.
-- Так вот как! -- промолвил он странно спокойным голосом. -- Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не так же ли вы болтаете, как и все?
-- Чем другим, а этим грехом не грешны, -- произнес сквозь зубы Базаров.
-- Так что ж? вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?
Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.
-- Гм!.. Действовать, ломать... -- продолжал он. -- Но как же это ломать, не зная даже почему?
-- Мы ломаем, потому что мы сила, -- заметил Аркадий.
Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.
-- Да, сила -- так и не дает отчета, -- проговорил Аркадий и выпрямился.
-- Несчастный! -- возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, -- хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила -- да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, ип barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех -- миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!
-- Коли раздавят, туда и дорога, -- промолвил Базаров. -- Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
-- Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
-- От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, -- ответил Базаров.
-- Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости, а у самих фантазия дальше "Девушки у фонтана" не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?
-- По-моему, -- возразил Базаров. -- Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
-- Браво! браво! Слушай, Аркадий... вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! -- и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
-- Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, -- флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. -- Спор наш зашел слишком далеко... Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, -- прибавил он, вставая, -- когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
-- Я вам миллионы таких постановлений представлю, -- воскликнул Павел Петрович, -- миллионы! Да вот хоть община, например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
-- Ну, насчет общины, -- промолвил он, -- поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
-- Семья наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! -- закричал Павел Петрович.
-- И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем...
-- Надо всем глумиться, -- подхватил Павел Петрович.
-- Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа.
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
-- Вот, -- начал наконец Павел Петрович, -- вот вам нынешняя молодежь! Вот они -- наши наследники!
-- Наследники, -- повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия. -- Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать... Я наконец сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька -- а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.
-- Ты уже чересчур благодушен и скромен, -- возразил Павел Петрович, -- я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilh, и не имеем той дерзкой самонадеянности... И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина вы хотите, красного или белого? "Я имею привычку предпочитать красное!" -- отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение...
-- Вам больше чаю не угодно? -- промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней раздавались голоса споривших.
-- Нет, ты можешь велеть самовар принять, -- отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir {добрый вечер (франц.).}, и ушел к себе в кабинет."
Разногласия во взглядах на жизнь либерала П.П.Кирсанова и нигилиста Е.Базарова приводят к постоянным столкновениям между ними. Они спорят о многих актуальных проблемах того времени. В результате мы видим их отношение к общественному строю, дворянству, народу, религии, искусству. Павел Петрович вынужден признать, что в обществе не все в порядке. Базарову же недостаточно мелкого обличительства, если прогнили основы. «Исправьте общество», - только в этом видит он пользу. Ответ Кирсанова: «Нам дорога цивилизация. Нам дороги ее плоды…». Значит, этот человек не собирается ничего изменять. В отличие от аристократов, главное занятие которых - «ничегонеделание», нигилисты не склонны заниматься пустыми разговорами. Деятельность - их главная цель. Но какая деятельность? Молодежь пришла разрушать и обличать, а построением должен заняться кто-то другой. «Сперва нужно место расчистить», - говорит Базаров. Не менее принципиальным является спор героев о русском народе. Павел Петрович умиляется его религиозностью и патриархальностью, отсталостью и традиционностью. Базаров же, напротив, презирает мужика за его невежество, считает, что «грубейшее суеверие душит страну». В то же время Кирсанов пренебрежительно относится к простым людям: разговаривая с крестьянами, он «морщится и нюхает одеколон». Базаров же гордится тем, что умеет говорить с народом, а его «дед землю пахал». Серьезные расхождения у «отцов» и «детей» обнаруживаются и в отношении к искусству, к природе. Павел Петрович не чуждается духовной жизни и культуры. Его раздражает отрицание Базаровым всего того, что не имеет практического смысла. Для Базарова же «читать Пушкина - потерянное время, заниматься музыкой смешно, наслаждаться природою - нелепо». Он считает, что искусство размягчает душу, отвлекает от дела. Кирсанов, понимая, что не может победить нигилиста в споре, прибегает к последнему способу решения проблемы - дуэли. Иронически изображая схватку, Тургенев подчеркивает нелепость поведения Павла Петровича, несостоятельность его убеждения, что силой можно заставить поколение «детей» думать так же, как поколение «отцов». Кирсанов и Базаров остаются каждый при своем мнении. В этом противостоянии нигилиста и аристократа не нашлось победителя. Финал романа подчеркивает безжизненность идей обоих героев. Павел Петрович уезжает в Дрезден, где продолжает вести аристократический образ жизни, понимая, что в России наступает совершенно другое время. Базаров отправляется в деревню к родителям, признав несостоятельность своих взглядов. Таким образом, в романе «Отцы и дети» И.С.Тургенев показал идейную борьбу двух поколений, борьбу отживающего свой век старого и рождающегося нового мира. Мы видим, что принципы и идеалы «отцов» уходят в прошлое, но и молодое поколение, вооруженное идеями нигилизма, не способно обеспечить будущее России, ведь прежде, чем разрушать, надо знать, что строить. Ни в коем случае нельзя отбрасывать опыт предшественников. Крепкая нить должна связывать одно поколение с другим, только тогда возможно движение вперед.
