Биография Клюева Н.А. Николай алексеевич клюев

Детство и молодость

Отец - урядник, сиделец в винной лавке. Мать была сказательницей и плачеёй. Учился в городских училищах Вытегры и Петрозаводска. Среди предков Клюева были староверы, хотя его родители и он сам (вопреки многим его рассказам) не исповедовали старообрядчества.

Участвовал в революционных событиях 1905-1907 годов, неоднократно арестовывался за агитацию крестьян и за отказ от армейской присяги по убеждениям. Отбывал наказание сначала в Вытегорской, затем в Петрозаводской тюрьме.

В автобиографических (или псевдоавтобиографических) заметках Клюева «Гагарья судьбина» упоминается, что в молодости он много путешествовал по России. Конкретные рассказы не могут быть подтверждены источниками, и такие многочисленные автобиографические мифы - часть его литературного образа.

Клюев рассказывает и как послушничал в монастырях на Соловках; и как был «царём Давидом … белых голубей - христов» (одна из православных «сект», см. хлыстовство), но когда его хотели оскопить, сбежал; и как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев. Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христианстве обозначается словами: обретение Адама…», затем же Али покончил с собой от безнадёжной любви к нему; и как в Ясной Поляне беседовал с Толстым; и как встречался с Распутиным; и как трижды сидел в тюрьме; и как стал известным поэтом и «литературные собрания, вечера, художественные пирушки, палаты московской знати две зимы подряд мололи меня пёстрыми жерновами моды, любопытства и сытой скуки».

Литературная известность

Впервые стихи Клюева появились в печати в 1904 году. На рубеже 1900-х и 1910-х годов Клюев выступает в литературе, причём не продолжает стандартную для «поэтов из народа» традицию описательной минорной поэзии в духе И. З. Сурикова, а смело использует приёмы символизма, насыщает стихи религиозной образностью и диалектной лексикой. Первый сборник - «Сосен перезвон» - вышел в 1911 году. Творчество Клюева было с большим интересом воспринято русскими модернистами, о нём как о «провозвестнике народной культуры» высказывались Александр Блок (в переписке с ним в 1907 году; оказал большое личное и творческое влияние на Клюева), Валерий Брюсов и Николай Гумилёв.

Николая Клюева связывали сложные отношения (временами дружеские, временами напряжённые) с Сергеем Есениным, который считал его своим учителем. В 1915-1916 годах Клюев и Есенин часто вместе выступали со стихами на публике, в дальнейшем их пути (личные и поэтические) несколько раз сходились и расходились.

Религиозность Клюева

Как указывает А. И. Михайлов, Александр Блок неоднократно упоминает Клюева в своих стихах, записных книжках и письмах и воспринимает его как символ загадочной народной веры. В одном из писем Блок даже заявил: «Христос среди нас», и С. М. Городецкий отнёс эти слова к Николаю Клюеву

В своей записи 1922 года Клюев говорит:

Клюев после революции

Стихи Клюева рубежа 1910-х и 1920-х годов отражают «мужицкое» и «религиозное» приятие революционных событий, он посылал свои стихи Ленину (хотя несколькими годами раньше, вместе с Есениным, выступал перед императрицей), сблизился с левоэсеровской литературной группировкой «Скифы». В берлинском издательстве «Скифы» в 1920-1922 годах вышли три сборника стихов Клюева.

После нескольких лет голодных странствий около 1922 года Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой критике и изъяты из обращения.

С 1923 года Клюев жил в Ленинграде (в начале 1930-х переехал в Москву). Катастрофическое положение Клюева, в том числе и материальное, не улучшилось после выхода в свет его сборника стихов о Ленине (1924).

Вскоре Николай Клюев, как и многие новокрестьянские поэты, дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный крестьянский мир; в свою очередь, советская критика громила его как «идеолога кулачества». После самоубийства Есенина он написал «Плач о Есенине» (1926), который был вскоре изъят. В 1928 году выходит последний сборник «Изба и поле».

В 1929 году Клюев познакомился с молодым художником Анатолием Кравченко, к которому обращены его любовные стихотворения и письма этого времени (преобладание воспевания мужской красоты над женской в поэзии Клюева всех периодов подчёркнуто филологом А. И. Михайловым).

Аресты, ссылка и расстрел

Сам Клюев в письмах поэту Сергею Клычкову и В. Я. Шишкову называл главной причиной ссылки свою поэму «Погорельщина», в которой усмотрели памфлет на коллективизацию и негативное отношение к политике компартии и советской власти. Аналогичные обвинения (в «антисоветской агитации» и «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений») были предъявлены Клюеву и в связи с другими его произведениями - «Песня Гамаюна» и «Если демоны чумы, проказы и холеры…», входящими в неоконченный цикл «Разруха». В последнем стихотворении, например, упоминается Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа раскулаченных и заключённых:

Стихотворения из цикла «Разруха» хранятся в уголовном деле Н. Клюева как приложение к протоколу допроса.

По воспоминаниям функционера И. М. Гронского (редактора «Известий ВЦИК» и главного редактора журнала «Новый мир»), Клюев всё более переходил «на антисоветские позиции» (несмотря на выделенное ему государственное пособие), когда же он прислал в газету «любовный гимн», предметом которого являлась «не „девушка“, а „мальчик“», Гронский изложил свое возмущение в беседе с Клюевым, но тот отказался писать «нормальные» стихи, после чего Гронский позвонил Ягоде и попросил выслать Клюева из Москвы (это распоряжение было санкционировано Сталиным). Мнение, что причиной ареста Клюева стала именно его гомосексуальность, высказывал также позднее в частных беседах М. М. Бахтин.

2 февраля 1934 года Клюев был арестован по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» (ст.58 10 УК РСФСР). Следствие по делу вел Н.Х. Шиваров. 5 марта после суда Особого совещания выслан в Нарымский край, в Колпашево. Осенью того же года по ходатайству артистки Н. А. Обуховой, С. А. Клычкова и возможно Горького переведён в Томск.

Николай Клюев был реабилитирован в 1957 году, однако первая посмертная книга в СССР вышла только в 1977 году.

Адреса в Петрограде - Ленинграде

  • 1915-1923 годы - квартира К. А. Расщепиной в доходном доме - набережная реки Фонтанки, 149, кв. 9;
  • 1923-1932 годы - дворовый флигель - улица Герцена, 45, кв. 7.

(10.10. 1884 – между 23 и 25.10. 1937)

Поэт и прозаик, один из крупнейших представителей русской культуры первой трети XX в.

Судьба Клюева – и в биографическом плане, и в литературном – была непростой. Родился он в одной из деревень Коштугской волости, входившей по тогдашнему территориально-административному делению в состав Олонецкой губернии. В какой именно деревне – неизвестно, поскольку в метрической книге Сретенской церкви с. Коштуги, где будущий поэт был крещен, как место рождения указана лишь волость. Отец Клюева, Алексей Тимофеевич (1842 – 1918), выходец из крестьян, был уроженцем Кирилловского уезда Новгородской губернии; вернувшись после пятнадцати лет воинской службы, он стал урядником (нижний чин уездной полиции), а затем – сидельцем в казенной винной лавке д. Желвачево Макачевской волости Вытегорского уезда. Мать поэта, Прасковья Дмитриевна (ок. 1851 – 1913), воспитывалась в старообрядческой семье. Благодаря ей Клюев уже семилетним мальчиком овладел грамотой по Часослову, «как чертог украшенному», приобщился к народному поэтическому творчеству и к духовному наследию Древней Руси. Старопечатные и рукописные книги, а также иконы дониконовского письма были частью родительского дома.

В 1893 – 1895 гг. Клюев учился в Вытегорской церковноприходской школе, затем закончил двухклассное городское училище, поступил в Петрозаводскую фельдшерскую школу, но через год ушел из нее по состоянию здоровья.

О его биографии на рубеже веков документальных свидетельств почти не сохранилось. Собственные же воспоминания поэта об этом периоде жизни (автобиографические заметки, повесть «Гагарья судьбина») облечены в художественную форму и не могут расцениваться как полностью достоверные. Согласно этим воспоминаниям, юный Клюев проходил Суровую выучку у соловецких старцев, принадлежал к секте «белых голубей-христов», странствовал по России от норвежских берегов до гор Кавказа. Во время этих странствий ему довелось видеть Льва Толстого и исполнять перед ним религиозные песнопения собственного сочинения.

Революционное брожение в России начала XX в. захватило и Клюева. За подстрекательство крестьян Макачевской волости к противоправительственным действиям он был схвачен в январе 1906 г. полицией и провел шесть месяцев в тюрьмах Вытегры, Петербурга и Петрозаводска. Политической деятельностью Клюев продолжал заниматься и после освобождения. Он поддерживал связи с Всероссийским крестьянским союзом, с социал-революционерами и социал-демократами, В 1907 г. Клюеву пришлось надеть солдатскую шинель. За отказ брать в руки оружие по религиозным убеждениям он подвергся очередному аресту. Врачи Николаевского военного госпиталя в Петербурге признали его негодным к военной службе. После этого он обосновался в д. Желвачево и занялся литературным творчеством. В этой деревне Клюев жил с 1895 по 1915 г. Бремя от времени ему приходилось наведываться по издательским делам в Петербург.

Свои стихи Клюев впервые опубликовал в петербургском альманахе «Новые поэты» в 1904 г. Поворотным моментом его биографии стала переписка с А. А. Блоком, начавшаяся в 1907 г. Блок увидел а Клюеве представителя здоровых народных сил и помог ему войти в мир литературы. Произведения поэта начали появляться в известных периодических изданиях – как солидных, с устоявшейся репутацией, так и новомодных (в журналах «Современник», «Русская мысль», «Заветы», «Северные записки», «Золотое руно», «Гиперборей», в приложениях к журналу «Нива», в газете «Биржевые ведомости» и др.). В 1912 г. вышла первая поэтическая книга Клюева «Сосен перезвон». За ней последовали другие: «Братские песни» (1912), «Лесные были» (1913), «Мирские думы» (1916). Написанные Клюевым произведения обратили на себя внимание критики. Их рецензировали известные литераторы: В. Я. Брюсов, С. М. Городецкий, Н. С. Гумилев, Иванов-Разумник (Р. В. Иванов), В. Л. Львов-Рогачевский, П. Н. Сакулин, Д. В. Философов. Клюева приглашали читать стихи хозяева модных салонов и устроители концертов и поэтических вечеров.

