Трофейные картины. Трофеи великой отечественной войны, доставшиеся ссср (7 фото)

Очень важно! Эрмитаж начинает дозированный вброс в цифровой каталог картин старых мастеров! Без аннонсов и объявлений. Что скорее всего разумно. Мы уже знакомили наших друзей с трофейными картинками из Эрмитажа. Это были художники-импрессионисты, пост-импрессионисты, авторы 19 века. Все мы как бы переварили первую порцию. Уже западники начинают указывать на трофейных шедеврах Дега, Ренуара, Лотрека, Сезанна, Моне, Гогена. Ван Гога и других в качестве порта приписки "Государственный Эрмитаж". Мы уже публиковали хранящегося в Эрмитаже трофейного кенигсбергского Рубенса, по каким-то причинам будучи отреставрированным, он до сих пор отсутствует в цифровой коллекции на официальном сайте. Теперь наступает очередь стариков. Пока это ренессансные итальянцы.
К домашнему "Амуру в пейзаже" великого сиенца Содомы добавилась "Леда".

К опять же домашнему подписному и шедевральному "Распятию с Марией, святым Иоанном, святым Иеронимом, святым Франциском и Марией Магдалиной" романца Марко Пальмеццано добавилось чудесное святое семейство"

Очень качественная подборка картин флорентийца Якопо дель Селлайо пополнилась чудесной композицией "Мертвый Христос со св. Франциском, св. Иеронимом и ангелом"


"Святое семейство с Иоанном Крестителем и тремя ангела" Франческо Граначчи дополнилось композицией "Отдых Святого семейства на пути в Египет"

Все это породистейший 16 век!
Ну и на десерт работа неизвестного итальянского автора. "Неизвестный" означает только одно - впереди открытие!


Мы будем отслеживать усилия Эрмитажа по легализации трофейных стариков. Вы узнаете первыми. А пока ждем, когда ГМИИ легализует своих старых итальянцев. Музей аннонсировал это важное событие. По нашим разведданным это будут преимущественно авторы эпохи барокко.

Петербург отмечает "высокохудожественную" годовщину - ровно 95 лет назад в Эрмитаже вновь были открыты залы картинной галереи. Экспонаты, эвакуированные решением Временного правительства, вернулись из Москвы. Это не единственный случай, когда главный музей Петербурга приобретал и терял ценности. Так, в конце 19 века часть своих произведений Эрмитаж передал в только что открытый Русский музей императора Александра Третьего. Всего 80 шедевров, в числе которых «Последний день Помпеи» Брюллова, «Запорожцы» Репина и знаменитый «Девятый вал» Айвазовского. Сейчас эти картины представляют золотой фонд Русского музея, но покупали их специально для Зимнего дворца.

После революции Эрмитаж значительно обогатился за счет частных коллекций и собрания произведений из Академии Художеств - все шедевры, что там хранились были национализированы. Эрмитаж пополнился картинами великих мастеров - Боттичелли, Андреа Дель Сатро, Корреджо, Ван Дейка, Рембрандта и Делакруа. Кроме этого, после октября 1917 года Зимний Дворец перестал быть императорской резиденцией и множество предметов интерьера тоже стали частью коллекции музея. Получил Эрмитаж также дары, которые преподносили императорскому двору. Так, например, 10 октября посол персидского правителя Надир-шах-Афшара преподнес русскому царю так называемые «Сокровища Великих Монголов» - золотые сосуды, драгоценности, усыпанное бриллиантами оружие. По версии историков, богатые дары были присланы неспроста - персидский шах хотел посвататься к цесаревне Елизавете Петровне, но свадьбы не случилось, а «Сокровища Великих Монголов» так и остались в России.

Самый большой музей не только пополнялся шедеврами искусства, но и терял их. Например, знаменитую бриллиантовую комнату перевезли в Москву перед революцией, когда коллекцию спасали от надвигающихся на Петербург вражеских войск. Теперь это основа алмазного фонда Кремля в оружейных палатах. Символы государственной власти - большая и малая корона, скипетр и держава после отречения от престола Николая Второго достались Кремлю. «Бриллиантовая комната» сильно пострадала от распродаж, когда после 1922 года была проведена ревизия, после которой оставили самые ценные экспонаты, а остальные продали на зарубежных аукционах.

В 1929 - 1934 годах советское правительство стало продавать полотна из Эрмитажа на разных аукционах, и 48 шедевров мирового значения навсегда покинули Россию. Две картины из музея попали в национальную галерею искусств в Вашингтоне. Продавали картины и отдельным избранным торговцам. Так, миллиардер и предприниматель Галуст Гюльбенкян за один раз купил сразу 51 эрмитажный экспонат. Полная торговля шедеврами была прекращена в 1933 году. Через год был уволен директор Эрмитажа.

После Великой Отечественной войны коллекция Эрмитажа пополнилась так называемым «Трофейным искусством» - это культурные ценности, перемещенные в Россию из Германии и ее военных союзников. Некоторое время в Эрмитаже гостил Пергамский алтарь и полотно Рафаэля «Сикстинская Мадонна», но потом их вернули в ГДР. Однако множество шедевров все равно остались в России - в частности, сейчас известно о 800 картинах и 200 скульптурах «трофейного искусства» в хранилищах Эрмитажа.

Совсем недавно Петербург и Москва боролись за собрание импрессионистов и постмодернистов. Раньше эти полотна находились в уже несуществующем музее нового западного искусства в Москве. Он был закрыт в 1948 году в рамках борьбы с формализмом в искусстве, тогда около 400 картин, самая известная из которых «Танец» Матисса, достались Эрмитажу. Несмотря на все потери и приобретения главный музей Петербурга остался в плюсе - на данный момент в нем хранится более 3 миллионов произведений искусства.

После окончания Великой Отечественной войны из оккупированной Германии в СССР были вывезены многие трофеи. Трофеями становились различные предметы искусства, военная техника и многое другое. С наиболее интересными трофеями войны нас познакомит этот пост.

