Виктор николаевич тростников, современные философы россии.

Виктор Тростников - Понимаем ли мы Евангелие?

Виктор Николаевич Тростников (14 сентября 1928, Москва — 29 сентября 2017) — современный православный русский философ и богослов. По образованию математик. Наиболее важные работы: «Конструктивные процессы в математике», «Мысли перед рассветом», «Православная цивилизация», «Основы православной культуры», «Бог в русской истории», «Кто мы?», «Вера и разум. Европейская философия и её вклад в познание истины», «Всмотрись — и увидишь», «Имея жизнь, вернулись к смерти».

Во время Великой Отечественной войны был эвакуирован в Узбекистан, где с 14 лет почти до окончания войны работал на сахарном заводе. По возвращении в Москву был мобилизован на трудовой фронт и работал слесарем на 45-м авиамоторном заводе. Учился на физико-техническом факультете МГУ. Затем, будучи в звании доцента по кафедре высшей математики, преподавал в МИФИ, МИСИ, МХТИ, МИИТе и ряде других вузов. Вёл кружок по математике в Московском городском Дворце пионеров и школьников. Защитил кандидатскую диссертацию по философии в 1970 году.

В начале своей литературной деятельности подготовил ряд статей и книг по истории математики и математической логике. Постепенно его интересы сместились к религиозной философии. Много лет был профессором Российского православного университета, преподавал философию, философию права и всеобщую историю. Одна из первых его книг о православной философии («Мысли перед рассветом») была опубликована в Париже в 1980 году. Этот факт, а также его участие в альманахе Василия Аксёнова «Метрополь» было расценено как диссидентство, и Виктор Тростников был уволен с работы. С того момента его карьера математика окончилась. Вплоть до развала Советского Союза Тростников работал сторожем, каменщиком, чернорабочим, прорабом.

Его работы по православному богословию, философии, истории и политике печатались в журналах «Новый Мир», «Москва», «Молодая гвардия», «Православная беседа», «Литературная учёба», «Русский Дом», «Энергополис», еженедельнике «Аргументы и факты», газетах «Завтра», «Правда», «Литературная газета», а также в других печатных СМИ. Общее число таких публикаций достигает нескольких сотен.

Несмотря на почтенный возраст, Виктор Тростников писал и публиковал книги о православной философии и проблемах современного богословия. В 2012-2014 годах в издательстве «Димитрий и Евдокия» вышли книги «Всмотрись — и увидишь», «Имея жизнь, вернулись к смерти» и «Разговоры о нашей жизни», составляющие, по замыслу автора, трилогию. В 2014 году в том же издательстве вышла стихотворная книга стихотворений Виктора Тростникова «Мы — Третий Рим». В 2015 году была издана книга «Мысли перед закатом», получившая премию «Литературной газеты» «Золотой Дельвиг». Предполагалось, что эта книга будет последней, но летом 2016 года Виктор Николаевич написал ещё одну — «После написанного», которая вышла в январе 2017 года.

Помимо литературной деятельности, Виктор Тростников вёл лекционную работу на радио и телевидении.

Книги (11)

Быть русскими - наша судьба

За последнее десятилетие мы восстановили и частную собственность, и свободу слова, ликвидировали «железный занавес»...

Но Запад по-прежнему относится к нам необъективно и недружественно.

Ожесточаться не нужно. Русские — самый терпеливый народ в мире, и мы должны перетерпеть и несправедливое отношение к себе Запада. Ведь придёт час, когда Запад сам поймёт необходимость заимствовать у нас то, что он потерял, а мы сохранили, — Христа.

Вера и разум

Европейская философия и ее вклад в познание истины.

Автор книги — известный религиозный философ — стремится показать, насколько простая, глубокая и ясная вещь «настоящая философия» — не заказанное напористой и самоуверенной протестантской цивилизацией её теоретическое оправдание, а честное искание Истины — и как нужна такая философия тем русским людям, которые по своей натуре нуждаются в укреплении веры доводами разума.

В форме увлекательных бесед показаны не только высоты и бездны европейской философии, но и значительные достижения русской философской школы, уходящей своими корнями в православное мировосприятие. Прослеживаются истоки современного западного антропоцентризма и разрыва с Божественной Истиной.

Жар холодных числ и пафос бесстрастной логики

Цель книги доктора философских наук Б.В. Бирюкова и кандидата философских наук В.Н. Тростникова — создать общую картину подготовки и развития логико-математических аспектов кибернетики.

Авторы рассказывают о длительном развитии науки логики, возникшей еще в Древней Греции, прослеживают непрерывающуюся нить преемственности, тянущуюся от Аристотеля к «чуду XX века» — быстродействующим кибернетическим устройствам.