Искушенной публике начала XX в. он явился как поэт из народных глубин и поразил ее необычными образами, сочностью языка, глубоким знанием потаенных сторон духовной жизни северного крестьянства. Миром, который открылся в стихах Клюева, восхищались Александр Блок и Николай Гумилев, Анна Ахматова и Сергей Есенин. Глубокое впечатление эти стихи произвели на императрицу Александру Федоровну.

По тематике творчество Клюева примыкало к «крестьянской поэзии», представленной именами А. В. Кольцова, И. С. Никитина, И. 3. Сурикова, С. Д. Дрожжина. Сам Клюев от такого литературного родства не отказывался. Но едва ли не с самого начала было ясно, что масштаб его дарования не исчерпывается мастерским описанием деревенского быта и сочувствием горькой участи крестьянина. Постоянное стремление обнаружить за внешностью явлений их глубинную суть, ощутить «присутствие Создателя в созданье» давали повод считать его наследником символистов. Некоторое время молодого поэта числили в своих рядах акмеисты.

Наиболее близкой ему на некоторое время оказалась литературная группа «Скифы», образованная в 1916 г. В программных установках этой группы Клюева привлекало неприятие буржуазной цивилизации, духовно расслабляющей человека, упование на созидательную мощь национальной стихии, чаяние революционных перемен, вера в спасительную для России роль крестьянского социализма. Немаловажным для него было, по-видимому, и то, что в группу входили творчески близкие ему люди: С. А. Есенин, А. М. Ремизов, П. В. Орешин, А. П. Чапыгин. Однако и «Скифы» не стали для Клюева надежным идейно-эстетическим оплотом. Он так и не связал свою творческую судьбу ни с одним из литературных направлений и ни с одной из группировок начала XX в. и остался, в сущности, поэтом-одиночкой, не имеющим постоянных спутников.

Клюев восторженно принял не только Февральскую, но и Октябрьскую революцию 1917 г. и, подобно многим литераторам-современникам, попытался представить ее в своих произведениях как долгожданное преображение всей жизни, как грандиозный духовный переворот, равный по значимости сотворению мира. Но происходившие в стране события быстро развеяли поэтические иллюзии. В первые послереволюционные годы, несмотря на бытовые неурядицы и трудности, он еще чувствовал себя активным участником культурной жизни. Без него не проходили массовые общественные мероприятия в Вытегре. Он сотрудничал в местной периодической печати, выступал с чтением своих произведений в Петрограде. Отдельными изданиями выходили книги его стихов и поэмы («Красная песня» – 1917, «Медный кит» – 1919, «Песнослов» – 1919, «Избяные песни» и «Неувядаемый цвет» – 1920, «Львиный хлеб», «Мать-Суббота» и «Четвертый Рим» – 1922, «Ленин» – 1924 и др.). Затем положение стало ощутимо меняться.

Для ревнителей советской идеологии Клюев был чужаком даже в первые послереволюционные годы, когда допускалось хотя бы относительное свободомыслие. В 1920 г. его исключили из Российской коммунистической партии «за религиозные убеждения». Отказаться от этих убеждений он не хотел и не мог. Попытки поэта проникнуться духом «социалистического строительства», воспеть на свой лад вождя пролетариата и смириться с засилием большевизма в стране оказались безуспешными. Он продолжал сохранять верность крестьянскому укладу жизни и считать избу «святилищем земли», а деревню хранительницей главных человеческих ценностей. Индустриализация воспринималась им как зло, как угроза культуре («Неподвластен турбине незримый Царьград», «По Тютчеву зубило не тоскует»).

Все большую и большую роль в творчестве Клюева начинают играть утопические образы невидимого града Китежа и Белой Индии. Оба они восходят к древнерусской словесности и фольклору. Первый из них связан с верой в неистребимость прекрасной духовной сущности России и в чудо грядущего возрождения этой сущности. А второй стал для Клюева средоточием наиболее дорогих идей и мотивов. В образе Белой Индии поэт выразил свое убеждение в том, что исторически и духовно России ближе Восток, а не Запад. В этом образе отчетливо воплотилось его представление о земном рае, где без устали плодоносящая земля обеспечивает сказочное изобилие, где люди живут в гармонии с окружающим миром и не ведают вражды к своему ближнему, где народы сливаются в единую семью, а человеческий дух, чуткий к трепету «серафимских воскрылий», достигает невиданного расцвета.

Упорное нежелание «певца олонецкой избы» подчиниться «требованиям эпохи» привело к тому, что выразители интересов пролетариата поспешили похоронить его как поэта и объявить творчески несостоятельным. На протяжении 1920-х гг. шло постепенное вытеснение Клюева из литературы.

Летом 1923 г. его арестовали, привезли в Петроград. Освобожден он был очень скоро, но в Вытегру решил не возвращаться, надеясь обрести более благоприятные условия для творческой жизни на берегах Невы. Надежды, однако, не оправдались. Все труднее находили путь к читателю его произведения. Клюев был причислен к «кулацким поэтам», а словом «клюевщина» клеймили «мужиковствующих» писателей, не находивших в себе сил отрешиться от многовековой культуры русского крестьянства. Резкой критике подверглась поэма «Деревня», опубликованная в январском номере ленинградского журнала «Звезда» за 1927 г. Последняя прижизненная книга клюевских стихов «Изба и поле» вышла в 1928 г. На фоне развернувшихся событий в стране не составляло труда использовать произведения Клюева как идеологический аргумент против него. Годом ранее XV съезд ВКП(б) (Всесоюзной коммунистической партии большевиков) провозгласил курс на коллективизацию сельского хозяйства, и любое выражение привязанности к старой деревне воспринималось как происки классового врага.

В 1932 г. инстинкт самосохранения побудил Клюева переселиться в Москву. Но поэту была уготована та же судьба, что и многим его современникам. В феврале 1934 г. он был арестован и сослан. Последние годы его жизни прошли в Томске. Эти годы были исполнены лишений и страдании – как духовных, так и физических. В июне 1937 г. поэта вновь арестовали по ложному обвинению в создании монархической и церковной организации, а спустя несколько месяцев расстреляли. Казнь состоялась 23, 24 или 25 октября. Более точно установить дату окончания земного пути Клюева невозможно.

Едва ли не на полстолетия литературное наследие Клюева было выведено из культурного оборота. Для нескольких поколений читателей такого поэта просто не существовало. Вновь печатать его произведения, и то небольшими по тем временам тиражами, начали лишь в 1970-е гг. А реальный масштаб наследия поэта открылся читающей публике в самом конце XX в., когда стали доступны произведения, ранее не печатавшиеся.

К сожалению, далеко не все произведения Клюева «пережили прах» создателя и «убежали тленья». Безвозвратно, по-видимому, утрачен текст пьесы «Красная Пасха», мало что осталось от поэмы «Каин». Но, к счастью, сохранились рукописи незаконченных поэм «Погорельщина» (1928), «Соловки» (1928), «Песнь о Великой Матери» (1931), стихотворного цикла «О чем шумят седые кедры» (1933). Дошло до нас и несколько произведений, написанных в ссылке. Они свидетельствуют о том, что талант Клюева в крайне неблагоприятных для творчества условиях не только не угас, но и достиг новых вершин. Последние поэмы Клюева являются масштабными по замыслу произведениями, посвященными судьбам народа в переломные моменты его истории. Несмотря на доминирующий трагический колорит, главное в них – вера в преображение многострадальной России, в неистребимую способность народной души к возрождению.

Петербургским композитором В. И. Панченко написан цикл песен и романсов на стихи Клюева. В Вытегре, где поэт жил в конце 1910 – начале 1920-х гг., существует его музей. С 1985 г. в этом городе проводятся ежегодные Клюевские чтения. Кафедра русского языка Вологодского педагогического университета выпустила серию сборников научных работ, посвященных творчеству поэта.

С. Ю. Баранов, к.ф.н., профессор

Плюсануть


"Есенин, Белый, Блок и Клюев…Россия, Русь, о Русь моя!"
(Павло Тычина)
Николая Клюева казнили в 37-м, реабилитировали в 60-м, за границей переиздали в 69-м, у нас в 77-м. Первая книга о нём вышла в 90-м.

Кто же он такой Николай Клюев?
Николай Клюев - это олонецкий крестьянин и известный русский поэт серебряного века, представитель так называемого новокрестьянского направления в русской поэзии XX века. Наибольшую известность получили его произведения «Плач о Есенине» и поэмы «Погорельщина» и «Деревня». Был современником Ахматовой, Александра Блока, Гумилева, Есенина, Брюсова. Поддерживал с ними отношения и переписку. «Таинственный деревенский Клюев» называла его Ахматова и еще его называли "Олонецкий старец".

Клюев и Есенин

Поэму «Плач о Есенине» поэт Николай Клюев написал на смерь своего друга Сергея Есенина, оказывается их связывали очень сложные и даже близкие отношения. Любовь двух поэтов была настолько сильной, что вечный странник Клюев даже обзавелся постоянной квартирой в Петербурге. И примерно два года (1915-1917) Клюев и Есенин жили вместе. Используя свои связи, Клюев также спас Есенина от мобилизации в действующую армию.

Современники их говорят, что они жили вместе, как любовники, и в стихах рассказывали о своей любви. «Смиренный Миколай» и "изограф", называл Клюева Сергей Есенин.

Клюев в воспоминаниях современников

«Коренастый, - вспоминала Клюева жена писателя Н.Г. Гарина. - Ниже среднего роста. Бесцветный. С лицом ничего не выражающим, я бы сказала, даже тупым. С длинной, назад зачесанной прилизанной шевелюрой, речью медленной и бесконечно переплетаемой буквой «о», с явным и сильным ударением на букве этой, и резко отчеканиваемой буквой «г», что и придавало всей его речи специфический и оригинальный и отпечаток, и оттенок. Зимой - в стареньком полушубке, меховой потертой шапке, несмазанных сапогах, летом - в несменяемом, также сильно потертом армячке и таких же несмазанных сапогах. Но все четыре времени года, так же неизменно, сам он - весь обросший и заросший, как дремучий его Олонецкий лес...» .

