Черные лебеди стругацкие. «Гадкие лебеди»: редкий пример неразвлекательной кинофантастики

19.04.2019Рубрика: Игры для детей от 1 до 3

Книга и фильм "Гадкие лебеди" (2006 года), наверное, вложили мне в душу больше, чем все школьные и университетские учителя и даже некоторые близкие люди вместе взятые. Я отчётливо помню, как не мог заснуть, дочитав последнюю строчку. Больше того, почти год давил в себе желание перечитать книгу. Ибо не был готов второй раз всё пережить. Каким бесполезным и холёным казался рассвет, который возвращал от ночных грёз к реальности. И не хотелось вставать, а ещё больше не хотелось идти на улицу. Ведь там не лил дождь, а в череде сытых и серых лиц не было ни одной чёрной повязки. Это удивительная повесть, сильная и очень глубокая. Казалось бы, она проще того же "Града", но в реальности, проблемы, которые в ней затронуты, - они намного ближе к человеку, каждому из нас.

Сюжет:
Есть некая страна, которую авторы не называют. В одном из её городов уже много лет царит странная эпидемия генетической болезни. У заболевших вокруг глаз появляются жёлтые круги (отчего больных называют очкариками), на руках появляется сыпь, переходящая в гнойные раны. По всей вероятности, больные лысеют. Заразиться этой болезнью нельзя... если ты только этого не хочешь. В городе, где болезнь забирает людей, постоянно идёт дождь, а потому больных ещё называют "мокрецами". Их принято обвинять во всех сложившихся бедах. Ведь легче свернуть проблемы на больных, чем вытянуть из постоянной п ьянки и разврата местное городское начальство.

Главный герой - писатель Виктор Банев оказывается втянутым в секрет этого серого мокрого города. Он задаётся множеством вопросов: кто такие "мокрецы", почему к ним в лепрозорий пускают детей (!!!) и дети идут туда добровольно? Почему больных охраняет армия. А сами мокрецы могут ходить где угодно. Практически все, кто хоть что-то мог бы объяснить (любовница Виктора Диана, доктор Голем, санинспектор-шпион Павор) уходят от ответов, лишь периодически подкидая масла в огонь бушующей фантазии. Пожалуй, Виктора всё это и не коснулось бы, если бы не его дочь Ирма, которая, как и все дети города практически живёт с мокрецами в лепрозории.
Итог книги очень широк - по сути, это возникновение нового мира. В котором больные мокрецы были всего лишь архитекторами, а дети - строителями. И в лепрозории, как оказалось, этих детей просто учили, открывали им глаза и незагаженную взрослыми чувствами душу.
Вообще, этот сюжет просто таки невозможно вместить внескольких абзацах. Ведь если выпадет хоть одна цепочка, вы уже не сможете выстроить логический пазл, не проникнетесь. Потому, если вы любите думать и часто копаетесь в себе - прочтите.

Таков мокрец в виденье почитателей повести

Где всё это происходит?
Я склонен полагать, что события развиваются в альтернативной реальности в Польше. Варианты за Польшу: главный герой - бывший гусар, ходил в конном строю на танки с пикой (до этого додумались только поляки во времена ВМВ). Страна пережила войну и была, судя по всему, разбита. Воинские звания - поручик, фельдфебель. Описание двухцветных флагов опять же. С другой стороны, денежная единица - крона, и тут идут гонения на коммунистов (главврача лепрозория Голема обвиняют в тайной коммунистической пропаганде). В отличие от фильма, в книге название города не упоминается. Напомню, в фильме это Ташлинск.

А таков мокрец в фильме (Зурсмансор Зиновий с Виктором Баневым)

Кто такие мокрецы?
В одном из оффлайн-интервью Борис Стругацкий сказал, что мокрецы - это пришельцы из будущего. Хотя в книге вы сможете найти множество других идей - от инопланетян, до существ из параллельного мира. Но причину их прихода можно объяснить, пожалуй, только тезой самого Стругацкого. Мокрецы - это наше будущее. Вот такие вот уроды, вынужденные ходить в черных повязках. Их настоящее ужасно. И они пришли изменить прошлое, дабы не страдать дальше. По сути, они пришли в роли архитекторов своего мира. Но архитектор - ничто без строителя. И в качестве строителей они избрали детей. Тех, кто ещё не научился думать шаблонами взрослых, кто слишком молод, чтобы поверить в безвозвратность и безвыходность мира. На эту чистую доску мокрецы - никакие к чёрту ни больные - записали новое отношение к миру. И когда архитектура и планирование будущего было завершено, мокрецы исчезли. Ибо в чистом хорошем будущем они просто не смогли бы появиться.