Загадка Эйнштейна

Брошюра «Загадка Эйнштейна» рассказывает о современных философских взглядах на математику, об аксиоматическом методе, пронизывающем сегодня всю математику, о тех каналах, по которым объективная действительность вторгается в математические структуры.

Конструктивные процессы в математике

Книга «Конструктивные процессы в математике» посвящена анализу тех направлений математики, которые считают понятие бесконечного множества нечетким и в связи с этим отказываются от его использования в построении теории.

Главное внимание уделено философским и научным взглядам советской школы конструктивной математики. Рассмотрены и концепции родственных течений.

В книге анализируются воззрения и традиционных школ, в частности, научная концепция коллектива французских математиков, выступающих под псевдонимом Н. Бурбаки.

Математики о математике

Гофри Гарольд Харди: Исповедь математика
Тобиас Данцинг: Символы
Анри Пуанкаре: Математические открытия

Три статьи, составляющие содержание этого сборника переводов, объединены одной общей целью - раскрыть перед широким кругом читателей некоторые фундаментальные аспекты математики.

Его материал не относится к новым этапам развития математики, в нем ярко освещены основные стороны самой сути математики как науки, се роли в формировании человеческого мышления, показан характер математического творчества.

Мысли перед рассветом

Книга адресована людям, испытывающим потребность понять сущность Бытия и смысл собственной жизни.

Бога можно обрести по-разному. Есть люди, рождающиеся со столь сильным ощущением Бога в своей душе, что им не нужна рассудочная аргументация. Автор не принадлежит к таким избранникам. Он пришел к Богу трудным путем размышлений …

Понимаем ли мы Евангелие?

Виктор Николаевич Тростников - писатель, ученый, философ. Профессор Российского Православного Университета им. св. Иоанна Богослова. Автор более ста работ по различным разделам физики и математики, а также книг по научной апологетике

Россия земная и небесная

Самое длинное десятилетие.

Это не совсем обычная книга о России, составленная из трудов разных лет, знаменитого русского ученого и мыслителя Виктора Николаевича Тростникова.

Автор, обладая колоссальным опытом, накопленным за много лет жизни в самых разнообразных условиях, остается на удивление молодым. Действительно, Россия в каком-то смысле пережила свое «самое длинное десятилетие».

Это делает во многом профетическую книгу В.Н. Тростникова «Россия земная и небесная» бесценным даром для нескольких поколений относительно молодых людей, не обладающих личным опытом значительного прошлого — как в науке, так и в духовном прозрении, которое приходит к человеку, увы, не всегда в молодости, а с течением лет. Вопросы духовной, религиозной зрелости — тоже стали важным элементом книги.

Книга «Человек и информация» знакомит с основными проблемами теории информации и наглядно показывает ее приложения к конкретным задачам. Книга написана популярно. И хотя в ней приведены основные математические формулы теории, изложение доступно для лиц, не изучавших высшую математику.

0.)

Родился в Москве 14 сентября 1928 года. Во время Великой Отечественной войны был эвакуирован в Узбекистан, где с 14 лет почти до окончания войны работал на сахарном заводе. По возвращении в Москву был мобилизован на трудовой фронт и работал слесарем на 45 авиамоторном заводе. Учился на физико-техническом факультете МГУ. Затем, будучи в звании доцента по кафедре высшей математики, преподавал в МИФИ, МИСИ, МХТИ им. Д. И. Менделеева, МИИТ и ряде других ВУЗов. Защитил кандидатскую диссертацию по философии в 1970 году. В начале своей литературной деятельности подготовил ряд статей и книг по истории математики и математической логике. Постепенно центр тяжести его интересов сместился к религиозной философии. Много лет был профессором Российского Православного Университета, преподавал философию, философию права и всеобщую историю. Одна из первых его книг о православной философии («Мысли перед рассветом») была опубликована в Париже в 1980 году. Этот факт, а также его участие в альманахе Василия Аксёнова «Метрополь» было расценено как диссидентство, и Виктор Николаевич был уволен с работы. С того момента его карьера математика окончилась. Вплоть до развала Советского Союза В. Н. Тростников работал сторожем, каменщиком, чернорабочим, прорабом.

Его работы по православному богословию, философии, истории и политике печатались в журналах «Москва», «Молодая гвардия», «Православная беседа», «Литературная учёба», «Русский Дом», «Энергополис», еженедельнике «Аргументы и факты», газетах «Завтра», «Правда», «Литературная газета», а также в других печатных СМИ. Общее число таких публикаций достигает нескольких сотен.

