Христианское спасение. Учение о спасении в православии

Спасе́ние (от греч. «σωτηρία» - избавление, сохранение, целение, спасение, благо, счастье) -
1) Промыслительное действие , направленное на соединение человека и Бога, избавление его от власти диавола, греха, тленности, смертности, приобщение к вечной блаженной жизни в ();
2) деятельность , воплотившегося ради воссоединения человека и Бога, его от греха, освобождения от рабства диаволу, тленности, смертности; создавшего , непрестанно заботящегося о ней как её неизменный Глава ();
3) деятельность человека, осуществляемая при содействии Отца и Сына и Святого Духа, направленная на уподобление и духовное единение с Ним, приобщение к вечной блаженной жизни; 4) действия святых, направленные на оказание той или иной помощи грешникам.

Насколько люди взаимосвязаны и свободны в спасении?

Очевидно, что ребёнок, воспитываемый в неблагополучной семье, например, в семье наркоманов или просто безбожников, изначально имеет меньше возможностей познать Бога, чем ребёнок из сравнительно благополучной христианской семьи. Люди влияют друг на друга, например, мы видим в окружающем мире многочисленные примеры, когда один человек убивает или калечит другого. Тем не менее, спасения может достичь каждый, ведь Бог даровал каждому из нас внутренний ориентир — совесть и призывает каждого человека в Свою Церковь. «…И от всякого, кому дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут» ().

Возможно ли, чтобы Бог Своей категоричностью лишь подталкивал людей к большему усердию в деле спасения, использовал строгость лишь в качестве педагогического приёма, но в итоге спасёт всех и каждого?

Нет, спасутся не все. Более того, мы видим, что достаточно часто Господь призывает людей не в жесткой, угрожающей форме, но в мягкой форме, но когда человек не слышит этого возвышенного призыва, то даёт ему пожинать плоды своего неверия через тяжёлые испытания, трагические обстоятельства. Люди, не вразумившиеся в течение земной жизни, пожнут соответствующие своей жизни плоды. Одним из следствий их попадания в ад будет их личная неспособность жить по нормам Царства Бога.

Кто более категоричен в вопросе возможности спасения всех людей: Апостолы, святые отцы прежних веков или современные богословы?

Апостолы и святые отцы более категоричны. За редким исключением, каким, например, можно признать мнение, обозначенное святителем , общий взгляд святых отцов Церкви сводился к буквальному пониманию Евангельского свидетельства об отделении грешников от праведников на Страшном Суде и о вечности адовых мук.

Почему исключают возможность покаяния на Страшном Суде атеиста или закоренелого грешника, увидевшего Бога во славе? Неужели он мгновенно не предпочтёт наслаждаться общением с Богом, войти в Царство Бога? Разве Бог ему не поможет?

Самый краткий ответ на этот вопрос прост: если у человека за чертой земной жизни пусть даже затеплится покаяние, то Господь ему поможет, недаром мы именуем Христа Спасителем. Остаётся понять, насколько реально будет атеисту по мировоззрению или по жизни покаяться и обратиться к Богу после смерти.
Ведь атеисты же не считают себя грешниками, не желают и не имеют опыта покаяния и богообщения. Во время земной жизни происходит глубокое внутреннее самоопределение человека; без опыта покаяния в этом мире, как атеист сможет явить его в мире ином? Если некто не желает учиться плавать, то какова вероятность, что он научится этому при крушении лодки? Если человек скрывался от солнца, то каково ему будет на солнечном пляже после полудня?
На Страшном Суде Бог явится в сиянии святости и силе благодати, для христиан она желанна и радостна, у них есть опыт богообщения и соединения с Богом в Таинствах. Атеисты же отчуждены от Бога, у них нет опыта жизни в Боге, для них эта энергия мучительна, ведь грех и святость несоединимы. Если человек не искал Бога, не знал Его, то с чего мы можем считать, что он сможет вместить Его благодать в вечности?
И увидят ли атеисты Бога, как Того, кто желанен для них? Или для них Его явление будет невыносимо, как невыносимо для лжеца услышать о себе правду?

Принадлежащих к Церкви Христовой в мире немного, неужели Царство Небесное обретут так мало людей?

Христос предупреждал об этом: «Входите тесными вратами, потому что широки́ врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны́ врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» ().

Во-первых, не будем забывать, что в грехопадении потенциально погибло всё человечество.
Во-вторых, некоторые будут спасены по молитвам Церкви.
В-третьих, спасение — дело добровольное, невозможно заставить кого-то любить Бога и ближних, а ведь Царство Небесное можно назвать Царством Любви.
Вспомним данный нам Богом библейский прообраз спасения – Ноев ковчег, в котором пожелали спастись лишь 8 человек.

Допустимо ли в в рамках богословия употреблять слово «спасение» применительно к частным случаям оказания помощи одними членами Церкви другим?

Вместе с тем богословская практика допускает использование термина «спасение» в более частном звучании.

Так, в Книге Судей Израилевых спасителем назван Гофониил, избавивший (при содействии Божьем) Израильтян от власти Хусарсафема ().

Текст одной из наиболее распространенных молитв к Пресвятой содержит обращение к Ней, как к Владычице, с просьбой о спасении: Пресвятая , Спаси нас!

В этом случае под спасением может подразумеваться близкое к обиходному пониманию значение: избавление от опасности, бедствия, болезни, смерти и пр. С другой стороны смысл, вкладываемый в просьбу о спасении, может быть и более глубоким.

Таким образом, просьба спасти бывает уместна и в условиях обыкновенной житейской опасности, и в условиях угрозы, возникающей в рамках религиозной жизни. Например, верующий может просить (или других святых) о спасении от нападок нечистых , избавлении от их лукавых воздействий.

В рамках регулярных молитв к Божьей Матери прошение о спасении может употребляться и относительно избавления от вечных . Ведь Пресвятая Дева имеет особое дерзновение к Богу, как Матерь Единородного Сына по человеческому естеству, как Пренепорочная, Пречистая, Пресвятая Небесная Царица.