Выдающийся дирижер Н.С.Голованов под впечатлением от чтения Клюевым своих стихов в письме к А.В. Неждановой сообщает: "Я давно не получал такого удовольствия. Этот поэт 55 лет с иконописным русским лицом, окладистой бородой, в вышитой северной рубашке и поддевке - изумительное, по-моему, явление в русской жизни"

В иконном ключе видел Клюева и литературовед, друг поэта П.Н.Медведев, писавший о его внешности: "Общий вид - благообразный, благолепный, тихий, скромный, прислушивающийся". Медведев отмечает там же даже "богомольные руки" поэта.

Николай Клюев, Сергей Есенин, Всеволод Иванов. Ленинград, 1924 г.

Несколько иначе запомнил Клюева поэт Г. Иванов: «Приехав в Петроград, Клюев попал тотчас же под влияние Городецкого и твердо усвоил приемы мужичка-травести. «Ну, Николай Алексеевич, как устроились вы в Петербурге» - «Слава тебе Господи, не оставляет Заступница нас, грешных. Сыскал клетушку, - много ли нам надо Заходи, сынок, осчастливь. На Морской за углом живу». - Клетушка была номером Отель де Франс с цельным ковром и широкой турецкой тахтой. Клюев сидел на тахте, при воротничке и галстуке, и читал Гейне в подлиннике. «Маракую малость по басурманскому, - заметил он мой удивленный взгляд. - Маракую малость. Только не лежит душа. Наши соловьи голосистей, ох, голосистей. Да что ж это я, - взволновался он, - дорогого гостя как принимаю. Садись, сынок, садись, голубь. Чем угощать прикажешь Чаю не пью, не курю, пряника медового не припас. А то, - он подмигнул, - если не торопишься, пополудничаем вместе. Есть тут один трактирчик. Хозяин хороший человек, хоть и француз. Тут, за углом. Альбертом зовут». - Я не торопился. - «Ну, вот и ладно, ну, вот и чудесно, - сейчас обряжусь». - «Зачем же вам переодеваться» - «Что ты, что ты - разве можно? Ребята засмеют. Обожди минутку - я духом». - Из-за ширмы он вышел в поддевке, смазных сапогах и малиновой рубашке «Ну вот, так-то лучше». - «Да ведь в ресторан в таком виде как раз не пустят». - «В общую и не просимся. Куда нам, мужичкам, промеж господ Знай, сверчок, свой шесток. А мы не в общем, мы в клетушку-комнатушку, отдельный то есть. Туда и нам можно».

Томская ссылка и казнь Клюева

Клюев у Советской власти вызывал раздражение своим негативным отношением к политике компартии ю В поэме «Погорельщина» и цикле «Разруха» он упоминает Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа раскулаченных и заключённых:
"... То Беломорский смерть-канал, Его Акимушка копал, С Ветлуги Пров да тётка Фёкла. Великороссия промокла Под красным ливнем до костей И слёзы скрыла от людей, От глаз чужих в глухие топи..."
Лев Троцкий написал о нём в те годы критическую статью и навесил опасный ярлык - «кулацкий поэт». Его по доносу Гронского (главный редактор «Известий», называвший Клюева «юродивым») Ягоде арестовывают в 2 феврале 1934 года и как «активного антисоветчика» и на пять лет из Москвы ссылают в Сибирь.
Сначала он живет в поселке Колпашево в Нарыме, потом по ходатайству Горького его переводят в Томск, где он поселяется по адресу переулок Красного Пожарника, 12.
Про свою жизнь в Томске он так писал друзьям:
«В Томске глубокая зима, - писал поэт, - мороз под 40 градусов. Я без валенок, и в базарные дни мне реже удается выходить за милостыней. Подают картошку, очень редко хлеб. Деньгами - от двух до трех рублей - в продолжение почти целого дня - от 6 утра до 4-х дня, когда базар разъезжается. Но это не каждое воскресенье, когда бывает мой выход за пропитанием. Из поданного варю иногда похлебку, куда полагаю все хлебные крошки, дикий чеснок, картошку, брюкву, даже немножко клеверного сена, если оно попадет в крестьянских возах. Пью кипяток с брусникой, но хлеба мало, сахар великая редкость. Впереди морозы до 60 градусов, мне страшно умереть на улице. Ах, если бы в тепле у печки!.. Где мое сердце, где мои песни..»

Икона Николая Клюева

Николай Чудотворец.

Есенин, которого с Клюевым связывали очень сложные отношения называл его "изографом" за его увлечение иконописью. Несмотря на лишения и необходимость просить милостыню он имел большую коллекцию икон, которые собирал на протяжении всей своей жизни. По описи 1935 года у Клюева было три старинных медных креста, 34 иконы на дереве и пять медных икон. Как считал сам поэт, среди них было три складня и 15 икон XVI-XVII вв., а одна (свт. Николай Чудотворец со свт. Григорием Богословом) даже XV века. В трудные годы, когда поэту приходилось перебиваться случайными заработками, он долгое время не хотел расставаться с древними иконами своего домашнего кивота, лишь в тридцатых годах, находясь в болезни и "большой нужде", как писал сам поэт, он продал несколько икон. При этом поэт заботился чтобы его иконы попали в хорошие руки: часть он предложил в музей, другую часть известному дирижеру и музыкально-общественному деятелю Н.С.Голованову.

Казнь Клюева


Бывшее здание НКВД в Томске, в подвалах которого ныне помещается Музей современной политической истории.
"На часах у стен тюремных,
У окованных ворот,
Скучно в думах неизбежных
Ночь унылая идёт.
Вдалеке волшебный город,
Весь сияющий в огнях,
Здесь же плит гранитных холод
Да засовы на дверях... "
(Николай Клюев)

В 1936 году, уже в Томске, Клюева вновь арестовали по спровоцированному органами НКВД делу контрреволюционного «Союза спасения России». На какое-то время его освобождают даже тогда из-под стражи только из-за болезни - «паралича левой половины тела и старческого слабоумия».


Но и это была лишь временная отсрочка. В мае 1937 года Клюева вновь арестовывают. Благодаря доносам «подельников» о том, что он и в камере пишет стихи и поэму о зверствах и тирании большевиков, следствие пришло к выводу, что Клюев Николай Алексеевич является руководителем и идейным вдохновителем существующей в г. Томске контрреволюционной, монархической организации «Союз спасения России.


Протокол допроса Клюева, в котором можно увидеть его данные и постановление тройки Управления НКВД Новосибирской области о том, что «Клюева Николая Алексеевича расстрелять, а лично принадлежащее ему имущество конфисковать" хранится в литературном музее. 23-25 октября 1937 года (так указано в выписке из дела) постановление тройки было приведено в исполнение.

Дома, где жил Николай Клюев в Томске
В Томске сохранилось два дома (пер. Красного Пожарника, 12 и Мариинский переулок, 38 (ныне 40)), в которых в разное время жил поэт.


Дом в Томске (ул. Красного пожарника, 12), где жил Клюев в 1934-1937 гг.
Последний дом поэта по ул. Ачинская, 15, был снесен.


Эта доска находится сейчас в литературном музее дома Шишкова.

Ее открыли в сентябре 1999 г. в доме по переулку Ачинскому, 15, но когда дом сносили ее передали в музей.


Место массовых захоронений жертв политических репрессий на Каштаке в Томске.

Фото и информация о жизни и творчестве Клюева отсюда:

1. Введение

Детство и юность будущего поэта

Поэзия и революция 1905 года

Клюев и Блок

«Сосен перезвон» – промежуточный итог

Переход к фольклору

Плавный разрыв с литературными кругами

2.7. Последние годы

3. Список литературы.
Введение:

В блистательной плеяде имен русских поэтов начала века имя Николая Клюева стоит особняком, как бы в стороне от прочих. Его путь кажется нам неровным, неясным, более «скрытым», чем у других его современников, а его судьба – драматичней, безрадостней

«Народный поэт», чье имя гремело некогда по всей России, оказался с конца 20-х годов на полвека вытеснено из родной культуры и литературы.

Неотчетливость, размытость наших представлений о Клюеве объясняется тем, что жизненный путь его еще не изучен. Ореол тайны сопутствует имени поэта, его личность овевают легенды, догадки, домыслы. Биография Клюева намеренно затемнена самим поэтом, творившим легенды о своей жизни. Не понятый до конца жизни он кажется таким и поныне.

Начиная с 20-х годов, Николая Клюева не раз пытались вычеркнуть из литературы. В 1924 году пролетарский поэт Василий Князев писал в книге «Ржаные апостолы»: «Клюев умер. И никогда уже не воскреснет; не может воскреснуть: нечем жить…». Это была первая попытка изъять Клюева из литературы. В 1937 году Николая Клюева выслали в Нарымский край. Несколько десятилетий о Клюеве упорно молчали в нашей стране. И лишь в наше время благодаря исследователям творчества писателя, мы можем иметь представление о том, кто такой был Николай Клюев, каков был его жизненный и творческий путь, какой вклад он внес в родную литературу
2. Жизнь и творчество Николая Алексеевича Клюева

2.1. Детство и юность будущего поэта

Николай Алексеевич Клюев родился в небольшом селении Коштуги, расположенном Вытегорском уезде, Олонецкой губернии. Жители селения Коштуги отличались набожностью, так как ранее здесь обитали раскольники. В этом крае, расположенном на берегу реки Андомы, среди дремучих лесов и непроходимых болот прошло его детство. Родина Николая Клюева славилась своими певцами и сказателями. С Каштугской волостью Клюев расстался еще в раннем детстве. В 90-х годах его отец перебрался в деревню Желвачево Макачевской волости Вытегорского уезда. Получив место сидельца в казенной винной лавке. Отец Клюева был прежним простым, уверенным в себе крестьянином.

О матери Клюева следует сказать особо, хотя сведения о ней чрезвычайно скудны. Его мать родилась в 1851 году, и по свидетельству помнивших ее вытегорских сторожил. Была женщиной высокого роста, всегда одетой в платье темного цвета с черным платком на голове. Отличалась мягким приветливым нравом. Клюев обожал свою мать, называл ее «былиницей», «песенницей», и никогда не забывал отметить, что именно она обучала его «грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости. Однако образ матери, вырастающий в рассказах Клюева, сильно стилизован. Он создавался уже в 10-е годы, когда стало распространяться представление о Клюеве как о вождей и «страдальцев» русского раскола. Повествование о матери Клюев пытался обосновать и удостоверить свою родовую причастность к «праотцам» – старообрядцам. Будучи уже известным поэтом, Клюев неоднократно напоминал о древности своего старообрядческого крестьянского рода, возводя истоки его, и кровные и духовные, и литературные к неистовому аротопопу Аввакуму:

Когда свяжу свою вязанку
Словесных слов, медвежьих дум?