«Мерседес» Жукова

В конце войны маршал Жуков стал хозяином бронированного «Мерседеса», сконструированного по заказу Гитлера «для необходимых рейху людей». «Виллисы» Жуков не любил, и укороченный седан «Мерседес-Бенц-770к» оказался как нельзя кстати. Этот скоростной и безопасный автомобиль с 400-сильным мотором маршал использовал практически везде – только на принятие капитуляции отказался в нем ехать.

"Немецкая броня"

Известно, что Красная армия воевала на трофейной бронетехнике, но мало кто знает, что делала она это уже в первые дни войны. Так, в «журнале боевых действий 34-й танковой дивизии» говорится о захвате 28-29 июня 1941 года 12 немецких танков, которые использовались «для ведения огня с места по артиллерии противника».
Во время одного из контрударов Западного фронта 7 июля воентехник Рязанов на своем танке Т-26 прорвался в немецкий тыл и в течение суток вел бой с неприятелем. К своим он вернулся в трофейном «Pz. III».
Наряду с танками, советские военные часто использовали и немецкие самоходные орудия. Например, в августе 1941 года при обороне Киева были захвачены два полностью исправных «StuG III». Очень успешно воевал на самоходках младший лейтенант Климов: в одном из боев, находясь в «StuG III», за один день боя он уничтожил два немецких танка, бронетранспортер и две грузовые машины за что был награжден орденом Красной звезды. В целом за годы войны отечественные ремонтные заводы вернули к жизни не менее 800 немецких танков и САУ. Бронетехника вермахта пришлась ко двору и эксплуатировалась даже после войны.

«U-250»

30 июля 1944 года в Финском заливе советскими катерами была потоплена немецкая подводная лодка «U-250». Решение о ее подъеме было принято практически сразу, однако скалистая отмель на глубине 33 метров и немецкие бомбы сильно затягивали процесс. Только 14 сентября подлодка была поднята и отбуксирована в Кронштадт.
В ходе осмотра отсеков были обнаружены ценные документы, шифровальная машинка «Энигма-М», а также самонаводящиеся акустические торпеды «Т-5». Однако советское командование больше интересовала сама лодка – как образец германского кораблестроения. Немецкий опыт собирались перенять в СССР. 20 апреля 1945 года «U-250» пополнила состав ВМФ СССР под наименованием «ТС-14» (трофейная средняя), однако использовать в связи с отсутствием нужных запчастей ее не получилось. Через 4 месяца субмарину исключили из списков и отправили на металлолом.

«Дора»

Когда советские войска добрались до немецкого полигона в Хильберслебене их ожидало множество ценных находок, но особенно военных и лично Сталина внимание привлекло сверхтяжелое 800-мм артиллерийское орудие «Дора», разработанное фирмой «Крупп».
Эта пушка – плод многолетних исканий – обошлась немецкой казне в 10 миллионов рейхсмарок. Своим названием орудие обязано жене главного конструктора Эриха Мюллера. Проект был подготовлен в 1937 году, но только в 1941 вышел первый опытный образец.
Характеристики гиганта поражают и сейчас: «Дора» стреляла 7,1-тонными бетонобойными и 4,8-тонными фугасными снарядами, длина ее ствола – 32.5 м, вес – 400 т, угол вертикального наведения – 65°, дальнобойность – 45 км. Впечатляла и поражающая способность: броня толщиной 1 м, бетон – 7 м, твердый грунт – 30 м.
Скорость полета снаряда была такова, что сначала слышался взрыв, потом свист летящей боеголовки, и лишь затем доходил звук выстрела.
История «Доры» закончилась в 1960 году: орудие было разрезано на части и переплавлено в мартене завода «Баррикады». Снаряды взорвали на полигоне Прудбоя.

Дрезденская галерея

Поиски картин Дрезденской галереи были похожи на детективную историю, однако закончились успешно, и в конечном итоге полотна европейских мастеров благополучно добрались в Москву. Берлинская газета «Тагесшпиль» тогда писала: «Эти вещи взяты в порядке возмещения за разрушенные русские музеи Ленинграда, Новгорода и Киева. Разумеется, русские никогда не отдадут своей добычи».
Почти все картины прибыли поврежденными, однако задачу советским реставраторам облегчали прикрепленные к ним записки о поврежденных местах. Самые сложные работы произвел художник Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина Павел Корин. Ему мы обязаны сохранением шедевров Тициана и Рубенса.
Со 2 мая по 20 августа 1955 года в Москве прошла выставка полотен Дрезденской картинной галереи, которую посетили 1 200 000 человек. В день церемонии закрытия выставки был подписан акт о передаче первой картины в ГДР – ею оказался «Портрет молодого человека» Дюрера. Всего в Восточную Германию было возвращено 1240 полотен. Для перевозки картин и другого имущества понадобились 300 железнодорожных вагонов.

Золото Трои

Большинство исследователей считает, что самым ценным советским трофеем Второй мировой стало «Золото Трои». «Клад Приама» (так первоначально называлось «Золото Трои») найденный Генрихом Шлиманом представлял из себя почти 9 тысяч предметов – золотые диадемы, серебряные застежки, пуговицы, цепи, медные топоры и другие изделия из драгоценных металлов.
Немцы тщательно припрятали «троянские сокровища» в одной из башен системы ПВО на территории Берлинского зоопарка. Непрерывные бомбежки и артобстрелы уничтожили почти весь зоопарк, но башня осталась невредимой. 12 июля 1945 года вся коллекция прибыла в Москву. Часть экспонатов осталась в столице, а другая была передана в Эрмитаж.
Долгое время «троянское золото» было спрятано от посторонних глаз, и лишь в 1996 году Пушкинский музей устроил выставку редких сокровищ. «Золото Трои» Германии не вернули до сих пор. Как это ни странно, но Россия имеет на него не меньшие права, так как Шлиман, женившись на дочери московского купца, стал русским подданным.