Едва появившийся в печати роман И.С. Тургенева «Отцы и дети» породил множество споров и критиков, и читателей, и других литераторов. До сих пор это произведение волнует умы, заставляя задумываться над его идеей, пытаться разгадать образы героев…
Автор романа впервые употребляет на страницах книги слово, которое впоследствии станет нарицательным и получит широчайшее распространение: нигилизм. Как опытный и тонко чувствующий всё, что происходит вокруг, именно И. Тургенев так остро ощущает изменения, которые происходят в обществе того времени. Он отмечает не только межпоколенные изменения, заставляющие «детей» искать удовольствие и удовлетворение потребностей не в традиционных для человека того времени занятиях, а в новых тенденциях; «свободомыслие» является одной из таких тенденций.
При этом в романе отчётливо наблюдается и социальный антагонизм в обществе; это время, когда «плебеи» встали во весь рост и осознали, что и у них есть гордость, что они ничем не хуже «баричей», как иронично Базаров назовёт своего приятеля Аркадия. Это сложное и многоаспектное противоречие находит своё воплощение в одной из самых напряжённых и интересных линий романа «Отцы и дети» - линии о взаимоотношениях Евгения Васильевича Базарова и Павла Петровича Кирсанова.
Сам Тургенев, создавая эти образы, признавался, что, принадлежа к тому же классу, что и Кирсанов, он, автор, больше симпатизирует грубому, резкому и деятельному Базарову. В одном из писем он честно и искренно заявлял, что, за исключением отношения Евгения ко всему художественному, творческому, он разделяет почти все его взгляды. Тургенев занимает срединную, «золотую», позицию, уравновешивающую полностью противоположные мнения своих героев.
Базаров, как представитель класса «героев времени», типа персонажей, открытого ещё А.С. Пушкиным в романе «Евгений Онегин», изображён художником честно, без прикрас: это злая и крепкая фигура, «наполовину выросшая из земли», не лишённая истинно русских черт - трудолюбия, простоты, сердечной пылкости. Своей искренностью и открытостью Евгений притягивает внимание и поражает воображение. Кирсанов -старший же создан как образ гипертрофированный, гиперболизированный и во многом ироничный - однако и его фигура в своей непохожести на главного героя вызывает глубочайший интерес - как, впрочем, и интерес к конфликту между ним и Базаровым.
Впервые герои - антагонисты сталкиваются по приезде окончившего университет Аркадия домой. Несмотря на то, что до откровенных словесных столкновений им ещё далеко, оба героя, и манерный Павел Петрович, и нарочито неопрятный Базаров настораживаются, не принимая друг друга. Даже во внешнем облике персонажей прослеживается удивительное противоречие, кажется, исключающее всякую возможность их дружелюбного отношения друг к другу. Так, Кирсанов, привезший из Европы «страсть ко всему английскому», одевается нарочито изысканно, чем сильно выделяется не только среди слуг, но и среди многих других провинциальных дворян. Он, подобно Онегину, думает «о красе ногтей», и их аккуратность вызывает раздражение у Базарова. Аристократические привычки Павла Петровича Тургенев подчёркивает при помощи одной детали: его постоянно сопровождает запах одеколона. При объятиях с племянником он трижды касается его щёк «надушенными усами»; герой велит обкуривать ароматной водой свою комнату, морщится и нюхает одеколон и т.д.