«К костру готовьтесь спозаранку» –

Гремел мой прадед Аввакум!

Поэт не раз пытался представить ее носительницей той культуры, которой он последовательно овладел сам, но отнюдь не в детстве, а позднее уже в зрелые годы. Старообрядческие корни семьи Клюевых – факт вполне правдоподобный, мать Николая Клюева была из семьи старообрядцев. Смерть матери в 1913 году была для Клюева страшным ударом Памяти матери посвящены «Избяные пени» – одна из вершин зрелой поэзии Клюева. «Мои «Избяные песни» отображают мое великое сиротство и святыню – мать». Эти замечательные строки о матери мы находим в автобиографическом очерке Клюева «Гагарья судьбина».

Биограф поэта, полагает, что мать и отец были грамотными людьми, поскольку в доме находилось «немало старопечатных и рукописных книг».

У Клюевых было трое детей: кроме Николая (младшего) – сын Петр и дочь Клавдия. О Петре Клюеве известно, что он учился в Вытегре, потом стал чиновником в почтово-телеграфном ведомстве , служил в Кронштадте, а после Октябрьской революции – в Вытегре.

Сестра поэта, Клавдия, также училась в Вытегре, затем работала сельской учительницей и приблизительно в 1909–1910 годах вышла замуж за своего земляка Василия Расшеперина и уехала с ним в Петербург. Наезжая в 1911–1915 годах в Петербург, Клюев неизменно навещал Рашепереных и подолгу жил у них.

Напрашивается вывод, что семья Клюева, и тем более будущий поэт, неимела прямого отношения ни к земле, ни к какому-либо другому крестьянскому труду.

В 1893–1895 годах Клюев «учился в церковно-приходской школе, а затем в двухклассном городском училище». После окончания училища Клюев обучался в Петрозаводской фельдшерской школе, но спустя год был отчислен по состоянию здоровья. В1912 году Брихничев писал со слов Клюева «Совсем юным, молоденьким и чистым, попадает поэт в качестве послушника в Соловетский монастырь, где проводит несколько лет». Николай поражал своих современников своей начитанностью, своими обширными познаниями в различных областях.… Не приходиться сомневаться, что и в юном, и зрелом возрасте Клюев учился в основном самостоятельно, много читал, обдумывал и запоминал прочитанное. И своим необычайным развитием обязан только себе, своей исключительной жажде знания. Кроме того, Брихничев предполагал, что «на развитие поэта немало оказало влияния время от времени появляющиеся в селении ссыльные с Кавказа и других мест». Одно из самых загадочных мест в биографии Клюева – его скитания в юности по России, его пребывания на хлыстовском корабле, его связи с сектантами. В одном из своих очерков Клюев утверждал, что бывал на Кавказе, где виделся с разными тайными людьми, что исходил всю Россию с севера на юг от Норвегии до Персии. Клюев любил расцвечивать свою биографию яркими, но вымышленными эпизодами, часто «дурачил» своих слушателей» – подчеркивал. Рассказы Клюева о себе – не сплошной вымысел, в них причудливым образом соединяются факты и фантазия. Используя, возможные подлинные события. Клюев на деле «обогащал», «расцвечивал» эту основу, превращая ее «сказ», который с годами обрастал у него подробностями, совершенствовался. Иначе говоря, Клюев создавал поэтический миф. Все его творчество явственно тяготеет к мифологическому!

Итак, все, что касается первых двадцати лет жизни Клюева, покрыто туманом, сомнительно. Неопределенно!

2.2. Поэзия и революция 1905 года

О настроениях и взглядах Клюева в гг. позволяет судить его раннее стихотворение, носившее свободолюбивый характер. Первые стихотворения в сборнике «Новые поэты» в 1904 году. Это весьма наивные и горькие сетования поэта, остро ощущавшего царящие в жизни разлад, неблагополучие, нарушение естественных связей между Природой и социальным миром. Единственное отдохновение для страдающего поэта – сближение «вольной» и прекрасной Природой:

Я опять на просторе, на воле

И любуюсь красою небес

……………………………

В этом царстве зеленом природы

Не увижу рыданий и слез

Негодование и гнев поэта нарастает в стихотворениях 1905 года, вызванных к жизни начавшейся в стране революции. Они публиковались в сборниках «Народного кружка», состоявшего из писателей «самородков».

Многое в стихах молодого Клюева напоминает творчество крестьянских поэтов XIX-века и их последователей, поэтов «суриковцев», чья муза была жалобной и заунывной. Основной же темой их творчества была горемычная бедняцкая доля; ведущий мотив – безысходность. Гневные, бунтарские настроения усиливаются в его стихах, начиная с 1905 года. Освобождение народа от великого рабства – этим биографических пафосом проникнуты клюевские стихотворения революционной поры. Он верит, что жизнь изменится с приходом революции.

На революционные события Клюев откликнулся не только свободолюбивыми стихами, поэт с головой погружается в пропагандисткою работу: на собраниях и сходках крестьян призывает к неповиновению властям и разъясняет решения Всероссийского Крестьянского союза. Клюев берется за просветительскую работу, за организацию митинга народной самодеятельности, создание народного театра как одного из главных средств пропаганды массовой революции. Он читает на «красных вечерах» свои стихи, произносит речи, оказывая огромное впечатление на слушателей:

Распахнитесь орлиные крылья,

Бей, набат, и гремите грома, –

Оборвалися цепи насилья,

И разрушена жизни тюрьма!

В апреле 1905 года Клюев был привлечен к дознанию Московским жандармским управлением в связи с распространением в Кусково среди рабочих Московско-нижегородской железной дороги прокламаций революционного содержания.

В конце 1905 – начале 1906 гг. поэт продолжает свою деятельность в родных местах – Вытегорском уезде Олонецкой губернии. В январе 1906 года за антиправительственную пропаганду Клюев был арестован и заключен в тюрьму, где провел четыре месяца, а затем был переведен в петрозаводскую тюрьму, где пробыл еще два месяца. Это было его первое заключение. Благодаря милосердному решению суда, Клюев выходит на свободу после полугода тюрьмы.

Революционный дух Клюева не был подавлен в тюремных стенах. Оказавшись на воле, он немедленно вступает в связь со своими единомышленниками, продолжая писать стихи, проникнутые гражданским пафосом.

В 1905 году в сборниках «Волны» и «Прибой» увидели свет пять стихотворений: «Безответным рабом…», «Где вы порывы Кипучие…», «Народное горе…», «Слушайте песню простую…» и «Гимн свободе». В стихотворении «Слушайте песню простую…» поэт заявил о своем гражданском призвании:

Песни, про старые годы

Стыдно теперь распевать.

Новые песни свободы

Надобно миром слагать.

Сознательное противопоставление горьких «старых» песен новым, призывающим к борьбе, к мужеству, содержатся в стихотворении «Безответным рабом…». Основной мотив всех пяти стихотворений – «с бесстрашием ринемся к битве…». Одно из лучших стихотворений («Где вы, порывы кипучие») поэт посвящает преследуемым самодержавием борцам за свободу, подражая поэтам-демократам прошлого поколения:

Где вы, порывы кипучие,

Чувств безграничный простор,

Речи проклятия жгучие,

Гневный насилью упор?

Где вы, невинные, чистые,

Смелые духом борцы,

Родины звезды лучистые,

Доли народной певцы?

Родина, кровью облитая,

Ждет вас, как святого дня,

Тьмою кромешной покрытая

Ждет, не дождется огня!

Этот огонь очистительный

Все выносящий народ!

Даже в лирику природы, в тихий «сосновый край» врываются воспоминания о жертвах и «гулких казематах»:

Зимы предчувствием объяты,

Рыдают сосны на бору;

Опять глухие казематы

Тебе приснятся ввечеру.

В годы наступившей реакции Клюев остается певцом «святой мечты», «надежды на лучшую долю».

В 1906 году Клюев стремиться войти в связь с социал-демократами и революционерами. Молодой Олонецкий поэт уже не боец-одиночка. Ужев1905 году у него устанавливаются конспиративные связи с единомышленниками в других городах. Некоторые из них это Мария, и Александр Добролюбовы, Леонид Дмитриевич Семенов, Виктор Сергеевич Миролюбов. Это люди революционеры пропагандисты, охваченные народолюбивыми настроениями. Клюева они знали и ценили не только как активного борца за «народное дело», уже пострадавшего за свои убеждения. Олонецкий поэт-революционер вызывал у его петербургских знаковых доверие и сочувствие.

2.3. Клюев и Блок

В конце 1907 года у Клюева завязываются отношения с Александром Блоком. Это знакомство оказалось большим событием в жизни Николая Клюева.

Первое письма Клюева к Блоку было написано в конце сентября – начале октября 1907 года. Поэт-крестьянин мечтал печататься в известных журналах того времени, остро нуждался в покровителях, и, прежде всего, хотел видеть в этой роли Блока – поэта, чьи стихи были ему особенно созвучны.

Начавшаяся осенью 1907 года переписка между Олонецким и петербургским поэтами сразу же оказалась содержательной и нужной для обоих. Второе письмо Клюева к блоку было «программным». Олонецкий поэт как бы вступает в разговор с Блоком не от собственного имени, а от имени народа, насильственно отторгнутого от умственного труда и культурных ценностей. Клюев укоризненно и не без угрозы пишет о «дворянской везде сущности», о «необоримой стене не сближения», о «духовной зависимости» крестьян от «господ». Письмо Клюева было отчасти «спровоцировано» письмом Блока, содержащим «очень отвлеченные оправдания в духе «кающегося дворянина». В чисто народническом духе Блок полагал, Что русская интеллигенция находится в долгу у народа. Оторвавшийся от «почвы» интеллигент должен искупить свой «грех» приблизившись к народу, в котором якобы скрыта религиозная, правда.