В последние годы своей жизни Виктор Николаевич писал книги о православной философии и проблемах современного богословия. В 2012-2014 годах в издательстве «Димитрий и Евдокия» вышли книги «Всмотрись - и увидишь», «Имея жизнь, вернулись к смерти» и «Разговоры о нашей жизни», составляющие по замыслу автора трилогию. Также в 2014 году в том же издательстве вышла стихотворная книга Виктора Николааевича «Мы - Третий Рим». В 2015 году была издана книга «Мысли перед закатом», получившая премию Литературной газеты «Золотой Дельвиг». Предполагалось, что эта книга будет последней, но летом 2016 года Виктор Николаевич написал еще одну «После написанного», которая вышла в январе 2017 года.

Помимо литературной деятельности Виктор Николаевич вел большую лекционную работу на радио и телевидении.

Список работ

Книги:

Элементарная теория ускорителей заряженных частиц. - М.: Учпедгиз, 1962. - 84 с., 10 000 экз.;

Физика: близкое и далёкое. // 1963 М. из-во «Знание»;

Человек и информация. - М.: «Наука», 1970

Конструктивные процессы в математике. М.: «Наука», 1975

Математики о математике

Загадка Эйнштейна. - М.: Знание, 1971

Жар холодных чисел и пафос бесстрастной логики. Формализация мышления от античных времен до эпохи кибернетики // 1977 г. из-во «Знание» (в соавторстве с Бирюковым Б. В.)

Мысли о России // «Русское возрождение» Нью-Йорк, 1987;

Мысли перед рассветом. - Париж, 1980, 360 с.; М., 1997 из-во «Штрихтон»;

Научна ли научная картина мира? // Новый мир, 1989, № 12;

Мысли о любви //Кубань, 1994;

«Им же вся быша» // Москва. 1995, № 1;

Понимаем ли мы Евангелие? // М., 1997;

Бог в русской истории. // Одесса, 1998;

Философия супружества. // М., 1999.

История одного предательства. //М.: 2000.

Православная цивилизация // 2004.

Трактат о любви. Духовные таинства // 2007 М. из-во «Грифон»

Россия земная и небесная // 2007 М. из-во «Грифон»

Бог в русской истории. // М. 2008 из-во Издательский Совет Русской Православной Церкви

Быть русскими - наша судьба // 2009 М. из-во «Грифон»

Вера и разум. Европейская философия и её вклад в познание истины // 2010 М. из-во «Грифон»

Жар холодных чисел и пафос бесстрастной логики. Формализация мышления от античных времен до эпохи кибернетики // 2009 г. из-во «Либроком»

Кто мы? Русские, украинцы, белорусы. // 2011 М. из-во Московской Патриархии

Всмотрись - и увидишь. // М. 2012. из-во «Димитрий и Евдокия»

Имея жизнь, вернулись к смерти. // М. 2013 из-во «Димитрий и Евдокия»

Разговоры о нашей жизни // М. 2014 из-во «Димитрий и Евдокия»

Мы - Третий Рим (поэма) // М. 2014 из-во «Димитрий и Евдокия»

История как божий промысел. // М. 2014 из-во Институт русской цивилизации (в соавторстве с Катасоновым В. Ю., Шимановым Г. М.)

Конструктивные процессы в математике. Философский аспект. // 2014 из-во «Ленанд»

Мысли перед закатом. // М. 2015 из-во «Димитрий и Евдокия»

После написанного. // М. 2016 из-во "Димитрий и Евдокия"

Лекции («беседы»):

Русские православные мыслители XIX века

Религия и наука

В начале было крещение // М. из-во Издательский Совет Русской Православной Церкви

Бог в русской истории// М. из-во Издательский Совет Русской Православной Церкви (Московский Патриархат)

Россия в XXI веке // М. 2011, 2012 из-во «Единство и Согласие»; М. из-во «Димитрий и Евдокия»; М. 2012 из-во «Бодрствование»

Христианское миропонимание и наука. Русские православные мыслители 19 в.// М. из-во Издательский Совет Русской Православной Церкви

1020-летие Крещения Руси. В начале было крещение.

Виктор Тростников
профессор российского православного
Иоанно-Богословского университета
канд. физ.мат.наук, доктор философии

Главы из вышедшей в 2004 году
новой книги
«Православная цивилизация»

Справедливость

Эта категория принадлежит к тому же обширному кусту понятий, что и «правота», «праведность», «правильность», «правдивость» и т.п. Все они произрастают от слова «правда». Справедливость часто бывает просто синонимом правды. Когда сетуют, что на земле нет правды, имеют в виду отсутствие на ней справедливости. Или вот мужик, который в сказке пошёл к царю искать правды, – чего он искал? Конечно, справедливости. Да и ленинская газета «Правда», ставшая потом центральным органом КПСС, намекала своим названием на то, что большевики будут бороться за справедливость.