Разумеется, понятие «Спасительница» не приложимо к Ней в том же значении, что и понятие «Спаситель», используемое в отношении Её Божественного Сына.

Для этого Он послал на землю Своего Сына Иисуса Христа , Который взял на Себя грехи людей, умер за них, а затем воскрес из мёртвых.

Условия спасения

Богословские понятия в контексте учения о спасении

Свобода и спасение

Большинство христиан верят, что актом спасения Бог не уничтожает свободу человека (дарованную Им же), но напротив, расширяет и укрепляет свободу человека.

Неверующие и беззаконные не получат дар вечной жизни, они будут прокляты навечно «ибо возмездие за грех - смерть, а дар Божий - жизнь вечная» (Рим. ). Вместо вечной жизни им приготовлено вечное наказание «вечная погибель » (2Фес. ), «другая смерть» (Откр. ), или «вечный огонь» (Мф. ), «огонь неугасимый» (Мк. ) вместе с диаволом и ангелами его (Мф. ). Это наказание и мучения никогда для них не закончатся, будут вечными.

Доктринальные отличия в христианских конфессиях

Имеются существенные отличия в учении о спасении в основных христианских конфессиях .

Православие

Православный христианин усваивает себе спасение так же в продолжении всей своей жизни.

В то же время среди христиан бытует мнение, что спасётся только избранный остаток, ради которого ещё и существует наш мир (Рим. ).

Хотя задатки спасения = Дары Духа Святого, могут быть даны еще при жизни(см. св. Симеон Новый Богослов), но только после наступления телесной смерти человек может узнать даровано ли ему спасение, или же нет от Самого Господа(см. житие св. Макария Египетского). Прежде же решения Господнего было бы более чем самонадеянно утверждать свою "спасенность" даже для св. Макария.

Только после наступления телесной смерти человек может узнать даровано ли ему спасение, или же нет.
Святые Отцы утверждают, что до Страшного суда участь усопшего еще не полностью определена, следовательно, Православная Церковь допускает возможность по молитвам праведников, по делам милосердия возможность облегчить участь усопшего или даже вывести его из ада. Например, блаженная Фекла своими молитвами вымолила Фалкониллу. Один из самых уважаемых Греческих старцев, Паисий Святогорец утверждает, что друг Бога, подобно другу земного царя, может ходатайствовать о переводе из одной камеры в другую или даже в квартиру. Также старец говорит, что родственники своими молитвами и молитвами Церкви дают Богу право на вмешательство и тем самым могут даже умолить Господа помиловать человека.

В настоящее время часто можно наблюдать в интернет форумах полемику о возможности спасения для неправославных и даже не верующих, сторонники этой точки зрения наиболее ярко представлены проф. МДА Осиповым А.И. и еп. Илларионом (Алфеевым). В качестве аргументов, кроме эмоциональных пассажей, в свою пользу они используют полу-апокрифические жития, как-то "ранние" жития св. Григория Двоеслова и текст молитвы в в день Святой Троицы со словами "иже во аде держимых " , но ни сам текст молитвы, не толкование ее сделанные св. Марком Эфесским не дают возможности толковать в таком смысле:

Что же до "жития" св.Григория Двоеслова, то, хоть оно и было принято к сведению св. Марком Эфесским, когда было представлено католиками в качестве доказательства чистилища, но ставилось им под сомнение (см. там же). Кроме того оно находится в противоречии с тем, что проповедовал сам св. Григорий.

Кроме того Православие учит, что у спасённых людей будет различная степень блаженства в раю:

Католицизм

(Внимание! Статья написана православным, прошу уважаемых католиков исправить в случ. неточностей)

Как и Православие, Католицизм исповедует, что для спасения необходимы не только вера в Иисуса Христа но и дела.

Но, в отличие от Православия, Католичество учит о том, что ДЕЛА ценны сами по себе. Согласно вероучению РКЦ Христос на Кресте принес совершенное удовлетворение(лат. satisfactio ) божьему правосудию за грехи человечества. Таким образом католик, принимая крещения освобождается от вечного наказания, ВИНЫ, но не последствий первородного греха(болезни и смерть). Грехи же совершенные ПОСЛЕ крещения, так же оскорбляют Бога(хоть и не столько, как первородный грех Адама) и, и так же требуют удовлетворения. И католик, совершая добрые дела, и\или страдая приносит это удовлетворение:

Исповедуя грехи католик получает:

Но понятно, что не все одинаково это удовлетворение приносят. Святые приносят БОЛЕЕ необходимого, для их собственного спасения, удовлетворения. И эти заслуги добавляются к "сокровищнице заслуг Христа и святых".

Грешники же не принесшие достаточного удовлетворения при жизни, приносят его после смерти в качестве временного наказания в

как и другие религии, христианство можно понять, рассматривая не только его историю, но и структуру: символы, обряды и учреждения. Центральная фигура этой структуры, ее главный символ - это Иисус Христос, графически представленный как распятие и крест, символами смерти и воскресения. Новозаветные истории об Иисусе стали расхожими в христианской культуре, но, даже не принимая этот факт во внимание, для изучения различных аспектов религии необходимо понять центральное место Иисуса. Значение церковных обрядов основано на преданиях о нем, церкви часто считают, что их организационная форма определена его повелениями. Таким образом, источники, где описываются жизнь и смерть Иисуса, Его слова и дела, составляют основу христианской мифологии. Эти документы по структуре эквивалентны мифам о творении других религий, являя собой ту ось, вокруг которой религия вращается и к которой возвращается. Этот миф, или набор мифов, есть то основополагающее предание, в котором заключено значение религии. Различные версии могут соответствовать или не соответствовать историческим фактам, даже сами христиане расходятся в отношении их исторической правдивости. Но они «истинны» в том смысле, что истинно соответствуют определенному мировоззрению; это те семена, из которых проросли основные обычаи христианства и его дух. Предания об Иисусе вобрали в себя духовную правду христианства.