Слабые и довольно философские иллюстрации - отличительная черта социальной фантастики АБС

"Не бог, не царь и не герой"
Мы привыкли, что из строчек на нас смотрят сильные, непобедимые герои. А Виктор Банев - это самый обычный человек. И все события, даже самые удивительные, проходят не с ним. Точно так же, как мимо вас и меня проходят многие политические распри, революции и открытия. Мы только слышим: где-то заработал коллайдер. Ну заработал, а нам что? Точно так же и Виктор. Он хочет знать больше, это это "больше" не хочет знать его. И потому Банев - это только наблюдатель, который стоит лишь на ступеньку ближе, чем все остальные.

Проблемы насущные
Удивительно, как много смогли вложить АБС в эту повесть наболевших проблем. Благо ли интеллект? Предают ли родители своего ребёнка? Можно ли учить маленького человека "думать, как взрослый". И нужно ли вообще учить его думать? Или всё таки, нужно учить лишь поступками, без всяческой теории. Моё мнение, что Стругацкие в повести "Гадкие лебеди" предложили новую концепцию воспитания, которою, к несчастью, не подхватил не один педагог. Да и мог ли? Ведь педагогика - это псевдонаука, призванная загонять чужое мышление в шоры. То есть, признать концепт сртругацких за новую парадигму - означает разогнать к чертям все педагогические вузы, лишить зарплат дармоедов, а думающих людей быстро перепрофилировать.
А ещё в повести поднимается проблема будущего. Ведь мы не любим думать на шаг вперёд. А что и говорить, когда надо мышлением переместиться на 100-200 лет. Ну узнаем мы, что закончиться нефть, и что? Сядем вновь в свою машину и поедем утром на работу. Что нам до архитектуры будущего?.. Зачем строить дворцы, если можно оборудовать пещеру. Личную и с комфортом.

Понимание будущего, нежелание жить без изменения настоящего - это тоже болезнь. Сродни очковой проказе мокрецов. Ведь вам, думающим, ждущим и делающим, наверняка тоже где-то больно, где-то трудно. Вас не понимают. Ведь наше общество никогда не понимает тех, кто думает. Узнаете себя? Значит вы тоже "мокрец". Архитектор, кто строит будущее немного более светлым. Строите вы, но жить в этом будущем уже другим, более счастливым людям.

Под этим названием повесть выходила в журналах. Цензуру в СССР она прошла только в 1987 году.

Связь с фильмом
Вот где продолжатель идей Стругацких Вячеслав Рыбаков показал себя в лучшем свете. Фильм "Гадкие лебеди" - это лучшая экранизация АБС. Режиссёр шагнул куда дальше книги, и кинолентой создал новый, удивительный и бьющий в самую душу, продукт. Изменив концовку, роли героев, имена и облик мокрецов, Рыбаков, вместе с Борисом Стругацким сумели создать отличную альтернативу книге, настолько самобытную, что предварительное прочтение повести и вовсе не требуется. Для тех, кто хочет получить больше эмоций, я бы рекомендовал сначала смотреть фильм, а уж потом браться за книгу. Обязательно напишу рецензию и на него.

Итог
После алкоголя я не люблю трезветь. Ибо потом противно смотреть на себя и на всех тех, кто рядом. После "Гадких лебедей" я чувствовал то же самое. Но лишь так, через ощущение своего болезненного несовершенства и ущербности, можно познавать истину. Даная повесть и фильм, надеюсь, помогут вам в этом.

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий

Гадкие лебеди

Когда Ирма вышла, аккуратно притворив за собой дверь, длинноногая, по-взрослому вежливо улыбаясь большим ртом с яркими, как у матери, губами, Виктор принялся старательно раскуривать сигарету. Это не ребенок, думал он ошеломленно. Дети так не говорят. Это даже не грубость, – это жестокость, и даже не жестокость, а просто ей все равно. Как будто она нам тут теорему доказала, просчитала все, проанализировала, деловито сообщила результат и удалилась, подрагивая косичками, совершенно спокойная. Превозмогая неловкость, Виктор посмотрел на Лолу. Лицо ее шло красными пятнами, яркие губы дрожали, словно она собиралась заплакать, но она, конечно, не думала плакать, она была в бешенстве.