Цветное кино

Весьма полезным трофеем оказалась немецкая цветная пленка АГФА, на которую в частности был снят «Парад Победы». А в 1947 году рядовой советский зритель впервые увидел цветное кино. Это были фильмы США, Германии и других стран Европы привезенные из советской зоны оккупации. Большую часть кинокартин смотрел Сталин со специально сделанным под него переводом.
Популярностью пользовались приключенческие ленты «Индийская гробница» и «Охотники за каучуком», биографические – о Рембрандте, Шиллере, Моцарте, а также многочисленные фильмы-оперы.
Культовым в СССР стал фильм Георга Якоби «Девушка моей мечты» (1944). Интересно, что первоначально фильм назывался «Женщина моих грез», однако партийное руководство посчитало что «грезить о женщине неприлично» и переименовало ленту.

Во многих немецких городах проходят выставки, посвященные 50-летию возвращения в Восточную Германию 1,5 млн произведений, захваченных как трофеи в конце войны

Пятьдесят лет назад Советский Союз вернул Восточной Германии 1,5 млн сокровищ мирового искусства, захваченных как трофеи в конце Великой Отечественной войны. Недавно 28 немецких музеев решили еще раз сказать за это спасибо и устроили выставки, где можно увидеть возвращенные в Германию работы.

Безусловно, музеи подтолкнуло к организации этих выставок не только чувство благодарности. Вторая часть их посыла такова: а не можем ли мы получить обратно все остальное?.. Ведь в России все еще находится как минимум миллион украденных произведений…

Немецкие музеи настаивают на возвращении трофейных произведений искусства с момента объединения Восточной и Западной Германии в 1990 году. Но Россия отдает произведения очень неохотно, мотивируя это тем, что захваченных Советской армией «рембрандтов», «караваджо», «рубенсов» следует считать компенсацией за украденные или изуродованные гитлеровцами шедевры из русских музеев. Согласно российским законам, все произведения искусства, вывезенные из Германии под руководством сталинского Трофейного комитета, являются собственностью российского государства.

Внимание российских властей и СМИ сейчас приковано к ситуации в Южной Осетии, поэтому мало кто интересуется выставками в немецких музеях. Недавно открылась первая выставка трофейного искусства (всего их планируется девять). Она называется «Пятьдесят лет потерянного и вновь обретенного искусства» и проходит в Потсдаме, в знаменитом дворце Сан-Суси, который когда-то был летней резиденцией прусского короля Фридриха Великого.

Выставка рассказывает о масштабной реституции 1958 года. Тогда в знак дружбы с Восточной Германией из Москвы и Ленинграда были отправлены 300 вагонов, в которых находились 1,5 млн из 2,5 млн трофейных шедевров, вывезенных из Германии в конце войны. Если бы не эта реституция, многие немецкие музеи навсегда остались бы без своих главных сокровищ. Как можно, например, представить себе Пергамский музей без знаменитого Пергамского алтаря? Или сувенирные магазинчики Дрездена без открыток и ковриков для мышек с изображением херувимчиков с картины «Сикстинская Мадонна» Рафаэля? А ведь все это могло остаться в Советском Союзе…

Наверное, те, кто открывал эти ящики с трофейными произведениями искусства, чувствовали себя как дети в канун Рождества. Музеи Восточной Германии с большим размахом отметили возвращение сокровищ. Но торжества скоро закончились, и ничто не помогло скрыть нелицеприятную правду: почти половина украденных произведений так и не вернулась в Германию.

Директора немецких музеев до сих пор не могут получить ответ на вопрос, какими критериями руководствовались советские власти, когда решали, какие картины и скульптуры вернуть Германии, а какие нет. На открытии выставки в Сан-Суси президент Прусского культурного центра Херманн Парцингер (Hermann Parzinger) высказал предположение, что оставшиеся произведения принадлежат к числу тех, что были похищены отдельными индивидуумами еще до прихода Трофейного комитета.

«Мы думаем, что многие работы осели в частных собраниях», - сказал Парцингер. По его словам, Германия не надеется, что благодаря выставкам Россия решит немедленно вернуть оставшиеся трофеи. Главная задача - наладить взаимодействие с представителями русских музеев, чтобы кураторы знали, какие работы пропали, где они находятся и в каком состоянии.

Представители фонда «Прусские дворцы и парки Берлина-Бранденбурга», под попечительством которого находится Сан-Суси, заявляют, что из опекаемых ими дворцов и замков Восточной Германии бесследно исчезло около 3 тыс. работ. Из 159 картин, которые до войны висели в богато обставленной картинной галерее Фридриха Великого, «с войны вернулись» только 99. Кураторы закрывают образовавшиеся на стенах пустые места другими трофейными произведениями искусства, многие из которых были сняты со стен замков, разрушенных во время войны. В число этих работ входят картины Питера Пауля Рубенса (Peter Paul Rubens), Антониса ван Дейка (Anthony van Dyck), Рембрандта (Rembrandt), Караваджо (Caravaggio), Фердинанда Боля (Ferdinand Bol), Гвидо Рени (Guido Reni) и Яна Ливенса (Jan Lievens), которые почти полностью покрывают стену галереи.

На выставке экспонируются и иллюстрации, на которых можно увидеть, как выглядела галерея Фридриха до войны, а также черно-белые фотографии украденных произведений. Нельзя не заметить, что картины, которые сейчас висят на стенах Сан-Суси, уже не соответствуют вкусовым пристрастиям прусского монарха. Большинство «лакун» было заполнено полотнами на религиозные темы, хотя Фридрих предпочитал мифологическую живопись. Ему нравились картины с изображениями чувственных обнаженных тел и сцен любви. У того, кто грабил его коллекцию в 1945 году, очевидно, был похожий вкус - со стен галереи исчезли пышные Данаи и Венеры, а также ренессансные эротические фантазии Джулио Романо (Giulio Romano). В частности, было украдено полотно, на котором изображены обнаженные юноша и девушка, целующиеся на кровати под присмотром пожилой женщины (предположительно, кормилицы).