Христианское предание

в общих чертах история христа приблизительно следующая. Иисус родился в царствование Ирода Великого в Палестине. Его рождение сопровождалось многочисленными знамениями Его величия, хотя Его социальный статус был очень скромным (Его отец был плотник). Он явился миру в тридцатилетнем возрасте, когда крестился в реке Иордан от Иоанна Крестителя, который являлся крупной еврейской религиозной фигурой. Вскоре после этого Иоанн был казнен, а Иисус начал свое самостоятельное служение. Различные версии мифа выдвигают на первый план разные стороны Его характера, но в целом они сходятся в том, что Он был учителем и целителем. Что касается его конечной природы, некоторые называют его пророком, чьими устами говорил Бог, другие Мессией (богоизбранным царем), третьи - самим Богом. Он был призван принести искупление не только за евреев, но за все народы.

Рис. 2. Путь спасения в христианстве

В версиях, включенных в христианский Новый Завет, особое внимание уделяется смерти Иисуса. В них говорится, что Иисус предчувствовал собственную смерть и справлял Тайную Вечерю с двенадцатью учениками незадолго до еврейской Пасхи3. Один из учеников по имени Иуда предал Его, Иисус был схвачен римлянами, которые допрашивали его как политического смутьяна (за то, что он называл себя новым царем Иудейским), и казнен (прибит гвоздями к кресту). Его тело было снято с креста и захоронено, но спустя три дня исчезло. Некоторые Его последователи сообщали о появлении ангелов, говоря, что Иисус восстал из мертвых. Другие несколько раз видели Его в телесном облике. Таково предание о воскресении

Этот основной миф вызвал множество толкований на протяжении почти двух тысячелетий. Разумеется, у нас нет возможности рассмотреть их подробно, но мы должны остановиться на двух существенных сторонах толкования этого предания. С одной стороны, Иисус стал примером для подражания, lmitatio Chnsti (подражание Христу) стало руководством христианской жизни. Это типично для религиозной традиции. lmitatio Dei (подражание Богу) как было, так и сохраняется в традиции иудаизма, буддисты следуют примеру Будды и т.п. во многих других религиях. Позднее мы рассмотрим формы, которые это явление принимало в христианстве. С другой стороны, христианские традиции по большей части уделяют особое внимание страстям, смерти и воскресению Иисуса как неповторимому и чудесному событию, которое принесло спасение всем его последователям. Предание об Иисусе - это история о спасении, это ключ к спасению. Таким образом, центральным значением мифа является спасение. В его контексте подражание Христу превращается в сопричастность Христу, становясь частью великих и таинственных событий, перевернувших, по убеждению христиан, все существование.

На схеме показана христианская система спасения. Из нее вы можете узнать, каким образом человек, находящийся во власти «греха» и «смерти», может испытать обновление и совершить восхождение до более высокой формы жизни посредством поступков, объектов и святых персонажей христианства. Ниже мы подробно остановимся на христианской концепции спасения, а также связанных с ней верованиях и обычаях и покажем, как она развивалась в жизни христианских общин и отдельных верующих.

Значение спасения

согласно христианскому учению, главные Божественные чудеса - это воплощение, смерть и воскресение Иисуса, которые, как утверждает церковь, оказали воздействие на всю человеческую жизнь. На разных этапах развития христианской мысли эти чудеса рассматривались по-разному; но в общих чертах большинство христиан едины, представляя себе, что Бог воплотился в человека, чтобы взять на себя его грех, так как грех - это основное человеческое условие со времени грехопадения Адама и Евы, по Библии - первых людей. Но Бог-Иисус, ставший человеком, не совершал грехов. Он также (будучи Богом) не имел на себе следов первородного греха, унаследованного от Адама. Но Он принял на себя наказание, а именно смерть за грехи всего мира. Он воскрес из мертвых в телесной форме и, «спасен путем искупления чужих грехов», воскрес даже из царства мертвых. С этого времени люди получили возможность освобождаться от наказания за свои грехи, если они раскаиваются в грехах, веруют в Иисуса как Мессию и принимают искупительную жертву. «Покайтесь и примите благую весть!» - таков был лозунг первых христианских проповедников. Соответственно Бог дал христианам и церкви как телу дар Святого Духа, продолжающего Божественное присутствие в жизни людей и увеличивающего их подобие Христу.

Опыт спасения является, таким образом, возрождением к новой жизни. Человек переходит от покаяния и прощения через жертвование к принятию новой жизни во Христе и принятию Святого Духа. С древнейших времен христиане понимали спасение в его изначальном значении: они видели его именно как спасение, сохранение, в результате которого они как бы оказывались в стенах крепости, в безопасности от врага, ее осаждавшего. Связанный с ним термин «искупление» выражает сходный опыт: выкуп у сил зла действием Божьей благодати. Ощущение зла, окружающего человека в этом мире и глубоко укоренившегося, является частью христианского сознания. Пережив спасение, христиане испытывают освобождение от беспокойства, внутренней вины и греха, они ощущают в себе меньшую уязвимость к действию сатанинских сил, которые, кажется, постоянно бомбардируют их. Это чувство свободы - только начало. В дополнение к нему опыт спасения способствует приближению к Богу, а иногда даже вызывает экстатические состояния, словно христианин переходит на более высокие уровни существования. Спасение, таким образом, представляет собой живое состояние реальной связи с Богом, с Божественным, которое в условиях поддержки христианской общины может неуклонно продолжаться или периодически возобновляться (рис. 2).