Таким образом, Клюеву было нетрудно понять, что именно мучает Блока; он сразу же подхватил затронутую тему. Его второе письмо было насквозь проникнуто духом социального протеста, тон его резок, местами появляются обличительные нотки. Блоковские сомнения, бесспорно, пересекались с собственными мнениями Клюева той поры.

В течение нескольких лет Клюев продолжал воздействовать на Блока, пытался склонить его к разрыву с «культурой», увлечь с художественного пути на путь религиозного служения.

Кульминационный момент в отношениях Блока и Клюева – письмо последнего, написанное 30 ноября 1911 года. Оно открыто и резко как ни в одном из более ранних писем. Клюев выступает против «иноземщины», овладевшей, по его мнению, Блоком. И все же окончательно перейти на сторону Клюева Блок не мог и не находил нужным. Путь, на который призывал его вступить Клюев, Блок считал «не своим».

Клюев признавал в Блока как старшего в поэзии, восхищался его творчеством и постоянно присылал ему свои стихи для отзыва и публикаций в журналах. Блок же, со своей стороны, охотно помогал олонецкому поэту.

2.4. «Сосен перезвон» – промежуточный итог

Первым произведением Клюева, напечатанным в «Новой земле», было стихотворение «Под вечер». Начиная с февраля 1911 года участие Клюева в «Новой земле» становится систематическим. Стихотворения Клюева, иногда и проза, появляются теперь в каждом номере. В годах Клюев публикует в журнале значительную часть своих стихотворений, составивших сборники «Сосен перезвон» и «Братские песни».

Стихотворения, составившие эти сборники, создавались в эпоху пост революционной реакции в годах. Воспоминания о днях борьбы сочетаются в них с картинами безрадостного настоящего. Сборник полон скрытых намеков, его образы Символичны. Анализ стихотворений, составивших этот сборник, дает ясное представление не только о социально-общественных, но и религиозно-философических воззрениях молодого Клюева.

К 1911 году Клюев стал вполне сложившимся идеологом неонароднического склада. В октябре этого же года выходит книга «Сосен перезвон». Этот сборник был посвящен Блоку и не остался незамеченным у прогрессивно настроенных слоев общества. В конце 1911 и в 1912 году по страницам русской печати прокатывается волна откликов на первую книгу стихов Клюева – в основном одобрительных и даже восторженных. Так рождался экзотический образ «народного поэта», певца-сказателя, носителя «народной души» живущего единой жизнью с Природой и Богом. Неудивительно, что, едва появившись в 1911 году в петербургских и московских кругах, Клюев сразу вызвал к себе интерес, причем не только своими стихами, но и всей своей своеобразной личностью – внешностью, манерами, речами.

Итак, литературный дебют Клюева оказался, как видно, на редкость удачным. Со страниц ведущих русских газет и журналов было громогласно заявлено о появлении талантливого «народного» поэта.

В мае 1912 года были изданы «Братские песни» - вторая книга стихов Клюева. Критики разошлись во мнениях, оценивая этот сборник. Один из них утверждал, что в этой книге «не чувствуется трепета биения «огненной души» поэта, нет того страстного порыва, который придавал особую прелесть прежним стихотворениям Клюева. Потух внутренний огонь, освещающий стих поэта, и помертвели слова и образы его…»

Но все же в его сторону положительно высказывались такие критики как Гумилев, Брюсов и другие. Они говорили об оригинальности и необыкновенности первых клюевских книг, о ««народности» поэта, о провозвестнике новой силы, народной культуры».

2.5. Переход к фольклору

В творчестве Клюева периода с 1911–1912 гг. совершается перелом. Олонецкий поэт переходит от революционной поэзии к фольклору. В стихах поэта все более проникают мышление, быт, обычаи и язык русской церкви.

На смену Клюеву-литератору приходит Клюев-сказатель, собиратель и знаток русского фольклора, а также замечательный исполнитель народных былин и песен.

Первыми опытами в таком духе были «Песня о соколе и о трех птицах божьих», «Песня девушки». Оба этих народных произведения Клюев ввел в первое издание книги «Сосен перезвон». Переход Клюева от литературного языка к эпическому протекал постепенно. В гг. его поэзия еще как бы раздваивается между лирикой и фольклором. Стилизация «под фольклор» получилась весьма удачно. Это в полной мере относится к «Братским песням», в основе которых лежали, конечно, не раз слышанные Клюевым старообрядческие песнопения и молитвы.

К сентябрю 1912 года помимо сборников «Сосен перезвон» и «Братских песен» у Клюева выходит в свет две маленькие книжки, обе были изданы по инициативе Брихничева в июле-августе 1912 года в серии «Библиотека «Новая земля»». Осенью 1912 года Клюев заканчивает работу над третьим сборником своих стихов и дает ему название «Лесные были». Издать его сборник взялся.

2.6. Плавный разрыв с литературными кругами

В декабре 1912 года происходит разрыв между Брихничевым и Клюевым. Из-за вступления первого против Клюева с обвинением в плагиате и помимо этого в алчности , корыстолюбии и так далее.

Около 10 октября 1912 года Клюев из Москвы возвращается в Петербург. Где живет три месяца, поддерживая дружбу с Городецким. В середине 1913 года поэт покидает Петербург и до сентября 1915 года более нее появляется в столице. Его отношения с петербургскими литераторами на время затихают.

Итак, в годах Клюев на время оказался вне литературных группировок, что отчасти скрашивалось для олонецкого поэта все еще растущей в России известностью. В феврале – марте 1913 года в издательстве почти одновременно выходят в свет «Лесные были», и «Сосен перезвон» (второе издание) Их появление оказалось заметным событием в истории русской дореволюционной поэзии.

Осенью 1911 года в Петербурге Клюев завязывает отношения с редакцией журнала «Аполлон», где печатались и символисты, и будущие акмеисты. К этому времени Клюев был уже лично знаком с Ахматовой Гумилевым. Тогда же в 1911 году в Петербурге образовался «Цех поэтов» - поэтическое объединение во главе с Городецким и Гумилевым и другими акмеистами. Именно они пытались обратить в то время внимание читающей русской публики на молодого поэта из Олонии, всячески поддерживали его.

С 24 апреля 1915 года между Клюевым и Есениным завязываеться дружба. Они вместе посещают друзей, писателей, художников, много общаются с Блоком. Зимой в годах Клюев и Есенин уверенно вступили в круг столичных писателей, Они посетили Гумилева, Ахматову, Горького.

В январе 1916 года Есенин и Клюев приезжают в Москву. В союзе с молодым Есениным, чей талант он оценил сразу же, как только увидел в печати его стихотворения, Клюев надеялся привлечь внимание публики к «крестьянской» поэзии. Публичные чтения в Москве и Петербурге были чрезвычайно важны для него. Влияние Клюева на Есенина в то время было огромным. Всячески опекая своего «меньшего брата» Клюев старался нейтрализовать воздействие, которое оказали на Есенина другие литераторы. Есенин же в свою очередь считал Клюева своим учителем, и очень любил его.

В 1916 году в издательстве выходит почти одновременно две книги: «Радуница» Есенина и «Мирские думы» Клюева. Этот четвертый сборник стихотворений Клюева, как и предыдущие его книги, имели двойственную структуру. В литературе бытует мнение, что «Мирские думы» проникнуты псевдорусским лжепатриотическим пафосом. Клюев пытается взглянуть на современные события глазами «народа», говорить о них «народной» речью, его восприятие русско–германской войны скорее отражает тот патриотический подъем, которым были захвачены тысячи крестьян, одетых в солдатские шинели. Герои Клюев сражаются не «за царя и отечество», но прежде всего - за родную русскую землю, и даже отношение Клюева к «чуждальщине» и «басурманской орде» передано в стилистике народных представлений о «германце»:

Народилось железное царство

Со Вильгельмщищей, царищем поганым.

У него ли, нечестивца, войска – сила,

Порядового народа – несусветно;

Они веруют Лютеру-богу,

На себя креста не возлагают,

Главное, Что привлекает и пленяет читателя «Мирских дум», - это образец родины, России, запечатленный поэтом выразительно, ярко.

В начале 1919 года поэт некоторое время остается в Петрограде. Но уже в 1919 году он едет в Вытегру, где 23 февраля на празднике – годовщина создания Красной Армии, выступает «с приветствием Красной Армии» и читает стихотворение «Гимн великой Красной Армии». Выступая перед земляками, Клюев особенно часто обращается с напутственными словами к бойцам, отправляющимся на фронт. Речи Клюева произвели на слушателей незабываемое впечатление.

В 1919 году Клюев переживал явный творческий подъем. Его произведения систематически печатались в уездной газете: стихи, статьи, рецензии, заметки. Однако с небывалой прежде энергией Клюев отдавал в тот год свои силы публицистической прозе.

Как и в годы первой русской революции, Клюев, своих произведениях, не перестает обличать врагов – «богачей и льстецов», «людей насилия и хитрости, пособников угнетения». «Проклятие – восклицает он – проклятие вечной этой прожорливой смрадной саранче, попирающей ногами кровь мучеников и насмешливо помавающей своим поганым рылом искупительному кресту, на котором нынче распинается красная Россия.

И все же для Клюева, прежде всего – религиозная великая мистерия: в ее очистительном огне сгорает старый мир и зарождается новый. Однако непомерный восторг и «огненное восхищение» Клюева, уже в те годы омрачилась реальностью. Клюев полагал, что первоочередная задача Советской власти – заботиться о красоте и культуре, о сохранении духовных ценностей русского народа. Народная культура в понятии Клюева была неотделима от религии и церкви, а как раз с ними и велась борьба, и все это тревожило Клюева. Он много размышлял о судьбах народного искусства и о «Великом Народном Зрении». Он собирал иконы по окрестным деревням, древние рукописные книги и предметы старины – возможно надеясь спасти их от уничтожения. Клюев не оставляет надежды на то, что в Советской России, где «правда должна стать фактом жизни», будет признано великое значение народной культуры, «её связь с культурой Советов». Но события развивались не так, как мечталось Клюеву. Гражданская война не затихала, усилилась разруха и голод, в деревнях становилось безлюдно. Апокалиптические предчувствия поэта, казалось, подтверждались; отчаяние, ощущение всеобщей гибели охватывали поэта.