Итак, правда. Приставка «с», с которой начинается слово «справедливость», означает сопричастность к правде, стояние в правде, а значит, и правоту. Тот, кто стоит в правде, прав. А что такое с точки зрения христианина быть правым? Это значит оказаться справа от Христа на Страшном Суде. «Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф. 25, 34). Этот Божий суд, изображённый на знаменитой фреске Микельанджело в Сикстинской капелле, как раз и является апофеозом справедливости, её окончательным торжеством, которое было изначально предопределено и которому не могли помешать никакие усилия врага рода человеческого. Она не может не восторжествовать, поскольку является основным несущим элементом, на котором держится всё мироздание. Она имманентна Бытию, и если бы её не было, не удержалось бы и само Бытие.

Такой взгляд на справедливость отражает самую суть православного миропонимания. Развивая его дальше, мы приходим к странному, но логически неизбежному заключению: несправедливости в мире не существует. Это утверждение кажется странным, потому что оно вроде бы опровергается нашей речевой практикой: если мы обратим внимание на то, какие разговоры звучат вокруг чаще всего, окажется, что это жалобы на какую-нибудь несправедливость – без них просто невозможно представить нашу повседневную жизнь. Но если бы её не было, то не на что было бы жаловаться, не так ли? Нет, не так. То, что мы называем в быту несправедливостью, есть невознаграждённость добрых дел и ненаказанность злых дел здесь и сейчас. А об отсутствии мировой справедливости можно было бы заявить только после того, как будет подведён итог всем заслугам и наградам каждой индивидуальной души и обнаружится, что у какой-нибудь из них заслуг больше, чем полученных ею наград. Но православное учение не допускает такого варианта. Согласно этому учению, баланс во всех случаях будет даже не нулевым, а положительным – суммарное вознаграждение всегда намного превзойдёт суммарные заслуги, ибо Бог бесконечно человеколюбив и милостив. И если современный православный верующий всё-таки поддаётся нынешнему поветрию постоянного недовольства жизнью, то он делает это вопреки установкам своей религии и тем самым совершает грех, который из-за его широчайшей распространённости в наше время следует выделить особо и назвать, например, грехом брюзжания». Впадая в этот грех, христианин должен помнить слова преподобного Серафима Саровского, обращённые им к своим духовным чадам: «Нет нам дороги унывать!» Следует также отдавать себе отчёт в том, что сетования на несправедливость являются симптомом недостаточной веры, который должен насторожить того, кто следит за состоянием своей души. Вера есть «уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1), т.е. в существовании инобытия, где восторжествует справедливость и с лихвой возместится то плохое, что выпало на долю земного фрагмента нашего бытия, поэтому оскудение веры лишает надежды на такое возмещение и приводит к унынию.

Когда вера исчезает полностью и наступает господство атеизма, понимание термина «справедливость» претерпевает качественное изменение. Это происходит по двум причинам. Во-первых, последовательный атеизм неизбежно влечёт за собой материализм, и подлинным благом начинает признаваться только вещественное благо, т.е. имущество. Во-вторых, не признавая потусторонней действительности, где, по убеждению верующих, Бог одарит благами тех, кто их здесь недополучил, атеист требует произвести такую компенсацию в течение земной жизни человека. Из этих двух посылок следует вывод: отнять имущество у богатых и распределить его между бедными. Это – социализм.

Эта идея играла огромную роль в истории последних веков и играет её по сей день. Причина этого заключается в том, что, возникая вначале именно как идея, как кабинетная выдумка, социализм легко переходит в идеологию политического движения и начинает требовать своего осуществления на практике. Томас Мор поместил изобретённый им социализм на острове с название «Утопия», что означает «находящийся нигде», а через некоторое время эта система образовала гигантский «лагерь», занявший половину земного шара. Иначе и не могло быть, ибо в самой идее социализма есть нечто такое, что оказывается необычайно привлекательным для отпавшего от Бога человека: она пленяет его ум простотой и ясностью, а сердце – кажущейся нравственной обоснованностью. Эта решающая для популярности социализма апелляция к душе, к чувствам, есть не что иное, как призыв к установлению справедливости. Учитывая направление европейского развития, обозначившееся в эпоху гуманизма, можно сказать, что победа социализма на значительной части нашей планеты была неизбежной. Коль уж «наука доказала, что Бога нет», значит, в освободившийся центр картины мира нужно поместить человека. Но кто этот новый пуп земли – «я» или «мы»? Протестантизм, из которого вырос капитализм, сказал: «я», но это вело к легализации такого неприглядного свойства, как эгоизм, и далеко не всем понравилось. Поэтому, как только возник индивидуальный антропоцентризм, рядом с ним заявил о себе и коллективный антропоцентризм, приверженцы которого сказали: место бывшего бога займём мы, объединённые братством и взаимопомощью, и нам не будет преград ни в море, ни на суше. И вот что следует подчеркнуть: сторонники второго вида антропоцентризма по своим моральным качествам были выше сторонников первого, среди них встречались даже люди исключительного благородства и бескорыстия; как сказал о. Сергий Булгаков о первых русских революционерах – «почти святые». Недаром некоторые разновидности социализма, особенно в Латинской Америке, сочетают свою установку на «справедливость здесь и сейчас» с формальной церковностью. Фидель Кастро, например, считает себя образцовым католиком, посещает мессу и причащается (в Советском Союзе этот факт скрывался от населения), а самыми великими людьми мировой истории объявляет Маркса, Ленина и … Иисуса Христа.