Тем не менее со временем состояние экстаза у верующих уменьшается - по мере того как церковь становится старше. Мы не должны этому удивляться. Первые последователи новых религиозных движений зачастую отличаются состоянием высокой духовности. Собственный духовный опыт у них укрепляется благодаря тому, что окружающие проявляют большую преданность вере. Позднее, обычно уже во втором-третьем поколениях, экстаз членов религиозных общин идет на убыль. Но, если группы продолжают существовать, внимание людей, принадлежащих к ним, переориентируется на будущее и центр тяжести перемещается на надежды. Это свойственно и христианству. Одно поколение христиан может непосредственно ощущать Божественное участие в своей жизни, а последующие поколения, для которых подобный опыт уже недоступен, сосредоточиваются на надеждах на будущее. Такие надежды совершенно естественны в христианстве, зародившемся среди евреев, ожидавших пришествия Мессии, и в греческом окружении с характерной для него убежденностью в бессмертии души. В этом контексте понятие «спасение» оказалось у христиан неразрывно связанным с загробной жизнью. Еще у апостола Павла мы находим некоторый разрыв в понимании состояния спасения в этом мире и обещанной даже более значимой жизнью, которая наступит после возвращения Мессии. Теперь христиане освобождены от грехов, пишет Павел, то есть они поставлены в правильное положение по отношению к Богу, позднее они станут освящены, то есть станут совершенно святыми. Христианство колеблется между двумя полюсами, периодически меняя ориентацию: то оно полностью обращается к загробной жизни, в другое время - сосредоточивается на поисках духовных опытов в этом мире.

Важно отметить, что достижение всякого спасения, как в земной жизни, так и обещанного в будущем, почти всегда достигается через обряд. В одних разновидностях христианства главными обрядами считаются основные таинства, в других существует мнение, что к более высокой жизни можно приобщиться посредством самодисциплины и благодаря молитвам. Проповедование, пение или личное взаимодействие - вот те каналы, посредством которых человек достигает спасения от греха или благословения Святым Духом. Спасение может быть глубоко личным, трансцендентным опытом, в котором индивид встречается с Богом. Но на ранней стадии оно выражается в интуитивной форме, как обряд, ведущий к духовному возрождению. Ранняя церковь сформировала серию обычаев, через которые осуществлялся этот опыт превращения: период учения и испытания, обряды крещения, конфирмации и первого причащения.

Духовное знание

в большинстве случаев при посвящении верующий должен пройти испытание; христианство строит свои испытания вокруг знания духовных вещей, в особенности Символа Веры. Желающие присоединиться к христианской церкви должны обладать высокой нравственностью, быть, по сути, благими. Поэтому священник или епископ внимательно приглядывались к кандидатам, чтобы определить, присущи ли им искренность и готовность к праведной жизни. Однако центральное место занимало учение. На заре существования церкви будущие христиане проводили около года, изучая верования и обряды, в особенности значение воплощения, смерти и воскресения Иисуса. Перед крещением кандидат должен был ответить на три вопроса, соответственно тройственной структуре самого таинства крещения. У нас нет точного текста с вопросами для такого рода испытания, но они, вероятно, включали следующие: «Веришь ли ты в Бога Отца, Творца неба и земли? Веришь ли в Его Сына Иисуса - страдавшего, умершего и восставшего из мертвых? Веришь ли ты в Святой Дух и во Святую Церковь?» Опрос, разумеется, был формальностью; тот, кто прошел курс обучения, вряд ли сказал бы «нет». Но испытание символизировало собой важный аспект христианского быта; вера, следующая соответствующему символу, являла собой важнейший критерий принадлежности к определенному обществу.

На фоне других религий эта черта христианства весьма примечательна: ни одна другая из ведущих религиозных традиций не делает такого упора на вере, или корректности мировоззрения, на утверждении корректного изложения. Большинство остальных религий ставят во главу угла не веру, а исполнение обрядов. Почему христианство пошло именно этим путем? Важная причина состоит в том, что оно расцветало в окружении эллинистической культуры Средиземноморья, для которой характерно особое уважение к философии, и в действительности связь религии и философии была очень высока. Сама философия была окружена религиозным ореолом - философ был любителем мудрости, которую изображали в виде полубожественного существа, обычно Женского (София у греков, Хокма у евреев). Великий римский оратор Цицерон считал рассудок способом, посредством которого душа может вознестись на Божественные высоты. Древнегреческие философы считали, что душа совершенно рациональна и что Бог выразил себя в разуме. И христианство, приступив к разработке своей теологии по систематическому истолкованию природы Бога и Его откровений человеку, опиралось на те же концепции.

В Евангелии от Иоанна говорится: «Вначале было Слово [Логос]». Тем самым автор утверждает, что Иисуса надо понимать как откровение Божественного разума. Как мы видели в главе 16, теология Логоса пользовалась уважением у ранних апологетов христианства. Итак, христиане прокладывали путь к Богу как путь к истине, они подробно излагали и обосновывали те положения, которые следовало знать. Ясность мысли в религиозных вопросах означала свободу движения, ясный путь к Богу. Неверное понимание могло завести человека к почитанию неправедного Бога, к следованию за ложным спасителем или вождем. Часть ответственности, которую церковь принимала на себя, один из способов, делавших ее проводником к спасению, заключались в том, чтобы разгладить путь к Богу, установив правильную веру и правильное понимание.

Эта задача нашла свое концентрированное выражение в символах веры церквей. Символы веры суть перечисление догматов в той или иной религии. Но с самого начала своего существования они сами стали объектами почитания, так как отдавание должного Богу включало, в частности, декларацию своей веры. Эта практика пошла от иудаизма, в котором схема (положения еврейского завета с Богом, начинающиеся словами: «Слушай, о Израиль, Господь - наш Бог, Господь един») и сопровождающие ее благословения содержат утверждения о вере. Но теолого-философский уклон, который приняла эллинистическая культура, обусловил несколько отличные символы веры. Мы можем посмотреть, насколько тщательно сформулированы их догматы, на примере символов веры раннего христианства. Первый пример - первый символ римско-христианской веры, известный по текстам IV-V вв.

Римский Символ Веры

Верую во Вседержителя Бога Отца,

И Иисуса Христа, [единственного] Его Сына, нашего Господа,

Рожденного от Духа Святого и Девы Марии, [пострадавшего и] распятого при Понтийском Пилате и погребенного.

Спасение — единение с Богом в вечной жизни — самое важное, к чему нас призывает Церковь. Это то, к чему должен стремиться каждый христианин — получить добрый ответ на Страшном Суде. О спасении просим мы в утренних и вечерних молитвах и когда приступаем к Таинствам. В последовании ко Святому Причащению есть такие слова: «Благо есть полагати во Господе упование спасения моего». Но так ли крепко наше упование? Так ли часто мы задумываемся о нашем спасении, как оно того заслуживает? Об этом наш разговор с игуменом Нектарием (Морозовым) .