Да, подумал Виктор, и с этой женщиной я жил. Я гулял с нею в горах, я читал ей Бодлера, и трепетал, когда прикасался к ней, и помнил ее запах… Кажется даже дрался из-за нее. До сих пор не понимаю, что она думала, когда я читал ей Бодлера? Нет, это просто удивительно, что мне удалось от нее удрать. Уму непостижимо, и как она меня выпустила? Наверно, я тоже был не сахар. Наверное, я и сейчас не сахар, но тогда я пил еще больше чем сейчас, и к тому же полагал себя большим поэтом.

– Тебе, конечно, не до того, куда там, – говорила Лола. – Столичная жизнь, всякие балерины, артистки… Я все знаю. Не воображай, что мы здесь ничего не знаем. И деньги конечно, бешеные, и любовницы, и бесконечные скандалы… Мне это, если хочешь ты знать, безразлично, я тебе не мешала, ты жил как хотел…

Вообще ее губит то, что она очень много говорит, в девицах она была тихая, молчаливая, таинственная. Есть такие девицы, которые от рождения знают, как себя надо вести. Она знала. Вообще то она и сейчас ничего, когда сидит, например, молча, на диване с сигаретой, выставив колени… Или заломит вдруг руку за голову и потянется. На провинциального адвоката это должно действовать чрезвычайно… Виктор представил себе уютный вечерок, этот столик придвинут к тому вон дивану, бутылка, шампанское шипит в фужерах, перевязанная ленточкой коробка шоколаду и сам адвокат, закованный в крахмал, галстук бабочкой. Все как у людей, и вдруг входит Ирма… Кошмар, подумал Виктор. Да она же несчастная женщина…

– Ты сам должен понимать, – говорила Лола, – что дело не в деньгах, что не деньги сейчас все решают. – Она уже успокоилась, красные пятна пропали. – Я знаю, ты по своему честный человек не взбалмошный, разболтанный но не злой. Ты всегда помогал нам, и в этом отношении никаких претензий я к тебе не имею. Но теперь мне нужна не такая помощь… Счастливой я себя назвать не могу, но и несчастной тебе не удалось меня сделать. У тебя своя жизнь у меня своя. Я, между, прочим, еще не старуха, у меня еще многое впереди…

Девочку придется забрать, подумал Виктор, она уже все, как будто, решила. Если оставить Ирму здесь, в доме начнется ад кромешный… Хорошо, а куда я ее дену? Давай-ка честно, предложил он себе. Только честно. Здесь надо честно, это не игрушки… Он очень честно вспомнил свою жизнь в столице. Плохо, подумал он. Можно конечно взять экономку. Значит, снять постоянную квартиру… Да не в этом же дело: девочка должна быть со мной, а не с экономкой… Говорят, дети, которых воспитали отцы, – самые лучшие дети. И потом она мне нравится, хотя она очень странная девочка. И вообще, я должен. Как честный человек, как отец. И я виноват перед нею. Но то все литература. А если честно? Если честно-боюсь. Потом она будет стоять передо мной, по-взрослому улыбаться большим ртом, и что я сумею ей сказать? Читай больше, читай, каждый день читай, ничем тебе больше не нужно заниматься, только читай. Он это и без меня знает, а больше мне сказать ей нечего. Потому и боюсь… Но и это еще не совсем честно. Не хочется мне, вот в чем дело. Я привык один. Я люблю один. Я не хочу по-другому… Вот как это выглядит, если честно. Отвратительно выглядит, как и всякая правда цинично выглядит, себялюбиво, гнусненько. Честно.

– Что же ты молчишь? – спросила Лола. – Ты так и собираешься молчать?

– Нет-нет, я слушаю тебя, – поспешно сказал Виктор.

– Что ты слушаешь? Я уже полчаса жду, когда ты изволишь отреагировать. Это же не только мой ребенок, в конце концов…

А с ней тоже надо честно? – подумал Виктор. Вот уже с ней мне совсем не хочется честно. Она, кажется, вообразила себе, что такой вопрос я могу решить тут же, за двумя сигаретами.

– Пойми, – сказала Лола, – я ведь не говорю, чтобы ты взял ее на себя. Я же знаю, что ты не можешь, и слава богу, что ты не возьмешь. Ты ни на что такое не годен. Но у тебя же связи есть, знакомства, ты все-таки известный человек, ты помоги ее устроить! Есть же у нас какие-то привилегированные заведения, пансионы, специальные школы. Она ведь способная девочка, у нее к языкам способности, и к математике, и к музыке…

– Пансион, – сказал Виктор. – Да конечно. Пансион. Сиротский приют… Нет-нет, я шучу. Об этом стоит подумать.