Это не смешно, а очень грустно. Сближение, тем более отождествление иерусалимской апостольской коммуны и коммунизма как высшей стадии социализма, где у людей тоже всё общее, – свидетельство утраты апостасийным сознанием того ценнейшего дара, который святые отцы называют различением духов. Это – особый род нравственной чуткости, который можно сравнить с музыкальным слухом, позволяющим сразу уловить фальшивую ноту. Различение духов есть способность схватывать метафизическую суть, которая у внешне схожих явлений может быть разной и даже противоположной. Она даётся лишь тому, кто посвящает себя служению Богу, желая быть его верным рабом: в этом случае небесный Хозяин посвящает его в тайны своих владений, подсказывая, какие и в каких местах возникают проблемы и каковы их духовные причины. Различению духов может научить только повелитель всех духов Бог, поэтому тот, кто в Бога «верит средне», при любой эрудиции и учёности останется в жизни глупцом, так как никаких подсказок свыше не получит. Вот для таких-то глупцов социализм становится суррогатом христианства, ибо он представляет собой наиболее нравственный по видимости вариант атеистического общественного жизнеустроения. Говоря совсем коротко, это христианство безбожников. Разумеется, разница между ним и подлинным христианством столь же велика, как между «милостивым государем» и просто Государем.

Уравниловка, которую насильно устраивают захватившие власть социалисты, не имеет ничего общего с призывом Христа к благотворительности, которая тоже сокращает дистанцию между имущими и неимущими. Христос говорит богатому: поделись с бедным, а социалист говорит бедному: отними у богатого. Не почувствовать здесь принципиальной разницы может только человек, совершенно одичавший во внерелигиозном существовании.

Глупость социалистов вылезает наружу в тот самый момент, когда они приступают к реализации своего проекта, т.е. к перераспределению благ между гражданами. Поскольку, будучи материалистами, они признают только вещественные блага, имущество, а имущественные отношения в социуме являются только частью сложной системы всех межчеловеческих отношений, грубое вмешательство в эту сферу вызывает повреждения и в других сферах общественного бытия и делает выбитыми из колеи и несчастными не только тех, у кого отнимают добро, но и тех, кто его отнимает. Мы, русские, хорошо это знаем: после нашей социалистической революции страдали все, и вместо «счастья на века» получилась национальная трагедия.

Но хуже всего в социализме то, что, относя понятие справедливости только к земному существованию, он делает это понятие относительным. Судить о том, что справедливо, а что нет, теперь начинают сами люди, а людские оценки всегда субъективны. У разных индивидов или групп на этот счёт разные мнения, обусловленные их частными интересами. Ленин сказал: нравственно то, что служит победе мирового пролетариата, и это заявление привело большевиков в восторг. Но почему именно пролетариата? Почему не к победе купечества или духовенства? Эти сословия, вероятно, не были согласны с Лениным. Значит, у каждого своё определение справедливости, так ведь? Но какая же тогда это справедливость? Ведь слово «справедливость» происходит от слова «правда», а правда в мире только одна.

Достигший пика своего могущества в шестидесятые годы двадцатого века «социалистический лагерь» не дожил лет двадцать до конца столетия и рухнул. Но поклонникам капитализма обольщаться не следует. Когда индивидуалистический антропоцентризм, оплотом которого является сегодня Америка, в полной мере обнажит свою уродливую суть, социализм, уродства которого успеют к тому времени забыться, снова станет притягивать сердца прекраснодушных маловеров, и тогда станут вполне возможными новые социалистические перевороты. Не являются ли предтечами грядущих революционеров современные антиглобалисты и террористы? Ведь гнев и тех и других обращён исключительно против буржуазной западной цивилизации и её приспешников, содействующих её экспансии, к каковым приспешникам причисляют и Россию. Так что «призрак коммунизма» может в будущем ожить и бродить уже не только по Европе.

Православное сознание видит только один способ избежать этих потрясений: не искать карикатурной рукотворной справедливости, а предоставить вершить её Всемилостливому Богу, вспоминая слова апостола Павла: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12. 19).
А ещё короче отношение к справедливости в Православии выражается четырьмя словами Иоанна Златоуста: СЛАВА БОГУ ЗА ВСЁ!