— Действительно, для того, чтобы человек мог по-настоящему молиться о своем спасении, он должен сначала увериться в том, что он погибает. Чтобы это ощущение собственной погибели — не здесь, на земле, вследствие каких-то временных бедствий и несчастий, а, что гораздо страшнее, в вечности — стало состоянием его сердца.

В стихотворении убиенного иеромонаха Василия (Рослякова) — в переложении одного из псалмов — есть такие слова: «Подскажи мне, Владыка, кончину мою, приоткрой и число уготованных дней, может, я устрашусь оттого, что живу, и никто не осилит боязни моей».

Это самое главное — чтобы человек устрашился оттого, что живет в погибели, в смерти, в отчуждении от Бога, и чтобы этот страх — навсегда оказаться чужим для Бога — помог ему преодолеть все те соблазны и искушения, которыми он в течение жизни соблазняется и искушается.

— Но чаще всего человек просто боится смерти.

— Для человека естественно бояться смерти, потому что он знает, что это такое. Когда он теряет близких, видит, как тот, кто только что ходил, говорил, что-то делал, лежит бездыханным, то невольно примеряет уход из жизни на себя, и его сердце сжимается от страха. Но мало кто из нас понимает, что такое смерть вечная, что такое смерть духовная.

Когда мы поем пасхальный тропарь «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ», кто-то может спросить: «Как же так? Христос победил смерть, а мы умираем? Где эта победа?». Просто не все понимают, что смерть — это не переход человека из одного состояния бытия в другое. Смерть — это когда умирает душа.

Есть временная смерть — уже в этой жизни, когда душа отягощена грехами, умерщвлена ими, а есть вечная смерть, когда душа обречена на пребывание без Бога в вечности. Вот от этой смерти Господь нас и спас. Именно ее Он попрал Своей смертью, открыв для нас возможность вновь быть с Ним. И раз за разом Господь воскрешает нас через наше покаяние. То есть наше спасение — это спасение не просто от смерти, а от жизни без Бога.

Естественно, что понять это может только тот, кто имеет хотя бы небольшой опыт жизни с Богом. Вот пришел человек в храм, ощутил благодать, которую Господь дает новоначальным, когда Он буквально как ребенка берет человека и ведет его. Затем Он отпускает его идти самостоятельно, и тут наступает некое охлаждение, потому что потребовались какие-то труды от самого человека, а он к ним оказался не готов. Потом человек падает, совершает какой-то грех, более или менее тяжелый, который отлучает его от Бога. Тогда-то он и узнает, что такое жизнь и что такое смерть, потому что может сравнить жизнь с Богом, которую хотя бы в самой малой мере ощутил, и жизнь без Бога в состоянии греха. И тот ужас, который он в это время испытывает, и подсказывает ему, что такое смерть души. В этом состоянии человек, если он не впадает в нерадение и не приходит постепенно в состояние нечувствия, начинает понимать, о чем он молится, когда просит о спасении.

Бывает так, что это понимание человеку не то чтобы дается, а постепенно приоткрывается через какие-то события. Когда человек боится смерти, болезни, находится в скорбных обстоятельствах, он немного отрезвляется, отвлекается от тех прелестей, которые есть во внешнем мире. Как говорит преподобный Иоанн Лествичник: «Как вода стесняемая поднимается вверх, так и душа, угнетенная бедами, покаянием восходит к Богу и спасается».

— Как нужно молиться о спасении?

— Святитель Феофан Затворник перед тем, как начать молиться Богу, читать утренние или вечерние молитвы, в которых содержатся самые главные прошения о том, что нам необходимо, советовал сначала вспомнить о Том, к Кому ты обращаешься, и потом понять, о чем ты просишь. И многие наставники молитвы Иисусовой говорили, что перед тем, как притекать к ней, нужно поставить себя перед лицом Божиим, а потом задуматься, в каком состоянии мы находимся. Ведь когда мы открываем Евангелие и читаем то, что заповедовал нам Господь, если мы честны перед самими собой, то мы не можем не понять: ничего доброго нас по тому, как мы живем, не ожидает. И мы должны ощутить всем сердцем, что по своим делам, по своим мыслям и чувствам, по всему тому, что в нас есть, мы не заслуживаем спасения. Есть только милость Божия, и кроме нее нам надеяться не на что.

Участь наша не решена. Поэтому нужно, молясь, поставить себя пред судом Божиим и понимать, что ответ на слова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» может быть «Помилую», а может быть и «Не помилую». И нужно не только молиться, но и жить в ожидании этого ответа.

— То есть мы должны постоянно думать о спасении?

— В книге современного греческого писателя архимандрита Херувима (Карабеласа) «Ностальгические записки из удела Божией Матери» есть рассказ об одном святогорском монахе, который был занят только одним вопросом, и кого бы ни встречал на своем пути, подходил ко всем и с болью спрашивал: «Как ты думаешь, мы спасемся?». И если в его сердце появлялась надежда на спасение, он бывал более радостен и весел, чем обычно, а когда эта надежда исчезала, он совершенно погружался в скорбь.

— Получается, это самый главный вопрос для христианина?

— Безусловно, это самый главный вопрос. Когда человек находится на грани жизни и смерти, что для него самое важное? А ведь мы находимся на грани между вечной жизнью и вечной смертью. И непонятно, по какую сторону этой грани мы окажемся… Вся наша жизнь как раз и зависит от того, становится ли этот вопрос для нас самым важным. Потому что каждое решение, которое мы принимаем, каждый выбор, который мы делаем, будет обусловлен отношением к этому вопросу.

— Евангелие — это та книга, которая рассказывает нам, что нужно сделать, чтобы обрести спасение?