Базаров же, который всячески подчёркивает свою связь с народом, с землепашцами, выставляет напоказ своё незнатное происхождение. Он не гонится за модой и чурается изысканности, наоборот - его жизнь составляет крайне простой быт, небрежность, граничащая с неопрятностью, презрение к роскоши. Павла Петровича смущает красная рука Базарова, выдающая незнакомство молодого доктора с перчатками, скромный балахон, длинные неухоженные волосы. Именно Кирсанов - старший первым выражает своё недовольство общением со своим противником. При встрече аристократ не подаёт руки Евгению Васильевичу и даже убирает её обратно в карман. Эта деталь символизирует начало будущих идеологических столкновений.
Особое отличие в отношении героев друг к другу. Несмотря на то, что первое впечатление друг о друге у обоих сложилось непривлекательное, именно Кирсанов стал первым предпринимать попытки «уесть» разночинца-Базарова. Отчего-то в его душе проснулась настоящая ненависть к этому незнакомому человеку, в то время как Евгений долгое время избегает реакции на колкости Павла Петровича; он относится к Кирсанову прохладно, равнодушно, а не негативно. В самом первом споре он и вовсе не дискутирует, но тезисно высказывает все свои убеждения, противоречащие мнениям Кирсанова.
Евгений сразу причисляет Павла Петровича к плеяде «романтиков», которых он считает совершенно бесполезными для общества. Себя же он относит к нигилистам, реалистам, к людям, готовым «расчистить место» для всего нового, к тем, кто уничтожит старые принципы. Он практик, который не терпит ничего бессмысленного, на его взгляд, бесполезного. Базаров - человек, раздражающий Павла Петровича своей развязной манерой говорить и обращаться с ним, с аристократом. Отрицание приличий и этикета есть проявление той самой «плебейской гордости», которая удивляет Кирсанова. Если раньше разночинец пользовался милостью дворянина и мог быть вхож в его дом, то сейчас это - явление повсеместное; нет больше того трепета и… подобострастия, что ли, которые были так характерны раньше. Эти происходящие в социуме изменения вызывают раздражение старого светского льва, который не готов смириться с постепенным утрачиванием дворянского авторитета. Это становится одной из причин его ненависти к своему антагонисту.
Однако несмотря на кажущееся противостояние, у Базарова и Кирсанова не так уж и много взаимоисключающих мнений. В первую очередь они касаются отношения к жизни и к любви. Так, Павел Петрович считает себя человеком принципиальным; он цепляется за эти рамки приличия, норм. Во многом именно эти рамки сдерживают его и не дают «потерять лицо». Базаров же отрицает любые авторитеты; его тезис - уважение нужно заслужить, заслужить собственным трудом.
Любовь - крайне спорное явление, кардинально отличающееся во взглядах героев. Павел Петрович некогда был влюблён - сильно, отважно, отчаянно, но в силу обстоятельств эту любовь он потерял, но сохранил тот благоговейный трепет к женщине, к чувству. Евгений Васильевич же выступает против любви как чувства, способного создать одни лишь неприятности, чувства, делающего любого человека уязвимым. Не позволить женщине завладеть и коником пальца - вот его убеждение.
При всём при этом и судьбы, и трагизм личностей героев на самом деле очень похожи. Тургенев нарочно сближает персонажей при всём их кажущемся отрицании друг друга, демонстрируя несостоятельность обоих типов мышления, двух мировоззрений.
Один из критиков утверждал, что Базаров не смог найти друзей, поскольку не встретил личность столь же сильную, что и он сам - а довольствоваться ролью «хозяина» в дружеских отношениях он не хотел, так что предпочитал ни с кем особенно не сближаться. При этом Павел Петрович - личность, по силе сравнимая с Базаровым. Вполне вероятно, что именно из них могли бы получиться настоящие друзья, если бы не трагическое окончание судеб обоих.
Итак, как уже было сказано выше, на самом деле герои и их убеждения не настолько противоположны, как может показаться. Это одинаково сильные личности, способные подчинять других людей своей воле и не желающие пользоваться этой способностью. Кирсанов и Базаров удивительно самолюбивы, горды, что тоже объединяет их. Обоих героев таинственным образом тянет к Фенечке, и оба понимают, что эти желания эгоистичны, порочны и бессмысленны. Судьбы героев окажутся удивительно похожи: отрицающий любовь, «убивающий в себе романтика», Базаров полностью повторяет трагическую историю Павла Петровича, влюбляясь в упоительную женщину - сфинкса, ставит всё на карту этой любви и, сломавшись, не выдерживает поражения.