– А что тут думать? Любой был бы рад устроить своего ребенка в хороший пансионат или в специальную школу. Жена нашего директора…

– Слушай, Лола, – сказал Виктор. – Это хорошая мысль, я попробую что-нибудь сделать. Но это не так просто, на это нужно время. Я, конечно, напишу…

– Напишу! Ты весь в этом. Не писать надо, а ехать лично, пороги обивать! Ты же все равно здесь бездомник! Все равно только пьянствуешь и с девками путаешься. Неужели так трудно для родной дочери…

О, черт, подумал Виктор, так ей все и объясни. Он снова закурил, поднялся и прошел по комнате. За окном темнело, и по-прежнему лил дождь, крупный, тяжелый, неторопливый дождь, которого было очень много и который явно никуда не торопился.

– Ах, как ты мне надоел! – сказала Лола с неожиданной злостью. – Если бы ты только знал, как ты мне надоел…

Пора идти, подумал Виктор. Начинается священный материнский гнев, ярость покинутой и все такое прочее, все равно сегодня я ничего ей не отвечу. И ничего не стану ей обещать.

– Ни в чем на тебя нельзя положиться, – продолжала она, – негодный муж, бездарный отец… Модный писатель, видите ли! Дочь родную воспитать не сумел… Да любой мужик понимает в людях больше, чем ты! Ну что ты делаешь? От тебя же никакого проку. Я одна из сил выбиваюсь, не могу ничего. Я для нее нуль, для нее любой мокрец в сто раз важнее чем я. Ну ничего, ты еще спохватишься! Ты ее не учишь, так они ее научат! Дождешься еще, что она тебе будет в рожу плевать, как мне…

– Брось, Лола, – сказал Виктор, морщась. – Ты все-таки, знаешь, как-то… Я отец, то верно, но ты же мать… Все у тебя кругом виноваты…

– Убирайся! – сказала она.

– Ну вот что, – сказал Виктор. – Ссориться я с тобой не намерен. Решать с бухты-барахты я тоже ничего не намерен. Буду думать. А ты… – Она теперь стояла, выпрямившись, и прямо-таки дрожала, предвкушая упрек, готовая с наслаждением ринуться в свару.

– А ты, – спокойно сказал он, – постарайся не нервничать. Что-нибудь придумаем. Я тебе позвоню.

Он вышел в прихожую и натянул плащ. Плащ был еще мокрый. Виктор заглянул в комнату Ирмы, чтобы попрощаться, но Ирмы не было. Окно было раскрыто настежь, в подоконник хлестал дождь. На стене красовался транспарант с надписью большими красивыми буквами: «Прошу никогда не закрывать окно». Транспарант был мятый, с надрывами и темными пятнами, словно его неоднократно срывали и топтали ногами. Виктор прикрыл дверь.

– До свидания, Лола, – сказал он. Лола не ответила.

На улице было уже темно. Дождь застучал по плечам, по капюшону. Виктор ссутулился и сунул руки в карманы. Вот в этом скверике мы в первый раз поцеловались, думал он. А вот этого дома тогда не было, а был пустырь, а за пустырем свалка, там мы охотились с рогатками на кошек, а сейчас я что-то ни одной не вижу… И ни черта мы тогда не читали, а у Ирмы полна комната книг. Что такое была в мое время двенадцатилетняя девчонка? Конопатое хихикающее существо, бантики, чулки, картинки с зайчиками и Белоснежками, всегда парочками – троечками, шу-шу-шу, кульки с ирисками, испорченные зубы. Чистюли, ябеды, а самые лучшие из них-точно такие же, как мы: коленки в ссадинах, дикие рысьи глаза и пристрастие к подножкам. Времена новые, наконец, что-ли наступили? Нет, подумал он. Это не времена. То есть и времена, конечно, тоже… А может быть она у меня вундеркинд? Случаются же вундеркинды. Я – отец вундеркинда. Почетно, но хлопотно, и не столько почетно, сколько хлопотно, да в конце концов и не почетно вовсе, а так… А вот эту улочку я всегда любил, потому что она самая узкая. Так, а вот и драка. Правильно, у нас без этого нельзя, мы без этого никак не можем. Это у нас здесь испокон веков. И двое на одного…

Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий

Гадкие лебеди

– Что же ты молчишь? – спросила Лола. – Ты так и собираешься молчать?

– Нет-нет, я слушаю тебя, – поспешно сказал Виктор.