— Евангельские заповеди сообщают нам о том, о чем знает, но нередко молчит наша совесть. Потому что нет ни одной заповеди, которую бы здоровая, до конца не убитая грехом человеческая совесть не воспринимала как что-то свое. Бывает так, что человек, никогда ранее не читавший Евангелия, открывает его и понимает, что все это он давно знает и давно слышал, настолько это естественно для человеческой души. И какими бы испорченными мы ни были, где-то в глубине нашей души живет то, что мы находим в Евангелии, живет само Слово Божие. А Слово Божие — это Сам Господь.

Если мы начинаем исполнять евангельские заповеди, мы не только облегчаем свою душу, очищаем ее от страстей, но, самое главное,— мы учимся любить Христа. Мы обретаем тот дар любви к Богу, который нам так необходим, который и является для нас подлинным спасением. Все наши труды и усилия направлены на то, чтобы научиться Его любить, точнее — откликнуться любовью на Его любовь. Мы должны не говорить о своей любви к Богу, а доказывать ее делами, подтверждать всей своей жизнью. И Евангелие дает нам ответ, как это можно сделать.

Почему не спасаются теплохладные и почему спасаются грешники, которые раз за разом падают, но поднимаются и в покаянии раздирают душу в клочья? Потому что они прибегают ко Христу, без Которого не могут жить и Которого любят всем сердцем.

— С одной стороны, спасаться легко, потому что мы знаем, что для этого нужно делать, а с другой стороны — очень тяжело, потому что по-настоящему любить кого-то, кроме себя, трудно.

Хотя, разумеется, существуют естественные причины, которые обуславливают затруднительность пути ко спасению,— это состояние падшей человеческой природы. Это как если бы мы получили некий сад, который весь зарос сорняками. Мы их выдергиваем, но сама почва такова, что постоянно будет эти сорняки плодить. Кто-то непрестанно трудится, выкорчевывая эти сорняки, кто-то начинает унывать, потому что приходится постоянно делать одно и то же, а кто-то от малодушия в какой-то момент начинает заниматься более приятным делом.

Есть и другая трудность… В деле спасения не нужно преодолевать никаких расстояний, внешних препятствий, не нужно бороться с людьми. Нужно бороться всего лишь с одним человеком, который стоит у нас на пути,— с самим собой. Если мы идем к Богу и нам кажется, что мы на чем-то споткнулись и во что-то уперлись, то это значит, что мы уперлись в самих себя. Происходит некое раздвоение, разрыв между тем, что в Священном Писании называется ветхим и новым человеком. При этом наша воля склоняется то на сторону ветхого человека, то на сторону нового. И тот, к которому она склоняется, становится сильнее. Поэтому в этой борьбе то один берет верх, то второй, то один воскресает, а второй угасает, то наоборот. Кого мы в итоге поддержим — тот и победит.

— Можем ли мы думать о том, что нас ждет в вечной жизни, представлять себе, что такое рай и ад?

— Представлять себе вечную жизнь в образах, предаваться мечтаниям о ней наставники аскетического делания категорически запрещают, потому что враг может увлечь человека фантазиями, и если человек достаточно впечатлительный, то он легко может впасть в то состояние, которое называется прелестью, и повредиться рассудком.

Мы не знаем, что такое рай и ад, мы не представляем, как они выглядят, потому что реальность иной, вечной жизни настолько не похожа на нашу реальность, что о ней невозможно рассказать известными нам словами. Даже те святые, которым Господь даровал опыт пребывания в райских обителях, если и употребляли какие-то земные образы и сравнения, понятные и знакомые для нас, то делали это только для нашего наставления и назидания.

При всем своем красноречии апостол Павел не мог сказать иначе, чем: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9). Это то, что ощутило его сердце и что он даже не попытался передать словами. Как говорит преподобный Исаак Сирин, слова — орудия сего века, молчание же — таинство века будущего. То, что ожидает нас в грядущем, словами не выражается.

— Должны ли мы думать о спасении других, или нас должна волновать только собственная участь? Что делать, если наши близкие не задумываются о спасении, не стремятся к нему? Будет ли для нас раем место, где не будет тех, кого мы любим?

— Поскольку мы сейчас находимся не в той жизни, в которой больше ни о ком не сможем думать, кроме Бога, потому что только к Нему будет устремлено тогда наше сердце, а в этой жизни, то если мы кого-то любим, как мы можем о нем не думать? Наше сердце не может не болеть о близких нам людях. Если бы четыре друга не переживали о своем несчастном расслабленном товарище, они бы не принесли его ко Христу (см.: Мк. 2, 3–5). И если бы их сердце не болело о нем, Господь бы его не исцелил. Потому что, как учат нас святые отцы, Он исцелил его ради их веры.

Порой Господь не совершает видимых, зримых, ощутимых чудес в отношении наших близких именно по той причине, что мы унываем, отчаиваемся, наше сердце становится бесчувственным. Но, как говорит святитель Феофан Затворник, Бог ищет любого повода, чтобы помиловать человека, даже если тот отчаивается в своем спасении.

В той, вечной, жизни, по слову апостола, мы не будем задавать вопросов, которые нас обычно волнуют. Так, когда Иов страдал и бесконечно задавался вопросами: «Почему Господь меня оставил? Почему я страдаю?», а его друзья давали ему благочестивые объяснения, которые его не удовлетворяли, Господь явился ему, и в сердце Иова не осталось вопросов. Господь Сам стал ответом на все вопросы (см.: Иов, 38–42).

То же самое произойдет с теми, кто сподобится участи спасенных. В тот день Господь отрет всякую слезу с лица людей. И среди великой радости не останется места скорби.

— Существует такое мнение, что атеисты творят добро просто так, а верующие — в надежде на спасение. Можно ли спастись, совершая добрые дела, но не веря при этом в Бога?

— Надо еще разобраться в том, ради чего мы совершаем те или иные добрые поступки. Многие наши поступки питаются гордостью и тщеславием, мы делаем что-то, чтобы проявить себя. А перед Богом настоящую цену имеет только то, что человек делает ради Христа, а не ради достижения каких-то суетных целей.