Собственность

Может показаться, что это понятие очень близко к предыдущему, поскольку широко распространено мнение, будто в самом институте собственности заложена несправедливость, которая при развитии этого института приобретает чудовищные размеры. Но ведь и при социализме, который якобы устраняет эту несправедливость, тоже существует собственность, и не только коллективная, но и личная. Просто пропорции этих двух форм собственности при социализме не таковы, как при капитализме. Поэтому нам надо вначале выяснить, как Православие относится к собственности вообще, т.е. к владению отдельным человеком, какой-то группой людей или всем человечеством чем-то внешним. Есть ли у нас право, указывая на какой-то объект, говорить «это моё» или «это наше»?

Если этот объект является плодом человеческого труда, тут нет вопроса. Смастерив своими руками книжную полку, я вправе считать её своей. Сложнее обстоит дело, когда объект является природным, никем из людей не сделанным. Хотя, сотворив человека, Бог сказал: «… да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землёю, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле» (Быт. 1, 26), однако мы читаем дальше: «взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его» (2, 15). Из этого добавления следует, что отдание человеку созданной в предыдущие пять дней природы не было безусловным, ибо оговаривалась функция заботы о ней человека. На юридическом языке это означает, что Бог дал людям землю в аренду, оставляя за собой право отобрать её, если они не выполнят условия.

То, что мир в действительности является собственностью Бога и только Его, становится очевидным из другого библейского текста.

«У Возлюбленного Моего был виноградник на вершине утучнённой горы, и Он обнёс его оградою, и очистил его от камней, и насадил в нём отборные виноградные лозы, и построил башню посреди его, и выкопал в нём точило, и ожидал, что он принесёт добрые грозды, а он принёс дикие ягоды. И ныне, жители Иерусалима и мужи Иуды, рассудите Меня с виноградником Моим. Что ещё надлежало бы сделать для виноградника Моего, чего Я не сделал ему? Почему, когда Я ожидал, что он принесёт добрые грозды, он принёс дикие ягоды? Итак Я скажу вам, что сделаю с виноградником Моим: отниму у него ограду, и будет он опустошаем; разрушу стены его, и будет он попираем. И оставлю его в запустении; не будут ни обрезывать, ни вскапывать его, – и зарастёт он тёрнами и волчицами, и повелю облакам не проливать на него дождя. Виноградник Господа Саваофа есть дом Израилев, и мужи Иуды – любимые насаждения Его» (Ис. 5, 1-7).

Здесь отсутствие у человека каких-либо «неотъемлемых прав», о которых так любит рассуждать нынешняя постхристианская западная культура, провозглашено в предельно категоричной форме, поскольку Бог через пророка Исайю отнимает у него самое, казалось бы, фундаментальное право – просто жить, делая при этом не то, что от него требуется. Народ, который перестаёт работать на своего Создателя, будет попран другими народами, лишён защиты и ограды, превращён в растворённое в окружающих нациях неприкаянное жалкое племя. Таков закон бытия: если кто-то перестаёт заботиться о принесении плода Богу, Бог перестаёт заботиться о нём, а без небесного покрова никому не выжить.

Понимание этого закона – одна из самых характерных черт православной цивилизации. В сфере культуры эта религиозная посылка претворяется в то, что генетически православное искусство, например русское, всегда наделяет положительного героя чувством долга, стремлением послужить чему-то высокому. Эта особенность сохранилась и в искусстве советского, атеистического периода, когда мы формально разорвали с Православием, но инерция ума и чувств оставила неприкосновенной прежнюю шкалу ценностей. Особенно энергично пропагандировали служение как прекраснейшую из человеческих доблестей советские кинофильмы.

Итак, отношение нормативного православного сознания к праву собственности понятно: оно у человека не абсолютно и предоставляется ему в обмен на обязательство возделывать и хранить полученное. Но в повседневной речи можно каждый раз не подчёркивать условность людской собственности, а подразумевать её и говорить просто «собственность». Так вот, собственность бывает двух видов: частная и общественная, и в течение последних пятисот лет в Европе велись жаркие споры о том, какой из этих видов должен быть узаконен как основной, и правильное решение этого вопроса представлялось панацеей от всех бед и ключом к процветанию и счастью. Чью же сторону должен принять в этой полемике православный человек?

Несмотря на то, что иерусалимская апостольская община, где ни у кого не было ничего своего, изображается в «Деяниях» как нечто весьма похвальное, ни в одном месте Священного Писания, святоотеческих творений и соборных определений Православной Церкви нет даже отдалённого намёка на осуждение института частной собственности. Неприкосновенность же её провозглашается уже в Моисеевом законе, полностью принятом и христианством, причём запрет нарушать эту неприкосновенность в нём повторяется дважды – в восьмой заповеди «не кради» и в десятой «не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20, 15-17). Как мы видим, здесь пресекается не только лишение человека его собственности, но даже и мысль о таком лишении, и это, конечно, свидетельствует о том, что право частной собственности является священным.