Больше всего оплакивают потерю полотна «Тарквиний и Лукреция», незабвенного шедевра Рубенса. Еще до прихода Трофейного комитета один советский офицер вырезал картину из рамы и увез на родину. Полотно пролежало у него на чердаке до самой его смерти в 1999 году. Затем один московский коллекционер купил картину за 3,5 млн долл. и оплатил реставрационные работы, после чего попытался продать ее Германии за 60 млн. Немецкое правительство не захотело выплачивать за картину такую сумму и попыталось вернуть шедевр через суд. Но московский суд отклонил иск, мотивируя это тем, что владелец картины приобрел ее законным путем.

Однако не все заканчивается так печально. В 1993 году один ветеран Великой Отечественной передал немецкому посольству в Москве 101 графическое произведение, включая работы Альбрехта Дюрера (Albrecht Duerer), Эдуара Мане (Edouard Manet), Анри де Тулуз-Лотрека (Henri de Toulouse-Lautrec) и Франсиско де Гойи (Francisco de Goya). До войны произведения искусства находились в Музее искусств Бремена, а в 1943 году были спрятаны в замке Карнцов. Там их и нашли офицеры Советской армии. В 2000 году рисунки и гравюры вернулись в бременский музей.

Выставка трофейного искусства в замке Сан-Суси продлится до 31 октября. Похожие выставки пройдут в Аахене, Берлине, Бремене, Дессау, Дрездене, Готе и Шверине.

Вот уже больше 15 лет, то разгораясь, то затухая, идут дебаты о судьбе «трофейного искусства», вывезенного в годы Второй мировой на территорию СССР из Германии. Директор Музея изобразительных искусств имени Пушкина в Москве Ирина Антонова заявляет: «Мы никому ничего не должны», бывший председатель Комитета по культуре Госдумы Николай Губенко предлагал менять немецкие картины на украденные гитлеровцами русские, а руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии Михаил Швыдкой осторожно выступает за возврат некоторых коллекций «трофейного искусства» по закону о «перемещенных культурных ценностях». Слово «реституция» (так именуется возврат имущества законному собственнику) прочно вошло в лексикон скандальных публикаций российской прессы. Но что такое реституция в мировой практике, когда возникло это понятие и как в разные эпохи относились к «военнопленному искусству», российскому читателю практически неизвестно.

Традиция отбирать художественные шедевры у побежденного врага возникла в древнейшие времена. Более того, этот акт считался одним из важнейших символов победы. В основе традиции лежит обычай захватывать статуи чужих богов и ставить в своих храмах, «подчиняя» их своим как более сильным и удачливым. Римляне разработали даже специальный ритуал «триумфа», в ходе которого пленные сами вносили своих «кумиров» в Вечный город и повергали их к стопам Юпитера Капитолийского и Юноны. Тот же суровый народ первым осознал и материальную, а не только духовную и моральную ценность «военнопленного искусства». Возник настоящий артрынок, на котором какой-нибудь полководец мог выручить больше денег за пару статуй Праксителя, чем за толпу греческих рабов. Грабеж на государственном уровне дополнился и частным мародерством в понятных целях наживы.

С юридической точки зрения и то, и другое было просто способом получения законной добычи. Единственным правом, регулировавшим взаимоотношения собственников художественных произведений в момент военного конфликта, оставалось право победителя.

Рельеф триумфальной арки Тита с изображением трофеев из иерусалимского храма, захваченных в 70 году н. э.

Закон выживания: трофеи не «горят»

История человечества полна не просто примеров «художественного ограбления» противника, но настоящих культурных катастроф такого рода — катастроф, поворачивавших весь ход мирового развития.

В 146 году до н. э. римский полководец Луций Муммий разграбил Коринф. Город этот был центром производства особой бронзы с добавлением в ее состав золота и серебра. Скульптуры и декоративно-прикладные изделия из этого уникального сплава считались особым «секретом» Греции. После разорения римлянами Коринф захирел, а тайна изготовления этой бронзы навеки канула в Лету.

В июне 455 года король вандалов Гейзерих две недели подряд грабил Рим. В отличие от готов Алариха, сорока годами раньше первыми из варваров прорвавшимися за крепостные стены города, этих людей интересовали не только драгоценные металлы, но и мраморные статуи. Добычу из храмов Капитолия погрузили на суда и отправили в столицу Гейзериха — возрожденный Карфаген (бывшая римская провинция Африки была завоевана вандалами за десять лет до того). Правда, по дороге несколько кораблей с трофейным искусством затонули.

В 1204 году крестоносцы из Западной Европы захватили Константинополь. Эта великая столица никогда прежде не попадала в руки врага. Здесь хранились не только лучшие образцы византийского искусства, но и знаменитые памятники античности, вывезенные из Италии, Греции и Египта многими императорами, начиная с Константина Великого. Теперь большая часть этих сокровищ досталась венецианцам в уплату за финансирование рыцарского похода. А величайший грабеж в истории в полной мере продемонстрировал «закон выживания искусства» — трофеи чаще всего не уничтожают. Четверка лошадей (той же коринфской бронзы!) работы Лисиппа, придворного скульптора Александра Македонского, украденная на константинопольском ипподроме, украсила в конце концов собор Святого Марка и сохранилась до наших дней. А статуя Возницы с того же ипподрома и тысячи других шедевров, которые венецианцы не сочли ценными трофеями, были переплавлены крестоносцами в медную монету.

В мае 1527-го армия императора Священной Римской империи Карла V вошла в Рим. Наемники со всей Европы превратились в неуправляемую толпу убийц и разрушителей. Были опустошены церкви и дворцы папской столицы, полные картин и скульптур Микеланджело и Рафаэля. Sacco di Roma, ограбление Рима подвело черту под периодом Высокого Ренессанса в истории искусства.

Грабить — дурной тон: даешь контрибуцию!