– Пансион, – сказал Виктор. – Да конечно. Пансион. Сиротский приют… Нет-нет, я шучу. Об этом стоит подумать.

– Ах, как ты мне надоел! – сказала Лола с неожиданной злостью. – Если бы ты только знал, как ты мне надоел…

– Убирайся! – сказала она.

– А ты, – спокойно сказал он, – постарайся не нервничать. Что-нибудь придумаем. Я тебе позвоню.

– До свидания, Лола, – сказал он. Лола не ответила.

Авторы описывают западноевропейскую страну периода примерно 1960-х годов. Главным героем является Виктор Банев, писатель-ветеран и выпивоха. Своим немного разнузданным поведением он провоцирует правителя страны Президента и сам понимает потребность скрыться подальше из столицы и уезжает в родной город.

В этом небольшом городе обитает его бывшая супруга по имени Лола и общая дочь по имени Ирма. Дочка активно общается с так называемыми мокрецами, собственно, относительно этих мокрецов и двигается дальнейший сюжет.

Эти странные люди с желтыми кругами около глаз обитают в городском лепрозории. Здание охраняется военными, но туда есть доступ и особенно к мокрецам притягиваются дети, которые обожают этих мутантов и ходят к ним учиться. Мокрецы в свою очередь предстают чем-то подобным духовным лидерам и людьми новой эпохи, как говорят в городе, они питаются книгами и не могут без литературы, поэтому в лепрозорий отправляют грузовики книг.

Также мокрецов считают в городе причиной непрекращающегося дождя, который появился с приходом мокрецов и, как узнают читатели в завершение, исчезнет с уходом таковых. Помимо этого в городе много других странностей, которые связывают с мокрецами и паранормальными способностями этих странных людей.

В городе также есть часть людей, которые настроены против мокрецов: молодчики из пролетариата, бургомистр и полицейский. Они регулярно ставят капканы на мокрецов, останавливают грузовики с книгами и чинят другие пакости. Банев, в целом нейтральный к мокрецам изначально, принимает сторону обитателей лепрозория, так как другая сторона ему не нравится абсолютно.

Также Виктор встречается с детьми, которые обучаются у мокрецов, он поражается зрелому мышлению и оригинальным суждениям этих молодых людей. По стандартным мерками каждый из них является вундеркиндом и не простым, а с высокими моральными ценностями.

Банев обитает в санатории, там работает его любовница и подруга Диана, которая помогает мокрецам и дает лекарства. Иногда он проживает в гостинице, где по вечерам напивается в ресторане и обсуждает мокрецов с другими жителями города: Юлом Големом (главврач лепрозория), Ремом Квадригой (спившийся художник), Павором Сумманом (санинспектор).

Голем считает мокрецов чем-то наподобие людей будущего, которые прибыли оттуда чтобы не допустить печального развития событий. Собственно, по итогу роман приводит читателя именно к такому выводу. Этим также объясняется и тяга детей к мокрецам, которые передают подрастающему поколению нужный опыт, чтобы они могли создать новое и процветающее человечество.

Банев спасает одного из мокрецов от бургомистра, защищает его. Также он доставляет задержанный полицейскими грузовик с книгами. Этим он заслуживает доверие мокрецов.

Павор Сумман участвует в похищении мокреца, так как он оказывается иностранным шпионом. Банев сдает его контрразведке и в награду получает медаль «Серебряный Трилистник» 2-й степени. Теперь он может вернуться в столицу, Президент снова благосклонен, но Виктор остается в городе.

Дети тем временем полностью перебираются к мокрецам, в городе остаются только взрослые. Мокрецы начинают эвакуироваться из города, они обучили детей и теперь могут уйти, с Баневым прощается мокрец Павел Зурзмансор, который ранее был супругом Дианы, потом уезжает и Голем. Дождь прекращается.

Диана с Баневым снова оказываются в городе, который теперь залит приятным светом. Банев говорит про себя: «всё это прекрасно, но только вот что - не забыть бы мне вернуться».

Картинка или рисунок Стругацкие - Гадкие лебеди

Другие пересказы для читательского дневника

Краткое содержание Казакевич Звезда
Из-за весенней распутицы наступление советских войск было приостановлено. Среди бескрайних лесов Западной Украины застряли в грязи санитарные автобусы и машины с продовольствием, артиллерийский полк и обоз с боеприпасами.
Знаменитая комедия показывает нам семью Простаковых, где одним из главных героев оказывается глупый подросток Митрофанушка, который совсем не учится.