Если человек чувствует то же, что чувствовал Христос, когда видел страдающих, недужных и бесноватых или когда плакал о судьбе Иерусалима и живущих в нем, если его сердце хотя бы еще только начинает чувствовать то же самое, то он мимо Христа пройти не сможет. Потому что на земле не было человека лучше, чем Иисус Христос, а подобное тянется к подобному.

Что происходило с теми мытарями, блудницами, разбойниками и грешниками, которые встречали на своем пути Христа, все бросали и шли за Ним? Что они видели в Нем такого, что заставляло их оставить прежнюю жизнь? Ведь они шли за Ним не из-за чудес, не в надежде получить какие-то земные блага. Святитель Николай Сербский говорит, что встреча со Христом пробуждала в них то, что было родственно Христу, то, что оставалось еще в них хорошего.

Но Вы спрашиваете, можно ли спастись, совершая добрые дела и не имея при этом веры. А я спрошу по-другому: а что человеку, о котором его дела говорят, что он человек хороший, мешает прийти ко Христу? Что стоит между ним и Христом? Господь говорит о Себе как о камне (см.: Мф. 21, 42–44) — том камне, столкновение с которым сразу проявляет, что в человеке, какой он на самом деле. Не может человек, по-настоящему хороший, отвергнуть Христа, а если отвергает, то что-то в нем на самом деле не хорошо. И еще. Что такое спасение? В чем оно заключается? Не в сумме добрых дел и качеств, а в единении со Христом. Он есть наша жизнь и наше спасение. И отсюда вопрос: разве можно спастись, от спасения отказавшись? Ведь и спасение, и гибель — наш выбор, реализация самого великого и одновременно самого страшного дара, которым наделил нас Господь,— свободы.

— Многие считают, что если уж блудницы, мытари и разбойники спаслись, то мы тоже спасемся, ведь мы не хуже их…

— Существует и такое мнение, что спасение — скучное, неинтересное занятие.

— Так может показаться из-за того, что содевание нашего спасения порой состоит не из каких-то ярких, красивых подвигов, а из повседневного труда, верности и преданности Богу. Из того, чтобы не съесть котлету в постный день, проявив тем самым полное безволие и безразличие к установлению Церкви, чтобы кого-то не осудить, чтобы встать утром и помолиться. Но из таких «мелочей» состоит только внешняя сторона спасения. Внутреннее наполнение не может быть скучным и неинтересным. Напротив, скучно и неинтересно все, что происходит с человеком тут. Вот он встал, почистил зубы, съел что-нибудь вкусное, а потом подумал: я и вчера это делал, и сегодня делаю, и завтра буду делать то же самое. И нельзя сделать ничего такого, что бы имело вечное измерение.

Спортсмен стремится к высокому результату, достигает его и становится… инвалидом. Чиновник хочет стать видным политическим деятелем, добивается своего, а потом о нем все забывают… Есть только одно, что спустя и годы, и века остается с человеком,— это Бог, благодать, которую человек стяжает в своем сердце. Ведь стяжание Духа Святого было целью не только преподобного Серафима Саровского, и не для него лишь одного цель эта оказалась достижимой.

Скучным и неинтересным «процесс спасения» может показаться лишь тому, кто смотрит на все его составляющие без Бога. Если же Господь входит в жизнь человека, точнее — если человек сам, по собственной воле впускает Бога в нее и не противится Ему, то в ней не остается ничего скучного, ничего неинтересного. Господь заполняет ее без остатка.

— Если попытаться вывести краткую формулу спасения, то какой она будет?

— Такая формула, как я уже сказал, существует: спасение — это Сам Господь. Мы знаем, что Он любит нас. Нам нужно только ответить любовью на Его любовь.