Тридцатилетняя война в Европе 1618-1648 годов произвела революцию не только в военном деле, но и в международных отношениях. Что отразилось и на проблеме «военнопленного искусства». В начале этого общеевропейского конфликта по-прежнему господствовало неписаное право победителя. Имперские католические войска фельдмаршалов Тилли и Валленштейна так же беззастенчиво грабили города и церкви, как протестантские армии баварского курфюрста Максимилиана и шведского короля Густава Адольфа. Но к концу войны «цивилизованные генералы» уже стали включать списки произведений искусства в требования о контрибуциях (так называют платежи деньгами или «натурой» в пользу победителя, налагаемые на побежденных). Это стало громадным шагом вперед: централизованные, оговоренные выплаты позволили избегать эксцессов, вредных обеим сторонам. Солдаты больше уничтожали, чем отнимали. Появилась даже возможность выкупать некоторые шедевры у победителя: в документ о контрибуции включался пункт о том, что продать их на сторону тот может только в случае, если побежденный не выплатит в срок заранее оговоренный «выкуп».

«Казус Лувра»
После первого отречения Наполеона в 1814 году союзные монархи-победители во главе с Александром I не рискнули трогать Лувр, полный конфискованных произведений. Только после поражения «неблагодарных французов» при Ватерлоо терпение союзников лопнуло и началась «раздача» супермузея. Это и была первая в мире реституция. Вот как определяет это слово справочник «Международное право» 1997 года: «От лат. restitutio — восстановление. Возвращение в натуре имущества (вещей), неправомерно захваченного и вывезенного одним из воюющих государств с территории другого государства, являвшегося его военным противником». До 1815 года захваченные противником шедевры можно было либо выкупить, либо отвоевать. Теперь же их стало возможно вернуть «по закону». Для этого победителям пришлось, правда, отменить все мирные договоры, заключенные Наполеоном в период его побед. Венский конгресс заклеймил «грабежи узурпатора» и обязал Францию вернуть художественные ценности их законным владельцам. Всего было возвращено более 5 000 уникальных произведений, включая Гентский алтарь Ван Эйков и статую Аполлона Бельведерского. Так что расхожее утверждение, что нынешний Лувр полон награбленных Наполеоном сокровищ, — заблуждение. Там остались только те картины и скульптуры, которые сами владельцы не захотели забирать обратно, считая, что «транспортные расходы» не соответствуют их цене. Так, тосканский герцог оставил французам «Маэсту» Чимабуэ и произведения других мастеров проторенессанса, значения которых в Европе никто тогда не понимал, кроме директора Лувра Доминика Вивана Денона. Подобно французской конфискации, реституция тоже приобрела политическую окраску. Австрийцы использовали возврат ценностей в Венецию и Ломбардию как демонстрацию их заботы о правах этих присоединенных к Австрийской империи итальянских территорий. Пруссия, под давлением которой Франция возвратила картины и скульптуры немецким княжествам, укрепила позицию государства, способного отстаивать общенемецкие интересы. Во многих городах Германии возвращение сокровищ сопровождалось взрывом патриотизма: молодежь выпрягала лошадей и буквально на руках несла повозки с произведениями искусства.

«Месть за Версаль»: компенсаторная реституция

ХХ век с его неслыханно жестокими войнами отверг взгляды гуманистов века XIX — таких, как российский юрист Федор Мартенс, яростно критиковавший «право сильного». Уже в сентябре 1914 года, после того как немцы обстреляли бельгийский город Лувен, там сгорела знаменитая библиотека. К этому времени была уже принята 56-я статья Гаагской конвенции, гласившая, что «всякий преднамеренный захват, истребление или повреждение...исторических памятников, произведений художественных и научных воспрещаются...» За четыре года Первой мировой таких случаев накопилось множество.

После поражения Германии победители должны были решить, каким именно образом им наказать агрессора. По формуле Мартенса «искусство вне войны» — культурные ценности виновной стороны нельзя было трогать даже ради восстановления справедливости. Тем не менее в Версальском мирном договоре 1919 года появилась статья 247, согласно которой Германия компенсировала потери тех же бельгийцев книгами из своих библиотек и возвращением в Гент шести створок алтаря работы братьев ван Эйк, еще в XIX веке законно купленных Берлинским музеем. Так впервые в истории реституция осуществилась не путем возврата тех же ценностей, что были украдены, а замещением их аналогичными — по стоимости и назначению. Такая компенсаторная реституция называется еще субституцией, или restitution in kind («реституцией по схожему типу»). Считалось, что в Версале ее приняли не для того, чтобы сделать правилом, а как своеобразное предупреждение, «чтобы другим неповадно было». Но как показал опыт, «урок» своей цели не достиг. Что касается обычной реституции, то после Первой мировой она применялась еще не раз, особенно при «разводе» стран, входивших в три развалившиеся империи: Германскую, Австро-Венгерскую и Российскую. Например, по мирному договору 1921 года между Советской Россией и Польшей последней возвращались не только художественные ценности, эвакуированные на восток в 1914-1916 годах, но и все трофеи, взятые царскими войсками начиная с 1772 года.

Все на сборы: «большая реституция»

Едва в 1945 году отгремели пушки в Европе, как начался процесс возврата культурных ценностей законным собственникам. Фундаментальным принципом этой величайшей в истории человечества реституции провозгласили возврат ценностей не конкретному собственнику: музею, церкви или частному лицу, а государству, с территории которого нацисты их вывезли. Этому государству же потом самому предоставлялось право распределять бывшие «культурные трофеи» среди юридических и физических лиц. Англичане и американцы создали в Германии сеть сборных пунктов, где сосредоточили все произведения искусства, найденные в стране. Десять лет они раздавали третьим странам-владельцам то, что удалось идентифицировать в этой массе как награбленное.

СССР повел себя по-иному. Специальные трофейные бригады без разбора вывозили культурные ценности из советской зоны оккупации в Москву, Ленинград и Киев. Кроме того, получая от англичан и американцев десятки тысяч своих книг и произведений искусства, оказавшихся на территории Западной Германии, наше командование почти ничего не отдавало им взамен из Восточной. Более того, оно потребовало у союзников часть экспонатов немецких музеев, которые попали под англо-американский и французский контроль, как компенсаторную реституцию за свое культурное достояние, погибшее в пламени гитлеровского нашествия. США, Британия и правительство де Голля не возражали, хотя, например, англичане, потерявшие при авианалетах люфтваффе многие библиотеки и музеи, от такой компенсации для себя отказались. Однако, прежде чем что-либо отдавать, заклятые друзья Советского Союза запросили точные списки того, что уже оказалось в его пределах, собираясь «вычесть» эти ценности из общего объема компенсаций. Советские власти наотрез отказались предоставлять такие сведения, утверждая: все, что вывезено, — военные трофеи, и к «данному делу» они отношения не имеют. Переговоры о компенсаторной реституции в Контрольном Совете, управлявшем оккупированным рейхом, закончились в 1947 году ничем. А Сталин приказал на всякий случай засекретить «культурную добычу» как возможное политическое оружие на будущее.