В 1919 году выходит в свет двухтомник сочинений Клюева – «Песнослова». В него он включает ряд стихотворений, не попавших в его предыдущий сборник «Медный Кит», В частности цикл «Ленин». «Песнослов « был итоговым изданием: по нему можно проследить всё творчество Клюева от 1905 до 1918 года.

С февраля 1919 по май 1920 года Клюев не покидал Вытегры. Весной1920 года Клюева исключают из партии. Его религиозность посещение церквей и почитание икон вызывали недовольство у части вытегорских коммунистов. Сначала это было просто недовольство, в дальнейшем прения в партии приняли весьма бурный характер.

В х. годах Клюевым овладевают противоречивые настроения. Ими проникнуты его стихотворения тех лет, большая их часть вошла в сборник «Львиный хлеб». В новой книге Клюева перед читателем развертывается картина горящей и гибнущей «неприкаянной» России. «Россия плачет пожарами», "Умирают звезды и песни», «Над мертвою степью безликое что-то родило безумие, тьму, пустоту» - эти и подобные строчки придают сборнику «Львиный хлеб» жуткую трагическую окраску. Звучат так же и традиционные Клюевские темы: отрицание Города, Запада, «мадам Культуры». «Не завите нас в Вашингтоны, В смертоносный, железный край»; «От Маркони, Радио вервий Саваоф не милует нас» и так далее. Но главное в этой книге – насыщенность образами Востока. «Львиный хлеб» это, в конце концов – судьба Запада Востока, - говорил Клюев о своей книге. Продолжаться в «Львином хлебе» и начатая еще в 1981 году полемика Клюева с пролетарскими поэтами.

В 1923 году выходит новый сборник Клюева «Ленин», состоящий из двух разделов: «Багряный лев» и «Огненный лик». Первый раздел образовал десять стихотворений цикла 2Ленин»; второй - революционные стихотворения Клюева. В этом же году Клюев перебирается в Ленинград. Литературная ситуация в Ленинграде в 1924 году была бы иной, нежели в первые революционные годы: на авансцену вышла целая плеяда талантливых молодых писателей. Со многими из них у Клюева устанавливаются дружеские отношения. Продолжается его общение с писателями старшего поколения (Ахматова, М. Кузьмин). Клюев вел довольно не замкнутый образ жизни. Он охотно посещал своих многочисленных знакомых, бывал на выставках, выступал на литературных вечерах. В годах периодических изданиях появляются его стихи, но все же Клюева печатают неохотно. Отношение к нему уже в те годы во многом определяется статьей Троцкого и книгой В. Князева «Ржаные апостолы» с подзаголовком «Клюев и клюевщина». Все чаще соединяется с именем Клюева эпитет «кулацкий». Миф о Клюеве – «народном поэте» уступает новому мифу, закрепленному официальной критикой и стойко державшийся в советской печати более десяти лет.

В последние дни июля 1924 года Клюев уезжает из Ленинграда в Вытегру. Его провожают Есенин, И. Марков и прочие друзья. Последующие десять лет жизни Клюева до его ареста в феврале 1934 года – это период жестокой нужды. В июле 1924 года он просит о помощи Всероссийский Союз писателей которую он получает вместе с другими писателями.

К м. годам относиться несколько стихотворений Кюева, где поэт пытаться перейти на «мажорный» лад. Это «Богатырка», «Ленинград», «Застольная», выдержанные в приподнятом духе советской поэзии 20 – х годов:

Как с волчьей метелицей споря,

По-лоцмански зорко лобат,

У лысины хмурого моря

Стоит богатырь Ленинград.

Гудят ему волны о крае,

Где юность и Мая краса,

И ветер лапландский вздувает

В граничных зрачках паруса.

Более точно отражает подлинные настроения Клюева 20 – х годов стихотворение «Наша собачка у ворот отлаяла…», чудом проникшее тогда в печать.

28 Декабря 1925 года умирает Есенин – «песенный брат» Клюева. Его смерть потрясла Клюева; до конца своих дней он вспоминал о нем с неизменной любовью. Истинным памятником ушедшему другу была поэма-реквием «Плачь о Сергее Есенине». Эта поэма характерна для «эпического» стиля позднего Клюева. В ней органически сливаются воедино оба потока клюевской поэзии: эпос и лирика, стилизация и «свое». Это произведение многоплановое, затемненное густым слоем метафор-загадок, сложной символикой. В течение 1926 года Клюев не раз выступал с чтением этой поэмы. Поэма «Плач о Сергее Есенине» была полностью напечатана ленинградским издательством «Прибой» в 1927 году.

Вторая поэма этого периода – «Деревня», вся поэма проникнута ощущением катастрофы, которая произошла с Россией, болью за ее судьбу:

Ты Рассея, Рассея-теща,

Насолила ты лихо во щи,

Насмолила кровушкой кашу…

Оптимистические нотки, которые звучат в начале, и в конце поэмы, - это неугасающая надежда Клюева на осуществление его крестьянской утопии – избы с «матицей пузатой» и «урожайным Богом». К тому же поэма содержала и весьма прозрачные угрожающие намеки. Не удивительно, что сразу же после появления «Деревни» в печати начались росные нападки на Клюева. Первым выступил известный «комсомольский поэт» А. Безыменский. Его статья послужила сигналом к атаке на Клюева.

С 1926 года начинается сближение Клюева с Сергеем Клычковым, живущим в Москве. Поэты познакомились еще до революции, ценили друг друга, но особой дружбы между ними не было.

В начале 1927 года Клюев пишет новую поэму «Погорельщина», которую считает вершиной своего творчества и охотно знакомит с ней своих слушателей. В начале января 1929 года он исполнял ее в ленинградском Доме писателей. В феврале 1934 года Клюев признается следователю, что читал «Погорельщину» «у Софьи Андреевны Толстой, у писателя Сергея Клычкова и в некоторых других местах…». Более чем другие поэмы 20 –х годов, «Погорельщина» обнажает красочную, изобразительную, «иконописную» манеру зрелого Клюева.

В марте 1928 года выходит в свет последний прижизненный сборник Клюева – «Изба в поле». Сборник состоял из трех разделов и посвящен был «Памяти матери». В него вошли стихотворения Клюева годов; все они печатались ранее, однако некоторые из них появились теперь в переделанном виде.

2.7. Последние годы

Рубеж 20-30-х годов совпал с «революционным переворотом» в деревне. Сплошная коллективизация и новая политика в отношении кулачества, не могли не отразиться на «крестьянской» литературе. 1928 год стал переломным для «крестьянской» литературы. На пленуме Центрального Всероссийского Общества крестьянских писателей в мае 1928 года говорилось, что «крестьянский писатель должен неизбежно становиться пролетарским писателем деревни.

В июне 1929 года был созван 1 Всероссийский съезд крестьянских писателей прошедший под лозунгами: Очиститься от ненужного балласта и привлечь новые творческие силы. Развернуть активную творческую борьбу против кулацкой идеологии в литературе и так далее. На съезде с докладом выступил, в котором подчеркивал, что «крестьянство расслоено, и его писатели так же. К ним мы относимся просто как к врагам…» Под «врагами» подразумевался, прежде всего, Клюев. Рядом с его именем имена Есенина, Клычкова, Орешина.

Не ме5ние резко говорилось о Клюеве и на 1 Всероссийском съезде крестьянских писателей. Клюева обвинили во вредном влиянии на вузовскую молодежь.

Подвергаясь не утихающей травле, Клюев полностью устраняется из литературы. С 1929 года его совсем перестают печатать; им явно интересуется НКВД. Невыносимая обстановка, сложившаяся в Ленинграде, заставляет Клюева искать возможности перебраться в Москву

В конце 20-х годов здоровье Клюева резко ухудшается, что заставляет его начать хлопотать о персональной пенсии. Спустя несколько месяцев после его запроса, в июле 1931 год, комиссия по перерегистрированию состава Союза писателей предлагает Клюеву представить в Союз «развернутую подробную критику своего творчества и общественного поведения». Клюев отказался и на заседании бюро секции поэтов от 9 января он был выведен из ее состава.

Осенью 1931 года Клюев получает от Литфонда путевку в сочинский Дом отдыха печатников. На Кавказе он проводит весь ноябрь.

В конце 1931- начале 1932 года Клюев живет в Москве, пользуясь гостеприимством артиста Большого театра. С ним и его женой, у Клюева устанавливаются доверительно близкие отношения. Наконец, к лету 1932 года при поддержке Союза писателей Клюев становиться московским жителем; он получает право занять две крохотные комнатки в Гвардейском переулке. Клюев обставляет их на свой обычный манер – деревенской утварью, предметами народного творчества, обвешивает стены иконами. Здесь он проводит около двух лет – последних в его «вольной» жизни.

Начиная с 1929 года, он уезжает отдыхать в Вятскую губернию, в село Потрепухино, расположенное на реке Вятке неподалеку от города Кураки (ныне г. Советск). Однажды, по рассказам А. Н. Яр-Кравченко, сопровождавшего Клюева, на Котельническом тракте Клюев увидел колону «раскулаченных» их гнали в ближайший город. Люди изнемогали, многие не могли идти, просили пить. Конвойные вели себя грубо, издевались над арестованными. Клюев, не отрываясь, с побледневшим лицом смотрел на этап. Сцена произвела на него неизгладимое впечатление.

Происходящие в стране события, как и свое изгнание из советской литературы, Клюев переживал очень болезненно . В 1932 году он пишет стихотворение «Клеветникам искусства» в котором гневно и горестно обрушивался на тех, кто в течение десяти лет душил, как ему казалось, русскую поэзию:

Пегасу русскому в каменоломне

Нетопыри вплетались в гриву

И пили кровь, как суховеи ниву…

Все попытки Клюева пробиться в печать остаться безрезультатными. Поэт готов даже идти на уступки, соглашаться на изменения в тексте своих сочинений, но и это не помогает. Единственная публикация 33-х годов цикл «Стихи в колхозе» - выразительный пример «перековки», перехода виднейшего «кулацкого» писателя на «социалистические» позиции. За годы им было создано более десятка «длинных» стихотворений, характерных для его поздней манеры: взволнованные, иногда интимно-игривые повествования, выполненные как бы «вязью». Стихотворения представляют собой многострочные развернутые композиции, густо насыщенные метафорами и иносказаниями, редкими малопонятными словами.