Особая схожесть наблюдается во взглядах героев на искусство и в отношении к народу. Так, Кирсанов защищает прекрасное - но сам абсолютно равнодушен к творчеству. Базаров отрицает пользу искусства - и при этом демонстрирует удивительное знание произведений Жуковского, да и других романтиков.
И Павел Петрович, и Евгений Васильевич одинаково относятся к народу: они общаются с ним и видят его силу, но при этом одинаково сильно презирают крестьянство за его «темноту». Отличие состоит лишь в том, что Базаров не скрывает своего презрения, а Павел Петрович стремится спрятаться за маской добродетели.
Дуэль Базарова и Кирсанова - трагическая попытка разрешить неразрешаемое противоречие. Не в силах принять сторону другого, полнейшее отрицание чужого мнения приводят к необходимости избавления. Пылкое сердце Базарова отчётливо проявляется в этом эпизоде. Нигилист, прекрасно понимающий бессмысленность дуэли, соглашается на этот исключительно светский, аристократический обычай, тем самым наступая на горло собственным убеждениям. Этот на самом деле добрый и чувствительный человек оказывает помощь сопернику и даже помогает тому найти благовидный предлог для дуэли, чтобы скрыть его истинную причину и уберечь от волнений Аркадия и Николая Петровича.
Перед своей гибелью Базаров неожиданно для самого себя признаётся: он не нужен России, он ничего ей не дал. Пожалуй, теми же словами можно охарактеризовать судьбу Павла Петровича: недаром после венчания брата и племянника он покидает имение и отправляется в Дрезден, далеко от Родины, понимая, что и он, как и Базаров, неспособен дать ей ничего. Тургенев, как умелый психолог, раскрывает несостоятельность и бесперспективность максималистических мироощущений и Павла Петровича, и Евгения Базарова, демонстрируя необходимость найти «золотую середину» между прагматизмом и своего рода догматизмом.
Обоюдная неприязнь Павла Петровича Кирсанова и Базарова проявляется задолго до споров, в которых отчетливо определился антагонизм их воззрений. Еще, в сущности, ничего не зная друг о друге, они уже враждебно настораживаются.
Происходит это потому, что Тургенев мимолетными указаниями на отдельные черточки их внешности и поведения вызывает у этих героев повышенно пристрастное внимание друг к другу и, таким образом, помогает им еще до споров определить и подготовить свои позиции. Знакомясь с Базаровым, Николай Петрович «крепко стиснул его обнаженную, красную руку, которую тот не сразу ему подал».
Само по себе то обстоятельство, что Базаров при знакомстве с Николаем Петровичем «не сразу ему подал» свою руку, казалось бы, ничем не примечательно. Но вот это ничем не примечательное обстоятельство повторяется — при знакомстве Базарова с Павлом Петровичем, тот поступает аналогично Базарову, только значительно определеннее. Он тоже не торопится обменяться рукопожатием. Больше того, при этом он не только «не сразу ему подал» свою руку, но и вообще ее не подал и даже положил ее обратно в карман.
У Павла Петровича красивая рука «с длинными розовыми ногтями», которая кажется «еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом». У Базарова же красная рука и одет он, по собственному его выражению, в «одежонку», которую слуга Прокофьич, привыкший к аристократическому туалету своих господ, унес в чистку с недоуменной миной на лице.
В этом все дело. Базаровская «одежонка» и красная рука, очевидно свидетельствующая о незнакомстве с перчатками, режут глаза Павлу Петровичу: он сразу же узнает демократа по этим явно «разоблачающим» признакам. Базаров, когда его не трогают, безразлично небрежен в отношениях с дворянами. Пример- первая его встреча с Николаем Петровичем, дворянином, не выставляющим напоказ своих аристократических привычек. Поэтому Базаров хотя и «не сразу», но все же подает ему руку.