Защита от хищников: идеологическая реституция

…И оружие это использовали уже в 1955 году преемники вождя. 3 марта 1955 года министр иностранных дел СССР В. Молотов направил в Президиум ЦК КПСС (так тогда вместо «Политбюро» стал называться высший партийный орган) служебную записку. В ней он писал: «Настоящая ситуация, касающаяся картин Дрезденской галереи (главный «символ» всех художественных захватов СССР. — Прим. ред.), ненормальна. Могут быть предложены два решения этого вопроса: или объявить, что картины Дрезденской художественной галереи как трофейное имущество принадлежат советскому народу и обеспечить к ним широкий доступ публики, или возвратить их немецкому народу как национальное достояние. В настоящей политической ситуации второе решение представляется более правильным». Что же подразумевается под «настоящей политической ситуацией»?

Как известно, поняв, что создание единой коммунистической Германии ей не по плечу, Москва взяла курс на раскол этой страны и образование на ее востоке сателлита СССР, которого признало бы международное сообщество, и первой подала пример, 25 марта 1954 года заявив о признании полного суверенитета ГДР. А всего месяц спустя началась международная конференция ЮНЕСКО в Гааге, переработавшая Конвенцию о защите культурных ценностей в ходе вооруженных конфликтов. Ее решили использовать как важное средство идеологической борьбы в условиях «холодной войны». «Защита мирового культурного наследия от хищников капитализма» стала важнейшим лозунгом советской пропаганды, подобно лозунгу «борьбы за мир против поджигателей войны». Мы одними из первых подписали и ратифицировали конвенцию.

В 1945 году коллекция Дрезденской галереи была вывезена в СССР, и большая часть шедевров вернулась на место десять лет спустя

Но тут-то и возникла проблема. Союзники, завершив реституцию награбленного нацистами, ничего не взяли себе. Правда, и американцы — отнюдь не святые: группа генералов при поддержке некоторых директоров музеев предприняла попытку экспроприировать две сотни экспонатов из музеев Берлина. Однако американские искусствоведы подняли шум в прессе, и дело заглохло. США, Франция и Великобритания даже передали властям ФРГ и контроль над сборными пунктами, где в основном оставались предметы из немецких музеев. Поэтому истории о Янтарной комнате, русских иконах и шедеврах из немецких музеев, которые тайно хранятся за океаном в Форт-Ноксе, — выдумки. Так «хищники капитализма» предстали на международной арене героями реституции, а «прогрессивный СССР» — варваром, утаившим «трофеи» не только от мирового сообщества, но и от собственного народа. Вот Молотов и предложил не только «сохранить лицо», но и перехватить политическую инициативу: торжественно вернуть коллекцию Дрезденской галереи, сделав вид, что ее изначально вывозили ради «спасения».

Акцию приурочили к созданию Организации Варшавского договора летом 1955 года. Чтобы придать вес одному из его ключевых членов — ГДР, «социалистическим немцам» постепенно вернули не только произведения из галереи, но и все ценности из музеев Восточной Германии. К 1960 году в СССР остались только произведения из Западной Германии, капиталистических стран вроде Голландии, а также из частных коллекций. По этой же схеме были возвращены художественные ценности всем странам «народной демократии», включая даже румынские экспонаты, переданные царской России на хранение еще в Первую мировую войну. Немецкий, румынский, польский «возвраты» превратились в большие политические шоу и стали инструментом укрепления соцлагеря, причем «большой брат», подчеркивая не юридический, а политический характер происходящего, упорно называл их не «реституцией», а «возвращением» и «актом доброй воли».

Слово эсэсовца против слова еврея

После 1955 года ФРГ и Австрия, естественно, уже самостоятельно разбирались с проблемой «украденного искусства». Мы помним, что некая часть культурных ценностей, награбленных нацистами, не смогла найти своих владельцев, погибших в лагерях и на поле боя, и осела в «спецхранах» вроде монастыря Мауэрбах под Веной. Значительно чаще сами ограбленные собственники не могли найти свои картины и скульптуры.

С конца 1950-х годов, когда началось «немецкое экономическое чудо» и ФРГ вдруг разбогатела, канцлер Конрад Аденауэр запустил программу выплаты пострадавшим денежной компенсации. При этом немцы отказались от «государственного» принципа, положенного в основу «Большой реституции» в 1945 году. Впрочем, от него к началу 1950-х частично начали отказываться уже и американцы. Причиной послужили многочисленные «эпизоды», в которых правительства соцлагеря просто национализировали возвращаемое имущество, а не передавали их коллекционерам или церквям. Теперь, чтобы получить принадлежащую ему вещь, владелец — музей ли, частное ли лицо — сам должен был доказывать, что не только имеет права на картину или скульптуру, но и что украли ее у него не уголовники или мародеры, а именно гитлеровцы.

Несмотря на это, выплаты очень скоро достигли многомиллионных сумм, и Министерство финансов ФРГ, выплачивавшее компенсации, решило положить «безобразию» конец (большинство его чиновников в недавнем прошлом на аналогичных должностях служили Третьему рейху и «комплексом вины» отнюдь не страдали). 3 ноября 1964 года прямо у входа в это ведомство в Бонне был арестован главный специалист по ведению дел о компенсации за украденные произведения адвокат доктор Ганс Дойч. Его обвинили в мошенничестве.