Главное здесь не в том, что при частной собственности возникает персональная ответственность за объект владения, что есть конкретный его хозяин, заинтересованный в поддержании его в должном порядке, тогда как при обобществлении материальных ценностей они становятся ничьими и быстро приходят в запустение (опыт построения социализма в двух десятках стран доказал это с математической точностью). Более принципиальным аргументом в пользу частной собственности служит то, что без неё не может быть благотворительности, а она является, пожалуй, самым доступным средством вхождения в Царство Божие. Спасительную для меня заповедь Христа «отдай ближнему рубашку» я могу выполнить только в том случае, когда эта рубашка моя, а не выданная мне под расписку со склада общенародного имущества. И, как это ни покажется странным, чем значительнее принадлежащая человеку собственность, тем больше у него возможностей попасть в рай – конечно, при условии, что он разумно ею распорядится. А в чём тут наибольшая разумность? Ответ на этот вопрос даёт евангельская притча.

«Когда выходил Он в путь, подбежал некто, пал пред Ним на колени и спросил Его: Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй; не убивай; не кради; не лжесвидетельствуй; не обижай; почитай отца твоего и мать. Он же сказал Ему в ответ: Учитель! Всё это сохранил я от юности моей. Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе не достаёт: пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошёл с печалью, потому что у него было большое имение» (Мк. 10, 17-22).

В этой замечательной притче есть один тонкий момент. Не сразу понятно, почему Иисус вдруг «возлюбил» вопрошающего. Причина состояла в том, что этот человек захотел не просто спасения – оно уже было обеспечено ему исполнением с младых ногтей «закона», – а вхождение в обители, предназначенные для совершенных. Такая серьёзная заявка не могла не вызвать одобрения Сына Божия, почувствовавшего, что эта чистая душа может принести Отцу особенно ценный плод. И плод был бы принесён, и будущее блаженство возле Бога было бы душой обретено, сделай человек то, что посоветовал ему Иисус. Всё было в этот момент в его руках, головокружительная перспектива открылась перед ним, и всё благодаря тому, что у него была не только рубашка, как у меня, а большое имение. Но ему стало жалко расстаться с имением, и он упустил потрясающую возможность. Но, конечно, в истории Православия были и другие богатые люди, которым именно их богатство, их собственность помогла подняться к Богу – например, Серафим Вырицкий, купец-миллионщик, отдавший все деньги церквам и постригшейся в монахи. Во время войны с нацистами он тысячу ночей молился на камне о России, и, надо думать, это стало не последним вкладом в нашу победу.

Если же вернуться к хозяйственной целесообразности частной собственности, то её можно обосновать не только многочисленными фактами, но и философскими доводами. Как было уже сказано, человеку, вступающему во владение не им произведёнными благами, вменяется в обязанность беречь их и приумножать. Но «обязанность» есть категория, относящаяся к субъекту, а коллектив, в строгом смысле этого слова, не является субъектом, поскольку у него нет единого целостного центра самосознания, а значит, и единой ответственности. Поэтому даже когда какая-либо группа людей совершает наказуемый поступок единодушно, следователи и судьи обязательно ищут зачинщиков, коноводов, провокаторов и т.п. Субъект ответственности всегда «я», а «мы» может быть приравнено к «я» только иносказательно.

И ещё одно соображение, уже научное. Неорганическая материя подчинена закону возрастания энтропии (второму началу термодинамики): предоставленная самой себе она теряет упорядоченность и приходит в состояние хаоса. Понижают энтропию только живые существа. И если какой-то фрагмент материального мира сделался собственностью человека, это означает, что он превратился в его продолжение, стал частью его «я», а это сразу выводит его из подчинения энтропийному закону. Так что институт частной собственности способен спасти не только души людей, но и неодушевлённую составляющую земного бытия.

Власть

Православные христиане всегда одобряли общественное установление, называемое властью, безропотно подчинялись власти и в этом смысле неизменно представляли собой самую лояльную и законопослушную часть населения, в какой бы стране они ни жили. Митрополит Макарий в своём «Догматическом богословии» (вторая половина ХIХ в.) справедливо утверждает, что христиане являются самыми благонадёжными гражданами любого государства, которые никогда не доставят ему никаких проблем. Но они одобряют институт власти не потому, что находят его самоценным, а потому, что считают его необходимым для существования общества. Необходимость же власти вытекает из повреждённости человека первородным грехом, так что православная политология определяется православной антропологией.