В трудные дни, когда Клюева не печатали, ему помогал редактор «Известий» с пайком и одеждой, посылал его в творческие командировки. Он же, возмущенный выходками Клюева, его тайной ненавистью к большевикам , оказался инициатором репрессий против поэта.2 февраля Клюева арестовывают за разложение литературной молодежи и затем отправлен коллегией ОГПУ в административную ссылку сроком на пять лет в поселок Колпашев Нарымского края (Томская область). Во время своей ссылки Клюев пишет мало – быт, тяжелая нужда убивали всякую возможность работать.

В эти трудные годы Клюев пишет во ВЦИК прошение о помиловании, но его заявление не нашло своего адресата , все боялись Сталинского террора.

В 1936 году его здоровье резко ухудшается. В марте Клюева разбил паралич, и он надолго был прикован к постели. После болезни он снова старается восстановить переписку и в одном из писем к Яр-Кравченко уведомляет, что возвращается в Москву. Это и послужило первой версией его гибели, которая долго бытовала в советские времена. Версия заключалась в том, что у Клюева произошел разрыв сердца на станции Таежная, а чемодан с его рукописями пропал. Вторая же версия состояла в том, что Николай Клюев умер в Томской тюрьме. И лишь в начале 1989 года стало известно из секретных документов, что Клюев умер не своей смертью, он был расстрелян 25 октября 1989 года по приговору – за «контрреволюционную повстанческую деятельность». Это дело по «Союзу спасения России» было сфабриковано сибирским НКВД, Клюева обвинили вождем этого Союза. Все рукописи были конфискованы. Клюев предвидел свою неизбежную, безвестную смерть в далеком краю и могилу без креста и погоста.

Выходец из деревни, но не крестьянин. Человек религиозного склада и одновременно – радикально «левый» народник. Поэт, достигший высокого мастерства, и стилизатор, устремленный к фольклору и архаике. Все это, как и многое другое, совмещалось в Клюеве и по-разному проявлялось – то явственней, то слабей – в разные периоды его творческой жизни.

«Настоящее» в Клюеве – его поэтический дар. В истории русской литературы Клюев останется не только мастером-стилизатором, но и выдающимся оригинальным поэтом. В 10-е и 20-е годы им было сложено немало замечательных стихотворений, «песен» и «плачей». В фольклорной стилизации Клюев добился больше, чем другие русские поэты, избравшие тот же путь. Клюев достиг высокого мастерства внутри созданной им художественной системы. Он был талантлив, и ему удалось передать в своих лучших произведениях и обаяние народных «песен» и «былей», и самобытную прелесть уходящей древней культуры. Поэзия Клюева – не анархизм , но живое настоящее нашей культуры. И в словах поэта, что природа выше Цивилизации – заключен глубокий смысл.

Отец, Алексей Тимофеевич Клюев (1842-1918) - урядник, сиделец в винной лавке. Мать, Прасковья Дмитриевна (1851-1913), была сказительницей и плачеёй. Клюев учился в городских училищах Вытегры и Петрозаводска. Среди предков были староверы, хотя его родители и он сам (вопреки многим его рассказам) не исповедовали старообрядчества.

Участвовал в революционных событиях 1905-1907 годов, неоднократно арестовывался за агитацию крестьян и за отказ от армейской присяги по убеждениям. Отбывал наказание сначала в Вытегорской, затем в Петрозаводской тюрьме.

В автобиографических заметках Клюева «Гагарья судьбина» упоминается, что в молодости он много путешествовал по России. Конкретные рассказы не могут быть подтверждены источниками, и такие многочисленные автобиографические мифы - часть его литературного образа.

Клюев рассказывает как послушничал в монастырях на Соловках; как был «царём Давидом… белых голубей - христов», но сбежал, когда его хотели оскопить; как на Кавказе познакомился с красавцем Али, который, по словам Клюева, «полюбил меня так, как учит Кадра-ночь, которая стоит больше, чем тысячи месяцев. Это скрытное восточное учение о браке с ангелом, что в русском белом христовстве обозначается словами: обретение Адама…», затем же Али покончил с собой от безнадёжной любви к нему; как в Ясной Поляне беседовал с Толстым; как встречался с Распутиным; как трижды сидел в тюрьме; как стал известным поэтом, и «литературные собрания, вечера, художественные пирушки, палаты московской знати две зимы подряд мололи меня пёстрыми жерновами моды, любопытства и сытой скуки».

Впервые стихи Клюева появились в печати в 1904 году. На рубеже 1900-х и 1910-х годов Клюев выступает в литературе, причём не продолжает стандартную для «поэтов из народа» традицию описательной минорной поэзии в духе И. З. Сурикова , а смело использует приёмы символизма, насыщает стихи религиозной образностью и диалектной лексикой. Первый сборник - «Сосен перезвон» - вышел в 1911 году. Творчество Клюева было с большим интересом воспринято русскими модернистами, о нём как о «провозвестнике народной культуры» высказывались Александр Блок , Валерий Брюсов и Николай Гумилёв .

Николая Клюева связывали сложные отношения (временами дружеские, временами напряжённые) с Сергеем Есениным , который считал его своим учителем. В 1915-1916 годах Клюев и Есенин часто вместе выступали со стихами на публике, в дальнейшем их пути (личные и поэтические) несколько раз сходились и расходились.

Стихи Клюева рубежа 1910-х и 1920-х годов отражают «мужицкое» и «религиозное» приятие революционных событий, он посылал свои стихи Ленину (хотя несколькими годами раньше, вместе с Есениным , выступал перед императрицей), сблизился с левоэсеровской литературной группировкой «Скифы». В берлинском издательстве «Скифы» в 1920-1922 годах вышли три сборника стихов Клюева.

После нескольких лет голодных странствий около 1922 года Клюев снова появился в Петрограде и Москве, его новые книги были подвергнуты резкой критике и изъяты из обращения.

С 1923 года Клюев жил в Ленинграде (в начале 1930-х переехал в Москву). Катастрофическое положение Клюева, в том числе и материальное, не улучшилось после выхода в свет его сборника стихов о Ленине (1924).

Вскоре Николай Клюев, как и многие новокрестьянские поэты, дистанцировался от советской действительности, разрушавшей традиционный крестьянский мир; в свою очередь, советская критика громила его как «идеолога кулачества». После гибели Есенина он написал «Плач о Есенине» (1926), который был вскоре изъят из свободной продажи. В 1928 году выходит последний сборник «Изба и поле».

В 1929 году Клюев познакомился с молодым художником Анатолием Кравченко, к которому обращены его любовные стихотворения и письма этого времени (насчитывается 42 письма Клюева). Преобладание воспевания мужской красоты над женской в поэзии Клюева всех периодов подробно исследовано филологом А. И. Михайловым.

Сам Клюев в письмах поэту Сергею Клычкову и В. Я. Шишкову называл главной причиной ссылки свою поэму «Погорельщина» , в которой усмотрели памфлет на коллективизацию и негативное отношение к политике компартии и советской власти. Аналогичные обвинения (в «антисоветской агитации» и «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений») были предъявлены Клюеву и в связи с другими его произведениями - и , входящими в неоконченный цикл . Во втором стихотворении цикла, например, упоминается Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа раскулаченных и заключённых:

То Беломорский смерть-канал, Его Акимушка копал, С Ветлуги Пров да тётка Фёкла. Великороссия промокла Под красным ливнем до костей И слёзы скрыла от людей, От глаз чужих в глухие топи…

Стихотворения из цикла хранятся в уголовном деле Н. Клюева как приложение к протоколу допроса.

По воспоминаниям И. М. Гронского (редактора «Известий ВЦИК» и главного редактора журнала «Новый мир»), Клюев всё более переходил «на антисоветские позиции» (несмотря на выделенное ему государственное пособие). Когда Клюев прислал в газету «любовный гимн», предметом которого являлась «не „девушка“, а „мальчик“», Гронский изложил своё возмущение в личной беседе с поэтом, но тот отказался писать «нормальные» стихи. После этого Гронский позвонил Ягоде и попросил выслать Клюева из Москвы (это распоряжение было санкционировано Сталиным). Мнение, что причиной ареста Клюева стала именно его гомосексуальность, высказывал также позднее в частных беседах М. М. Бахтин.

2 февраля 1934 года Клюев был арестован по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений» (статья 58, часть 10 УК РСФСР). Следствие по делу вел Н. Х. Шиваров. 5 марта после суда Особого совещания выслан в Нарымский край, в Колпашево. Осенью того же года по ходатайству артистки Н. А. Обуховой, С. А. Клычкова и, возможно, Горького переведён в Томск, где 23 марта 1936 арестован как участник церковной контрреволюционной группировки, однако 4 июля освобождён «ввиду его болезни - паралича левой половины тела и старческого слабоумия».

5 июня 1937 года в Томске Клюев был снова арестован и 13 октября того же года на заседании тройки управления НКВД Новосибирской области приговорён к расстрелу по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“». В конце октября был расстрелян. Как сказано в справке о посмертной реабилитации Клюева, он был расстрелян в Томске 23-25 октября 1937 года. Размытая дата расстрела, возможно, объясняется тем, что с 01:00 23 октября до 08:00 25 октября в Томске не было света ввиду ремонта местной ТЭЦ. В подобных случаях сотрудники НКВД, приводившие приговоры в исполнение в течение двух ночей (23 и 24 октября) с использованием фонаря «летучая мышь», могли оформить документы задним числом для всей партии только после того, как в городе появился электрический свет (25 октября). Вероятно, местом расстрела и братской могилы, где упокоился поэт, стал один из пустырей в овраге (так называемом Страшном рве) между Каштачной горой, и пересыльной тюрьмой (ныне - СИЗО-1 по улице Пушкина, 48).

Следователем по делу Клюева был оперуполномоченный 3-го отдела Томского горотдела НКВД младший лейтенант госбезопасности Георгий Иванович Горбенко.

Николай Клюев был реабилитирован в 1957 году, однако первая посмертная книга в СССР вышла только в 1977 году.

Статья из «Википедии»

Из крестьян-сектантов. Мать была сказительницей. В юности жил в Соловецком монастыре, ездил по поручению секты хлыстов в Индию, Персию.