Главным козырем немецкой прокуратуры и правительства в этом деле послужили показания бывшего гауптштурмфюрера СС Фридриха Вильке. Тот заявил, что в 1961 году Дойч уговорил его подтвердить, будто картины венгерского коллекционера барона Ференца Хатвани конфисковали нацисты, тогда как на самом деле это сделали русские. Слово эсэсовца Вильке перевесило слово еврея Дойча, который сговор отрицал. Адвоката продержали в тюрьме 17 месяцев, выпустили под залог в два миллиона марок и оправдали через много лет. Но процесс выплаты компенсаций оказался дискредитирован и ко времени освобождения Дойча сошел на нет. (Сейчас выяснилось, что часть картин Хатвани действительно оказалась в СССР, но советские солдаты нашли их под Берлином.) Так к концу 1960-х годов заглохла «большая» послевоенная реституция. Спорадически возникали еще изредка дела о картинах из частных коллекций, украденных нацистами и «всплывших» вдруг на аукционах или в музеях. Но доказывать свою правоту истцам становилось все труднее. Истекли не только сроки, установленные документами о «Большой реституции», но и те, что оговаривались в разных национальных законодательствах. Ведь специальных законов, регулирующих права частной собственности на предметы искусства, не существует. Права собственности регулируются обычным гражданским правом, где сроки давности — общие для всех случаев.

Межгосударственная реституция казалась тоже завершенной — лишь время от времени СССР возвращал в ГДР картины Дрезденской галереи, вылавливаемые на антикварном рынке. Все изменилось в 1990-е годы. Германия объединилась, и «холодная война» ушла в историю…

«Было ваше — стало наше»?

…А проблема так называемых «перемещенных ценностей» снова вышла на свет — точнее, попала в Договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и ФРГ осенью 1990 года. Статья 16 этого документа гласила: «стороны провозглашают, что украденные или незаконно вывезенные художественные ценности, обнаруженные на их территории, будут возвращены законным владельцам или их наследникам». Вскоре в прессе появилась информация: в России имеются секретные хранилища, где уже полвека скрываются сотни тысяч произведений из Германии и других стран Восточной Европы, включая картины импрессионистов и знаменитое Золото Трои.

Германия сразу заявила, что действие статьи распространяется и на «трофейное искусство». В СССР сначала заявили, что журналисты врут и все было возвращено еще в 1950-1960-х, а значит, нет предмета для разговора, но после распада страны новая Россия признала факт существования «военнопленного искусства». В августе 1992 года образовалась специальная Комиссия по реституции во главе с тогдашним министром культуры России Евгением Сидоровым. Она начала переговоры с немецкой стороной. Факт полувекового сокрытия первоклассных художественных ценностей в запасниках осложнил российскую позицию. Его восприняли на Западе как «преступление против человечества», которое в глазах многих отчасти уравновешивало преступления нацистов против русской культуры в годы войны. Официальный Бонн отказался начать все с «чистого листа» и учесть часть вывезенного из Германии искусства как компенсаторную реституцию за российские ценности, погибшие во время нацистского вторжения. Раз СССР вывез в 1945 году все тайком как добычу и отказался урегулировать вопрос в Контрольном Совете, значит, он нарушил Гаагскую конвенцию. Следовательно, вывоз был незаконным, и случай подпадает под 16-ю статью договора 1990 года.

Чтобы переломить ситуацию, российские спецхраны стали постепенно рассекречивать. Немецкие специалисты даже получили доступ к некоторым из них. Одновременно комиссия Сидорова объявила, что начинает серию выставок «трофейных» произведений искусства, так как прятать шедевры безнравственно. Тем временем некоторые немецкие собственники, считая, что официальная немецкая позиция слишком жестка, попытались найти компромисс с россиянами...

Бременский кунстферайн («художественное объединение») — общество любителей искусств, негосударственная организация — выразил готовность оставить Эрмитажу несколько рисунков, когда-то хранившихся в городе на Везере, в знак благодарности за возвращение всей остальной коллекции, вывезенной в 1945-м не официальными трофейными бригадами, а лично архитектором, капитаном Виктором Балдиным, нашедшим их в тайнике под Берлином. Кроме этого, Бремен собирал деньги на реставрацию нескольких древнерусских церквей, разрушенных в годы войны немцами. Наш министр культуры даже подписал с кунстферайном соответствующее соглашение.

Однако уже в мае 1994 года в российской «патриотической» прессе началась кампания под лозунгом «Не допустим второго ограбления России» (под первым подразумевались сталинские продажи шедевров из Эрмитажа за границу). Возврат «художественных трофеев» стал рассматриваться как знак признания нашего поражения не только в «холодной войне», но чуть ли не во Второй мировой. В результате накануне празднования 50-летия Победы переговоры с Бременом зашли в тупик.

Затем в игру вступила Государственная дума, разработавшая проект федерального закона «О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации». Там не случайно нет терминов «трофеи» или «реституция». В основе документа лежал тезис о том, что западные союзники самим фактом признания морального права СССР на компенсаторную реституцию дали советским оккупационным властям карт-бланш на вывоз произведений искусства из Восточной Германии. Следовательно, он являлся совершенно законным! Никакой реституции быть не может, а все ценности, ввезенные на территорию России за время боевых действий официальными «трофейными бригадами», становятся государственной собственностью. Признавались только три моральных исключения: собственность следовало возвращать, если она раньше принадлежала а) странам, которые сами пали жертвами гитлеровской агрессии, б) благотворительным или религиозным организациям и в) частным лицам, тоже пострадавшим от нацистов.