греч. ???????, лат. salus) – в религ. мировоззрении предельно желат. состояние человека, характеризующееся избавлением от зла – как морального ("порабощенности греху"), так и физического (смерти и страдания), полным преодолением отчуждения и несвободы. С. выступает как конечная цель религ. усилий человека и высшее дарение со стороны бога. Противопоставленность грехопадения (понимаемого либо как вина перед личным богом, либо как неразумное вхождение личной или мировой души в круговорот материального бытия) и С., в к-ром это грехопадение снимается, определяет внутр. строй теизма (иудаизма и особенно христианства, в гораздо меньшей степени ислама), а также вост. вероучений типа зороастризма, манихейства, буддизма и т.п. Все эти религии (к к-рым принадлежит и гностицизм) иногда называют "религиями С." (нем. Erl?sungsreligionen) в отличие от язычества, где идея С. присутствует лишь в зачаточном виде. Начиная с первобытных времен человек постоянно обращается к своим духам, демонам, богам и героям с просьбой о помощи в к.-л. конкретной ситуации – об избавлении от нужды или болезни, об удаче на охоте или на войне и т.п. Это свойство иногда быть "спасителем" не является обязат. и необходимым для языч. бога, но оно практически важно для молящегося, для культовой практики именования бога: из всей суммы амбивалентных возможностей божества необходимо выделить, назвать по имени, магически заклясть и тем побудить к действию как раз те, к-рые сулят молящемуся перспективу С. Ряд божеств греч. Олимпа – Зевс, Афина, Деметра, Дионис, Асклепий, Диоскуры и др. – носил имя "Спасителей". Это конкретно-ситуативное С. могло получать в развитом греко-рим. язычестве высокий нравств. смысл (С. отечества, "С. римского народа" и т.п.). Но языч. С. всегда остается частным, не окончательным: вечный равномерный ритм добра и зла в языч. космосе делает всякое безусловное С. сомнительным. Нечто иное наблюдается в религ. мире древнего Ближнего Востока, в частности Египта (ноты безусловного доверия к благу, исходящему от божества, в древнеегип. гимнах). При этом егип. религия с ее обычным интересом к вопросам загробной жизни связывает испрашиваемое у богов С. с вечностью. Следующий шаг к абсолютизации С. сравнительно с др. ближневост. религиями был сделан ветхозаветным иудаизмом. Эмоц. фоном библейского учения о С. является абсолютизация бедствий, из к-рых должен "спасти" человека или "избранный народ" Яхве. Речь идет уже не о частной катастрофе в неизменяемом ритме бытия – вся жизнь человека среди людей и народа среди народов есть непрекращающаяся катастрофа. Адепт библейской веры не просто обращается к богу, но "взывает", "вопиет" к нему "из глубин" (Пс. 129, ст. 1) – из провалов своего бедственного бытия или из бездны своей потрясенной души; преобладающая интонация кн. Псалмов и пророческих книг есть интонация вопля. Уже физич. космос Ветхого завета, в отличие от антич. космоса, пугающе-непостижим в своей иррегулярной динамике: земля "колеблется", воды "шумят, вздымаются" (Пс. 45, ст. 3–4), горы "как воск тают" (Пс. 96, 5) и "прыгали, как огны" (Пс. 113, 4), исполинские чудища поражают своей несоизмеримостью с человеч. мерой; еще больше затерян человек перед лицом человеч. мира, силами социального отчуждения (Пс. 12, 2). Но все это служит лишь фоном для оптимистич. ветхозаветного учения о С.: в критич. момент обращенный к Яхве "из глубин" вопль услышан, и предельно бедственное состояние, казалось бы не оставлявшее никакой надежды на С., перекрывается грандиозностью непостижимого и окончат. С. (Пс. 21, кн. Эсфирь и др.). Характерно, что этот поворот часто рисуется как парадоксальный (финал кн. Иова). Содержание идеи С. в Ветхом завете конкретно и вещественно – освобождение от рабства и возвращение из плена, здоровье и многодетность, изобилие и удача; но одновременно с этим выступают и нравств. аспекты С.: "мир" и "справедливость" (напр., в кн. пророка Исайи начиная с 40-й гл.). С. целостно и объемлет все бытие человека; в силу этого оно начинает к талмудич. эпохе требовать веры в загробную жизнь и воскресение, в "будущий мир", где оно завершится. Это телесно-духовное и посюсторонне-потустороннее С. является свободным дарением бога, имеющим для него существ. характер. Яхве – это не просто бог, к-рый иногда может сообщить кому-либо С., но сам по своей сущности есть "С." для своих людей (ср. Пс. 27, 1–2). Удерживая ветхозаветное понимание С., христианство спиритуализирует его, хотя и здесь С. мыслится как духовно-телесное, поскольку оно включает в себя воскресение и просветление тела. С. – это не просто С. от погибели, от смерти и греха, но и С. для "обновления жизни", "жизни во Христе", для свободы (от закона и от греха); С. – это "оправдание", "святость", "мудрость", это вера, надежда, любовь и многообразные "духовные дары" (ср. послания апост. Павла к римлянам, 6–8; к колоссянам, 3; к эфесянам, 2). С. должно завершиться в эсхатологич. перспективе загробного суда и загробной жизни; "жизнь во Христе" требует для своего абс. завершения "вечной жизни". Вопрос о том, как соотносятся в деле С. милость бога и усилие человека, вызвал в христ. теологии многовековые споры о предопределении, благодати и свободе воли. В корне отличное понимание С. развивается в буддизме, манихействе, гностицизме. И здесь С. понимается не ситуативно, а абсолютизированно, но при этом из идеи С. элиминируется все телесное и позитивное; С. есть освобождение от мира и от жизни в целом, преодоление желаний и привязанностей, "угасание" (см. Мокша, Нирвана). Такое С. может быть уделом отрешенного духа, но не тела, воспринимаемого как помеха к С. (см. "Дхаммапада", ст. 202; рус. пер., М., 1960, с. 93). Для этого типа учений о С. характерно представление, согласно к-рому человек усилием самоуглубления и отрешения сам "спасает" себя, а не получает свое С. из рук божеств. спасителя (буддизм хинаяны требует от каждого быть для себя "светильником", тогда как буддизм махаяны окружает верующего пантеоном спасающих его бодисатв). Христ. гностицизм играет с амбивалентным образом т.н. спасенного спасителя (ср. K. Beyschlag, Herkunft und Eigenart der Papiasfragmente, "Studia patristica", 1961, Bd 4, S. 268–80); тенденции, клонящиеся к присвоению самому аскету роли спасителя, выступают в христианстве и позднее (напр., ересь т.н. "равных Христу" в палестинском монашестве 5 в.). Кризис христ. традиции в новоевроп. культуре стимулирует рецепции буддийско-гностич. идеи С. – преодоление воли в этике Шопенгауэра, рецепты "самоспасения" в теософии и антропософии и т.п. Наиболее радикальной противоположностью теистич. идеи С. в новоевроп. эпоху выступает социальная и технич. утопия, ставящая на место подаренного богом трансцендентного сущего посюстороннее будущее, планируемое самими людьми, к-рые планируют при этом также и собств. сущность. Утопич. социализм (напр., в анфантеновском варианте) и тем более бурж. утопия нередко перенимают внешние черты религ. сальвационизма. В особенности это относится к крайне реакц. утопиям фашизма, в центре к-рых стоит образ "вождя", окруженный псевдомистич. ореолом носителя эсхатологич. С. (ср. R. Guardini, Der Heilbringer in Mythos, Offenbarung und Politik, Stuttg., 1946). Подобная же имитация религ. веры в "спасителя" характерна для идеологии совр. китайского маоизма. Лит.: Маркс К., Энгельс Ф., О религии. [Сб.], М., 1955; Глубоковский Н. Н., Искупление и искупитель по Евр. II, П., 1917; Lietzmann H., Der Weltheiland, Bonn, 1909; Otto Ft., West-?stliche Mystik. Vergleich und Unterscheidung zur Wesensdeutung, 2 Aufl., Gotha, 1929; Staerk W., Soter, 1, G?tersloh, 1933; его же, Die Erl?sererwartung in den ?stlichen Regionen, Stuttg., 1938; L?with K., Weltgeschichte und Heilsgeschehen, 3 Aufl., Z., 1957. С. Аверинцев. Москва.