КЛЮЕВ, Николай Алексеевич (1887, Олонецкая губерния, - 1937, Сиб. ж. д.) - русский советский поэт. Родился в крестьянской семье. Получил домашнее образование. Странствовал по России, принимал участие в движении сектантов. Первые книги Клюева - «Сосен перезвон» (1912, с предисловием В. Брюсова ), «Братские песни» (1912) и другие - выдержаны в стиле раскольничьих песнопений, духовных стихов, апокрифов. Вскоре Клюев сближается с кругом символистов и становится во главе т. н. ново-крестьянского направления (С. Есенин , С. Клычков , П. Орешин и др). В 1917-18 поэзия Клюева поддерживалась литературной группой «Скифы». В творчестве Клюева сказались приверженность к «избяной» старине, острая неприязнь к городу, к западной культуре, реакционно-утопические представления о будущем России («Не хочу Коммуны без лежанки…» ). Клюев приветствовал некоторые завоевания революции и в то же время выступал охранителем «дедовской веры», консервативных порядков. Своей поэзией он пытался вмешаться в ход исторической жизни и преобразить на старинный, патриархально-религиозный лад явления революционной эпохи. Его художественная система, питавшаяся формами богослужебной обрядности, древнерусской книжности, фольклора, в условиях Октября насыщалась злободневной политической фразеологией, что приводило к стилевому эклектизму («Господи! Да будет воля Твоя лесная, фабричная, пулемётная…» ). Для поэзии Клюева характерны пламенная проповедь и сентиментальная слащавость, сусальность, пристрастие к архаике, цветистая «изукрашенность» речи, словесная «вязь» и «пестрядь». Его образы зачастую превращались в широкие метафизические и космогонические построения, совмещающие мистическую символику с «земляным», «кондовым» бытом, «дремучую Русь» с Древним Востоком. Поэтика Клюева оказала влияние на раннее творчество Есенина и других крестьянских поэтов, в большинстве своём преодолевших воздействие «клюевщины», которая в истории советской поэзии стала синонимом идейной и эстетической реакционности. В начале 30-х годов Клюев был выслан в Нарым.

Соч.: Песнослов, кн. 1-2, П., 1919; Медный кит, П., 1919; Львиный хлеб, М., 1922; Четвёртый Рим, П., 1922; Ленин, 3 изд., П., 1924; Изба и поле, Л., 1928.

Лит.: Иванов-Разумник, Поэты и революция, в кн.: Скифы. Сб. 2-й, СПБ, 1918; Львов-Рогачевский В., Поэзия новой России. Поэты полей и гор. окраин, М., 1919; Абрамович Н. Я., Совр. лирика. Клюев. Кусиков. Ивнев. Шершеневич, [Рига], 1921; Гумилёв Н. , Письма о рус. поэзии, П., 1923; Князев В., Ржаные апостолы (Клюев и клюевщина), П., 1924; Хомчук Н., Есенин и Клюев (по неопубл. материалам), «Рус. лит-ра», 1958, № 2; История рус. лит-ры конца XIX - нач. XX века. Библиографич. указатель, под ред. К. Д. Муратовой, М. - Л., 1963.

А. П. Ковалёв

Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. - Т. 3. - М.: Советская энциклопедия, 1966

КЛЮЕВ Николай Алексеевич - поэт. Родился в крестьянской семье; литературную деятельность начал в 1912. Клюев является одним из виднейших представителей кулацкого стиля в русской литературе, оформившегося перед войной 1914 на основе форсированного выделения «хозяйственных мужичков» (столыпинские отруба и хутора). Поэтические черты этого стиля - стремление отрицать классовую борьбу в деревне, представив её как патриархально-идиллическое единство; резкая вражда к городу, разрушающему эту идиллию, рисуемую в религиозно-мистических и фантастических тонах, и стремление конфликтом города и деревни (взятых вне их социального расслоения) подменить те классовые конфликты, которые развёртываются в подлинной деревне (это и ведёт к отрыву от реальности и фантастико-мистическому изображению несуществующей деревни); наконец заострённо-враждебное отношение к социалистической революции и социальной перестройке, которое она с собой принесла. В ряде стихотворений Клюев с особенным пафосом развёртывает идиллические сусальные картины своей деревни, поэтизируя каждую мелочь в ней и превращая её в совершенно особый мир: «В селе Красный Волок пригожий народ, / Лебёдушки-девки, а парни, как мёд, / В молённых рубахах, в белёных портах, / С малиновой речью на крепких губах».

Эта «Избяная Индия» и является единственной носительницей творческого начала для Клюева: «Осеняет словесное дерево, / Избяную дремучую Русь». В ней для Клюева заключается всё подлинное, ценное:

«Олений гусак сладкозвучнее Глинки, Стерляжьи молоки Верлена нежней, А бабкина пряжа, печные тропинки Лучистее славы и неба святей».

Понятно, что изменение этого уклада, те новые моменты в жизни деревни, которые связаны в деревне с процессами, протекающими в городе, вызывают у Клюева резкую вражду: город он трактует как носителя бесовского начала в противовес божественному началу деревни; город для Клюева - «ад электрический». «Книги-трупы, сердца папиросные, ненавистный творцу фимиам», «Город-дьявол копытами бил, устрашая нас каменным зевом».

Характерно, что в дни империалистической войны Клюев мотивировал патриотизм своих оборонческих стихов тем, что в лице Германии на Русь ополчился мир машинной техники и городской культуры.

Вся эта система отношений к действительности, чётко намечающаяся ещё до Октября, это прославление богатой, сытой, «божеской», деревни естественно определяет и его отношение к революции. Первоначально, поскольку окончательная ликвидация дворянства совпадала с интересами кулачества, Клюев приемлет революцию, но уже здесь у Клюева выступает совершенно специфическое её понимание:

«Обожимся же, братья, на яростной свадьбе Всенародного сердца с Октябрьской грозой, Пусть на полке Тургенев грустит об усадьбе, Исходя потихоньку бумажной слезой».

Революция с самого начала трактуется Клюевым в тех же религиозных и даже монархических тонах («Боже, свободу храни, Красного государя коммуны»), понимается только как революция мужицкая: , «ставьте свечи мужицкому спасу» и т. д.

Даже образ Ленина даётся в религиозно-народнических тонах (, игуменский окрик в декретах»).

Пролетарская революция и её вождь гримируются под кулака, происходит сусально-националистическое и византийски-церковное искажение лица революции, выраженное в максимально-реакционной форме.

Это своеобразное кулацкое «приятие» буржуазно-демократических завоеваний революции органически связано ещё со стихами Клюева о революции 1905, резко враждебными помещичьему строю, но расплывчатыми и религиозными, стилизованными под старинку.

Однако по мере развития революции Клюев резко начинает от неё отталкиваться, снова развивая мотивы той же «особой» деревни, идущей по своим, «высшими силами» начертанным путям. Революция идентифицируется с тем же дьявольским городом, она разрушает клюевскую сусальную деревню:

«Древо песни бурею разбито, Не триодь, а Каутский в углу». «Облетел цветок купальской веры, Китеж-град - ужалил лютый гад».

И Клюеву остаётся только обращаться с мольбой к «Егорью» - «страстотерпец, вызволь, цветик маков». Революция разрушает старый уклад и поэтому яростно «разоблачается»:

«Вы обещали нам сады В краю улыбчиво далёком. На зов пошли - чума, увечье, Убийство, голод и разврат… За ними следом страх тлетворный С дырявой бедностью пошли, - И облетел ваш сад узорный, Ручьи отравой потекли». «Не глухим бездушным словом Мир связать в снопы овинные». «И цвести над Русью новою Будут гречневые гении».

Эта враждебность к пролетарской революции, постепенно разрушающей базу кулачества в деревне и наконец ликвидирующей его как класс, и является доминантой послеоктябрьского творчества Клюева, она же и вызывает весь тот культ старой, красочной, патриархальной деревни, которую он даёт в своих исключительно изощрённых в изобразительном отношении стихах. Эту свою установку на «старину» он демонстративно подчёркивает например в своём предисловии к сборнику «Изба в поле» , завляя, что «знак истинной поэзии - бирюза. Чем старее она, тем глубже её зелёно-голубые омуты…»

Поэмы «Деревня» и «Плач по Есенину» - совершенно откровенные антисоветские декларации озверелого кулака. Клюев открыто проклинает революцию за разоблачение мощей и т. д. и предрекает, что «мужик сметёт бородою» новое татарское иго. Так развёртывается социальная сущность клюевской «старорусской» эстетики.

Мироощущение вымирающего кулачества, цепляющегося за прошлое и отталкивающегося от революции, и выражено в творчестве Клюева как одного из наиболее ярких представителей кулацкого стиля, среди которых следует назвать Клычкова , Орешина , раннего Есенина и др.

Библиография: I. Песнослов, кн. I, изд. ЛИТО НКП, П., 1919; То же, кн. II, П., 1919; Медный Кит, изд. Петр. совдепа, П., 1919; Песнь солнценосца, Земля и железо, изд. «Скифы», Берлин, 1920; Избяные песни, изд. «Скифы», Берлин, 1920; Львиный хлеб, изд. «Наш путь», М., 1922; То же в изд. «Скифы», Берлин, 1922; Четвёртый Рим, изд. «Эпоха», П., 1923; Мать суббота, изд. «Полярная звезда», П., 1923; Ленин, Гиз, П., 1924; Изба и поле, М., 1928.

II. Каменев Ю., Литературные беседы, Н. Клюев, «Звезда», 1912, № 10; Троцкий Л., Литература и революция, изд. 2-е, М., 1924; Шапирштейн-Лерс Я., Общественный смысл русского футуризма, М., 1922; Лелевич Г., Окулаченный Ленин, сб. «На литературном посту», М., 1924; Его же, Литературный стиль военного коммунизма, «Литература и марксизм», 1928, II; Князев В., Ржаные апостолы (Клюев и клюевщина), изд. «Прибой», П., 1924; Безыменский А., О чём они плачут, «Комсомольская правда», 5/IV; Бескин О., Кулацкая художественная литература и оппортунистическая критика, Изд. Комакадемии, 1930.

III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917-1927), т. I, Гиз, М. - Л., 1928.

Л. Тимофеев

Литературная энциклопедия: В 11 т. - [М.], 1929-1939.