А в апреле 1995 года парламент России — вплоть до принятия Закона о реституции — и вовсе объявил мораторий на любые возвраты «перемещенного искусства». Всяческие переговоры с Германией автоматически сделались бесполезными, а борьба с реституцией стала для Госдумы одним из синонимов борьбы с администрацией Ельцина. Ультраконсервативный закон был принят в 1998-м, а спустя еще два года, несмотря на президентское вето, по решению Конституционного суда вступил в силу. Международным сообществом он не признан, и поэтому «перемещенные шедевры» не выезжают на выставки за границу. В случае же, если по этому закону что-то возвращается в Германию, как, например в 2002 году витражи Мариенкирхе во Франкфурте-на-Одере, официальный Берлин делает вид, что Россия исполняет 16-ю статью договора 1990 года. Тем временем внутри нашей страны продолжается спор между правительством и Государственной думой о том, какие категории памятников подпадают под закон и кто дает окончательное «добро» на возврат «перемещенного искусства». Дума настаивает, что любое возвращение непременно должно осуществляться ею самой. Кстати, именно это притязание лежало в основе скандала вокруг попытки правительства возвратить в Германию бременские рисунки в 2003 году. После того как эта попытка не удалась, тогдашний министр культуры Михаил Швыдкой потерял свой пост, а вслед за тем— в декабре 2004-го — перестал возглавлять и Межведомственный Совет по вопросам культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны.

Последнее на сегодняшний день возвращение на основе Закона о реституции состоялось весной 2006 года, когда Шарошпатакскому реформаторскому колледжу Венгерской реформаторской церкви были переданы редкие книги, вывезенные в СССР в 1945 году. После этого в сентябре 2006 года нынешний министр культуры и массовых коммуникаций Александр Соколов заявил: «Реституции как возвращения культурных ценностей не будет, и это слово можно вывести из употребления».

По реституционному следу
Редакция сделала попытку выяснить, каково нынешнее состояние вопроса о реституции культурных ценностей в России. Наши корреспонденты связывались и с Федеральным агентством по культуре и кинематографии (ФАКК), возглавляемым Михаилом Швыдким, и с Комитетом Госдумы по культуре и туризму, член которого Станислав Говорухин много занимался вопросами реституции. Однако ни сами руководители этих организаций, ни их сотрудники не нашли в своих «закромах» ни одного нового нормативного документа по поводу возвращения культурных ценностей, не предоставили ни одного комментария. ФАКК, дескать, этой проблемой вообще не занимается, Парламентский Комитет по культуре кивает на Комитет по собственности, в отчете о чьих итогах работы за весеннюю сессии 2006 года мы находим только декларацию: проект некоего закона по поводу реституции. Дальше — молчание. Молчит «Правовой портал в сфере культуры» (http://pravo.roskultura.ru/), не функционирует широко разрекламированный Интернет-проект «Реституция» (http://www.lostart.ru). Последним официальным словом является заявление министра культуры Александра Соколова в сентябре 2006-го о необходимости вывести слово «реституции» из употребления.

«Скелеты в шкафу»

Кроме российско-германских дебатов о «перемещенных ценностях» в середине 1990-х неожиданно открылся «второй фронт» битвы за реституцию (и против нее). Началось все со скандала с золотом погибших евреев, которое после войны «за отсутствием клиентов» присвоили себе швейцарские банки. После того как возмущенная мировая общественность заставила банки выплатить долги родственникам жертв Холокоста, настал черед музеев.

В 1996 году стало известно, что согласно «государственному принципу» Большой реституции Франция после войны получила от союзников 61 000 произведений искусства, захваченных нацистами на ее террритории у частных собственников: иудеев и других «врагов рейха». Парижские власти обязаны были возвратить их законным владельцам. Но только 43 000 произведений попали по назначению. На остальные же, как утверждали чиновники, в установленные сроки не нашлось претендентов. Часть из низ пошла с молотка, а оставшиеся 2 000 разошлись по французским музеям. И пошла цепная реакция: выяснилось, что почти у всех заинтересованных государств есть свои «скелеты в шкафу». В одной Голландии список произведений с «коричневым прошлым» составил 3 709 «номеров» во главе с известным «Маковым полем» Ван Гога стоимостью 50 миллионов долларов.

Не лучше «получилось» и в Америке. За пятьдесят послевоенных лет богатые коллекционеры из этой страны купили и передали в музеи США многие произведения «без прошлого». Достоянием прессы один за другим становились факты, свидетельствовавшие: среди них есть собственность жертв Холокоста. Наследники начали заявлять свои претензии и обращаться в суд. С точки зрения закона, как и в случае со швейцарским золотом, музеи имели право картины не возвращать: истекли сроки давности, имелись законы о вывозе. Но на дворе стояли времена, когда права личности ставились выше разговоров «о национальном достоянии» и «общественной пользе». Поднялась волна «моральной реституции». Ее важнейшей вехой стала Вашингтонская конференция 1998 года о собственности эпохи Холокоста, где были приняты принципы, которым согласились следовать большинство стран мира, включая Россию. Правда, делать это не все и не всегда торопятся.

Несмотря на необычную атмосферу новой волны возвратов, речь идет об остатках «Большой реституции». Как выразился один из экспертов: «Мы занимаемся сейчас тем, до чего не дошли руки в 1945-1955 годах». А как долго «моральная реституция» «продержится»?.. Некоторые уже поговаривают о начале ее кризиса, ведь возвращенные шедевры не остаются в семьях погибших, а немедленно продаются на антикварном рынке. За упоминавшуюся картину того же Климта его потомки получили от американца Рональда Лаудера 135 миллионов долларов — рекордную сумму, выплаченную за холст когда-либо в истории! Возвращение ценностей законным владельцам на глазах превращается в инструмент «черного передела» музейных коллекций и прибыльный бизнес для юристов и артдилеров. Если общественность перестанет видеть в реституции нечто справедливое по отношению к жертвам войны и геноцида, а увидит только средство наживы, она, конечно, прекратится.

Но пока дело все-таки обстоит иначе: музейщики, потрясенные последними событиями, боятся расширения поля «моральной реституции». А что если не только в Чехии, Румынии и Прибалтике, а и в России и других странах с коммунистическим прошлым начнется возвращение бывшим собственникам национализированных после революции шедевров? Что если церковь настоит на тотальном возврате своих национализированных богатств? Не вспыхнет ли с новой силой спор об искусстве между «разведенными» республиками бывшего Союза, Югославии и других развалившихся стран? И уж совсем тяжело будет музеям, если придется отдавать искусство бывших колоний. Что произойдет, если обратно в Грецию отправятся мраморы Парфенона, вывезенные в начале XIX веке англичанами из этой беспокойной османской провинции?..