Иммануил Кант говорил, что личная мораль должна быть такой, чтобы её можно было положить в основу общественного законодательства. Но если бы людская мораль и вправду стала такой, то законодательство вообще оказалось бы не нужным, ибо то, что должно регулировать, регулировалось бы моралью, которую каждый человек носит в своём сердце. Осуществлялась ли такая идиллия когда-нибудь в истории? Да, но очень давно, более трёх тысяч лет тому назад. Сразу после исхода из Египта, который стал возможным благодаря великой милости Бога к своему избранному народу, этот вызволенный Им из рабства народ проникся благочестием и соблюдал законы Моисея по доброй воле, не нуждаясь в том, чтобы власть заставляла его это делать, и начальников у него поэтому не было. Вот как повествует об этом библейская история: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым» (Суд. 17, 6). Однако позже, когда воспоминания о египетских казнях и манне небесной выветрились, израильтяне потребовали у пророка Самуила помазать им царя, ибо жить в мире только по совести уже не могли.

Необходимость власти для грешных людей иллюстрируется таким примером. Представьте, что удильщик уронил в речку спички. Он выловил их, высыпал из коробка и разложил на солнышке. Когда они высохли, он попытался снова сложить их в коробок, но не тут-то было: покоробившись от намокания, они туда не влезали. Что ему надо сделать? Сильно надавить сверху рукой и надвинуть крышку. Так и нас, покоробленных грехом, надо сдавить, и только тогда мы поместимся в обществе. Это необходимое насилие и производит над нами власть. Нельзя сказать, что такой нажим нам приятен, но без него никак не обойтись. Как сказал один философ, власть нужна не для того, чтобы наша жизнь раем, а для того, чтобы она не стала адом. Эти слова точно отражают позицию Православия в отношении власти, которая наиболее полно выражена апостолом Павлом.

«Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от неё; ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13, 1-5).

Об этом же говорит и другой первоверховный апостол – Пётр.

«Итак будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от Него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро, – ибо такова есть воля Божия, чтобы мы, делая добро, заграждали уста невежеству безумных людей, – как свободные, не как употребляющие свободу для прикрытия зла, но как рабы Божии. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите» (1 Пётрю 2, 13-17).

Если кто-то подумает, что в эпоху Петра и Павла в стране правила какая-то особо хорошая власть и поэтому они призывали служить ей не за страх, а за совесть, напомним, что кесарем в то время был Нерон, устроивший первое массовое гонение на христиан, обвинив их в поджоге Рима, организованного им же самим. Вряд ли такого царя можно назвать хорошим, однако его отрицательные личные качества никак не могли повлиять на положительную оценку апостолами власти, как таковой.

Но признавая власть, как установленную Богом для наведения порядка и законности, Православие всё же различает разные её формы. Какую же форму оно считает наилучшей?

Абсолютного, внеисторического ответа на этот вопрос не существует. Как религия, Православие не может заниматься такими оценками. Ему всё равно, какую политическую систему избирает для себя окружающий его мир, ибо Царство православных «не от мира сего» (Ин. 18, 36). Когда ученики подбивали Иисуса использовать свой авторитет, чтобы свергнуть римских наместников, Он гневался и говорил, что такие вещи Его не касаются. Политические дискуссии, одобрение или осуждение тех или иных форм государственности совершенно чужды духу Нового Завета, там ничего этого нет. Но если говорить о чисто умозрительных и эстетических предпочтениях, то православный человек отдаст их единоначалию, так оно ближе всего напоминает устроение Небесного Царства с его единым Хозяином и иерархией ангельских чинов.

Однако по непостижимой диалектике Божьего Промысла произошло нечто непредвиденное: неотмирность раннего христианства оказалась более мощным средством воздействия на этот мир, чем прославленный прагматизм мудрейших римских политиков, и на основе христианской религии начала формироваться новая цивилизация, постепенно изменившая весь облик Европы. А цивилизации уже не всё равно, в какой ей жить политической системе, и самой подходящей для православного культурно-исторического типа системой является империя. Причины этого понятны: хранительница и носительница духа Православная Церковь нуждается в едином каноническом пространстве, на котором она могла бы вести свою окормляющую деятельность, а этого пространства не будет, если нет единого и однородного правового пространства, обеспечиваемого сильной централизованной властью. Идеалом же для православной цивилизации является установление на этом пространстве симфонии – единодушия и взаимной поддержки авторитарной светской власти, охраняющей «тихое и безмолвное житие» своих граждан, и Церкви, которая учит народ проводить это житие «во всяком благочестии и чистоте». Этот идеал никогда не был в полной мере осуществлён, но стремление к нему было главным двигателем европейской, а затем русской истории на протяжении полутора тысяч лет, и наибольшее приближение к нему достигалось именно в империях – в Первом, Втором и Третьем «Римах».

Таким образом, отношение Православия к власти можно выразить краткой формулой: «если из-за греховности человека невозможно безвластие, то пускай будет единовластие».