Что же касается Павла Петровича, то уже в результате первого мимолетного знакомства с ним демократическая натура Базарова не могла не возмутиться. «Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай!» — замечает он иронически, оставшись вдвоем с Аркадием. Той же монетой платит Базарову и Павел Петрович, речь которого полна подчеркнутого сарказма:
«Кто сей?» — спросил Павел Петрович у брата по уходе Базарова.
— Приятель Аркаши …
— Этот волосатый?
-Ну, да.
Павел Петрович постучал ногтями по столу». Слова «сей» и «волосатый» вместе с многозначительным жестом в конце не сопровождаются никакими авторскими пояснениями. Тем не менее, существо в этот момент испытываемых Павлом Петровичем чувств и так ясно. Вообще, желчное аристократическое презрение Павла Петровича по отношению к Базарову постоянно сказывается в репликах, подобных вышеприведенным.
Он явно избегает даже называть Базарова по имени или по фамилии, предпочитая обойтись с помощью какого-нибудь иносказательного оборота. В одном месте он роняет вскользь: «вот и господин нигилист пожаловал». В другом — «сеньор этот». Можно отметить только единственный случай упоминания Павлом Петровичем фамилии Базарова, но и тогда бросается в глаза пренебрежительно иронический смысл высказывания. Когда Павел Петрович узнал, что Базаров сын человека недворянской профессии, — полкового лекаря, да еще такого, который служил в дивизии его отца, — он произнес многозначительное «гм!», «повел усами» и спросил с «расстановкой»: «Ну, а сам господин Базаров, собственно, что такое?». Ясно, что здесь Базаров назван господином в насмешку.
С точки зрения Павла Петровича, сын лекаря не может быть настоящим господином. В разговорах непосредственно с Базаровым Павел Петрович, правда, отличается изысканной, «леденящей», по определению Тургенева, вежливостью, но и она чаще всего носит лишь декоративный характер, оттеняя кипящие беспокойно-враждебные чувства. Так, однажды с языка «вежливо-сдержанного» Павла Петровича срывается уже в присутствии Базарова: «Прежде молодые люди были просто болванами, а теперь они стали нигилистами».
Павел Петрович кичится чувством собственного достоинства, сильно в нем развитым и якобы всегда способным удержать его в границах приличий, о чем он и заявляет брату, умоляющему спорщиков обходиться «без личностей», — но тут же ему чувство собственного достоинства и изменяет. «Не беспокойся, — промолвил он, — я не позабудусь, именно вследствие того чувства достоинства, над которым так трунит господин … господин доктор».
В свете разгоревшегося спора о нигилизме, в результате которого Павел Петрович дошел до высшей степени раздражения, а лицо Базарова «приняло какой-то медный и грубый цвет», оскорбительность этой паузы (господин … господин доктор») не оставляет никаких сомнений. Павел Петрович удержался от того, чтобы прямо в глаза обозвать Базарова «господином нигилистом», но зато выразил это паузой, которая при таких обстоятельствах не проходит незамеченной.
При изображении сцены перед дуэлью и при изображении самой дуэли особенно показательно поведение Базарова. Весь воплощенная джентльменская корректность, Павел Петрович, пришедший вызвать Базарова на дуэль, разговаривает с ним на подчеркнуто официальном языке. Базаров в скрытой форме высмеивает дворянские замашки, отражающиеся в языке Павла Петровича. Делает он это с помощью иронического повторения концов фраз Павла Петровича. Павел Петрович, излагая мотивы вызова, говорит:
«- Мы друг друга терпеть не можем. Чего же больше?
— Чего же больше, — повторил иронически Базаров …
— Что же касается до самих условий поединка, то так как у нас
секундантов не будет — ибо где же их взять?
— Именно, где их взять?»
И перед самой дуэлью. Павел Петрович:
«Мы можем приступить?»
Базаров:
«- Приступим.
— Новых объяснений вы, я полагаю, не требуете?
— Не требую … »
Павел Петрович, подавая пистолеты:
« — Соблаговолите выбрать.
— Соблаговоляю».
Ироническое отношение Базарова ко всей этой отживающей свой век обрядности выражается еще и тем, что само слово дуэль он заменяет словом «побоище». «Петра, — говорит он, — я берусь подготовить надлежащим образом и привести его на место побоища». Выбор слов заменяет здесь описание душевного состояния героя.
